Перед тем, как покинуть Факельную рощу, Таринор сделал то, чего избегал долгие годы. Всякий раз, когда мысль об этом посещала его разум, он находил множество оправданий, но теперь настало время, наконец, сделать шаг. Наёмник купил лошадь.
Разумеется, на это его уговорила Мирана, которая порядком устала идти пешком. На резонный вопрос, почему бы ей, в таком случае, не обратиться птицей и просто не лететь следом, она сначала возмутилась, но после с грустным вздохом ответила:
— Разум. Он медленно угасает всякий раз, как я оборачиваюсь вороном. Поначалу, как только я открыла в себе это умение, то летала понемногу, изучала свои возможности. Но потом стала увереннее, начала проводить в облике птицы больше времени и… заметила, что сознание мутнеет. В голове будто туман, становится сложнее думать. Конечно, со временем помутнение проходит, но чем дольше я остаюсь птицей, тем дольше оно длится.
— И к чему же это может привести? — спросил Таринор, — Не сможешь превратиться обратно?
— Ты уже видел. Перед тем, как встретить вас, я летела несколько часов к ряду. К тому же голод… Я ведь так и не поблагодарила вас за помощь. Вот, возьми.
Девушка протянула хрупкую руку. С ладони Мираны на наёмника глядел глазами-рубинами уже знакомый дракончик из чистого золота, свернувшийся в кольцо.
— Отец подарил мне его на пятнадцатилетие, во славу дома Рейнар, как он тогда сказал. Теперь же нет ни отца, ни моего дома. Да и раз уж мне суждено прожить остаток жизни в чужом доме и под чужим именем, иметь при себе такие вещи небезопасно.
Таринор осторожно взял кольцо, которое при всём желании не налезло бы ни на один из его пальцев. В общем-то, он даже предполагал, где можно его продать и выручить неплохие деньги. Будет ли это равноценно награде, которую ему некогда обещал покойный лорд Алистер и которую он, скорее всего, никогда уже не получит? Конечно же, нет. Впрочем, пусть пока полежит. С этими мыслями Таринор отправил украшение в сумку.
Факельная роща служила важным перевалочным пунктом на Восточном тракте, так что найти лошадь на продажу оказалось нетрудно. Мирана, как выяснилось, на удивление хорошо в них разбиралась и, когда продавец с довольным видом спрятал в карман увесистую горсть серебра, она уверенно взяла животное под уздцы и повела за собой.
— Анхенская гнедая, — девушка ласково погладила лошадь по блестящему на солнце боку.
— Если ждёшь моей реакции, то напрасно, — ответил наёмник. — Нет ничего скучнее болтовни о лошадях. Когда кто-то на постоялом дворе за соседним столом заводил разговор обо всех этих луарских тяжёлоупряжных и халантирских полукровных, у меня вяли уши. Так что одну кобылу от другой я различу разве что по цвету.
— Анхенская гнедая — лучшее, что можно достать в этих краях. Отец говорил, таких используют королевские посыльные, а эта старушка своё отбегала. Она, конечно, немолода, но мы не станем её загонять. Повезло, что коневод не заломил цену за сбрую и седло.
— Дериан Рейнар научил тебя различать породы? — удивился Таринор.
— И ездить верхом, — сказав это, девушка ловко поставила ногу в стремя и мгновение спустя уже оказалась в седле. — Он считал, дочери Рейнаров не повредит этот навык. А вот мой брат… Кто-то ему рассказал, что отец хромает именно потому, что в детстве упал с лошади, поэтому Марис устраивал истерику всякий раз, когда его пытались усадить в седло. Бедный мой трусишка-братец… А ты почему боишься лошадей, Таринор?
Вопрос оказался для наёмника столь неожиданным, что тот даже остановится.
— С чего это ты взяла, что я их боюсь?
