Глава 8 СУДЬБЫ ПОКА ЕЩЁ СКРЫТЫ

Бартуза Нарек в одиночестве стоял среди развалин города. Он не мог вспомнить, как сюда попал, и не узнавал местность. Он лишь знал, что это не Ноктюрн.

Он решил, что умер и оказался в каком–то бледном и невыразительном подобии чистилища, чего, как сам признавал, давно заслуживал.

Бесконечные руины простирались во все стороны. Разбитые жилые комплексы осели бесформенными грудами обломков и мусора, верхние этажи полностью погребли под собой нижние. В разоренных торговых кварталах едва можно было угадать разрушенные торговые дома и деловые конторы. Улицы и проспекты вели к глубоким каньонам или тупикам. Парки выгорели, статуи опрокинуты, фонтаны засорены. Культура, здравомыслие и процветание — все обратилось в прах. Следы старой жизни еще сохранились в оболочках и внешних атрибутах, как тени, не желающие исчезать в лучах восходящего солнца.

Нарек нагнулся и провел пальцем по пыли, покрывающей все вокруг. Палец стал белым; лизнув его, воин понял, что это пепел. Человеческие останки, сгоревшие в пламени жертвенных костров.

«Останки старой жизни», — напомнил он себе.

А вот стиль нанесенных разрушений он узнал. Такой урон могло нанести только оружие Легионес Астартес. Полное и всеобщее уничтожение. Сокрушительный удар с высокой орбиты, подобный рождению нового солнца. Всем оставалось только смотреть на него в полном отчаянии, пока свет не сменится вечной слепотой.

Нарек зашагал, не зная, куда идет и зачем, сознавая только, что настоящий воин, попавший в незнакомую местность, обязательно проведет разведку. Территория оказалась пустынной. Он хотел отыскать какую–нибудь господствующую высоту, откуда можно было бы осмотреться, но город буквально сровняли с землей.

Он вышел на широкую эспланаду, идущую вдоль грязной реки, и заметил фрагменты арки — возможно, триумфальных ворот. Сооружение когда–то было искусно украшено яркими красками и золотом, на вершинах мраморных колонн стояли высокие статуи с распростертыми крыльями и благочестивыми ликами…

Ангелы? — пробормотал Нарек, чуть не испугавшись глухого и безжизненного звука собственного голоса.

На глаза ему попались оперенные крылья из мрамора. При внимательном осмотре Нарек отметил странный, словно полинявший оттенок камня и решил, что скульптор просто выбрал такой тусклый материал. Затем он посмотрел за реку и обнаружил, что и там поблекли все краски. Да и его доспехи как будто побледнели.

Он поднял руку в перчатке навстречу бледному солнцу и не на шутку встревожился, заметив просачивающийся сквозь нее слабый свет. Металл, плоть и кости казались прозрачными. Весь город окутывало призрачное сияние.

На горизонте стояли столбы дыма. Самого пламени Нарек на таком расстоянии не видел, зато по запаху мог представить себе груды горящих в нем трупов.

Однако в завитках стелющегося дыма показалось живое существо.

Нарек потянулся к мечу, но обнаружил, что меча при нем нет. Как и болтера. Неважно. С этим проходимцем он в случае необходимости справится и без оружия.

В дыму и пыли стал виден одетый в лохмотья старик с сучковатым посохом. Нарек узнал его и нахмурился еще сильнее.

— Старый мерзавец! — окликнул его Нарек, шагнув навстречу. — Это ты меня сюда перенес? Ты колдун? Как ты это сделал? — засыпал он вопросами старика. Затем, немного тише, спросил: — Или ты из Нерожденных тварей?

При этой мысли его самоуверенность несколько уменьшилась.

— Я ни тот, ни другой, Носитель Слова, — ответил старик, хотя его губы не шевельнулись.

— Значит, ты колдун, — заявил Нарек, все же пожалев, что при нем нет меча. — Или я мертв. Так или иначе, учти, что я рассердился.

— Ты не умер, хотя не миновал бы смерти, если бы остался на Ноктюрне.

— Так я твой должник, да?

— Возможно…

Нарек оглянулся вокруг, потом снова посмотрел на свою руку и просачивающийся сквозь нее свет.

— Что ж, это очень неприятно.

Старик улыбнулся, словно взрослый, ободряющий ребенка.

