Становясь легендой

Ковен

«Добрая работа, жаркая банька и бабкины харчи – и каждый пропащий человеком станет, да еще каким!» – святая истина, живущая в каждом рашемийском сердце.

Великая печаль охватила Охмарагу: исчезновение царевича стало личной утратой для каждого сенари.

Охотники-огни, сопровождающие Вольгу, осмелились написать Златомиру только спустя неделю тщетных поисков, еще неделя потребовалась, чтобы новость добралась до царя.

Когда во дворце стало известно, что Вольга пропал без вести, Златомир был в ярости, он бы непременно казнил огней, потерявших его сына, но жалкие трусы объявили себя добровольными изгнанниками. Якобы, они не вернут свою честь, пока не отыщут Вольгу… на самом деле ни один из охотников не осмелился бы вернуться, ибо на родном берегу каждого из них ожидала кара ярчайшего огня.

Сотни людей и нелюдей на материке днями и ночами искали царевича, но тщетно: его словно и не было. Охотники, видевшие его в последний раз, не говорили ничего полезного. Обычный вечер в обычном трактире, а потом, надо понимать, царевич вышел на улицу и растаял в воздухе.

Прошло уже больше месяца с того момента, когда Вольга исчез, и надежда найти его угасала с каждым днем. Златомир не выходил из своих покоев, единственная, кому разрешено было заходить внутрь, – человеческая женщина по имени Ева. Вся забота о делах государства легла на плечи младшего царевича Владимира, ему одному горевать было некогда.

Эльга, одинокая безумная ключница, не удивилась, когда по стране разнеслась ужасная новость. Как и прежде, сенари ветра бродила по дворцу по мелким поручениям, открывая и закрывая двери, и только оставшись одна в своей маленькой комнатушке девушка позволила себе заплакать. Пара скупых слезинок, вот и все, на что хватило ее уставшего тела.

Шли дни, месяцы, о Вольге ничего не было слышно, но Охмарага постепенно оживала. Златомир начал выходить из своих покоев. Его пламень уже не был так ярок, а лицо сильно постарело, но к правлению он вернулся с прежней силой. Владимиру вновь пришлось отступить на второй план, но ненадолго, – по всей стране уже говорили о том, что быть ему наследником.

Вольга мертв, не иначе, – живым не спрятаться от людей Златомира, которые уже обыскали каждую жилую деревню на карте Рашемии. Говорить о царевиче стало непринято, никто не смел произносить вслух его имени, чтобы ненароком не напомнить скорбящему отцу о его боли. Владимир ясно дал это понять Мокше и остальным слугам-сенари.

Одной из ночей, это было почти в самом конце зимы, всех людей во дворце разбудил безумный крик. Он эхом разнесся по коридорам, проникая в каждую комнатушку, где спали рабы и слуги.

Мокша, вода-домоправительница, поднялась и, держа в руках подсвечник, поспешила в комнату ключницы, откуда разносился безумный хохот.

Когда вода вбежала внутрь, обнаружила девицу, заливающуюся в веселой истерике. Та едва ли не каталась по полу, и все никак не могла угомониться. Когда Мокша опустилась на колени и попробовала успокоить больную девушку, та вцепилась ей в плечи.

– Жив!… – выпалила она, широко раскрыв глаза, которые налились ярким зеленым цветом. – Жив!… Только вот… – и снова зашлась веселым хохотом, который пронимал ее до слез.

– Да что с тобой?… – воскликнула Мокша, легонько встряхивая хрупкую девицу.

– Жив Вольга-царевич! – повторила Эльга, с неожиданной силой отцепив от себя руки воды. – Веди меня к царю и быстро!…

– Последнего ума лишилась!? – Мокша всплеснула руками, капли с которых полетели во все стороны.

– Царевич жив, отец узнать обязан!… – почти крикнула Эльга, вставая и натягивая на свое костлявое тело балахон. – Скорее!..

– Да что ты мелишь, дурочка!? Не вздумай никому ничего говорить! За такое тебя казнят!

