Старая Земля

Глава 26 НА ТЕРРЕ НАДЕЖДА ТАЕТ

На Рубеже Жалобщиков было неспокойно.

Построенный изначально как аванпост исключительно для наблюдения, впоследствии Рубеж стал частью обновленных укреплений Императорского Дворца. Несколько таких же, как Рубеж, аванпостов следили за всеми, кто приближался к комплексу, по крайней мере по суше. Их соединяла заградительная стена с массивными воротами, установленными через каждые несколько километров. Из метрового слоя железобетона поднялись крепкие опоры, впоследствии усиленные абляционной броней. Были воздвигнуты смотровые вышки, укомплектованные сторожевыми орудиями или снайперскими винтовками. Гарнизон увеличился, и для солдат, свободных от патрулирования стены, построили казармы. Обширные участки земли выровняли и превратили в посадочные площадки для десантных катеров.

Все это совершилось по приказу владыки Дорна, и мануфакториумы колоссальных производственных районов Терры без устали работали, выполняя заказ.

Рубеж, один из многих, представлял собой участок укрепленной стены высотой двадцать метров, ощетинившийся дулами орудий.

Снаружи толпились беженцы из самых дальних мест на планете. Они пришли за помощью. Кто–то совершал паломничество. Другие хотели заработать на отчаянии и доверчивости сограждан. Были здесь и представители кочевых племен, ведущих уединенный образ жизни, но уступивших атавистическому инстинкту самосохранения и искавших спасения в ненавистной цивилизации.

Воган Гете, стоя на стене, за укреплениями из стали и камня, мог видеть все оттенки человеческих стремлений, самых разных, но объединенных одним чувством.

Страхом.

Перед магистром войны.

Гете слышал сведения о мирах, разрушенных флотом мятежников, о мирах, сломленных одними только слухами о близящемся вторжении. Зная о нестабильной обстановке на Рубеже, проявляющейся в растущей напряженности, которая в любой момент могла перерасти в насилие, он не мог не верить этим донесениям.

Его силовики, Усмирители 87‑го участка, плечом к плечу охраняли эту зону, и, как их примас–блюститель, он нес ответственность не только за каждого из них, но и за всех несчастных, скопившихся внизу.

Из–под стены снаружи донесся громкий гвалт, напомнивший Гете о его обязанностях. Армия немытых требовала доступа внутрь.

Гете не собирался удовлетворять их требования. Его люди в Рубеже были первой линией обороны, частью недавно сформированного Адептус Арбитрес, хранителями порядка и опорой Лекс Империалис.

За его спиной раскинулись Город Просителей и тень самого Дворца, величественные башни и монолитный рельеф которого были легко различимы даже издали даже отсюда, с самой периферии. Статуи полководцев и примархов возвышались на фоне закопченной позолоты и изысканных архитектурных сооружений. Они держали мечи или знамена, гордо вскинутые к небу, или стояли по сторонам арочных проходов, где сновали и толпились многочисленные граждане Империума, похожие на муравьев, почуявших приближение огня.

Нередко раздавались звуки горнов — призывы блюсти порядок, оповещения о начале и окончании рабочих смен, воззвания к решительности и стойкости перед лицом еще не вполне осознаваемого ужаса.

Гете прежде грезил о башнях Терры, о ее золотых шпилях, о триумфальных площадях, мемориальных парках, высоких фонтанах и бесконечных колоннадах. Он мало что видел за пределами Города Просителей и его окрестностей. Обязанности держали его на стене, и, наблюдая за стайками крылатых херувимов–сервиторов, садящихся на высокие звонницы и пальцы статуй, он совершал воображаемые прогулки. Захватывающее, но угнетающее занятие.

Великолепие красоты быстро исчезало. Гете видел это даже со стены. Ремесленники, должно быть, рыдали, когда их мозаики и фрески удаляли со стен, заменяя пласталью и железобетоном. Каннелированные шпили безжалостно укорачивали и превращали в огневые позиции, а фигурные фонтаны в стартовые шахты для ракет. Обо всем этом он догадывался, следя за работами через свою монокулярную линзу. Это было совсем несложно.

Терра отказалась от своего золотого лица, спрятав его под унылой бронированной маской. Зрелище само по себе было печальным, и к тому же мир для всех, кто остался за стеной, стал совершенно другим.

Хорус приближался, так говорили многие. Даже повторяемые шепотом, эти новости толкали некоторых людей к безумию, которое Гете считал абсолютно неестественным. С недавних пор участились несчастные случаи, и не только на окраинах, но и во Внутреннем Дворце тоже. Убийства, репрессии, массовые самоубийства, а недавно появились даже слухи о культах приверженцев магистра войны.

Решимость Терры или, по крайней мере, решимость ее рядовых граждан висела на волоске.

«Интересно, когда он все–таки порвется, — гадал Гете. — Возможно, это уже произошло, только мы еще не поняли».

