— Жестоко ты с ней, — проговорил Тогмур, провожая её взглядом.
— Думаешь?
— Ты ведь толком этого Дериана и не знал даже.
— Но я уже видел, как человек идёт по головам ради своей цели, — ответил на это Таринор, вспомнив тот злополучный день в королевских покоях Чёрного замка. Альберт Эркенвальд стоит на коленях, а в ушах лишь звенит голос Эдвальда: «Убей!»
— Как бы она совсем не улетела, — поёжился Тогмур. — Помнишь, что та бабка говорила? Тебе не поздоровится.
— Не улетит. Да, ей тяжело, но чем быстрее она отпустит это, тем легче ей станет. Уж поверь, знаю, о чём говорю.
Вскоре Мирана действительно вернулась и даже поблагодарила Таринора за откровенность. Хворост был собран, костёр разожжён, а на дорожном плаще разместилась нехитрая снедь, которая полгода назад показалась бы наёмнику поистине королевской трапезой. Здесь было и мясо в ароматных специях, и свежий сыр с мягким хлебом, и даже пузатая бутылочка ячменного пива из Факельной рощи. «Всё-таки, жизнь налаживается», — подумал Таринор, сделав глоток и перекатывая по языку приятную горчинку. Огонь выпускал в ночное небо редкие искры, одаривая путников уютным теплом, а Мирана рассказывала истории из своего детства.
— В Пламенном замке был сад, где было собрано множество цветов со всех уголков Энгаты. Когда я была маленькой, мы гуляли там с мамой, и она рассказывала мне о каждом из них. Потом её не стало, и мне пришлось гулять одной. Тогда все цветы будто потеряли краски, а я не могла понять, почему они не кажутся мне столь же прекрасными, как раньше. Прежнюю красоту они обрели только когда подрос Марис, и я стала рассказывать о цветах ему. Правда, он всё время норовил убежать играть в солдатиков.
— Наверное, твоему брату это было не слишком интересно? — заметил Таринор.
— Так и было, — вздохнула Мирана. — Но я придумала забаву специально для него. Мы делали кулончики из мальвы.
В ответ на непонимающие взгляды, она принялась объяснять.
— Летом в саду было много шмелей. Стоило одному из них залезть в цветок мальвы, как мы закрывали лепестки и обвязывали их лозой, чтобы он не выбрался. Потом вешали этот кулон на шею, как украшение. Когда щёлкали по нему пальцем, раздавалось недовольное жужжание, и моего брата это невероятно веселило. Потом мы, конечно, давали шмелям улететь, правда, однажды Марис зачем-то сжал кулон пальцами…
— И шмель, конечно же, его ужалил, — проговорил Таринор.
Мирана улыбнулась и продолжила:
— На крик сбежалось пол замка. До сих пор помню, как сад наводняет стража и слуги, а Марис катается по земле, держится за палец и вопит, как резаный. Отец так разозлился. Меня он неделю не пускал в библиотеку, а Марису навсегда запретил ходить в сад. Глупый мой, неуклюжий братишка…
После этих слов Тогмур испустил печальный вздох и подбросил в костёр ветку, подняв в воздух сноп искр.
— Однажды Марис играл на улице, — Мирана хихикнула, — и одного из солдатиков утащила сорока. Он ужасно расстроился, и тогда я решила помочь. В облике ворона мне удалось найти гнездо и вернуть игрушку, правда, проклятая птица уже успела её испортить. Порвала красную накидку с позолоченным драконом, искорёжила блестящие доспехи. Конечно, я не рассказала Марису, как мне удалось найти пропажу, но он даже и не спрашивал. Как только увидел, что случилось с солдатиком, тут же объявил его павшим в битве с чудовищем. Даже похороны устроил и по-настоящему оплакивал эту героическую гибель, — Мирана на мгновение замолчала и добавила. — Нет, он бы не вырос таким, как дядя Алистер. А я бы не стала похожа на своего отца.
Небо над костром освещала почти полная луна, безмятежно взирая на троих путников. Таринор вспомнил о помощи Селименоры и с благодарностью взглянул на ночное светило.