Но Эльга не желала слушать, она собралась среди ночи в покои Златомира и никакие уговоры не могли ее остановить. Паршивка даже нашла откуда-то силы, чтобы отбиваться от Мокши.

Однако вода не могла допустить, чтобы сумасшедшая тревожила ярчайшего огня посреди ночи, да еще и с такими речами. Мокша велела рабам покрепче связать ключницу и запереть ее в комнате, пока не успокоится. Эльга была в ярости, никогда еще с несчастной не случалось таких припадков… она кричала, срываясь на визг и колотила в запертую дверь, пока не лишилась сознания.

Но своего девица добилась: к утру не было ни одного жителя дворца, кто не услышал бы ночных воплей и не узнал бы о том, что сумасшедшая девица ветер увидела во сне живого царевича. Лишь до вершины, до покоев Златомира, куда не проникал ни один звук снизу, новость так и не добралась, – никто не посмел рассказать царю.

Зато царевич Владимир, как только услышал от слуг за завтраком, что приключилось ночью, немедленно отправился к запертой ключнице.

Он едва ли не бежал, его длинные волосы, напоминающие раскаленную проволоку, сияли ярче, чем когда-либо, а фиолетовые глаза горели недобрым огнем. Он был уже у самой двери, когда с другой стороны коридора показалась женщина в цветастых одеждах. Ева.

– О, доброе утречко! – крикнула она ему и поспешила навстречу.

Владимир про себя выругался, но изобразил на лице приветливую улыбку.

– Тоже пришел послушать бедную Эльгу? – спросила она, приблизившись.

– Хочу узнать, насколько она плоха, – ответил Владимир. – Если она начнет нести подобную чушь при отце…

– Уж не думаешь ли ты прогонять бедняжку? – спросила Ева, слегка нахмурив темные брови. Ее голос звучал весело, как и всегда, но Владимира это не обмануло.

– Если она не может справиться со своими обязанностями, если она не владеет собой… – проговорил он.

– О, не переживай, я позабочусь о ней! – Ева перебила его. – Ступай, я разберусь с этим. В конце концов, негоже царевичу нянчиться со слугами.

– Как скажешь, – сказал Владимир. Его глаза сверкнули и он, развернувшись, пошел прочь.

Ева смотрела ему вслед, пока он не ушел, и только потом вошла внутрь комнаты. После того, как Эльга потеряла сознание, Мокша все же открыла дверцу, потому внутрь мог попасть кто угодно. К большой удаче ключницы, этим кем угодно стала Ева.

Эльга лежала на свой кровати и крепко спала. Ее лицо осунулось еще больше, а глаза выглядели опухшими. Костяшки пальцев были содраны в кровь.

– Эй, милая… милая, проснись, – Ева тихонько потрясла за плечо девушку-ветра.

Эльга поморщилась, а потом медленно открыла глаза.

Осмотревшись, она увидела Еву и открыла было рот, чтобы заговорить, но женщина прижала палец к ее губам.

– Я знаю, – ответила она. – Вольга жив.

Ключница улыбнулась и попробовала сесть. Ева помогла ей устроиться на кровати.

– Где он?

– Один лишь снег и больше ничего, – покачала головой Эльга. Ее тонкие губы все еще хранили робкую улыбку. – Он ветер… вольный ветер, что гуляет по лесам, не зная ни тревоги, ни забот! Судьба-насмешница над ним жестоко подшутила, но дар ее большой беды не принесет.

– Он здоров? – обеспокоенно спросила Ева, стараясь вычленить хоть что-то вразумительное. Слова предсказательницы никогда не были ясны до конца даже ей самой. – Он вернется?

– Не знает Эльга этого, но видит, что бед немало пережить ему придется. И будто тень… живая тень по следу по его крадется, – Эльга нахмурилась, пытаясь разобрать собственное видение. – Но позже будет то, намного позже. А ныне путь большой ждет Вольгу впереди.

– Хвала Святым Огням, если он выжил…

– А Эльге на слово не верит сокровище ярчайшего огня? – недовольно покосилась на нее ключница. Эльга была страшно худой, но все равно она была больше Евы, и, сидя рядом с ней, выглядела отнюдь не безобидной.

