Тень

Глава 20

В правоте маршала Голованова Таня убедилась, едва вылезя из самолета на аэродроме Сальска. Все же даже на высоте в пять километров уже слишком прохладно, за три часа в тесной кабине бортстрелка был шанс даже обморозиться — так что летела она, укутавшись в толстый меховой плед и надев плотную куртку. И, когда она, отсидев все места, с трудом вывалившись на поверхность земли, попросила сидящих неподалеку парней в рабочей форме помочь с разгрузкой самолета и позвать начальника, она с некоторым удивлением убедилась, что даже простые деревенские парни способны на создание весьма изощренных словесных кружев. Однако узнать до конца, как следует варить борщ «разной сопливой девчонке» ей не удалось: как только она скинула куртку (все же температура в Сальске к полудню явно перевалила за плюс двадцать пять), два весьма взрослых мужчины встали по стойке «смирно» в ожидании приказов, а молодой парень, которому было задано направление движения мощным пинком одного из «стариков», уже мчался звать коменданта.

Комендант же — сильно прихрамывающий подполковник ВВС, правда, всего лишь с одной «Красной Звездой» и какой-то медалью на груди — поглядев на выгружаемый мотоцикл, предложил для передвижения Таниной команде свой «виллис»:

— Дороги у нас тут пыльные, на мотоцикле ваш китель серым станете еще до того, как в город въедете. Виллис, конечно, тоже пыли поднимает немало, но если вы на переднее сиденье сядете, то почти не запылитесь. А вам, собственно, куда?

Прочитав командировочное удостоверение, подписанное Устиновым, он хмыкнул:

— На завод директором назначили майора Малкина, с ним вообще вам разговаривать смысла нет: в армии был политруком, в производственных вопросах не разбирается и только мешает работе по восстановлению завода.

— А вы-то откуда это знаете? — прищурившись, спросила Таня.

— Так отец мой мастером на заводе до войны был, а я сюда и назначен был чтобы после ранения поправиться на домашних харчах…

— А с кем там разговаривать можно?

— С главным инженером Березой, только он сейчас болен.

— Болен — это значит еще не помер. А у вас телефонная связь с Москвой есть? Ну, хотя бы с Головановым?

— Товарищ подполковник, вы бы еще про связь с товарищем Сталиным спросили. Хорошо еще, что городской телеграф в апреле запустили.

— Печально… и обращайтесь ко мне просто «Таня», а то «товарищ подполковник, товарищ подполковник»… вы дольше звание произносите, чем нужные слова.

— Тогда я — Максим.

— А по отчеству? Вы же меня вдвое старше.

— Хм… Максим Федорович.

— Да, так лучше будет. У вас на аэродроме еще дела есть? Я имею в виду неотложные дела?

— Откровенно говоря, и неотложных немного: ваш самолет первым за две недели прилетел. Ремонт зданий и ангаров выполняется потихоньку, мне солдат подгонять не приходится. А что?

— Тогда поедете вместе со мной к этому главному инженеру, и отца вашего захватим.

— К Березе поехать не проблема, а вот где отца моего искать на заводе…

— Тогда едем без него. Ира, достань мою сумку, самолет заправить, в комендатуре вам с Верой на довольствие встать… и все, сидите, отдыхайте, наслаждайтесь природой. Когда домой полетим, не знаю, но подозреваю, что несколько деньков нам тут придется попрохлаждаться.

Инженер Береза действительно было болен, настолько болен, что Таня Ашфаль решила, что без срочной медпомощи на местном кладбище новая могилка могла появиться еще до конца недели. Все же длительное недоедание человеку возрастом явно за шестьдесят здоровья не прибавляет — а прогрессирующая мышечная дистрофия, неизбежная в таком состоянии, быстро приближает человека к завершению его земного существования. Да и сердцу биться становится все труднее — однако с регенератом-три перспективы уже не кажутся настолько мрачными.

Таню инженер встретил, сидя в плетеном кресле и укрывшись, несмотря на жару, каким-то сильно вытертым пледом — но, приняв полстакана «витаминного коктейля», слегка взбодрился и очень подробно рассказал ей про заводские дела. Причем «политруковское прошлое» нынешнего директора его уже не пугало: очевидно, он и сам считал, что долго не протянет, а потому не боялся говорить очень неприятную, но правду.