— Я вижу, как ты смотрел, когда я выбирала лошадь. И твой взгляд теперь. Ты не подходишь к ней ближе, чем на пять футов, и вздрагиваешь всякий раз, как она фыркнет. Раз уж я рассказываю тебе о прошлом, то и тебе не мешало бы. Я совсем ничего не знаю ни о тебе, ни о твоём спутнике.
— И чего тебе хочется узнать? Я наёмник, недавно посвящённый в рыцари. Тогмур — сын тана из северных краёв, что за Пущей.
— В таком случае, полезай в седло, — Мирана спрыгнула на землю и протянула Таринору поводья.
«И с чего девчонке вздумалось лезть мне в душу» — подумал он, осторожно хватаясь за кожаный ремень.
— Вот так. Рыцарь должен ездить верхом, — улыбалась девушка, пока наёмник карабкался на лошадь. Когда дело было сделано, он проехал несколько шагов и поспешил слезть.
— Ну, довольна? — буркнул он, возвращая поводья.
— Вполне, — коротко произнесла Мирана и выжидающе уставилась на Таринора своими большими светло-голубыми глазами, словно отражающими небесную лазурь.
— Ладно, твоя взяла, — вздохнул наёмник. — Не боюсь я лошадей, просто не люблю их. Битва на Руке лорда. На нас налетела эркенвальдская конница. Породу, уж прости, не запомнил. Тогда-то я и насмотрелся, как они копытами превращают лицо в котлету. Огромная неостановимая туша, ведомая ублюдком, который больше всего на свете мечтает срубить тебе башку… К тому же Эдвальду растоптал руку его собственный конь.
— Извини, — смущённо сказала Мирана. — Не думала, что дело в таких воспоминаниях.
— Да брось, всё в порядке, — отмахнулся Таринор. — Я не из тех, кому дурные воспоминания не дают покоя по ночам. Просто с тех пор лошадей не шибко люблю, разве что запряжённых в плуг или телегу. Да и потом, дороги они в личном пользовании. Сначала купи, потом снаряжай… На постоялых дворах за место у коновязи плату берут. И за сено тоже. Короче говоря, наёмнику-одиночке это не по карману. К слову, насчёт лошади: уже думала, как её назовёшь?
— В Пламенном замке была старая служанка, её звали Грета. Она росла бок о бок с дедушкой, вырастила отца с дядей Алистером и нас с братом. К Марису она относилась особенно хорошо, говорила, из него получится добрый лорд, а Пламенный замок истосковался по добрым лордам. Лошадка попалась смирная, покладистая. Хоть и в годах, но уверена, славно нам послужит. Назову её Гретой.
— Ладно, идём. Надеюсь, Тогмур не натворил дел в наше отсутствие.
Рыжий северянин отказался идти за лошадью. Он предпочёл остаться в таверне, заявив, что ему больше не представится возможности выпить местного ячменного пива, а он хочет как следует запомнить его вкус.
Открывая дверь, Таринор ожидал увидеть что угодно, кроме того, что предстало его взору. Тогмур Рьяный, сын тана Стейна Кривостопа, прославленный на весь Грарстенн своим буйным нравом, восседал на табуретке в окружении опрокинутых столов, сложив руки на груди и нахмурив густые рыжие брови. Ещё две такие же табуретки по разные стороны от него занимали двое парней. Один из них с распухшим красным ухом облизывал разбитую губу. Другой, с порванным воротом рубахи, потирал обширный багровый синяк на скуле.
— И что с того? — недовольно всплеснул руками Тогмур, обратившись к одному из них. — Вы же братья, чёрт вас дери!
— Ну, братья, — буркнул красноухий.
— А братьям должно жить в согласии! Вы ведь матушку оба любите?
— Угу, — прогудел другой.
— Вот и не огорчайте её! А теперь встали и обнялись. И никаких возражений, а то таких подзатыльников дам, у обоих макушки треснут!
Побитые парни поднялись с мест и неуверенно заключили друг друга в объятья. Таринор с любопытством следил за происходящим, изо всех сил сдерживая улыбку.
— Теперь говорите: «Прости меня, братец». Оба и громко, чтоб я слышал!