– Сокровище ярчайшего огня уже не знает, чему верить, – фыркнула Ева. Слова Эльги о том, что Вольга стал ветром, были бессмыслицей, но то, что он жив и находится где-то в снегах, может оказаться полезным. – Я попробую написать Орландо Руладо, возможно, твои слова ему помогут. А ты пока… – она серьезно взглянула на девушку-ветер. – Эльга, если хочешь жить, не говори о своих видениях никому, кроме меня. Владимир отправит тебя в джунгли, если ты скажешь еще хоть слово: он никому не позволит распускать слухи о том, что его брат жив.

– Потухший пламень для всевидицы не страшен!… – смело заявила девица, нахмурив белые брови и выпятив тощую грудь.

– Он был здесь, у твоей постели, – проговорила Ева, внимательно смотря на Эльгу. – И только Святым Огням ведомо, что он собирался делать. Молчи, если хочешь дождаться своего ненаглядного живой и здоровой.

Лицо ключницы обеспокоенно вытянулось, но после последних слов Евы на нем расцвела мечтательная улыбка.

– И верно, – тихо проговорила она, убирая за ухо прядь мягких белых волос. – Раз Вольга ветром стал, то всякое теперь случиться может…

Ева грустно улыбнулась, глядя на Эльгу, но ничего не сказала. Тем же днем она перевела ключницу в свои покои на самом верхнем этаже дворца, теперь Эльга была под ее опекой.

А за тремя морями от солнечной Охмараги, за тридевять земель от берегов материка Арсуна, в глухом лесном селении, которое не было отмечено ни на одних картах, зимовал царевич-ветер. Он, как и прежде, охотился, но, помимо того, рубил дрова, парился в бане, купался в снегу и учился пить пьяный мед так, чтобы держаться на ногах даже после второго ковша.

За два с половиной месяца в деревне Вольга обвыкся, на языке людей болтал так же охотно и живо, как на родном. Радушие дикарей, их смелость, умение справиться с ледяной стихией внушали царевичу уважение, северяне и впрямь оказались не ровней холеным охмаражским рабами. Они были проще, но в то же время куда сильнее, – и сила эта проявлялась в покорности, в доброте и согласии.

Распарившись в бане, рашемийские мужчины и женщины шли голышом купаться в снегу, словно говоря, – «Вот я, холод, бери, жги меня, морозь, сколько влезет! Не враг ты нам!». И холод не трогал их.

Если на Охмараге с природными бедствиями боролись, то тут с ними жили бок о бок, как с добрыми соседями. В этом, – так Вольге показалось, – и была суть странного рашемийского народа.

Однажды он попробовал поговорить об этом с друзьями-охотниками, но те и слушать не стали: не поняли ни слова. Нана на его речи только нахмурилась и сказала, чтобы он больше не вздумал снимать на улице шапку. Больше Вольга о высоком ни с кем не говорил.

Два с половиной месяца в селении пролетели как день, и сенари очень удивился, когда одним утром Нана не пустила его к остальным мужчинам и велела собирать вещи в дорогу. Им предстояло отправиться на крайний север, к Ковену ведьм.

Сборы заняли два дня, знахарка сушила сухари, заворачивала в тряпки сушеное мясо, грибы и яблоки. Вещей она взяла видимо-невидимо – нести все предстояло Вольге, потому старушка не мелочилась.

Уходя из деревни, царевич на всякий случай простился со всеми. Он никому не говорил, что не собирается возвращаться из Ковена, и люди провожали его, не зная об этом, но некоторые все равно грустили.

– А ты подаришь мне свой нож? – спросил Ситко, старший из братьев, которые нашли Вольгу в лесу. Он стоял перед сенари и сверлил его жалостливыми голубыми глазами.

– Еще чего! – воскликнул Вольга. – Он мне самому нужен!

– Жмот, – фыркнул Ситко. – Расскажу все Малинке…

Но Малинка уже стояла за пареньком, и сама все слышала.

Красавица с голубыми глазами и толстой русой косой, с румяными щеками и богатыми бедрами рассмеялась громким заливистым смехом и легонько потянула попрошайку за ухо.