— Ну что же, огромное вам спасибо, Сергей Николаевич, перспективы завода мне теперь ясны. Но, что важнее, они ясны и вам, так что сделаем так: директором мы назначим вас, пока по совместительству, ведь другого человека на вашу нынешнюю должность у нас пока нет…

— Девушка, не говорите чушь. Если вы не заметили, то я едва передвигаюсь и, уверен, что вряд ли доживу хотя бы до июля…

— А если вы не заметили, то обращаю ваше внимание вот на эту красивую висюльку, — Таня ткнула в висящий на груди орден. — Этим орденом награждаются исключительно врачи, причем награждаются, если не предаваться ложной скромности, за выдающиеся заслуги в части излечения человеков. Я не просто заметила, что вы больны, но уже и диагноз точный поставила, и программу вашего излечения составила. Сегодня вы еще дома отдохнете, а я еще пару раз заеду и кое-какие микстурки вам дополнительно дам. А уже завтра вы сможете и ходить самостоятельно, и на подчиненных орать. Последнее, впрочем, не обязательно… Максим Федорович, сейчас возвращаемся на аэродром, а потом я все же воспользуюсь мотоциклом: мне что-то захотелось на окрестности поглядеть, вздохнуть воздуха деревенского. То есть на аэродром, потом на телеграф, а потом на мотоцикл…

На аэродроме комендант сильно удивился, услышав, как Таня командует:

— Ира, уже подкрепилась, ты одна домой долететь сможешь? Отлично, тогда сейчас летишь, забираешь у меня в госпитале полевой набор номер пять, с собой захватываешь Яну Зеленову — это врач у нас практику проходит, штурманом Марину — и назад. Точнее, сама штурманом назад летишь — хоть отдохнешь немного, а Марина пусть пилотирует. Ивану Михайловичу вот это письмо отдашь, а товарищу Берцеву — вот этот пакет. Берцеву — лично в руки, тебя на завод не пустят, вызовешь его с проходной.

— А если он не выйдет?

— Выйдет, скажи, что пакет от меня срочный. А если его просто на заводе нет — зови Курятникова…

Но когда майор в ответ подполковнику лишь кивнула и пробормотала что-то вроде «ладно, поняла, уж не последняя я и дура», он не выдержал:

— Товарищ майор, как вы обращаетесь к старшему по званию?

— Максим Федорович, — тут же вмешалась Таня, — она все правильно делает. Я же уже в отставке, хотя и с правом ношения формы.

— Ну, извините, товарищ майор. Хотя все равно непорядок… — и, обращаясь уже к Тане, сообщил: — А я-то все понять не мог, почему летчика послали с заводом разбираться, да еще приказом Устинова…

— Посылают тех, кому доверяют. Теперь Вера: вот тебе деньги, тут немного, всего тысяча — твоя задача купить сколько денег хватит кур. Будем бульон варить, больных выхаживать. Да, Ир — крикнула она уже поднимающейся в самолет летчице, — когда подлетать к нам уже будешь, отдельно у фрицев запроси, чтобы они в самолет и пяток кур живых погрузили. Максим Федорович, можно лейтенанту на пару часов вашу машину взять?

— А вы?

— А я на мотоцикле покатаюсь, в окрестных селах погляжу, где еще диетической курятиной разжиться можно: из Коврова-то мы кур не навозимся, а рабочий комбинезон в пыли испачкать не жалко…

Лейтенант Харитонов сильно не выспался, но то, что рассказывала очень молодая девушка в форме подполковника ВВС, всю сонливость прогнала:

— Я думала, что он просто присосавшийся к партии дурак, но что-то мне подсказывает, что так считать было бы ошибкой. Заведующая ОРСом при заводе — родная сестра его жены, и там — с явного одобрения этого проходимца — творятся дела весьма любопытные. Например, ОРС получил десять дней назад две туши коров, но в столовой мясо это не появилось. А вот на рынке мясо было, хотя в селах для забоя скотины время не самое лучшее. Кстати, посмотрите во внутренних накладных завода, что-то мне подсказывает, что по документам все это мясо было отправлено как раз в столовую…

— Что именно подсказывает?

— То, что в них написано. Я их поглядела… незаметно.

— Понятно…

— Это хорошо что понятно. Вы один сюда из Ростова приехали?

