Становясь легендой

Хозяин гиен, отважный глупец и болтливый ланк

Настоящему чуду всегда нужен кто-то достаточно сильный, чтобы его осуществить.

Утро наступило быстро. Прозрачные серые тени, пронизанные возле валунов и булыжников непроглядной темнотой, становились все светлее и светлее, пока не растворились в холодном зимнем утре.

Аленика выскользнула возле одного из камней с обмякшим телом друга на руках. Она осторожно устроила его на камне и только после этого позволила себе опуститься рядом. Она свалилась на месте, где стояла.

Последние силы стремительно оставляли нелюдь, дрожь била ее уже несколько часов, из тени приходилось выходить каждые пару минут, снова и снова, пока свет не превратил пространство на изнанке в раскаленное масло.

Глаза девушки закатились, она увидела рассвет, горы, в сознании мелькнула тревожная мысль: они прямо на дороге, на открытом пространстве, их легко заметить… это мимолетное волнение стало последней каплей. Нелюдь обмякла возле Эмбера, который уже не мог прийти в сознание.

Тем временем в паре километров от них из своего шатра вышел Рагча. Он только что проснулся, грива жестких лошадиных волос напоминала свалявшуюся шерсть, черные глаза никак не могли разлепиться, а во рту стояла тошнотворная вонь. Рагча был орком сорока трех лет, и по утрам чувствовал себя все хуже и хуже с каждым годом. Ночные сквозняки в походных шатрах студили суставы, живот мутило от нездоровой пищи – все это было несмертельно, почти не мешало, но лишний раз напоминало о том, что война слишком уж затянулось.

Почесывая крепкий зад сквозь мешковатые штаны, Рагча направился к колодцу, оглядывая по пути их новый лагерь.

Сколько лет они пытались пробиться в эту часть Железного нагорья? Шесть? Сколько орков отдали жизнь за то, чтобы сегодня Рагча и остальные счастливчики проснулись в этом месте? И жертвы погибших в бою не напрасны – очень скоро орда отправится дальше. Теперь с ними северные кланы, свежая кровь, молодые сильные орки, выросшие в мире и достатке, не знающие страха и жалости. Свирепые, как северные волки, они разорвут горстку оставшихся людишек, словно тряпичных кукол.

Рагча вылил на клыкастую морду ведро ледяной воды, часть залила ему пасть и нос с плоски вертикальными ноздрями, орк принялся громко отфыркиваться. Свежий шрам на шее, – его оставил один из нейверский солдат в битве в Черном Котле, – защипало, и Рагча промыл его получше. Лет двадцать назад он бы эту царапину и не заметил, но не теперь.

Этим утром воины ели тушеное козлиное мясо с сушеной горной капустой, приправленное тертой ежиной костью, – неплохой завтрак. Позже, когда орда снова двинется в путь, так уже не поешь.

За едой орк старался не думать ни о чем, но мысли сами лезли в голову, мешая сосредоточиться на пище. И не ему одному этим утром еду приходилось в себя заталкивать: вся орда утихла.

Через несколько недель все решится, иначе быть не может. Дракон уничтожил большую часть человеческой армии, и, хотя теперь его нет, людей осталось мало. Они не продержатся долго, это ясно любому, но сколько еще орков сляжет до того, как Крепость-на-Перекрестке будет принадлежать их народу? Проклятые маги, проклятые машины, трижды проклятые церковники с их хвалеными богами, – если бы не они, орки давно были бы хозяевами гор!

Рагча хмурился.

Он родился, когда эта война началась, он вырос вместе с ней и не знал времен, когда орда жила иначе. Но он хотел узнать.

Осталось несколько недель, все вожди говорят об этом. Прожить еще несколько недель – совсем не так много, как сорок два года. Однако даже в самый последний день несколько орков умрет, одного найдет сабля, другого разнесет на куски магическая машина, третий напорется в бою на загнанного в угол колдуна. И кому-то придется стать этими последними орками.

Недоброе предчувствие закралось в живот Рагчи, он успокаивал себя, оправдывал это дурным мясом, но стоило только подумать о конце войны, желудок неотвратимо скручивало в узел, а к горлу подбирался ком.

Затолкав в себя остатки завтра, орк вернулся в шатер, оделся в шкуры, стянутые на груди ремнями. За спиной нелюдь прикрепил несколько томагавков и на всякий случай взял старое нейверское ружье. Орк не любил хитрых человеческих орудий, но приходилось признать, что иногда они оказывались полезны.

Подготовившись к вылазке, Рагча отправился к загону с гиенами. Зверюги были настолько свирепы, что орки держали их взаперти – бывали случаи, когда гиены загрызали их заживо, особенно если те выпивали слишком много огненной воды.