— Прости меня, братец, — почти одновременно проговорили они.
— Вот и славно, — удовлетворённо произнёс Тогмур и, увидев Таринора, добавил: — Мне идти пора, а вы здесь приберитесь. Пусть трактирщик проследит, — он махнул рукой в сторону испуганно прижавшихся к стенке хозяина таверны и девушек-разносчиц. — И упаси вас боги, если я вернусь и узнаю, что вас мир не берёт. Вам мои кулаки в страшных снах являться будут.
Закончив тираду, северянин с довольной улыбкой направился к выходу.
— Или я вчера слишком много выпил, или ты и впрямь заделался миротворцем, — со смехом проговорил Таринор, когда они оказались на улице.
— Эх… — прокряхтел Тогмур, потягиваясь. — А ведь я просто в уголке сидел…
Они добрались до Мираны и дальше пошли уже втроём.
— Ладно тебе. Рассказывай, как дело было.
— Ну, я сидел, никого не трогал. Мне принесли вторую кружку. Только я пригубил и подумал, что она ещё вкуснее первой, как вдруг двое за соседним столом вскакивают и давай мутузить друг друга. Стол опрокинули да так, что задели мой, и едва не расплескали пиво.
— И тут ты не выдержал?
Тогмур вздохнул и почесал затылок.
— Знаешь, полгода назад я бы в таком и сам с радостью поучаствовал, а тут… Вдруг так противно стало. Посуди сам: солнце светит, пиво холодное, девицы улыбчивые, а тут эти две задницы погром устроили! Ну, я рассвирепел и быстренько их успокоил. Сперва одного, а потом и второго. Усадил рядом и давай выяснять, из-за чего весь сыр-бор. Так эти дурни мало того, что братьями родными оказались, так ещё и поругались из-за сущего пустяка! А дальше ты уже видел.
— Да уж… И куда только делся Тогмур, которого я знал прежде? — усмехнулся Таринор.
— Да никуда я не делся. Просто подумал, что так бы поступил братишка мой, Иггмур. Эх, надеюсь, ему нашлось место на небесном пиршестве. И надеюсь, у богов хватит для него яств, у братца всегда был отменный аппетит… А ведь он и пива-то не пробовал никогда. Отец боялся, если буянить начнёт, никто с ним не справится. Так-то оно верно, да только какой там «буянить»… Добрый он был. И мне всегда говорил, что добрее быть надо. Увы, понимать брата я начал только теперь, когда его не стало.
— Будем надеяться, ты принёс в это место немного согласия, — Таринор похлопал Тогмура по плечу и взглянул на погрустневшую Мирану.
Они уже оставили позади и деревянный замок, и дома, и торговые развалы, теперь по обе стороны от них простирались ячменные поля. Девушка взобралась в седло, а наёмник вёл кобылу под уздцы.
И вот, когда последнее поле оказалось позади, а лошадиные копыта отбивали неспешный ритм по запылённой дороге, Мирана вздохнула и заговорила:
— Я ведь тоже не ценила своего брата. Маленького глупого пухлощёкого Мариса. Ему было суждено стать лордом Драконьей долины, а он не проявлял никакого интереса ни к учению, ни к военным наукам, ни к премудростям управления людьми. Я не видела в нём человека, которого могла бы уважать, как лорда. Мне казалось это несправедливым и в какой-то момент даже породило неприязнь к Марису. И только сейчас я осознала, что, должно быть, то же чувствовал отец к дяде Алистеру. Страшно такое осознать теперь, видя, куда это привело моего отца. Наверное, если бы я любила Мариса больше… Я бы не… Он бы не… — девушка спрятала лицо в ладони и тихо заплакала.
Таринор и Тогмур переглянулись и пожали плечами. Наёмнику прежде не доводилось лечить души молоденьких девушек, а единственное, что помогало ему в подобных случаях — это либо крепко напиться, либо попытаться сбежать от воспоминаний. Да, а ведь всю жизнь он только и делал, что пил да бежал от прошлого.