— Скоро мы доберёмся до Высокого дома, и мне предстоит провести остаток жизни за каменными стенами, чтобы бабушка была спокойна, — с грустной улыбкой произнесла Мирана. — Но есть что-то в этих ночёвках у костра. Что-то… Настоящее. Еды у нас вдоволь, ночи пока ещё не столь холодные. Наверное, я снова ненадолго разомну крылья.
— Опять полетать собралась? Уже стемнело. Не потеряешься? — нахмурился Таринор. Щипавшая травку позади лошадь фыркнула и задёргала головой, будто бы тоже была не в восторге от такой идеи.
— Точно не потеряюсь, — улыбнулась Мирана. — В Дракентале я обычно летала по ночам, чтоб никто не заметил моего отсутствия.
— Кроме того раза, когда я подписывал контракт с твоим дядей? — наёмник хитро прищурился.
— Да, — девушка смущённо улыбнулась, — помню тот день. Иногда я могла запереться изнутри и слетать в кабинет дяди Алистера. Он никогда не выказывал особого интереса к нам с Марисом, но стоило мне однажды залететь в окно его кабинета в облике ворона, как дядя тут же проникся ко мне тёплыми чувствами. Подкармливал зёрнышками, даже имя дал, Рейван Рейнар, в честь нашего дальнего предка.
— Кем же он был? — поинтересовался наёмник.
— Я знаю о нём только из книги «Дом дракона». Магистр Колберт описал там историю моей семьи от Рейнара Могучего до Рейвальда Первого, что убил последнего дракона. Там говорилось, что Рейван Рейнар был нелюдимым затворником и слыл колдуном. Ходили даже слухи, будто бы он умел оборачиваться птицей, за что и был прозван Белым вороном.
— Да, припоминаю. Лорд Алистер что-то такое говорил.
— Впрочем, магистр Колберт называл их нелепицей и утверждал, что Рейван просто рано поседел, — пожала плечами Мирана. — С тех пор, как я прочла о нём, то сначала решила, что дар превращения передался мне от него. Но потом подумала: Рейван ведь не оставил наследников. Род Рейнаров продолжил его брат, а после — племянник. Значит эта сила исходит от более давнего предка, возможно даже от самого Рейнара Могучего, чьим гербом был именно ворон. А значит, такую силу может получить каждый в нашем роду. Иногда я думала… Что, если и Марис обладал такой способностью?
— Наверное, он бы сказал тебе, — предположил Таринор.
— Не уверена. Я ведь ему не говорила. С другой стороны, он был так простодушен, что наверняка бы с восторгом рассказал об этом не только мне, но и отцу. Думаю, тот бы не обрадовался. Ведь перед смертью Рейван проклял…
Сказав это, Мирана осеклась и застыла, не донеся кусочек сыра до рта.
— Всё в порядке? — осторожно спросил Таринор. — Ты как-то побледнела. Кого он проклял?
— Проклятье падёт на двенадцать колен… — медленно заговорила девушка, будто старательно выуживая из памяти нечто безумно важное. — Когда ворон вновь победит дракона… Лишь тогда Рейнар вернёт право власти!
— То есть он проклял собственный дом? И своих потомков?
— Когда Эдельберт в годы завоевания Энгаты осадил Пламенный замок, Рейван призывал сражаться до последнего. Его племянник же, лорд Дракенталя, сдался имперцам, чтобы сохранить жизнь своим детям. Чтобы дом Рейнаров продолжал жить. Тогда Рейван проклял собственный род, за что и был замурован где-то в подземельях Пламенного замка.
— Ну у вас и семейка, конечно… — поёжился Таринор.
— Не знаю, сколько поколений сменилось с тех пор, но… Я ворон, а мой отец — дракон. Уж не значит ли это…
— Что ты должна одолеть чудовище, которым он стал?
— Мне страшно даже подумать о таком, — грустно вздохнула Мирана. — Я не помню наше семейное древо наизусть и, пока не доберусь до него, выводы делать рано. В конце концов, в мире кто-то всё время кого-то проклинает. Много ли проклятий сбылось на самом деле?