Матерые падальщики с длинной полосатой шерстью сновали по загону, некоторые из них спали, повалившись на землю, но большинство стояло или сидело возле прутьев, неотрывно следя за проходящими мимо орками блестящими черными глазами. Большие раскосые глаза, круглые морды и нелепые большие уши могли сбить столку, однако челюсти горных гиен легко раздробят даже орчью кость, – это Рагче было хорошо известно. Как и каждый, кому выпала честь получить нескольких из псарни вождя, он знал, что это за звери.

У Рагчи было четыре гиены, он сам ухаживал за ними, когда те были еще щенками, сам учил. Никакому другому орку они не позволили бы нацепить на себя поводок, даже не подошли бы на его зов. Но стоило позвать Рагче, все четверо послушно пришли к двери загона и смирно уселись, ожидая, пока хозяин вденет цепи в их ошейники, запутавшиеся в длинной вонючей шерсти.

– Слышал, ночью видели нейверских шпионов? – спросил ночной караульный, когда Рагча уже покидал лагерь. – Шныряют совсем рядом, крысы.

– Если они тут были, я найду их следы, – Рагча с шумом вытолкнул из ноздрей воздух. Караульный не сомневался в его словах.

– Под взором вождей, – кивнул он, приложив к серому лысому черепу толстый палец.

– Под взором вождей, – ответил ему Рагча и двинулся в проход, ведущий к дороге на последний человеческий лагерь.

Орку нужно было следить, чтобы ни одна обезьяна не подобралась к их лагерю, и он отлично справлялся с этой задачей. Он даже знал человеческий язык, сам не раз подслушивал разговоры разведчиков, прячущихся в пещерах возле стоянок орды. Четыре гиены Рагчи знали запах светлокожих лучше, чем запах горных сусликов.

Орк шел неспеша, его тяжелые ноги укутывали несколько слоев шкур, крепко связанных кожаными ремнями на голенях. Такая обувка позволяла двигаться бесшумно по дорогам среди холмов, усыпанным мелкими камнями. Гиен Рагча не спускал, он вел их на тяжелых промасленных цепях, давая уйти вперед не больше, чем на четыре метра.

Орк осматривал землю и дорогу, ища свежие следы нейверких сапог, и прошло не больше получаса, прежде чем у одного из камней он заметил то, что искал.

Пыль на дороге пересекала полоса, словно кто-то упал, остался виден даже отпечаток руки. Гиены почуяли запах и насторожились, но Рагча прикрикнул на них, чтобы не совались к следу: сперва он посмотрит сам.

След был большим, возможно, людей было двое, или это один по какой-то причине упал и решил поваляться по земле. Как бы то ни было, кто-то был здесь ночью. Пошарив глазами по дороге, орк не обнаружил больше ни единого признака того, что по дороге ночью кто-то проходил: след падения был единственным и совсем свежим. Рагча спустил гиен.

Животные, ободренные свободой, тщательно обнюхали место, выгибая горбатые спины, затем стали продвигаться от него все дальше и дальше.

Рагча ждал, пока они возьмут след, но ни одна из гиен не ушла дальше двух метров, они возвращались снова и снова, бросались в разные стороны: словно нейверец, не устоявший на ровном месте, вдруг растворился в воздухе.

Орку это не понравилось, он двинулся дальше вдоль скал, огораживающих Черный Котел, его гиены шли впереди, тревожно втягивая воздух большими круглыми носами.

Через пару сотен метров снова след. На этот раз небольшой, едва заметный, однако он был подтверждением тому, что возле Котла ночью побывали нейверцы – и далеко они уйти не могли.

Еще через три сотни метров одна из гиен Рагчи вздыбила гриву на лопатках и насторожила круглые уши, ее соратницы взволнованно крутили мордами. Нейверцы недалеко.

– Взять, – скомандовал орк. Не знавший языка мог бы принять этот звук за катящийся по склону тяжелые камень.

Взвизгнув от возбуждения, гиены пустились вперед, а Рагча поспешил за ними, держа наготове один из боевых топоров. Животные двигались проворнее, вскоре они скрылись из виду, но орк не боялся потерять их или опоздать к моменту, когда они найдут прячущуюся в горах обезьяну: он знал, что гиены никогда не упустят свою жертву.

«Только бы не маг…» подумал Рагча. Отзвуки этой мысли еще не растаяли в его сознании, когда орк услышал визг одной из гиен, а затем взрыв и голоса остальных.

Огибая холм, за которым скрылись животные, Рагча сунул руку в небольшой мешок на поясе, полный порошка, отрезающего магию – единственное, чем Лиазган исправно снабжал орду.

