Страж Системы

Глава 15

— Стало быть, ты облажался, Саша? — нарочито ласково спросил Краузе, слегка барабаня пальцами левой руки по столу. — Не справился с заданием?

— Никак нет, господин Настоятель — вытянулся я по стойке смирно в его кабинете. — Я сделал все что мог. От вашего предложения не отказались. Корректор с кощеем будут советоваться со своими Хозяйками о дальнейшей кооперации с нами. Но они просят показать им для начала силу, влияние и реальные возможности Загоренского скита. Предложенные сейчас условия унии их не устраивают.

— Не то! — гневно махнул рукой Элм. — Ты разве сам не понимаешь? Они должны были согласиться сразу и безоговорочно! Как только ты им доказал, что пришел из Системного Контроля. Это наш провал курсант Попов! А я на тебя надеялся, поначалу ты себя неплохо показал…

— Прошу меня простить, но я не волшебник. Точнее, не настолько волшебник, господин Настоятель, — осторожно возразил я, чувствуя, что начинаю потихоньку злиться. — Как я мог их заставить согласиться?! Предложение было слабым с самого начала. Я просто не понимаю, с чего им было соглашаться? Никакого особого пиетета перед Системным Контролем рабы Хозяек не питали. Предложить им что-то конкретное я не мог, а давить авторитетом, которого нет, бесполезно. Если бы я имел больше полномочий обещать от лица Системы, то может быть, все сложилось по-другому.

— Я дал тебе максимум полномочий!

— Прошу прощения, но я не могу с вами согласиться, — помотал я головой. — Можно спросить откровенно?

— Давай, — подобрался Краузе. — Слушаю.

— Первое: был еще какой-то фактор, который должен был сработать в пользу переговоров и о котором я не знаю? У меня, во всяком случае, сложилось именно такое впечатление. И второе: мы ведь не сам Системный контроль, правильно? Мы лишь обслуживающий персонал при нем? С громким названием? Вроде как уборщика назвали менеджером по клинингу, чтобы ему не было обидно… Поэтому и обещать Хозяевам толком ничего не можем? Правильно я рассуждаю?

— Не правильно! — нахмурился Краузе. — Рано тебе еще рассуждать о таких вещах. Ранг пока еще маловат.

— Тогда о чем мы говорим? — развел я руками. — Надо было посылать другого, с большим рангом. Я не могу эффективно работать втемную.

— Ладно, — помолчав немного, заметил Настоятель, поджав губы. — Я ожидал от тебя большего, но что есть, то есть. Впрочем, некоторую ясность в вопрос надо бы внести. Скажи мне Саша, зачем Богу нужны жрецы?

— Смотря кого понимать под Богом, — подумав пару секунд, сказал я. — Некую астральную сущность, наделенную силой вроде Хозяев или всемогущего Творца мира?

— Всемогущего Творца, — уточнил Краузе.

— Ему жрецы не нужны вовсе. Поскольку он всемогущ и самодостаточен по определению, то никакой потребности в жрецах он испытывать не может.

— Однако же, они есть. Или ты считаешь, что они все мошенники?

— Нет, конечно. Бог не испытывает нужды в священниках. Но природа человека такова, что он неспособен потянуть ни одного проекта без хотя бы минимальной бюрократии, — развел я руками. — Тем более такого серьезного проекта, как религия. Бог знает эту слабость и, снисходя к ней, делится своей благодатью с теми «бюрократами», которые верно служат Ему и ближнему. Не ради себя, а ради людей, которых Он любит. Это, если очень вкратце. Так мы, получается, священнослужители? Господин Настоятель, к чему эти вопросы?