— Мирана, — Таринор осторожно потянул её за рукав. Девушка, будто опомнившись, вытерла лицо и уставилась на наёмника покрасневшими глазами. — Послушай, я не мастер утешений, но… Тогда, на вершине башни, ты уже ничего не могла поделать. Вы просто погибли бы оба, и эта жертва оказалась бы напрасной. Виноват здесь только Дериан Рейнар с его безумными идеями, и тебе уж точно не стоит перекладывать груз этой вины на свои хрупкие плечи. Знаешь, один старый мудрый гном как-то сказал мне: если держаться за дурные воспоминания, они утянут тебя в колодец.
— Так и сказал? — Мирана утёрла нос рукавом и улыбнулась.
— За точность цитаты не ручаюсь, но мне в своё время от неё стало чуть легче.
Остаток дня прошёл в пути с перерывами на недолгий привал. Девушка оказалась чрезвычайно любопытной и с жадностью слушала рассказы Тогмура о северных землях. Должно быть, имей она перо и чернильницу, исписала бы целую кипу бумаг, чтобы ничего не забыть.
— А самые поганые из тварей наших краёв — тролли, — северянин поднял руки, изображая когтистые лапы. — Живут в горных пещерах или норы себе роют, но более всего любят под мостами селиться. Пойдёшь по такому мосту, а тролль лапой хвать! В логово утащит, там и сожрёт. А иной раз, когда им скучно становится, любят гадости всякие кричать. Иду я, значит, как-то из лесу с охоты, и вдруг слышу голос. Скрипучий такой, противный, будто бы лай собачий. Из дыры в земле доносится, а дыра та в человеческий рост шириной. И брешет тот голос, будто бы матушку мою знавал и так, и эдак…
— Тогмур, — Таринор неодобрительной покачал головой.
— Да, что-то я увлёкся, — смутился северянин. — Ну, в общем как я отрубил троллю лапы вот этим вот топориком, так он больше про мою родню ничего дурного не говорил.
От этих небылиц Мирана смеялась настолько искренне, что Таринору и самому стало теплее на душе. Вечер путники встретили в придорожной таверне: с деньгами, что дала леди Ллейна, можно было не экономить на ночлеге. Как следует отдохнув, они отправились в путь следующим утром.
— Удобно поди на лошадёнке? — с усмешкой спросил Мирану Тогмур, похлопав кобылу по боку. — А то ведь я думал, придётся тебе тракт топтать на своих двоих до самого Высокого дома. Думал было уже на загривке понести. Таринор-то привык пешком, хоть теперь и рыцарь. А все рыцари, что нам встречались, как один, верхом были. К слову, он тебе не рассказывал, отчего так лошадей не любит?
— Чёрт тебя дери… — процедил наёмник. — Язык без костей.
— Да, говорил, — кивнула Мирана, — что в войну насмотрелся, как кони людей давят, да и лошадь обходится дорого.
Услышав это, Тогмур расхохотался.
— Ну дела! А мне, почему-то, другую песню пел. Рассказать ей?
— Рассказывай уже, — отмахнулся наёмник, — иначе потом не отстанет.
— Ну, история-то не длинная, — лицо Тогмура растянулось в ухмылке. — Был у него как-то конь, да только пока Таринор вусмерть пьяный на полу трактира валялся, отвязали его да увели.
— Вот как? — улыбнулась Мирана, взглянув на наёмника. — Хоть это и не так драматично, но больше похоже на правду.
— Я был молодой и глупый, — Таринор почувствовал, как у него горят уши. — С каждым случиться может. Да и не так уж мне лошадь нужна была все эти годы…
— А ещё мы через Северную пущу шли, а его пчёлы искусали! Клянусь, рожи смешнее я в жизни не видел, а уж как он разговаривал… Будто земли полный рот набрал.