Лейтенант НКГБ при этом вопросе поморщился, вспоминая, как полночи провел в кабине попутного паровоза:

— Когда такое руководство срочное задание выдает, то понятно, что дело будет не самое простое. Со мной шесть человек, двое раньше в СМЕРШе служили, да и остальные не промах…

— Но вы, товарищ лейтенант, постарайтесь все же без стрельбы обойтись. Важно, причем для всех в городе это важно, чтобы состоялся открытый суд над расхитителями социалистической собственности, а мне кажется, что если все проделать быстро… я, как вы первичную проверку документов проведете и виновных арестуете, специально в райком зайду, попрошу поспешить, чтобы суд состоялся до отмены военного положения в стране. Статьи-то получаются расстрельные?

— Вот умеете вы в авиации все по полочкам разложить! Не волнуйтесь, к обеду все сделаем.

Вечером, перед погрузкой в самолет, Ира сердито выговаривала Тане:

— Опять всю ночь не спала? Глаза у тебя красные…

— Спала, а глаза — тут дороги на самом деле очень пыльные. Я по деревням окрестным прокатилась, договорилась с мужиками, чтобы в городскую больницу продукты они привозили не особенно дорого…

— Ага, — рассеялась Вера, — эти мужики за паршивого цыпленка двести рублей просить не стесняются.

— Ты, Вер, не путай лейтенанта авиации с врачом. Яна так с мужиками поговорит, что они тех же кур приносить будут и еще денег приплачивать, чтобы она их взяла. Мужики тут особо не голодают, а вот с лекарствами в деревнях — полная сама знаешь что. Ладно, завод этот ковровцам нужен, и, что важнее, он уже нужен Устинову. Так что, девочки, готовьтесь пересаживаться за штурвалы Ли-2: есть мнение, что рейс Ковров — Сальск уже в июне будет регулярным и вообще ежедневным…

Двадцать третьего в Большом Кремлевском дворце состоялся праздничный обед для офицеров Советской Армии, где Александр Евгеньевич встретился с Михаилом Ивановичем и тот, немного подумав, утром двадцать четвертого разослал по обкомам постановление Президиума Верховного совета о том, что принятие пленных немцев в советское гражданство может производиться руководством облсоветов совместно с обкомами. Товарищ Пальцев, о просьбе Серовой помнивший, тут же издал постановление о принятии в советское гражданство товарища Генриха Егера, о чем немедленно известил и товарища Егорова.

А в пятницу двадцать четвертого товарищ Голованов объяснял товарищам Сталину и Устинову, что бомбы, несмотря на то, что обойдутся они лишь самую малость дешевле Пе-8, изготовить можно, но вот управлять ими будет некому:

— Я вам проще скажу: с высоты в десять километров отмечать местоположение самолета с точностью до десяти метров нормальный штурман физически не может!

— А ваш штурман…

— Во-первых, у женщин реакция быстрее, чем у мужчин, а во-вторых… это сугубо индивидуальная особенность ее организма: большинство людей даже десять минут без кислородного прибора на такой высоте не продержатся, а нужно продержаться минимум минут пятнадцать. Это сейчас нужно, пока прибор прицеливания не доработан. По ее рекомендации мы привлекли к этой работе старшего лейтенанта Ляпунова, очень хорошего математика. У него вроде есть уже предложения об усовершенствовании прибора прицеливания…

— Это сколько ему времени потребовалось, чтобы уже об усовершенствованиях говорить? — скептически усмехнулся Сталин.

— А он не один работал, мы так же привлекли к работе Людмилу Келдыш и академика Лузина. Кстати, Николай Николаевич особо отметил, что принципы, заложенные в систему прицеливания, сами по себе тянут на выдающееся открытие, но вот реализация прибора… Лейтенант Ляпунов именно недостатками реализации занимался, по его мнению, у нас не хватает качественной… он сказал, элементной базы. То есть радиолампы недостаточно хороши для такого устройства, прочие радиодетали…

— Хорошо, Александр Евгеньевич, мы вас поняли. Отложим этот вопрос до тех пор, пока не поправим дела с этой базой… элементной. Тем более что у нас уже есть другие проекты, где эта база будет иметь очень важное значение. На сегодня, Дмитрий Федорович, мы вроде все вопросы исчерпали?

— Не совсем. Точнее, раз уж товарищ Голованов здесь… представитель завода номер два в Сальске прислал ряд рекомендаций по мероприятиям, позволяющим произвести пуск завода в запланированные сроки, и среди прочих, там значится использование определенных стимулирующимх препаратов, как раз в Коврове и изготавливаемых. Проблема лишь в том, что препараты эти хранятся только около трех суток и требуется регулярная их доставка на завод самолетами. Причем, мне кажется, было бы неплохо такую доставку производить не только в Сальск, поэтому я бы попросил рассмотреть вопрос о выделении Коврову шести самолетов Ли-2.