— К тому, чтобы объяснить тебе, как оно работает, — задумчиво поскреб подбородок Краузе. — Видишь ли, Система не Бог и не является полностью самодостаточной структурой. Пусть она и автономна в очень широких пределах. А стало быть, она зависит от внешних факторов, таких как энергия ЛКР и другие. Это, во-первых. А во-вторых, в Систему изначально заложено знание о собственной погрешимости. Проще говоря, она не отрабатывающий программу компьютер, не ведающий сомнений. Она способна сомневаться в своих правилах и решениях и вносить в них коррективы. Но для того, чтобы этот модуль сознания Системы, назовем его «рефлексирующим компонентом», работал, ему нужны люди. Мы не обслуживающий персонал, который лишь убирает пыль и следит за исправностью машины. И не жрецы, молящиеся на свое божество. Мы — ее составная, человеческая и магическая часть. Важная часть, заметь! Но и не управляющий контур. Даже единогласное решение всего Совета Хранителей не способно заставить Систему действовать так, как хочет Совет. Но она обязательно учтет мнение Хранителей, прежде чем поступит по-своему. Поэтому я не могу обещать ничего конкретного Хозяйкам — окончательные решения принимает Система, которая не любит, когда на нее откровенно давят. Но в унии с Системным Контролем они могут гораздо больше, чем сами по себе. Повторюсь: мы не только жрецы Системы, но и часть ее самой, в том числе — ее оружие, если в нем возникнет необходимость. Верлеса с Полессой должны были это понимать и объяснить своим доверенным рабам — это тот «секретный» фактор, который должен был сработать. Однако, или они этого не сделали, или ты провалил возложенную на тебя миссию, выставив мое предложение в самом невыгодном свете…

— Если бы я знал такие подробности ранее, я бы мог провести переговоры успешнее, господин Наставник, — вздохнул я.

— Может и так, — кивнул Краузе. — Но есть и другой фактор. Когда начался кризис, Хозяева изрядно распустились, наплевав на ряд прямых запретов. Особенно на северном континенте. А Система медлила с решительными действиями, несмотря на возражения Хранителей. Потом уже стало слишком поздно, началась сплошная резня. Сначала один за другим гибли Хозяева, а потом и скиты, поначалу довольствующиеся ролью наблюдателей и миротворцев, стали гореть как свечки — в ситуации войны всех со всеми их нейтральный статус перестали уважать. Слишком много Хозяева протащили в корневой мир разрушительного оружия, маги Системного Контроля не были готовы противостоять импульс-деструкторам, пулеметам и артиллерии. Сейчас правила ужесточились, так просто тяжелое оружие в Системе не достанешь, но раньше… — Краузе сделал несколько шагов к окну и встал у него, глядя на показавшееся из-за туч солнце. — Раньше мы многое делали неправильно. А Хозяевапомнят, как Система пошла в разнос и не смогла сберечь ни их, ни… собственное Древо. Ладно, неважно, — тряхнул головой Настоятель. — Даже новые Хозяева — в них есть часть памяти от погибших владык, они их реинкарнация… На севере всегда было слишком много вольнодумства и анархизма, здешние Хозяева слишком много себе позволяли. Выходит и Верлеса с Полессой продолжают эти традиции. Как ты говоришь? Они просили показать им нашу силу и возможности? Значит, придется показать — усмехнулся Настоятель. — Мы не имеем права допустить новый кризис, и будем действовать решительнее! Закончим этот разговор, Курсант Попов. Ты свободен, можешь возвращаться к своему взводу. С завтрашнего дня приступай к занятиям.

Вечером в нашем корпусе было весело, народ искренне обрадовался моему появлению из увольнительной. Присутствовали не только наши — на огонек заглянули даже Тецудо с Кацуной, которым я вручил их подарки — маленький ноутбук с японской музыкой и фильмами, шоколад и банку маринованных слив. Больше всего меня удивили сливы, я даже поинтересовался, зачем мне пришлось тащить такую бесполезную тяжесть. Лучше бы сакэ взял. Однако Кацуна, смерив меня исполненным превосходства взглядом, ответила, что я ничего не понимаю в традициях. Для поднятия боевого духа и патриотизма, она будет ежедневно делать курсантам взвода Тецудо бенто Хиномару, и без маринованных слив в этом деле решительно не обойтись. Красная слива на белом вареном рисе — это традиция и символ!

Маринка с Наташкой напекли блинов и наделали салатов, Кацуна принесла в качестве угощения какой-то остро-пряный японский рыбный суп с рисовой лапшой, на удивление вкусный, так что посидели мы на славу. Я рассказал, как магу можно воспользоваться силой в нашем мире и про то, как я уладил свое дело с судом и братьями Ильдоевыми. Пусть каждый примеряет мои поступки на себя — у всех дома остались какие-то проблемы. А вот про свою роль посла к рабам Хозяек я умолчал — незачем пока курсантам об этом знать. Мне и самому с этим посольством не все ясно… Впрочем, у народа и так возникло немало вопросов.