Взрывов больше не было и треска, присущего боевым заклинаниям, тоже, однако и гиены больше не кричали. Опасаясь худшего, орк выпрыгнул из-за поворота, догадываясь, что увидит.

Женщина леннай стояла, закрывая собой раненого в серой нейверской форме, и внимательно следила за кружащими вокруг гиенами. Шкура и морда одного из животных были опалены, но это пустяки – худшего не случилось.

Не мешкая, орк замахнулся и швырнул в нелюдь горсть порошка, она успела заметить это, и судорожным движениям потянулась к нагрудному карману наемничьей куртки. Гиены знали, что это значит, и бросились на нелюдь, вцепившись в ее конечности и прижимая к земле. Она вырывалась, рычала, как животное, но гиены были сильнее.

Когда Рагча подошел, ведьма уже была обездвижена. Животные крепко держали добычу, кровь текла по их пастям, глаза с красным отливом голодно шарили по хрупкому телу – они мечтали разорвать нелюдь, но не смели без приказа хозяина.

Орк пробежался взглядом по второму разведчику – тот лежал без сознания, возможно, уже был мертв и не представлял никакой опасности. Рагча обратил свое внимание обратно к пойманной ведьме.

Нелепые длинные уши дрожали, тяжелое дыхание со свистом вылетало сквозь сжатые зубы, здоровый глаз вытаращился, нацелив узкий, как игла, зрачок на орка – безумный взгляд пойманной дичи. В руке, которую гиена прижимала к земле, девица сжимала желтый зуб, обмотанный красным, синим и черным ремешками из кожи. Увидев его, Рагча замер в нерешительности.

Нелюдь носила все амулеты Валдиса с тех пор, как покинула Нейвер, и теперь ее жизнь зависела от одного них.

– Откуда у тебя это? – спросил Рагча, ткнув пальцем на амулет. Он говорил на человеческом языке и нелюдь поняла его.

– …Отдал… друг, – процедила она.

– Как его звали!? Отвечай!

– Валдис!…

Лицо Рагчи вытянулось, брови взлетели вверх.

Так он и думал. Да, именно так он и подумал, когда увидел этот клык, и все же слова пойманной колдуньи поразили его.

Рагча знал Валдиса, это был достойный враг, отважный, но не жестокий. Они встречались по разные стороны баррикад и даже несколько раз разговаривали, пока один возвращал другого из плена – на месте пленных в разное время побывали оба. Теперь, увидев ожерелье Валдиса, орк словно встретил его самого.

Орки, как и другие нелюди, делали амулеты, которые означали долг. Тот, кто носил подобную вещь, был вправе требовать уплаты, эта традиция продолжалась с самого начала времен, и нарушать ее не смели. И хотя на войне многое было забыто, а с правилами давно не считались, Рагча, как и Валдис, был из тех, кто ставил свою честь выше воинского долга. Клык на шее ведьмы означал спасенную жизнь, и орк, повинуясь немому велению символа, приказал гиенам отпустить нелюдь.

Оказавшись на свободе, ушастая застонала, она попробовала пошевелиться, но раны от клыков гиен сделали ее тело неуклюжим.

– Где Валдис? – спросил Рагча, вдевая цепи в ошейники гиен. Животные были недовольны тем, что у них забрали добычу, они рычали и клацали зубами возле рук орка, но тут же получали зуботычины.

– Он мертв, – проговорила нелюдь, стараясь подползти к своему напарнику. – Убит в столице своими же.

Рагча шумно фыркнул.

Он говорил ему, много раз говорил. Будет играть в крысолова, кончит с ножом в спине. И вот, так оно и вышло. Хотя в некотором роде орк был рад тому, что Валдис не увидит поражения своей армии, которой отдал половину жизни. Да, Рагча был рад этому.

– Это, – орк указал на клык в ее руке. – Долг одной жизни.

Аленика, сидящая возле Эмбера, опустила взгляд на внутренний карман своей куртки, там висели и остальные. Девушка сняла с себя связку амулетов и протянула орку, а потом достала еще.

– Долг десяти жизней, – произнесла она, стараясь совладать с голосом. – За спасение раненого….

Рагча нахмурился. В ее руках лежал десяток клятв, от орков и от леннайев, несколько от людей – в горах нейверцы тоже стали делать подобные талисманы. Это ожерелье делало своего хозяина бессмертным на любых землях – если только встретившиеся враги чтут клятвы своих спасенных сородичей.

Орк посмотрел на ведьму. До смерти напуганная девчонка… люди жалки, раз берут в свою армию женщин, да еще таких слабых. Без своей магии она не могла убить и горного суслика. Взгляд Рагчи снова потянулся к амулетам.