— Да, действительно, — усмехнулся наёмник, вот только на душе у него сделалось гадко.
Перед тем, как отправиться спать, Миране вдруг захотелось научить Тогмура читать, а тот, к немалому удивлению Таринора, оказался не против. Девушка чертила палочкой закорючки на земле, а северянин старательно пытался запомнить их значение, морща лоб и вздыхая каждый раз, когда приходил черёд новому знаку. «Да когда ж они кончатся!» — воскликнул Тогмур в сердцах, когда они добрались до буквы «и». Наёмник лишь тихо усмехнулся и перевернулся на другой бок, закрывая глаза.
…всё то же безобразное трёхглавое чудище. В последнее время оно столько раз являлось Таринору во сне, что стало почти привычным. Драконья голова глядела куда-то в сторону без какого-либо интереса, а голова-череп выдохнула смрад и ледяной ветер над головой наёмника. Вдруг зверь одним прыжком оказался прямо за спиной Таринора, а львиная морда с серебряными рогами оскалила безобразные клыки, обдав его зловонным дыханием.
Обычно такие сны заканчивались примерно на этом моменте, но на сей раз тварь замерла и уставилась пустым взглядом прямо наёмнику в глаза. К такому он готов не был. Каждое мгновение напряжение росло, а проклятый сон и не думал прекращаться. Львиная голова разинула зубастую пасть и… лизнула изумлённого Таринора в лицо.
Сон тут же как рукой сняло, но на лице чувствовалась влага. Наёмник не успел открыть глаза, а по его лицу снова прошлось нечто горячее влажное и шершавое. Что за чёрт⁈ Он попытался отмахнуться и даже по чему-то попал. Послышалось фырканье. Таринор осторожно открыл глаз и увидел морду Греты прямо перед собой.
— Чтоб тебя! — проворчал наёмник. Он утёр лицо рукавом и перевернулся на другой бок. — Только лошадиных слюней мне не хватало…
— Да и ты, знаешь ли, не мёдом намазан, — неожиданно донеслось сзади.
Таринор изумлённо обернулся через плечо. Всё та же кобыла глядела на него чёрными глазами-бусинами и шевелила ушами.
— Ну, чего уставился? — вдруг проговорили лошадиные губы, и наёмник начал догадываться что происходит. Весной он наверняка решил бы, что свихнулся от одиночества и начал слышать голоса, но теперь происходящему находилось, хоть и одно, но логичное объяснение.
— Асмигар? — осторожно спросил Таринор.
— Если угодно, можешь считать, что Мирана купила говорящую лошадь, которой вздумалось поболтать с тобой в ночной час.
— И почему же в таком виде? — Таринор сел на лежак. — Впервые вижу тебя без шляпы.
— Уверяю, будь у меня иной способ пообщаться с тобой, я бы непременно им воспользовался им, сир шутник, — в голосе кобылы слышался укор. — Лошадиным ртом говорить ох как непросто, некоторые звуки человеческой речи он не способен произнести в принципе. Не говоря уже о том, что мне просто некомфортно находиться в этом теле. Так что поверь, я делаю это не ради своего удовольствия.
— Но почему именно лошадь? — наёмник с трудом сдерживал смех.
— Лучше было вселиться в зяблика или мышь-полёвку? Их голоса ты бы вообще не услышал.
— Хорошо, постараюсь не обращать внимания. По какому же поводу ты решил явиться ко мне теперь? Кажется, проклятье пропало, и мне в кои-то веки начало везти.
Лошадь-Асмигар осторожно лёгла возле наёмника и испустила нечто, напоминающее вздох.
— Наверное, думаешь, всё позади? Вингевельд повержен, эльфы отступили, а королевство вступает в новую эпоху мира и процветания.
— Ни о чём таком я не думал. Не будет никакой эпохи мира, люди всегда найдут, что не поделить. Уверен, в том же Дракентале без Рейнаров нынче ох как несладко.