— Вот ты взял и изменил решение суда, — горячился Ромка за чаем с блинами — И разобрался со своими врагами, сделав из них маразматиков. — А если я со своими врагами сделаю то же самое, когда меня отпустят в увольнительную? Значит, история изменится? Или мне обратно уже нет ходу?

— Ты на кого нацелился, чтобы историю менять, беляк недобитый? — усмехнулся Матвей. — Хочешь товарищей из совнаркома с помощью ЛКР на ноль помножить?

— А хотя бы! — хлебнул обжигающего чаю юнкер. — Ничего хорошего я от них не видел, красные меня чуть не расстреляли. Да и вы таких ужасов про будущее страны рассказали, что волосы дыбом встают! Бунт похуже пугачевщины, гражданская война, миллионы жертв, гибель России, разруха — и все из-за непомерной жажды власти у красных! Да тебя же взять для примера — сам же возмущался колхозными порядками! Помнишь, сам рассказывал, как в деревне красная продразверстка зерно отбирала?

— Слушать вас противно, — вступила в разговор Надя. — Да, была гражданская, были отдельные перегибы. Зато потом мы сделали индустриализацию, ликвидировали безграмотность и первые вышли в космос! Целину подняли и Днепрогэс построили! И дружба народов была!

— Вы, это кто? — скривилась Катя.

— Советский народ!

— Советский? Такого народа больше нет, подруга. Вымерли все как мамонты, а может и не было их никогда, — безапелляционно добавила девушка. — А про дружбу народов ты русским, оставшимся в Чечне, расскажи.

— Мне товарищей из совнаркома не жалко, — ответил Ромке бывший колхозник. — Только не выйдет у тебя ничего.

— Отставить политику! — долбанул кулаком по столу я. — Договаривались же, таких разговоров избегать, нет от них толку, лишь переругаемся все. Да еще при гостях — бросил я взгляд на Тецудо с Кацуной. — Отвечаю по существу — Матвей прав. Никаких ЛКР не хватит, чтобы историю поменять по-крупному. Чем глобальнее изменение, тем дороже коррекция реальности. Если ты окажешься с парой сотен ЛКР снова в тысяча девятьсот восемнадцатом, Рома, то максимум что ты сможешь — это достать магией какого-нибудь комиссара полка или нескольких шишек поменьше. Ну, или отыграться вовсю на рядовых красноармейцах. Что не имеет для хода истории ни малейшего смысла — скорее всего их и без тебя посадят или шлепнут в тридцатых, — подытожил я, отставив в сторону тарелку с блинами. — Или они погибнут на фронтах Великой Отечественной, так что ты сделаешь лишь хуже, лишив страну будущих солдат. А вот что ты реально сможешь сделать, так это спасти свою семью, обеспечив ее деньгами и отправив в эмиграцию, прикрыв отъезд магией ЛКР от всяких случайностей. Чем я тебе и советую заняться в увольнительной.

— Кстати, это и тебя касается, Тецудо, — развернулся я к внимательно слушающему наш разговор японцу. — Не получится у тебя переломить ход войны, при всем старании не получится. Если захочешь переиграть битву при Мидуэее, то боюсь, и миллиона ЛКР будет мало.

— Под Мидуэем я был, и переигрывать там ничего не собираюсь. Я из сорок четвертого сюда попал, — мрачно проворчал самурай. — Что случилось, то уже случилось. А вот перехватить и сбить «Энолу Гей» над Хиросимой я бы попытался. Атомную бомбу несет одиночный самолет, время и место известны до сотен метров и минут, с помощью магии угнать истребитель в ближайшей эскадрилии ПВО не проблема. Ki-84 или Ki-100 подойдут, управление высотным перехватчиком мне знакомо. Что там дальше? Взлететь, набрать высоту, выйти на цель, закрыться от американских пулеметов щитом и нашпиговать свинцом кабину пилотов и двигатели машины, не дав ей долететь до города. Не столь уж и сложная задача. Я дважды американские «крепости» сбивал. Что мне помешает сделать это трижды? Даже без магии можно попробовать…