— Ясненько, — усмехнулся уже Голованов, — Белоснежка решила весь Союз облагодетельствовать своими зельями…

— А готовить их на местах? — наклонив голову набок, поинтересовался Сталин.

— Я консультировался по этому поводу с товарищем Бурденко, по его словам действие препаратов как-то связано с использованием именно растений из-под Коврова: медицина несколько раз уже пыталась повторить препарат на других фармзаводах, но безуспешно.

— Я немного в курсе запросов Ковровских медиков, — прервал это обсуждение Голованов, — но выделить сразу шесть Ли-2 мы возможности не имеем. Зато можем выделить, причем сразу же, пять Юнкерсов Ю-52, а чуть позже, примерно к середине июля, после ремонта машин и переподготовки экипажей сможем еще столько же машин им передать. Это, мне кажется, будет даже лучше: в Коврове уже есть специалисты по обслуживанию таких машин, я с тремя такими лично знаком. Правда, у медиков тамошних свои особые пожелания… но ВВС способно и их удовлетворить. Надеюсь, этим мы вопрос полностью закроем…

В этот же день Наташа Попова — агроном колхоза Новый Егорлык в одноименном селе и комсорг колхоза — бурно обсуждала с председателем идею, которую ей подкинула заезжавшая в село в поисках кур для городской больницы летчица:

— Она рассказывала, что у американцев в такой же степи тоже ветры почву сносили, а урожаи сильно упали. У них даже название было для этого, пыльная яма — а вот когда они вдоль дорог в полях посадили полосы деревьев, пыльные бури закончились да к тому же урожай сильно вырос. А у нас еще сильнее вырастет! Оно и понятно: деревья и кусты зимой снег на полях задержат, почва воду для зерна накопит…

— Откуда эта летчица знает?

— Говорит, что американские летчики рассказывали. Поэтому она и про полосы пересказывала их слова в футах: шириной, говорит, нужно в полях по двадцать пять футов или больше, а вдоль основных дорог, где движение постоянное — по пятьдесят. Я в метры уже перевела…

— Дура твоя летчица, это же сколько земли под эти полосы займется?

— Я тоже подсчитала, получается примерно три-четыре процента. А урожай вырастет минимум на десять процентов!

— И через сколько лет? Через десять?

— Через два года, а может и через год: кусты-то быстро растут, а деревья… а деревья небольшие в овраге накопаем и вдоль дороги высадим.

— Ладно, давай так договоримся: у нас сейчас четыре поля возле оврага под паром, ты тогда их деревьями и кустами обсади. Ты же у нас комсорг? Вот комсомольцев и пионеров на субботник выводи, пусть поработают чтобы твою правоту доказать. А… ладно, через два года сравним с другими полями, и если ты права, в институт тебя отправим за счет колхоза.

Институт был Наташиной мечтой, ведь пока она лишь техникум окончить успела, да и то заочно. А в колхозе на учебу денег не заработать — но если эта летчица права…

А Шэд Бласс думала, что всю нужную информацию она собрала — но девочка с белыми волосами на красном мотоцикле, причем подполковник ВВС и Герой Советского Союза не могла оказаться незамеченной. Так что вероятно придется сменить обличье… впрочем, это не срочно. А из срочных дел прежде всего нужно было закрыть вопрос со школой и, по возможности, с дальнейшим образованием.

Со школой вопрос закрылся практически сам: про Танину Звезду в городе не говорили разве что немые (каковых, по правде говоря, в городе и не было), поэтому когда она пришла на первый экзамен, оказалось, что он же стал и последним: все учителя собрались вместе, каждый задал по одному-два вопроса (если в девятом и десятом классе очередная «наука» рассматривала разные вопросы), а менее чем через два часа Михаил Федотович сообщил, что школу она закончила с одними пятерками и, следовательно, с «отличием» — и выдал ей уже заполненный и подписанный аттестат. Таня сначала даже не поняла «зачем весь этот цирк» если в школе все заранее решили, но тут появилась какая-то незнакомая дама — которую Михаил Федотович представил как «инспектора облотдела образования», и она Тане вручила свидетельство, подтверждающее, что школу она закончила «с отличием». Девочка, конечно, горячо ее поблагодарила, хотя по физиономии этой дамы можно было предположить, что эту бумажку она из фамильной сокровищницы изъяла. Но бумажка давала право поступления в любой институт страны без экзаменов, так что она действительно была очень ценной…

Четвертого июня, в понедельник, Таня отправилась в Москву. На своем «СБ», и, когда она вылезла их кабины бортстрелка, Ирина издала даже не крик, а рев. Рев восторженного слона: по пути Таня причесала волосы, обильно смачивая расческу в захваченном с собой пузырьке, и вышла, сияя абсолютно золотыми волосами.