– Мой друг ранен, – продолжила Аленика, отметив, с какой жадностью орк смотрит на них. – Нам нужно добраться до лагеря, до врача.

Орк вздохнул.

Он знал, что должен был сделать – он должен был забрать две жизни из ожерелья, вернуть его девчонке и уйти, сделав вид, что он никого не встретил. Однако в руках орк держал надежду на то, что, если в последние дни он попадет в плен, его отпустят. Гарантию того, что леннайи, даже если решатся на очередную подлость, свойственную их расе, оставят Рагчу в живых. Нанизанные на веревку дары спасут его отовсюду, и отказаться от амулетов теперь, когда они сами легли в руки, а война почти закончилась, орк не мог. Но забрать его, оставив подругу Валдиса загибаться от зараженных рваных ран с мертвецом на руках он не мог тоже, – этот поступок будет лишен чести. И хотя армия Нейвера вскоре падет, эта ведьма не должна погибнуть от гиен того, кто видел долг жизни.

Привести ее в лагерь и показать шаману, – двадцать лет назад это был бы выход. Двадцать лет назад долг, даже данный врагу, был законом, но не теперь. Теперь орки жаждут крови, они хотят кормить нейверскими костями своих мохнатых гиен, и Рагча не знал силы, которая сможет усмирить их ярость. Если он приведет девчонку в лагерь, ее убьют.

– Будь здесь, – сказал он, посмотрев на нелюдь.

Аленика лишь коротко кивнула.

Орк развернулся и скрылся за холмом вместе со своими гиенами.

Оставшись одна среди камней и холмов, посреди палящего солнца, нелюдь судорожно вздохнула, взглянула на лежащего рядом Эмбера.

Они застряли посреди пустыни, возле лагеря орды, которая со дня на день двинется по этой дороге. Голод, жажда, раны… и все, что она может, это оставаться на месте и ежесекундно вслушиваться в тишину нагорья, различая тихое дыхание капитана – есть оно или уже нет. Пусть нелюдь не могла даже вообразить, какое такое чудо могло спасти их, но пока Эмбер дышал, оставалась надежда.

Солнце достигло своего пика, а затем покатилось вниз. Каждая минута жизни была для девушки вечностью, и вскоре она поддалась желанию лечь возле капитана и уснуть – она не знала, проснется ли еще, но ей было уже все равно. Боль от воспалившихся ран, голод, жажда и жара, которые она испытывала много дней, стали невыносимы.

Когда солнце зашло и Железное нагорье погрузилось в сумерки, на дороге раздались шаркающие шаги. Аленика их не услышала и не проснулась. Не проснулась она и тогда, когда один из орков подхватил ее и перекинул себе за спину. Второй пришедший бережно взял на руки Эмбера, и после этого нелюди двинулись прочь.

Они нашли в скалах пещеру повыше и устроили нейверцев там. Один из орков, старый и низкий, остался внутри, а второй, – это был Рагча, – тщательно вымел дорогу пучками трав, сбивающий нюх гиен. Этими же пучками он выложил вход в пещеру, и после стал смотреть за работой шамана.

Сперва тот занялся мужчиной, а затем нелюдью – хотя Рагча просил его сначала осмотреть ее, так как у нее, в отличие от другого, были все шансы дожить до утра. Но шаман Кензи никогда не отличался покладистостью, Рагча не удивился бы, если бы старик сделал это ему назло.

Когда Кензи занялся девчонкой, она очнулась и попробовала отбиться от него, но старый орк сунул ей под нос тряпку, пропитанную ядреным раствором, и нелюдь снова уснула, не мешая ему больше работать.

Когда оба нейверца были перевязаны, Рагче оставил в пещере сверток с едой и водой на несколько дней, а затем они с Кегизи ушли обратно в свой лагерь. Шаман будет молчать о том, что видел, а это значит, подруга Валдиса будет в безопасности, пока не сможет продолжить путь к своим. Через несколько дней раны начнут затягиваться, а ее приятель умрет уже сегодня ночью, и тогда ее жизнь будет зависеть лишь от нее самой. Это все, что Рагча мог для нее сделать.

Аленика очнулась перед самым рассветом. Раскрыв глаза, она с удивлением обнаружила, что все ее раны перевязаны грубой, но чистой серой тканью и, судя по запаху, обработаны.

Заметив возле себя сверток, из которого выглядывал кусок сушеного мяса, Аленика набросилась на него, как оголодавший зверь. Она не ела уже два дня и заглатывала пищу целиком, почти не жуя.