Имперские Кулаки держались в стороне. Стоило ему направить монокулярную линзу к далекой стене Вечности, как он видел их золотые фигуры, стоящие на страже либо расхаживающие взад и вперед. Он не мог определить, чувствуют ли они тревогу. А способны ли космодесантники беспокоиться? Они преодолевают напряжение не так, как обычные люди. К ним посылали петиции. Ответа не последовало. Возможно, их просьбы просто не были услышаны, как не слышен одинокий голос в какофонии воплей.

За толпой следили стационарные орудия. Вели наблюдение авгуры. Армия силовиков была наготове, ожидая лишь команды Гете. Он не был уверен, что его люди смогут взять под контроль море отчаяния, образовавшееся внизу, и часто представлял, как оно поднимается, перехлестывает стену и сносит ее немногочисленных защитников, сносит все…

— Как вы думаете, сколько людей собралось внизу? — спросила Эбба Ренски.

Поверх черного форменного костюма арбитратора Ренски надела пепельно–серый нагрудник. В металле были выбиты белые символы — знаки отличия. По шее из–под шлема, медленно поджаривающего череп, стекал пот. Затемненный визор она подняла на лоб и, прищурив глаза от заходящего солнца, окрасившего Рубеж кроваво–красным сиянием, смотрела вниз через монокулярную линзу.

— При последнем подсчете мы получили около пятидесяти тысяч, — ответил Гете, радуясь, что его отвлекли от сентиментальных размышлений.

Ренски присвистнула и опустила подзорную трубу.

Одну руку она держала на ручке шоковой булавы, пристегнутой к поясу, а второй немного приподняла шлем, давая доступ воздуху.

— Они устроили внизу целый город, примас–блюститель, — заметила она.

Гете и сам это видел. Беженцы уже два месяца толпились внизу, и их численность ежедневно увеличивалась. За это время на земле появились палатки и импровизированные укрытия для мужчин и женщин, остававшихся за стеной и понимавших, что их не пустят дальше, и ситуация изменится очень нескоро.

Там образовалось примитивное общество. Появились бродячие разносчики. Началась торговля. Все это произошло довольно быстро, но ничуть не ослабило давления толпы, постоянно свистевшей, молившей и сыпавшей угрозами, стремящейся прорваться внутрь.

В небе было ничуть не лучше. Атмосфера Терры кишела кораблями, но не только наблюдателями, станциями авгуров и оборонительными платформами; множество судов, скрывающихся от магистра войны, ожидало поблизости от «Пламенного рифа», состоящего из цепочки орудийных батарей в астероидном поле вокруг планеты. Тронный мир обещал подобие безопасности и надежду на выживание в грядущей буре.

Гете никогда не видел звезд. Он боялся пустоты, и отрывочные истории вольных торговцев и странников, посещавших Терру после своих путешествий, нисколько не рассеивали его страхов. Всю жизнь он провел в поисках основательности, надежности и порядка. Лекс Империалис был олицетворением его цели. Он защищал его, но сейчас бездна казалась ближе, чем когда–либо.

He таким уж далеким стал холод космоса. Он ощущался даже в пустынной жаре. Место Гете было на поверхности, на стене. Он сжимал руками край парапета и чувствовал себя увереннее.

— Обнаружили что–то еще, кроме варки песчаных падальщиков и удручающего пренебрежения гигиеной, проктор Ренски?

Смрад снизу поднимался до верхушки стены, нисколько не ослабевая. Запах застарелого пота соперничал с вонью мочи и экскрементов. Так проявлялись ужас перед будущим и одновременно вера в то, что стены способны обеспечить защиту.

— Ничего, что я могла бы увидеть отсюда.

Они отказались от обследования толпы, когда количество беженцев возросло настолько, что это стало практически нереальным. Под стеной могло зреть что угодно, и Гете со своими людьми узнают об этом только тогда, когда что–то произойдет. Эта мысль не способствовала улучшению его настроения.

— Я могу попросить Нейда сделать облет, — предложила Ренски.

Гете потер подбородок и вспомнил, что не мешало бы побриться. И принять ванну, если он не хочет вонять, как эти отбросы внизу. Он кивнул:

— Попросите.

Десантно–штурмовые самолеты «Валькирии» стояли на специально выделенной площадке у самой стены в полной готовности. Обычно воздушные облеты совершались через каждые несколько часов, но в зависимости от настроения толпы их частота нередко увеличивалась.

В данный момент Гете классифицировал настроение людей как переменчивое.

— Пошлите одну машину. Обычный облет, ничего больше.

Спустя несколько минут грозная тень «Валькирии» уже скользила над собравшимися людьми мрачным призраком смерти. Кое–кто зарыдал, завидев ее. Другие стали молиться ревущему металлическому божеству, летящему по небу. Но большинство беженцев просто игнорировали самолет или провожали его злобными ухмылками.

Патрулирование ничего не обнаружило.

Гете почувствовал себя стариком с обвисшей кожей и хрупкими костями. Война — или, во всяком случае, ее ожидание — брала свое.