— В этом можешь не сомневаться, — ответила лошадь и Таринору показалось, имей она возможность ухмыльнуться, непременно бы это сделала.
— Так что с проклятьем? Оно ведь ушло, разве нет? Бог смерти сказал, что мне нужно остановить архимага, и проклятье уйдёт. Я это сделал. Так в чём же дело?
— Скверная у тебя память. Шимарун сказал, что Мироздание может снять проклятье. Однако могу с уверенностью сказать, что этот «подарок» всё ещё с тобой.
Таринор положил руку на лоб и тихо выругался.
— Вот вроде посвящённый рыцарь, — лошадь фыркнула, — а ругаешься как сапожник.
— Поглядел бы я на тебя в моём положении…
— Так погляди. Я вынужден вселяться в животное. К тому же другого пола. Среди всего сонма иномирских сущностей найдутся такие, кто найдёт в этом некое странное удовольствие, но, уверяю, я не из их числа. Так что, чем жаловаться, лучше послушай меня. Очевидно, Мироздание считает, что ты ещё не выполнил необходимого условия.
— Неудивительно, учитывая, что я понятия не имею… Да ни о чём не имею понятия! Одни чёртовы тайны и загадки…
Таринор вскочил на ноги и зашагал из стороны в сторону с раздражённым видом.
— Не нервничай так, — добродушно сказала лошадь. — Ты удивишься, сколько смертей случается от беспокойства. А тебе сейчас умирать… нежелательно.
— В гробу я всё это видал… — прорычал Таринор. — Богов, проклятья, Мироздание… И тебя тоже!
— Разве я тебе чем-то досадил?
— Неужели так сложно сразу сказать, в чём дело? Кого мне нужно спасти, убить или дать пинка под зад, чтобы, наконец, зажить спокойно⁈
— Если бы я мог сказать, наверняка бы сделал это. Думаешь, боги всеведущи? Хотя чего я спрашиваю… Наверняка именно так ты и думаешь, — после этих слов лошадь махнула копытом, как если бы это была рука. — С чего бы Мирозданию скрывать от тебя то, что нужно ему самому? Оно шлёт послания, даёт подсказки, просто их нужно уметь видеть. Это могут быть видения, знамения… сны. Тебя случаем не мучает какой-нибудь повторяющийся сон?
Таринор остановился и уставился на лошадь.
— Мучает, — согласился он. — Впервые я увидел этот сон задолго до того, как ты рассказал мне о проклятье, поэтому не думал, что он связан со всем этим дерьмом.
— Ты удивишься, как много в твоей жизни связано «со всем этим дерьмом», — вздохнула кобыла. — Значит сон, да? Стоило ожидать. С тех пор, как исчез Тласс, отец снов, его миром пользуются все, кому не лень. Что ты видишь в этом сне?
— Трёхголовое чудище. Одна башка вроде как драконья, вторая — львиная с блестящими рогами, вроде серебряных, а третья…
— А третья — череп, — неожиданно продолжила фразу лошадь.
Таринор опешил. Повисло молчание, которое он сам вскоре и нарушил.
— Откуда знаешь? Ты как-то связан с этим сном?
— Нет. Но понимаю, что он может значить. Похоже, Мироздание видит в этом чудище главные опасности Энгаты. А может даже всего мира. Голова дракона — это Дериан Рейнар, лорд-дракон. Уж не знаю, за какие заслуги он попал в их число, но уверен, речь именно о нём. Львиная голова с серебряными рогами — Эдвальд Одеринг. Этот враг уже куда серьёзнее…
— Враг? — удивился Таринор.
— А кто же ещё? Король обезумел. Тебя давно не было в столице, ты не знаешь, что он там устроил. Эдвальд стал фанатиком и, что ещё хуже, фанатиком, наделённым властью. Такой вполне способен погрузить в кровавый кошмар не только Энгату, но и другие страны. Уверен, он хотел бы начать с эльфов, а потому начал собирать магов. Всех, до кого сумеет дотянуться.