Пока утоляла голод и жажду, она почти забыла о лежащем неподалеку Эмбере, а когда вспомнила, долго боялась взглянуть на него. Она не знала, что будет делать, если обнаружит, что он умер.

Однако в конце концов Аленика заставила себя посмотреть в сторону товарища, и оказалось, что, вопреки всем опасениям он пережил ночь и теперь дышал ровнее, его кружево стало ярче. Борьба еще не была окончена.

К вечеру Аленика доела всю принесенную орком еду, и это придало ей сил для предстоящего пути по теням. Для Эмбера такой переход был опасен, духи набросятся на его ослабевшее кружево, но или они рискнут, или он погибнет здесь.

Она успела за ночь до того, как орда выдвинулась бы по тракту, потому путь к остаткам армии Нейвера не был освещении ничем, кроме луны, которая в эту ночь предпочла не выглядывать из-за облаков. Словно сама природа хотела помочь нелюди в ее благом деле.

Днем девушку и раненого капитана нашел один из караульных, это был нейверец. Он сразу узнал Эмбера и, выслушав короткий рассказ Аленики, поспешил за помощью. Вскоре оба они оказались в лазарете.

Следующие дни прошли как в тумане, нелюдь почти не вставала с лежака в больнице. Раны были несерьезны, но путешествие по горам истощило все ее силы.

Одиночество в пустыне с раненым на руках, когда помощи ждать неоткуда, и единственный способ выжить – переступать через себя снова и снова, двигаться вперед, не думая о том, что каждый шаг только приближает тебя к изнеможению и смерти. Теперь Аленика знала, что такое горы.

Когда она оказалась в лазарете, за ней ухаживали и простые лекари, и последователи Клевора, и девушка принимала любую заботу с горячей благодарностью. Среди безлюдных холмов ее могли изодрать гиены, и ничего вокруг не изменилось бы, ни один камень бы не дрогнул, а здесь чужие люди тряслись над каждым ее порезом, им было не все равно, было ей больно, хотела ли она есть. Никогда Аленика не ценила близость разумных так, как теперь.

Когда девушка пришла в себя после тяжелого возвращения, ее вызвали на доклад к начальству. Она снова и снова повторяла их с Эмбером историю, пока весть о улетевшем драконе и надвигающейся орде не обошла каждого командира.

Те люди, которых они с Эмбером вытащили из загона в лагере орков, уже давно добрались до армии и рассказали о битве в Черном Котле, потому слова девушки о драконах восприняли со всей серьезностью. Она даже получила пару медалей.

Ее определили в отряд магов, работающих на новых машинах – туда, где Аленика и должна была быть все это время. Новая форма с узорами на рукавах и груди и круглая монетка на полосатой ткани, которую следовало носить на куртке, – все это должно было рассказать новым соратникам девушки о ее исключительной отваге и жертвенности, а еще о том, что если она доживет до конца войны, пособие у нее будет больше, чем у них. Пособия, впрочем, нелюдь не интересовали, как и косые взгляды соратников. Теперь, устроившись на безопасной боевой машине, она занималась только тем, ради чего на самом деле пришла в нагорье: умножала свою теневую армию и училась управлять ей.

Тем временем орда приближалась, разведчики доносили, что она уже вышла на дорогу, но без дракона у Нейвера еще был шанс отбросить орков обратно в глубь нагорья: вся надежда была на новые магические машины. Каждый день Аленика заступала на дежурства на фронте, – теперь он был не так далеко, – и работала на оке, высоком орудии с шарообразной капсулой на вершине. В той капсуле располагались рычаги, которые позволяли вращать ее, и кристаллы, в которых накапливался заряд магии. Меткость в таких машинах не требовалась: они разносили в пыль все в радиусе четырех метров и обжигали в радиусе шести. Однако научиться концентрировать заряд, чтобы удар набрал нужную мощь, было непросто. Аленика научилась быстро.

Теперь она сражалась далеко от линии столкновений, лишь выискивала в горах отряда орков побольше и стреляла. Новая работа доставляла нелюди мрачное удовольствие, хотя она чувствовала, что с каждым днем в оке что-то внутри нее безвозвратно тает.

Бои шли с переменным успехом, но постепенно армия Нейвера уступала, машины приходилось отвозить все дальше. Потери орков были больше, но это не имело значения: умершие прокладывали живым дорогу вперед, орда не убывала, но с каждым убитым сражалась все яростнее.

Дни смешались в один, Аленика уже не помнила, скольких убила, и днем и ночью она видела одну и ту же картину, слышала одни и те же звуки. Кличи, крики и выстрелы. Дрожь работающей машины. Серая масса орков, более темные и мелкие силуэты солдат – сражающиеся муравьиные стаи.