В ухе Гете затрещала вокс–бусина и послышался голос Нейда.

— Примас–блюститель, — заговорил пилот, разворачивая судно на обратный курс.

И вдруг двигатель «Валькирии» взорвался, подбитый неизвестным злоумышленником.

Быстро исчезающий в воздухе инверсионный след ракеты мало что мог подсказать.

— Трон!

Гете бросился к краю стены, чтобы лучше рассмотреть, что происходит.

Летательный аппарат, разбрасывая горящие обломки, взрыл землю и скосил целый ряд беженцев, словно спелую пшеницу. Десятки убитых. Еще больше раненых. Началась паника, быстро распространявшаяся в толпе еще до того, как катер окончательно остановился. Люди ринулись в разные стороны. Кого–то затоптали насмерть. Занялись пожары. Хаос распространялся подобно инфекции. Вдалеке загремели выстрелы. Послышались крики.

— Нейд! — Ренски тщетно пыталась связаться по воксу с пилотом.

Гете ощущал запах горящей плоти, доносимый безжалостным ветром до самой верхушки стены. Он уже был готов отдать приказ, как вдруг стена вздрогнула от взрыва. Вопли возобновились с новой силой. Взрыв произошел внизу, довольно далеко от упавшего самолета, чтобы считать причиной крушение. Огонь и дым помешали точно определить место. Снова началась паника. Снова крики, только теперь беженцы ринулись прочь от стены. Те, кто еще мог, кто еще был жив и был в состоянии передвигать ноги.

А потом началось самое ужасное. Не просто бегство, а паническая давка. Люди отхлынули от стены, оставив множество тел. Некоторые были разорваны на части взрывом. Гете отвел взгляд.

— Что это было? — спросил он, вызывая людей на стену и игнорируя запросы по воксу с других участков. — Снайперам взять толпу под прицел! — скомандовал он.

Стрелки в трех наблюдательных вышках приготовились.

Беженцы завопили, увидев нацеленные на них блестящие дула винтовок. Кое–кто злобно выругался, но все отступили назад.

С места взрыва все еще поднимался дым. Гете подозревал, что там заложили бомбу, но полной уверенности не было. И он бы совершил ошибку, предприняв что–либо до того, как появится хоть какая–то информация. Примас–блюститель должен был сохранять спокойствие и передавать его своим людям. Внизу имелись перегонные аппараты, производящие алкоголь из зерна, бродячие торговцы готовили еду на старых фицелиновых плитках — все это могло взорваться. Вот только взрыв был слишком сильным, специально рассчитанным на поражение большого числа людей. И достаточно мощным, чтобы его ощутили даже на стене.

— Неужели они не понимают, что не смогут проломить стену? — удивилась Ренски.

— Давайте не спешить, проктор.

— Это нападение? — спросила она.

— Доказательств пока нет.

— Примас–блюститель, мы должны что–нибудь сделать.

— Прямо сейчас ничего нельзя предпринять. Я не могу допустить опрометчивых действий. Вы чувствуете напряженность, проктор?

— Что, сэр?

Гете печально покачал головой:

— Да ее ножом можно резать. Я не могу еще сильнее нагнетать истерию. Подождем, пока уляжется паника.

В течение нескольких минут примас–блюститель обращался к толпе через громкоговорители, объясняя, что намерен предпринять, и призывая сохранять спокойствие. Затем он вызвал из казарм подкрепление. На случай штурма резерв ждал у стены со стороны Дворца.

Только через час территорию удалось очистить от большей части трупов, утащенных Трон знает куда, и беженцы вернулись.

— А как же Нейд и Ули? — спросила Ренски.

Вокруг разбитой «Валькирии» толпились люди, срывая с самолета все, что можно было утащить.

— Они, вероятно, погибли, Ренски, — ответил Гете. — Для них мы ничего не можем сейчас сделать.

— Надо попытаться хотя бы забрать их тела.

Гете показал рукой на толпу. Настроение внизу по–прежнему было переменчивым, но приступ паники закончился. Он расслабил пальцы, сжимавшие край парапета, надеясь, что угроза тоже уменьшилась.

— Вы хотите спуститься?

Ренски скрипнула зубами: ее идеалам пришлось отступить при столкновении с реальностью.

— Вот и я не хочу, — сказал Гете. Он посмотрел поверх толпы вдаль. Беженцы продолжали прибывать. — Дайте мне командирский вокс.

— Сэр?

— Командирский вокс, черт побери! Я снова попытаюсь достучаться до легиона. И я хочу, чтобы то же самое сделал каждый примас–блюститель на этой стене. Такое может повториться где угодно.

— Слушаюсь, сударь.

Ренски уже повернулась, чтобы уйти, но Гете ее остановил:

— И отдайте приказ о возвращении из увольнения. Я хочу, чтобы на стене были все мои люди. Там что–то происходит. Мы просто еще не видим, что именно.

— А что потом, сударь?

— Как только соберем все силы, откроем ворота и постараемся оценить ситуацию.