— Не знаю, — искренне ответил я, вспомнив файл Настоятеля. — Но без магии что-то обязательно помешает, будь уверен. Заглохнет мотор, собьют или просто потеряешь цель в облаках. А скорректировать глобальное историческое событие не хватит ЛКР. Историю можно менять по мелочам, вот какая штука. Она просто измениться, а мы этого даже не почувствуем. Вместо одних имен в пыльных архивах появятся другие, что-то слегка изменится в наших воспоминаниях, кто-то останется жив, а другой наоборот — погибнет. От того, что юнкер Котомин спасет мать и сестру и они, вместо того, чтобы сгинуть в гражданской войне, проживут жизнь в Париже, ничего не случится. Если пилот Тецудо Ивамото, вместо того, чтобы сгореть в самолете, заведет семью и детей, для Японии ничего не изменится. Теория про раздавленную в прошлом бабочку, вызвавшую в будущем катастрофу — полная ерунда, умозрительный эксперимент, основанный на цепочке произвольных допущений. Если верить Настоятелю, на практике он не подтверждается. А микроизменений в прошлом, ведущих к таким же микроскопическим изменениям в будущем никто не боится. Бабочки ежедневно гибнут сотнями тысяч, как, впрочем, и люди, а история знай себе течет потихоньку вперед. Вот такая диалектика… Так что увольнительные в ваше время будут, но вот вести себя там надо соответственно своим возможностям. Как-то так, — закончил я свою речь. Некоторое время после этого все собравшиеся в столовой нашего корпуса сидели молча, обдумывая каждый свое.

— Слушай, Саша, а мы ведь тебе не все новости рассказали — встрепенулась вдруг Маринка. — Про Яркута…

— А что с ним? — озабоченно переспросил я.

— Ничего особенного. Просто пока тебя не было, он решил в своем взводе все проблемы с магами. Теперь у него их полный комплект — ухмыльнулся Илья. — И знаешь, как он это сделал? Прямо по методу нашего Настоятеля. Только лучше. Можно сказать, с выдумкой и фантазией.

— То есть?

— Он сыграл со своими «бездарями» в русскую рулетку, — продолжил парень. — Выпросил у Крёгга револьвер с патронами, а дальше — просто. Не знаю, как он мотивировал своих курсантов в этом участвовать, но стрелялись они по-настоящему. Почти… Яркут вставлял в револьвер один патрон, крутил барабан, затем протягивал оружие курсанту и говорил: активируй дар и испорть своей магией патрон, а затем спускай курок, прислонив ствол к виску. Или просто спускай курок, наудачу, если не получается открыть дар. И так до тех пор, пока не почувствуешь силу. Или пока твоя удача не закончится.

— И много у него убитых? — спросил я, понимая, что уже догадываюсь, каким будет ответ.

— Ни одного, — подтвердил мои догадки Илья. — Патрон изначально был испорчен бригадиром. Только стреляющийся курсант об этом не знал и очень старался открыть дар, чтобы остаться в живых. Кому-то требовалось три попытки, кому-то пять, один из курсантов поседел наполовину, но все трое в итоге стали магами. Как только курсант чувствовал силу, обман вскрывался, да только дело было сделано. Яркут, по всей видимости, объяснял каждому, что так надо было для твоего же блага, или что-то вроде того. Дескать, не убивать же тебя, дурака, в самом деле. Видишь — все вышло наилучшим образом — и дар у тебя, дружок, открыли, и сам цел. Подумаешь, побоялся немного — это же не с колокольни прыгать. Настоятель, когда узнал об эксперименте, был просто в восторге. Рассказал про него командирам взводов и советовал брать с бандита пример — дескать, можете, когда хотите. Хвалил его очень.

— Ясно… — задумчиво протянул я. — Занятно выходит. Только этот трюк нам не повторить.

— Понятное дело, — согласился со мной бывший врач. — Такой прием хорош в первый раз. Потом все понимают, в чем дело и уже не так страшно. Без страха смерти мобилизации всех сил организма не произойдет и дар не откроется.