Когда выдавалось свободное время и появлялось желание, девушка отправлялась в лазарет, проведать Эмбера. Она сидела там какое-то время, говорила с лекарями и монахами, слушала. После всего сил на расследование у нее не осталось, потому она ограничивалась лишь этим – и, разумеется, так и не узнала ничего полезного.

Эмбер долго не приходил в себя, хотя его состояние не становилось хуже. Аленика уже начала беспокоиться, но однажды застала его сидящим на кровати и болтающим с одной из лекарок. Увидев нелюдь, которая приходила к капитану подозрительно часто, лекарка поспешила уйти, оставив их одних.

Сев на кровать капитана, Аленика осторожно опустилась в его объятия, стараясь не задеть больных мест, но Эмбер сам стиснул ее, заявив, что от обезболивающих все равно ничего не чувствует.

– Я думала, ты уже не очнешься, – проговорила нелюдь, трогательно прижимая уши к вискам.

– Как я мог после всего, что ты сделала для меня? – усмехнулся он. – Стоило очнуться хотя бы для того, чтобы поблагодарить тебя.

Аленика отстранилась, чтобы видеть лицо воина, и пожала плечами. Он бы сделал для нее то же самое, она знала это.

При всем старании она не могла бы сказать, когда между ними возникла эта связь, но она была, и Аленика знала, они оба пронесут ее с собой до смерти. Должно быть, их связали горы.

– Как обстоят дела снаружи? – спросил капитан.

– Плохо, – ответила девушка, незнакомое Эмберу мрачное выражение скользнуло по ее лицу. – Орда все ближе.

Капитан отвел взгляд в сторону, на его похудевшем лице отразилась досада. Он лежит в лазарете, пока другие рискуют жизнями. Аленика, напротив, была рада этому, как ничему другому. Пока капитан здесь, она может сосредоточиться на своем орудии не и думать о том, что он где-то в самом пекле, не искать его взгляд среди копошащихся вдалеке крошечных солдат.

Однако у Эмбера были на этот счет свои мысли. Он не собирался отлеживаться и, стоило девушке уйти, он подозвал первого попавшегося ему на глаза монаха.

– Чего тебе? – проворчал высокий мужчина пятидесяти лет.

Его лысый череп покрывали татуировки, переходящие на спину, а вместо обыкновенного монашеского одеяния он носил странные ишимерские одежды темно-серого цвета. Если бы не цепь на шее, означающая, что этот человек служит Клевору, Эмбер решил бы, что перед ним слуга какого-то другого божества.

– Я слышал, вы помогаете солдатам, – проговорил капитан. – Делаете их сильнее.

Густые черные брови соединились на переносице.

– Мне некогда этим заниматься, – отрезал монах и собрался уйти по своим делам, но Эмбер снова окликнул его.

– Я не могу остаться здесь, – твердо сказал он. – Я должен быть со всеми, понимаете? Если есть шанс, хоть какая-нибудь возможность, я должен ее использовать.

Монах остановился, он замер на несколько секунд, а потом сделал жест, приглашая Эмбера подняться и идти за ним. С трудом встав с кровати, капитан набросил на плечи одеяло и двинулся за священником, босиком и в одной только больничной рубахе.

Через несколько дней после этого капитана выставили из лазарета, назвав полностью здоровым. Раны на нем зажили невообразимо быстро, остались только свежие шрамы, а в остальном кроме худобы не было ни следа пережитого.

Аленика узнала о чудесном исцелении только вечером следующего дня, когда встретила Эмбера в общей столовой в очереди за похлебкой. Она была уверена, что он находится в лазарете, потому меньше всего ожидала увидеть воина здесь. Она подошла к нему и потребовала объяснений, но тот лишь отмахнулся, списав свое неожиданное выздоровление на хорошее здоровье.

Во всеобщем гаме и звоне железных мисок капитана было едва слышно, и нелюди приходилось топорщить уши в его сторону, чтобы уловить хоть слово. При этом она недовольно хмурилась, от чего повязка на глазу сползала, вид у нее был такой нелепый, что Эмбер с трудом сдерживал улыбку. Аленика выглядела потрепанным черным котенком, который собирался разорвать его в клочья.

– Что ты натворил, Эмбер? – прошипела девушка, когда они прошли к одному из столов.

– Когда? – изумился капитан.

– Еще два дня назад ты лежал без сознания, а теперь совершенно здоров!? Мы с тобой оба знаем, что чудес не бывает. Просто так не бывает.

– Это не то, о чем ты думаешь, – уверил ее капитан, но нелюдь не поверила ни единому слову. – Я ведь знаю, чем заканчиваются их опыты с солдатами и новыми лекарствами, я никогда бы не согласился!