— Ир, по какому поводу орем? — поинтересовалась она.

— Сейчас, — суетливо копаясь в планшете, ответила майор Еремина, — я зеркало только достану и ты сама заорешь. Чем это ты волосы покрасить-то успела? Но получилось здорово! Слушай, а меня так покрасить можно?

— Да уж, — пробормотала Таня, глядя в зеркальце, — это я слегка перестаралась. Вообще-то я думала просто блондинкой стать, но краски, видимо, лишку мазнула… да плевать, я сегодня сюда ненадолго.

Первый раз она добралась до столицы, и на поиск нужного места ей пришлось потратить почти три часа. Девочка очень сокрушалась по поводу невозможности использования в Москве красного мотоцикла, потому что городской транспорт вызывал у нее весьма негативные эмоции — но все же к полудню она добралась куда хотела. Пожилая вахтерша у дверей поинтересовалась, что девочке надо, и направила ее в канцелярию.

Там, когда в помещение вошла золотоволосая девочка в черном комбинезоне, все на нее уставились — но после того, как Таня сообщила, что пришла поступать в университет, ее пригласила к столу молодая и очень приветливо настроенная женщина:

— Присаживайся. Что-то ты рановато пришла, или ты решила заранее все разузнать?

— Нет, я пришла подавать документы. Только я не знаю, какие нужно.

— Ну, прежде всего потребуется аттестат, как получишь, то сразу с ним и приходи.

— У меня аттестат с собой.

— Ты в прошлом году что ли школу закончила? А выглядишь… ладно, сейчас все оформим: ты у нас в этом году первая, так что специально для тебя устроим обслуживание по высшему разряду. Погоди, что-то я не пойму: это ты аттестат только что получила? Но ведь еще экзамены…

— А я в госпитале работала, мне в РОНО разрешили экзамены пораньше сдать.

— Да еще с отличием… ну, тогда понятно. Ладно, раз аттестат есть, и экзамены тебе сдавать не надо, то сейчас анкету заполним… Фамилия, имя и отчество?

— Серова Татьяна Васильевна.

— Место рождения?

— Село Некрасовка, Ермишенский район Рязанской области.

— Год рождения?

— Тридцатый. Ой, двадцать девятый.

— Ладно, запишем двадцать девятый… Родители?

— Из крестьян. Отца не помню, он еще до моего рождения умер, мать — когда мне семь лет было. У тетки воспитывалась, в Пушкине под Лениградом.

— Эвакуировалась?

— Да, весной сорок третьего, в Ковров попала.

— Понятно… то-то я гляжу, ты такая… миниатюрная. Так ты сюда из Коврова приехала? Наверное, общежитие получить думаешь? Но у нас с общежитиями очень плохо, не хватает их: студентов много, а вот с жильем… хотя… — женщина поглядела на Танину куртку, на которой одиноко висела медаль «За победу над Германией». — Вижу, успела повоевать. Еще награды есть?

— Вы только о военных спрашиваете?

— О каких военных?

— О наградах.

— Обо всех. Обо всех орденах и медалях, если у тебя кроме этой еще есть. Есть еще?

— Есть. Просто мне эта больше всех нравится: она на булавке, ее куда угодно можно цеплять, а остальные на винтах, я их обычно не ношу.

— А зря. Народ должен знать своих героев. Ладно, дело твое, говори, какие еще награды есть, я запишу — может, они помогут тебе и общежитие получить: мы все же героев уважаем и стараемся им помочь. Итак, давай по порядку.

— Сейчас, я постараюсь не перепутать… первая — медаль «За трудовую доблесть», потом «За трудовое отличие»…

— Это как? За доблесть после отличия вроде дают.

— А мне разные ведомства давали: первую «За доблесть» в госпитале, «За отличие» на заводе. И вторую «Доблесть» на заводе дали.