— Да я бы и не смог отдать такой приказ, — пробормотал я. — Думаешь, что я дал бы Матвею или Варе револьвер и на полном серьезе велел стреляться? Такими вещами не шутят.

— А я бы приказал, — неожиданно сказал Тецудо. — Если бы так надо было для победы в бою или являлось делом чести. Но это надо Настоятелю. А я воин, а не якудза и не стану лгать своим людям. Мы с Сайори доложили Краузе о том, что повторить в своих взводах опыт Яркута не можем. Потому что курсанты догадались, в чем дело и уже не боятся…

Мы посидели еще минут тридцать и начали расходиться. Пора спать — завтра занятия. Японцам тоже пришло время возвращаться к себе в корпус, пока не начался комендантский час. Народ после посиделок был задумчив и тих. Кто-то мечтал о своих увольнительных, кто-то думал, что нас ждет дальше. Лично я был встревожен неожиданным возвышением бригадира — для себя и своего взвода я в этом ничего хорошего не видел.

Осторожный стук в дверь раздался, когда я уже успел раздеться и лечь в кровать. Пришлосьвскакивать, наскоро натянув на себя штаны и рубашку и открывать дверь. Почему-то я думал, что ко мне решил зайти Ромка или Илья, узнать подробности про увольнительную, о которых я не захотел рассказывать при всех. Или Матвей, которому приспичило что-то уточнить по хозяйственным вопросам. Но в полутемную комнату тихонько проскользнула Катя, тут же закрыв за собой дверь.

— Не смотри на меня так, Саша, — тихонько прошептала девушка. — Пришла сказать тебе еще раз спасибо за духи.

— За духи? — покачал я головой. — Не стоило так напрягаться. Это же ерунда. Мелочь.

— Не скажи… Разве не чувствуешь? Я ими для тебя только что надушилась… Аромат богов!

— Приятно пахнет… сладким чем-то.

— Эх ты! — тихонько рассмеялась Катя. — Это же нотки миндаля с апельсином и ароматом кофе. Фирменные духи от «Кейт Велль», — такие половину моей зарплаты стоят…стоили, — возразила девушка. — Я их видела раньше в бутике, а купить не могла. Дорого. Да и для кого покупать, перед кем хвастаться? В больнице лекарствами пахнет. Или гноем, старостью и не вынесенными от лежачих больных утками. Там таких ароматов никто не оценит, — тихонько вздохнула она. — Если хочешь знать, ты первый мужчина в моей жизни, который делает столь роскошный подарок. Знал, что мне понравится?

— Скорее угадал, — честно ответил я, чувствуя, как Катя прижимается ко мне теплой упругой грудью. — Катерина, нам не стоило бы…

— Что у тебя случилось? — спросила бывшая медсестра, немного отстраняясь. — Я же вижу, ты какой-то грустный с увольнительной прибыл. Ходишь, как пыльным мешком хлопнутый. И дело не в Яркуте, у тебя дома какие-то нелады. С семьей все нормально?

Я лишь молча передернул плечами.

— Понятно… с женой нехорошо поговорил?

— Нет, — честно ответил я. — Только посмотрел на нее. Не вышло у нас с моей Катей разговора. И уже не выйдет, наверное…

— С одной Катей не вышло, а с другой, глядишь, получится, — мурлыкнула магичка. — И не только разговор, но и кое-что более приятное. Ты не подумай, я вообще-то девушка строгая, не гулящая, — шепнула она мне на ушко. — Просто так оно само выходит. Тебе одиноко, мне тоже, и никто не знает, что у нас впереди… Расслабься, мой командир.

Катерина нашла, наконец, губами мои губы и я ответил на поцелуй. В конце-концов, я тоже не железный.

Любовью мы занимались долго и исступленно, молодые тела требовали своего. Лишь после часа ночи уставшая магичка отправилась досыпать к себе в келью. А мне, оставшись в одиночестве, удалось прикорнуть лишь на пару часов. Потому что перед рассветом я почувствовал магический зов. Тонкая ниточка протянутой извне силы выдернула из сна, заставив открыть глаза и скользнуть в измененный режим. Кто-то звал меня в сад, прямо сейчас нашептывая настойчивое приглашение встать и идти. И я догадывался, кто это мог быть…