– Другого объяснения я не вижу, – заявила Аленика, сверля его взглядом. – Эмбер?

В конце концов капитан не выдержал.

– Я не мог больше лежать в постели, – признался он. – И в этот раз все сработало, как видишь: я в самом деле здоров!

Застонав, нелюдь закрыл лицо руками.

– Людям никогда не становилось плохо сразу! – вздохнула она. – Они умирают спустя время. Всегда.

– Мы все погибнем, если каждый не сделает все от него зависящее, – уверенно сказал Эмбер. – Сейчас не время для того, чтобы отлеживаться, на счету каждый воин. Ты сама это знаешь.

– Ты сказочный дурак, – только и смогла произнести девушка.

– Ты не понимаешь! Со мной работал не монах, а ланк, – объяснил капитан. – Один из лучших лекарей, как мне сказали. Отец Мартин сопровождает его, они прибыли сюда по какому-то поручению и скоро уедут в Крепость-на-Перекрестке.

– Ланк, которого сопровождает отец Мартин? – девушка подняла на друга удивленный взгляд.

– Представляешь?

– Мне нужно идти.

С этими словами она поднялась и вышла из столовой, оставив Эмбера наедине с двумя полными мисками.

С тех пор, как ланк помог ему, воин все время испытывал сильный голод, он мог проглотить огромную порцию, а всего через несколько минут снова хотел есть. Первые пару раз повара разрешили ему брать больше, но теперь, когда он был на ногах, посылали куда подальше. Пользуясь случаем, Эмбер быстро разделался со своей миской и с миской Аленики, чувство стыда перед подругой он испытывал, конечно, но не так сильно, как голод.

Девушка тем временем направлялась к части лагеря, где жили лекари.

За два года блужданий по коридорам главного храма Аленика подслушала сотни разговоров. Она знала, кто такой отец Мартин, знала все, что о нем думают другие священники, знала о ланке, которого он привел в храм. Однако она никогда не видела его самого: монах окружал себя мощной защитой, Аленике при его приближении становилось настолько плохо, что она не могла уходить в тень. Ей приходилось держаться от него подальше.

Девушка не знала этого, но привычка окружать себя и свою комнату защитой появилась у Мартина после того, как он два года назад обнаружил, что кое-кто тайком побывал в его комнате.

Нелюдь не была удивлена, что монах оказался в нагорье: время от времени он отправлялся сюда, чтобы лично взглянуть на солдат, на которых испытывали его метод. В общем-то, ради встречи с ним она и прибыла сюда.

Оказавшись напротив шатра, куда ее направили лекари, она отдернула полог и уверенно зашла внутрь.

– Отец Мартин? – спросила она, поворачивая голову, чтобы осмотреться. У входа она не почувствовала его защиты, но это могло означать и то, что сегодня он решил ее не использовать.

На полу лежал один спальный мешок, сумка и кипа одеял, больше ничего. Хозяина внутри тоже не было.

Взгляд нелюди зацепился за сумки. Прислушавшись и убедившись в том, что в данный момент поблизости никого нет, она скользнула к ним, но не успела опуститься рядом, как куча одеял на земле вдруг зашевелилась, выпуская наружу ланка.

Испугавшись, Аленика отпрыгнула в сторону, но змей все равно понял, что она собиралась рыться в чужих вещах.

– Аленика? – догадался Роберт, взглянув на уши и повязку. – Так и знал, что ты придешь!

– Ты – жрец Ильгетара по имени Роберт, так ведь? – спросила она. Поистине, в этот миг она чувствовала себя великим сыщиком.

Забавно, но эти двое знали друг про друга почти все, никогда при этом до сих пор не видевшись.

– Да, так и есть… – Роберт окончательно вылез из одеял и сел на них, почесывая собранные в косицы серые волосы.

Мартин сказал ланку, что вернется не меньше, чем через четырнадцать часов, и сейчас находился в отлучке уже пять, так что время у змея было. Он пригласил племянницу Акиву сесть.

Он рассказал ей о себе и о Мартине все, что знал. Роберт хотел, чтобы она поверила ему, потому описывал преступления монаха во всех подробностях. Большая часть рассказанного Аленике была известна, но то, что Мартин переодевался в наемника по имени Серый Ворон удивило ее. Многое встало на места, когда девушка задумалась об этом: и связи Ворона в церкви, и его исчезновения, и даже то, что у Акивы он никогда не пил ничего кроме воды и молока.

Девушка содрогнулась, подумав о том, куда бы она отправилась, если бы Валдис не вытащил ее из тюрьмы раньше, чем это обещал сделать Ворон. Одно было правдой: Акива бы ее больше не увидел. И никто больше ее не увидел бы.