— Я никогда прежде не попадал в видения псайкера, — сказал Нарек, недоверчиво поглядывая на старика. — Картина не слишком убедительная, слишком уж… бестелесная. Нет даже запаха смерти.

— Это не мое видение, Бартуза, — возразил внезапно оказавшийся рядом старик. — Оно твое.

Нарек едва удержался от безотчетной реакции. Вместо этого он опустил взгляд.

Старик протягивал ему винтовку.

— Это тоже твое. Модель «Бронто».

Нарек осторожно взял оружие и нашел сделанные им самим отметины. Он узнал каждый изгиб, каждую деталь. Скользящий затвор для заряжания спецбоеприпасов, многослойное дуло, потертый приклад, мушка, высокоточный прицел, укороченный магазин и колоссальная убойная сила.

Оружие снайпера. Его оружие.

Или хотя бы воспоминание о нем.

— Это невозможно…

— На самом деле, — сказал старик, — получить это было сравнительно легко.

— И нереально.

Нарек ударил винтовку о колено, оружие разломилось пополам, а потом рассыпалось такой же пылью, какая покрывала все поверхности в разрушенном городе.

— Легко по сравнению с чем? — спросил он.

Старик снова улыбнулся, впрочем, не проявляя ни доброты, ни веселья.

— Ты — грубое орудие, Бартуза.

— А ты надменно улыбаешься. Это раздражает. — Нарек с угрожающим видом шагнул вперед. — Ты дважды назвал меня по имени, а я так и не услышал твоего. Видение здесь или нет, предупреждаю: я этого не потерплю.

Старик невозмутимо кивнул:

— Как скажешь. Ты нужен мне, Носитель Слова, — сказал он и протянул вперед руку.

На его ладони лежал маленький серебристый камешек, испускающий слабое сияние, которое приковало взгляд Нарека.

Голос ему изменил.

— Как ты это достал? — хрипло спросил он.

— С большими усилиями, чем твою винтовку. Нарек поднял голову. На него смотрела пара непознаваемых глаз.

— Кто ты? Что это за место?

— Это квартал Квоми, Тофет, и это Галшия.

Глаза Нарека превратились в две узкие щелки.

— Идеальный город… Но как?..

— Вы называли его Монархия.

— Никогда здесь не бывал, — пренебрежительно бросил Нарек.

— Так почему же это зрелище остается в твоем разуме? Ты видел, что сотворили здесь твои сородичи? Все обращено в пепел. Любопытно, что ты предпочел лишь частично воспроизвести картину.

Несущий Слово безразлично ухмыльнулся:

— Так ты утверждаешь, я несу опустошение, а цель, о которой ты говорил на горе, поможет восстановить этот город и даже меня самого? Знаешь, я не любитель метафор. Мог бы уже заметить, что меня больше тянет к убийствам, а не к поэзии. — Нарек разжал руки. — Мне не требуется оружие, чтобы тебя убить. Если это и впрямь мое видение, мог бы вообразить, каково тебе придется, когда я решу, что ты в нем — помеха. Говори, кто ты.

— Склонность к убийствам — как раз то, что мне от тебя требуется, — сказал старик, отступая на шаг назад.

Нарек фыркнул:

— Ты сейчас же сбросишь свой таинственный покров…

Удар в висок заставил его упасть на одно колено. У Нарека потемнело в глазах и вырвался крик боли и удивления недюжинной силой старика. Он тотчас вскочил, намереваясь отомстить, несмотря на болезненную пульсацию и головокружение, но обнаружил, что в горло упирается кончик меча. Лезвие мерцало рунами не человеческими, но наверняка придающими силу клинку.

Нарек отшатнулся, ощутив каплю крови в том месте, где меч касался кожи. Уняв гнев, он взглянул в истинное лицо обидчика и громко рассмеялся:

— Я так и знал. Глаза тебя выдали… эльдар.

Эльдрад Ультран смотрел на зверя, которому некогда помог, и понимал, что скоро придется спустить его с цепи.

Откинув полу одеяния, эльдар обнажил ведьмин клинок. Демонстрация этого оружия имела чисто театральный эффект, что более соответствовало привычкам арлекинов, сыновей и дочерей Смеющегося бога.

В этом месте, где мнимая реальность покорялась его воле, ему не было необходимости обнажать меч. Тем не менее цели он достиг.