— Всё это оттого, что кто-то не сумел отличить гнездо пчёл от осиного, — проворчал Таринор. — Как ты говорил? «Думаешь, я пчелиное гнездо не узнаю? Да я с малых лет их разорял!» А потом нахлебался эльфийской воды и мечтал за зелёную стену попасть, в лесу остаться. Помнишь?
— Как не помнить, — усмехнулся тот. — Такое вовек не забыть. Ух как Иггмур оборванцев тех раскидывал! Будет, что внукам рассказать, и всё благодаря тебе. Что б я делал, если б не ты? Просиживал бы задницу в Грарстенне почём зря. И уж точно никогда бы не подумал, что южанин мне другом станет. Я ведь вас, южан, прежде вообще не жаловал.
— Да уж, припоминаю, — вздохнул Таринор. — А твой топор едва не оказался в моей голове. Но, учитывая, что меня тогда приняли за упыря, тебя можно понять.
— Угу. Только, знаешь, стыдно мне за себя тогдашнего. Дураком я был… Вечно в драку лез, битвами грезил, чтоб как в сагах! А как увидел всю эту резню с мертвецами… Эх! Если б только можно было бы перенестись в минувший день и встретиться с собой прежним…
— И что бы ты сделал? — поинтересовался наёмник.
— По роже б себе дал, — буркнул в ответ северянин. — Хорошо так, от души. Да только вряд ли бы это помогло.
Когда солнце коснулось горизонта и закатные лучи окрасили бок лошади в золотистый цвет, Мирана вдруг предложила не идти в таверну, а заночевать прямо здесь, неподалёку от тракта. Сначала Таринор был против, но девушка напомнила о леди Ллейне, и он сдался.
— Нагорье слывёт самым спокойным местом в Энгате, — многозначительно заявила Мирана, слезая с лошади, когда место для ночёвки было найдено.
— Ага. Только вот за последние полгода здесь успели повоевать и с эльфами, и мертвецами. Эти земли мирные только в каких-нибудь книжках.
— А ещё в книжках написано, что Лейдеран не принадлежит к Нагорью, потому что лорд Кавигер вассал дома Одерингов.
Таринор на это лишь хмыкнул.
— Сложно у вас всё, — выдохнул Тогмур. — Надо обязательно знать, кто кому кланяется, кто с кем знается… Я бы ни в жизнь всех этих лордов и замки не упомнил, даже если б читать умел.
— Отец считал, что я должна знать всё, что знает он сам. Тем более, что мне передалась его любовь к чтению.
— Хорошо, что только она, — усмехнулся Таринор, кладя сумки на землю, но, увидев опечаленное лицо Мираны, добавил: — Прости. Зря это я.
— Нет, понимаю, — с грустью сказала она. — Вот только я всегда видела в нём неплохого человека, которому просто не повезло всю жизнь провести в тени своего брата. Наверное, потому он и стал одержимым чудовищем.
— Знаешь, — вздохнул наёмник, — я разных людей повидал, пока состоял в наёмничьем отряде. Были там как неплохие парни, так и самые отъявленные негодяи. Об этом не пишут в книгах, но именно последним лорды и командующие обязаны многими победами. Я сражался с такими бок о бок и видел, как они делают омерзительные вещи, порой просто чудовищные, но знаешь, что их всех объединяет? Каждый поёт одну и ту же песню про несчастливое детство и тяжкую жизнь.
— Ты был среди них, но не стал таким же?
— Хочется верить, что нет, — угрюмо добавил Таринор. — Речь о том, что если Дериан Рейнар стал чудовищем, готовым пожертвовать близкими ради своих целей, то он сам принял это решение. И никакие жизненные трудности не могут служить оправданием тому, что он сделал.
Мирана сначала ничего не ответила, но спустя несколько мгновений проговорила:
— Я просто хотела запомнить его с хорошей стороны. Тем, кем он был, пока оставался моим отцом, а не тем, кем он решил стать. Знаешь… Впрочем, неважно. Мне нужно побыть одной.
Сказав это, девушка обратилась вороном и упорхнула прочь.