— Чёрт бы его побрал, — угрюмо проговорил Таринор. — Неужели он считает, что страна к этому готова?
— Судя по всему, да. Полагаю, для начала он попытается предать огню оставшиеся эльфийские леса, и уж поверь, в Энгате немало тех, кто поддержит его в этом. Тех, кто считает, что Северная пуща и Илорен должны принадлежать людям. Сделать это будет куда труднее, чем он думает, но вряд ли его испугает гибель тысяч людей, если борьба идёт «за правое дело».
— Но как же Халантир? Они разве не вступятся за лесных? Разве это не приведёт к новой войне?
— Благодаря некроманту вторжение эльфов в Энгату захлебнулось, что не прибавило популярности ни королю Майгелету, ни его брату, что командовал войском вторжения. Ни совет, ни халантирские вельможи теперь не поддержат идею вновь пожертвовать жизнями стольких эльфов ради столь сомнительных для них целей. Эльфам нужно куда больше времени, чтобы восстановиться после войны, чем людям. Их спасает лишь то, что людские государства вязнут во внутренних дрязгах, однако если Эдвальд сумеет объединить Энгату…
— Однорукий уже не молод, — усмехнулся Таринор. — Ну объединит страну, состарится, помрёт. Эдвальд в новой династии первый, наследников мужского пола у него нет, начнётся грызня за власть. Может даже Эркенвальды подтянутся…
— Увы, король теперь пользуется услугами твоего знакомого алхимика Карла Эльдштерна, чтобы продлить свой век.
— Дьявол… Неужели ему это удастся?
— Я не провидец, Таринор, — серьёзно произнесла лошадь, и наёмнику от этого сделалось смешно. — Скажу лишь, что способы продления жизни есть. Всё зависит лишь от упорства и мастерства алхимика, а Карлу, как ты знаешь, не занимать и того, и другого.
— Что же мне мешает просто остаться здесь, в Нагорье под боком у Таммаренов?
— В Высоком доме тебя уже дожидается письмо из столицы с требованием немедленно вернуться ко двору.
— Не думал, что я настолько ценен для Эдвальда, — удивлённо пробормотал Таринор.
— Вряд ли речь о ценности, но вот твоё неповиновение его точно взбесит. Уж слишком глубоко Калантар залез к нему в голову. Даже если ты решишь остаться, не думай, что грядущее обойдёт этот цветущий край.
— Но ведь так было всегда, разве нет?
— Мир меняется, Таринор. На троне Энгаты безумец. Он желает раскалить страну добела, чтобы выковать из неё нечто новое, что будет подчинено только ему и будет служить лишь его целям. И не думай, что Нагорье останется прохладным местечком на раскалённой…
Вдруг лошадь взбрыкнула и фыркнула, мотая мордой из стороны в сторону, не дав Асмигару закончить фразу.
— Времени мало, — проговорили лошадиные губы. — Не могу я долго находиться в голове животного, так что перейду к главному. Третья голова чудища из твоего сна, голова-череп, вероятнее всего — это Аальногард.
— Чего-чего? — Таринор с трудом разобрал нечётко произнесённое слово. — Это что ещё за фрукт?
— А-аль-но-гард, — как можно чётче, по слогам, произнесла лошадь. — Помнишь, я говорил, что архимаг черпает откуда-то силу? Вот тебе и имя того, кто даровал её.
Кобыла вскочила на ноги и снова замотала головой, на сей раз громко заржав.
— Старая… история… — слова Асмигара терялись в фырканье и конском ржании. — Спроси… Своих…
Внезапно лошадь успокоилась и, встряхнув гривой, принялась щипать траву, будто ничего не случилось.
— Что с Гретой? — донёсся сонный голос Мираны со стороны. Девушка подняла голову, глядя заспанными глазами.
— Приснилось что-то, наверное, — стараясь не подавать виду ответил Таринор. — Меня тоже разбудила. Спи, завтра долгий путь.
Поутру за нехитрым завтраком наёмник неотрывно глядел на огонь костра, а в голове роились мысли.