— Я ясновидец, — сказал Ультран, обращаясь к Нареку через маску призрачного шлема.

— Броня, которую ты носишь под облачением, указывает на иное занятие, — возразил Нарек, потирая висок, куда угодил удар Эльдрада, — Полагаю, я сейчас мучаюсь ненастоящей болью.

— О, она настоящая. Это боль пострадавшего разума.

— Ты поразил мой ум? Это низко, даже для ксеноса.

— Мне не нравится это слово.

— В таком случае я буду пользоваться им почаще. Ты так и не сказал мне, кто ты.

— Я ясновидец, житель Ультве. Меня зовут Эльдрад. Эльдрад Нуираша Ультран.

— Это должно что–то значить для меня? Мне это ни о чем не говорит, колдун. И что могло понадобиться ясновидцу от такого, как я? Отступника, фанатика. Несущего Слово.

—А чье Слово ты несешь, Бартуза Нарек?

Взгляд Нарека снова переместился к осколку фульгурита, лежащему на открытой ладони Эльдрада.

На горизонте вставало второе солнце, более яркое и живое, чем его бледная копия, висевшая в мнимом небе.

— Я тебя уже предупреждал об этом.

— Но теперь тебе известно мое имя. Знакомство должно быть взаимным…

— В таком случае я солгал, обещая им не пользоваться. Ты всегда такой раздражительный, Бартуза, или только из–за того, что отец тоже звал тебя по имени?

— Я не испытываю любви ни к нему, ни к тебе, — ответил Нарек, и Эльдрад убедился в своей правоте.

— А вот это другое дело, не так ли? — сказал он, поднимая осколок фульгурита двумя пальцами. — Ты ведь ощущаешь его силу и бессмертную сущность?

Поднимающееся солнце коснулось доспехов Нарека золотистыми копьями.

Усилием воли Нарек заставил себя отвести взгляд от камня, и Эльдрад закрыл ладонь, пряча осколок, словно фокусник, заставляющий исчезать монету.

— Я не пешка, — заявил Нарек.

— Мне и не нужна пешка. Мне нужен ассасин.

— И ты думаешь, что я буду тебе верен? Потому что обязан жизнью?

— Нет, я думаю, ты сделаешь это из любви к убийствам, а еще потому, что я дам тебе то, что ты хочешь.

— И что же это?

— Способ добраться до него.

На скуле Нарека напрягся нерв, видимый под покрытой шрамами кожей.

— Разве у эльдаров нет наемных убийц, или вы не способны отнять жизнь по умыслу? Вы недостаточно хладнокровны для этого, ксеносы?

— Я просил тебя не употреблять это слово, — предостерег его Эльдрад, но не принял никаких мер. — Да, у нас есть ассасины. Много потрясающих профессионалов. Увы, у меня есть только ты. Нынешняя война не касается эльдаров. Это война людей. Большинство представителей моей расы не желают в ней участвовать, но есть и такие, кто участвует чересчур активно. Я хочу, чтобы человечество выжило, другие — нет. В их глазах вы грубые, примитивные существа, едва преодолевшие первобытный строй и обреченные раз за разом повторять ошибки истории.

Нарек криво усмехнулся:

— У эльдаров это называется комплиментом? — Он наклонился к чужаку с заговорщицким видом. — Боюсь, он не достиг цели. Эта война меня не интересует.

Эльдрад прищурился, слегка повернув голову навстречу быстро поднимающемуся солнцу.

— Я сомневаюсь, что ты сам в это веришь. У тебя есть личный интерес. Судьба, Бартуза Нарек, тебя, как мне кажется, сильно огорчила. Твоя собственная судьба, судьба твоих братьев, твоего отца.

Вздрогнувшее веко выдало Нарека.

— Да, я уверен в этом, — произнес все замечающий чужак. — Судьба замыкается на мне. Важно, чтобы ты понял это абсурдное заявление. Я не просто провидец, а ясновидец: могу видеть нити судьбы так же ясно, как шрамы на твоем жестоком лице. Это литания страданий, Бартуза Нарек. Карта твоей боли. — Эльдрад покачал головой, почти удивляясь союзу, который пытался заключить. — Ты и в самом деле жуткий зверь.

Нарек взвесил его слова и, судя по выражению лица, признал их правоту.