— Так у тебя две «Доблести»? — очень удивилась женщина.

— Две, только вторая позже была. А перед ней еще был орден Трудового Красного знамени, потом медаль Пирогова, орден Пирогова — и только после них вторая «Доблесть».

— Это всё тебе?

— Это не всё. Потом второе Трудовое знамя, Красная звезда, потом медаль «Золотая звезда» Героя Советского Союза и орден Ленина. И «За победу» самая последняя.

— Послушай… Серова Татьяна Васильевна, тебе всего шестнадцать, так что все же фантазию стоит умерить. Честное слово, мне просто не хочется твою анкету переписывать…

— Не переписывайте, у меня все наградные документы тоже с собой. Вот, посмотрите, и проверьте на всякий случай, не перепутала ли я что за чем получала. Только… извините, я некоторые награды по закрытым постановлениям получала… можно от вас позвонить? — Таня показала рукой на стоящий на столе телефон.

— Конечно, звони…те… может, чаю пока?

— С удовольствием. Только… если не трудно, заварите вот этот, мне обычный… не рекомендуется.

— Хорошо, сейчас заварим. Лена! Помоги! Тут девушке надо чай заварить… потом допишешь, быстро, я сказала!

После Танинного разговора по телефону женщина окончательно впала в ступор, так что с трудом могла произнести слово «да». Ведь отвечала-то она не кому-нибудь…

Таня сняла трубку, набрала номер:

— Штаб ВВС? Дайте мне Голованова, скажите, Серова звонит по срочному вопросу. Да мне плевать, передайте ему, что по срочному… Александр Евгеньевич?

Мембрана в телефоне был довольно громкая, а в канцелярии, после того, как девочка упомянула про звание Героя, установилась мертвая тишина, так что заполняющая анкету женщина слышала, что говорится на том конце.

— Да, Танюша, что за вопрос такой срочный?

— Я не знаю, писать ли в анкете про звание Героя и орден Ленина, ведь мне их закрытым постановлением…

— Какую анкету?

— Я в университет поступаю.

— Тебе вообще ничего ни в каких анкетах про награды писать не нужно. А ты что, уже про остальные написала?

— Мне тут женщина в канцелярии помогает анкету заполнить.

— Понятно… передай ей трубку.

Когда женщина дрожащими руками взяла трубку, уже Таня услышала инструкции, которые давал маршал:

— Здесь главный маршал авиации Голованов, как к вам обращаться?

— Екатерина Евгеньевна…

— Значит так, Екатерина Евгеньевна, в анкете товарища Серовой укажите только трудовые медали и, пожалуй, медаль «За победу», все остальное пропустите. Еще вот что: я слышал, у вас автобиография тоже требуется, так вы отметьте, что товарищу Серовой приказом ГКО заполнять автобиографию запрещается. Нет, лучше укажите, что ее автобиография хранится в штабе ВВС и выдается по отдельному запросу. Еще кто-то слова Серовой про ордена у вас слышал?

— Да…

— Предупредите всех, что эта информация относится к категории «военная тайна», пусть все остаются на месте, я сейчас пришлю особиста и он со всех возьмет подписки о неразглашении. Вы меня поняли?

— Да…

— Вот и хорошо, передайте трубку обратно Фее… Серовой.

— Танюша, я не в претензии, но лучше будет, если ты в следующий раз такие вопросы будешь мне заранее задавать. Надеюсь, ты в университет хоть не в парадном мундире приперлась?

— Нет, в рабочей одежде.

— Ну, хоть это сообразила. Быстро дооформляй документы и езжай ко мне домой, я своих предупрежу, они рады будут с тобой лично познакомиться.

— Нет, мне срочно возвращаться в Ковров нужно.

— Жалко… да, тогда ответь сейчас на такой вопрос: Иосиф Виссарионович распорядился тебе передать десять Юнкерсов Ю-52, пять я завтра отправлю, а пять где-то в течение месяца. Ты по-прежнему настаиваешь, чтобы все летчики в твоем отряде были женщинами? Может, все же согласишься на парней?

— Александр Евгеньевич, а вы зачем глупые вопросы задаете? Знаете же, что не соглашусь.

— Но спросить-то я был должен. Ладно, успехов в поступлении и учебе! Заканчивай с бумажками и беги в свой Ковров, там тебя уже заждались. И, надеюсь, скоро встретимся: для тебя, похоже, еще работенка намечается…