— Не заболел? — ткнул его локтём в бок Тогмур. — Ты обычно с утра трескаешь, точно волк, а тут сидишь смурной, даже к еде не притронулся. Может быть, тебе помочь?
— Без помощи обойдусь, сам съем, — буркнул Таринор, медленно отправляя в рот кусок сыра. — Лучше скажи-ка, слышал ты что-то о такой штуке… Как же оно было… Аль-нагар или как-то так?
— Альнагар? — с усмешкой переспросил Тогмур. — Зря мы, похоже, на земле спать решили. У тебя горячка?
— Сейчас припомню… — наёмник изо всех сил напряг память, Асмигар ведь произносил слово по слогам. — А-аль-но-гард, кажется, так.
Тогмур хмыкнул и задумчиво почесал бороду.
— Что-то припоминаю. Когда мальцом был, слыхал. Старая сказка про одного хмыря, который чем-то прогневал богов, за что они его и наказали.
— Сначала боги, а потом и люди, — грустно сказала Мирана и в ответ на удивлённые взгляды добавила: — Старая служанка Грета рассказывала. Она была родом откуда-то из Ригена или земель севернее его, я уж и не помню. Когда зимой морозы били особенно сильно, и весь Пламенный замок трясся от холода, она лишь посмеивалась над прочей прислугой, мол, мы, южане и представить не можем настоящих холодов.
На эти слова Тогмур засмеялся, едва не подавившись хлебом.
— Так значит, ты тоже об этом слышала? — спросил Таринор, развернувшись к девушке.
— И не раз, — Мирана улыбнулась. — Старушка Грета могла похвастаться крепким здоровьем, но вот память её подводила. Она никак не могла запомнить, что уже рассказывала эту историю.
— Сможешь рассказать хотя бы примерно, о чём там говорилось?
— Конечно, я её наизусть выучить успела.
По мере того, как история о целителе, что возгордился дарованной ему силой, подходила к концу, Таринор становился всё мрачнее. Стало быть, Ингерт каким-то образом уцелел в посмертии и стал называть себя Аальногардом. Повод возненавидеть богов у него более, чем весомый, потому-то он и связался с архимагом, или тот сам сумел связаться с ним. Потому он и поделился с ним силой, чтобы архимаг избавил мир от богов и королей. Но откуда такая сила у самого Аальногарда? Впрочем, имеет ли это вообще значение… Если б только чёртов Асмигар задержался подольше. Таринор взглянул на безмятежно стоящую неподалёку лошадь и печально вздохнул.
— Поверх колодца насыпали курган, и теперь эту историю помнит только ледяной ветер, носящийся над ним, — закончила свой рассказ Мирана.
— Точно, — всплеснул руками Тогмур, — теперь вспомнил! Нам ещё говорили, чтоб не ходили к курганам затемно, мол, там умертвия рыщут. Раньше это всё байками казалось, но теперь, когда на них насмотрелся, так уже во что угодно поверить готов. А чего это тебя, Таринор, на северные сказки потянуло?
— Может так статься, — задумчиво произнёс Таринор, — что это больше, чем сказки. К тому же тело архимага пропало. Неужто… Дьявол.
Наёмник поднялся на ноги и принялся тушить костёр.
— Нам пора. К вечеру должны добраться до Высокого дома.
— Это что же, тот колдун выжить мог? — поёжился Тогмур. — И теперь всё по новой? И Иггмур, получается, и всё зря…
Таринору до глубины души хотелось ответить, что нет, но сказанное Асмигаром не давало этого сделать. С того самого дня, как Вингевельд оказался повержен, наёмника не покидали сомнения, действительно ли он искупил свою вину и пропало ли то проклятье. Таринор надеялся, что всё позади, что он может никогда больше не встречаться с богами и зажить, наконец, спокойной жизнью, но бог-странник снова спутал все карты. Чем теперь грозит Аальногард и выжил ли в самом деле архимаг — Асмигар об этом рассказать не успел. Ясно было одно: спокойная жизнь наступит ещё очень нескоро.