— Теперь ближе к делу, ксенос.

Эльдрад, радуясь, что шлем скрывает его гневную гримасу, продолжил:

— Твой примитивный разум не способен постичь безграничность сплетений нитей судьбы, так что представь, что это бесчисленные узоры паутины, пересекающиеся и накладывающиеся друг на друга. Такой разум, как мой, способен влиять на эти сплетения, перерезая одни нити и оберегая другие. Группа существ, Кабал, куда входят и мои сородичи, и… более древние создания, ищет способы манипулировать судьбой. Больше того, в некоторых случаях им это удавалось. Я же хочу восстановить равновесие.

У них есть агенты, выдающиеся личности, способные обмануть судьбу. Своего рода бессмертные. Неубиваемые. Стойкие. Каждая нить судьбы, прикрепленная к таким существам, вибрирует. Ее колебания происходят настолько быстро, что даже для такого искушенного разума, как мой, нить становится неясной. Судьба буквально размывается. Я должен воспрепятствовать этой вибрации. Только так я могу восстановить истинный путь. А ты, Бартуза Нарек, — именно тот, кто мне нужен, чтобы успокоить нити судьбы, успокоить паутину.

— Убить этих бессмертных? — переспросил Нарек. — Как? Если они таковы, как ты говоришь, как может кто–либо, даже столь искушенный в убийствах, как я, прикончить их?

Он казался расстроенным и даже слегка растерянным.

Свет вспыхнул. От доспехов Нарека потянулись тонкие струйки дыма.

— Что за… — начал он.

Вдалеке, в сиянии золотого солнца, появилась фигура с пылающим мечом и в короне из лавровых листьев.

Эльдрад улыбнулся, как улыбается хозяин своей гончей:

— Ты меня приятно удивляешь, Бартуза Нарек.

— Подожди, пока мы сойдемся лицом к лицу. Мне и раньше приходилось убивать колдунов — твоих сородичей и других. Никакой разницы. Кто–то воспользуется фульгуритом: или ты, или я.

Свет докатился до них, но не только свет, огонь тоже — вихрь пламени, поднятый солнцем.

— Ты — поразительное существо, Бартуза Нарек, — спокойно произнес Эльдрад. — Может, и так, только он подчиняется не каждому.

— Это доказывает божественность Императора!

Нареку приходилось кричать, чтобы быть услышанным в реве огненной бури. Кожу защипало. Немногие волосы, сохранившиеся на его голове, начали дымиться.

— И поэтому фульгурит обладает божественной силой, — спокойно ответил Эльдрад, словно не замечая опаляющего пламени. — Его силой, — добавил он. И будто только сейчас заметил приближающийся к ним вал огня. — Но вместе с тем тебе известно, что даже боги — или те, кто считает себя богом, — могут умереть.

— И что, по–твоему, убедит меня помочь тебе? — прокричал Нарек, стараясь отвернуться от слепящего света.

Эльдрад понимал, что Нарек едва слышит в реве бури собственный голос, что жар пламени иссушает его горло и обжигает легкие…

Неуязвимый для пламени, чужак снова улыбнулся:

— Судьба.

И огонь поглотил их вместе с руинами идеального города.


Далеко от этого места, в безопасном уединении, фермер обрабатывал свое поле.

Он занимался этим каждый день с тех самых пор, как пришел на ферму. Он наслаждался теплыми лучами низкого солнца, он глубоко дышал свежим утренним воздухом. Он прислушивался к голосам природы и с благодарностью принимал усталость и боль в мышцах в конце каждого дня.

Но, подойдя к широкой полосе, готовой к сбору пшеницы, лучшей, какую только можно было найти на Иаксе, он внезапно остановился и посмотрел вверх.

Он что–то почувствовал. Переменился ветер, возможно предвещающий непогоду. Или в пшенице притаился хищник в поисках добычи, поскольку на ферме имелись и стада животных.

Нет, не хищник.

Взгляд фермера привлек человек, сидящий на ступеньках его амбара. Из его полуоткрытых губ поднялась тонкая струйка серо–голубого дымка. Человек посмотрел на хозяина и пренебрежительно махнул рукой:

«Всё в порядке. Продолжай».

Ощущение перемен почти рассеялось. Фермер вернулся к своему урожаю.

Загрузка...