– Тебе нужно бежать отсюда, пока он тебя не нашел, – закончил Роберт. – Сейчас у него есть ребенок полукровка, но этого мало, он хочет чистокровного скахтьярна.

– Ребенок? – Аленика, уплывшая в свои мысли, при этих словах насторожилась, ее глаз загорелся. – Он тоже в Крепости?

– Да, туда свозят всех, – кивнул змей. – У Мартина есть какой-то знаменитый ученый, который работает с ними.

– А имя ребенка? Пол? – нелюдь отвернулась, потирая подбородок и встревоженно кусая губу.

– Мальчик, – Роберт пожал плечами, припоминая. – Кажется, мальчик. Имени я не помню.

Сомнений больше быть не могло. Аленика поднялась, собравшись уходить.

– Эй, постой!

Она обернулась.

– Ты… ты не возьмешь меня с собой?

– Куда?

– Ты же уходишь отсюда? С нагорья?

– Нет, – ответила она. – Пока нет.

– Может мы… может уйдем вместе? – предложил он. – Я не могу больше с ним оставаться, он безумен!

– На тебе его маяк, я не могу рисковать, – покачала головой нелюдь. – Если Мартина ищут, мне остается только рассказать о его местоположении церкви, и тогда все прекратится. Он понесет наказание.

– В таком случае поторопись, – жалобно попросил Роберт.

Нелюдь кивнула и скрылась в тени: на улице уже наступили глубокие сумерки.

Она вышла в мир возле шатра Эмбера и зашла внутрь, капитан находился там и чистил свое оружие.

– О! Ну как, поговорила с отцом Мартином? – спросил он, подняв голову.

– Эмбер, мне нужно кое-что тебе рассказать.

Тон нелюди заставил воина отвлечься от своего занятия. Они сели на кровати, и Аленика рассказала ему о расследовании Валдиса, а потом обо всем, что узнала от Роберта: что ответственного за смерти солдат и инквизиторов монаха изгнали из церкви, что он под видом Серого Ворона говорил с предводителем леннаев и прибыл сюда, чтобы рассказать о чем-то военачальникам. Когда девушка сказала об этом, Эмбер неожиданно перебил ее.

– Сегодня был совет, некие разведчики принесли новости из лагерей леннайев и орков, – сказал он. – Мы не можем здесь оставаться, завтра армия уходит в Крепость-на-Перекрестке. Сегодня уже отправили гонца, чтобы там приготовились принять нас.

Они оба поняли, что это решение не могло быть принято без участия Мартина.

– Роберт сказал, похищенных в Конево нелюдей держат в крепости и изучают, пытаются возродить скахтьярнов, чтобы передать их способности инквизиторам. Люди, которые похитили Кенри и сожгли особняк, тоже работали на церковь, на Мартина. Сейчас Кенри еще в крепости, но я уверена, что вскоре они уедут оттуда, чтобы в армии не задавали вопросов по поводу нелюдей и экспериментов. Мне нужно попасть туда скорее, чем Кенри снова увезут.

– Тогда я отправляюсь с тобой, – заявил Эмбер.

– Чтобы я снова тащила твой зад через тень? – Аленика криво улыбнулась. На самом деле в Крепости ее ждут дела, о которых Эмберу знать необязательно: вместе с Кенри она собиралась найти еще двоих. Последнего охотника на скахтьярнов, светлого леннайя из Татяхе, и Истэку Демонина, могущественнейшего мета-мага. – Нет уж! Одна я доберусь туда быстрее. Ты придешь с остальными, тогда и встретимся.

Воин хотел возразить, но нелюдь покачала головой: она не уступит.

– Тот ланк, который вылечил тебя, – сказала она напоследок. – Он просто лекарь, он ничего с тобой не сделал. Присмотри за ним: когда все кончится, он должен быть в безопасности. Кажется, бедняге и так досталось, его не должны взять вместе с Мартином.

– Конечно, – пообещал Эмбер. – Удачи тебе.

Девушка признательно кивнула. Она встала и вышла из шатра, скользнув по тени к себе, чтобы забрать немногие вещи. Все, что она привезла из города, досталось оркам после Черного Котла, но, когда она снова вернулась в лагерь, ей выдали минимальное снаряжение и необходимые личные вещи.

Однако у шатра ее уже поджидали. Трое солдат стояли внутри, двое снаружи, и Аленика поняла, что вещи придется оставить. Выругавшись, она нырнула обратно в темноту и пустилась в сторону Крепости-на-Перекрестке, а следующим утром Эмбер увидел ее имя в списке разыскиваемых дезертиров.