– Как не стыдно выклянчивать!? – весело сказала она. Мальчишка отбрыкнулся от нее и встал поодаль. Девушка обернулась к сенари, который, глядя на нее, всегда слегка розовел. – Ох, и далеко вам с Наной идти. Ты береги ее.

– Уж я сама себя поберегу! – встряла старуха, появившаяся из-за спины Вольги. Она замахнулась посохом и что было сил врезала сенари по макушке. Царевич опять не надел шапку, потому удар прочувствовал сполна: вскрикнул и схватился за голову. – Ты на наших девок даже смотреть не смей, ясно тебе!?

– Что же вы его так… – протянула Малинка, не зная, переживать ей за обиженного великана или смеяться над бойкой старушкой.

– А нечего тут лыбиться потому что! – проворчала Нана, сурово поглядывая на Вольгу. – Все, пошли. Путь неблизкий.

– Прощай! – крикнул Вольга, взглянув напоследок на Малинку.

– Прощай, Вольга! – ответила она, помахав ему платочком.

Царевич засмотрелся на красивую девицу, а потом чуть не споткнулся о сугроб и стал следить за дорогой.

Они с Наной отошли подальше от деревни, в чащу, где уже начали попадаться следы диких животных. Сенари было не по себе: после встречи с волками, после того, как увидел, что из себя представляют взбешенные кабаны или лоси, царевич зарекся ходить так далеко в одиночку.

Заметив, как ее защитничек вцепился в копье и шарит взглядом по сторонам, Нана усмехнулась.

– Не бойся, со мной тебя не тронут, – проговорила старуха, остановившись.

Вольга недоверчиво посмотрел на Нану, которую про себя звал не иначе, как старая ведьма, и с удивлением обнаружил, что та стянула с себя тулуп, а затем принялась развязывать теплый жилет.

– Ты решила распугать зверье своей старческой красотой? – спросил царевич, изумленно наблюдая за раздевающейся старухой.

– Ой-ей-ей… в молодости меня бы увидел, по-другому бы пел! – проворчала Нана, стягивая рубаху. Вещи она аккуратно складывала в припасенный мешок.

Когда на старушке не осталось ничего, кроме оберега на груди, она потянулась вверх, словно хотела достать до неба. Вдруг ее руки и ноги начали удлиняться, тело – толстеть. Бледную морщинистую кожу покрыли жесткие темные волосы. Лицо вытянулось вслед за носом, который распух и почернел, глаза округлялись и спрятались за мохнатыми веками…

– Так ты медведица! – воскликнул Вольга, когда Нана опустилась на четыре лапы. – А я все думал, откуда в избе эта вонь…

Недовольно фыркнув, медведица встала на задние лапы, оказавшись выше сенари, и замахнулась тяжелой лапой. Ее взгляд, – тот самый взгляд, после которого царевич обычно получал палкой или кочергой, – не предвещал ничего хорошего.

– Эй, тише ты!… – засмеялся Вольга, отступая назад и миролюбиво поднимая руки. Он во все глаза смотрел на медведицу, угадывая в ней черты прежней старухи. – Ну и ну…

Открыв большую пасть, Нана заревела ему прямо в лицо, обдав дивным запахом медвежьего нутра. Живой ветер аж посерел, и тогда медведица, довольно фыркнув, опустилась на землю.

Смешно ковыляя на косолапых ногах, она пошла дальше по сугробам. Вольга подхватил мешок с ее вещами и отправился следом, наблюдая за зверем с почти что детским восторгом. Настоящий бурый медведь – вовсе не тот тощий доходяга, которого они с охотниками встретили в лесу!

Вскоре снегоступы пришлось снять: с ними по тропе, проторенной старухой-оборотнем было не пройти.

Они шли весь день и даже когда стемнело. Вольга отломал от одного из деревьев толстую ветку, обмотал ее промасленной тряпкой и поджог, соорудив себе факел. Так они прошли еще несколько часов, а потом Нана скомандовала привал: просто села посреди леса и указала своему спутнику на полянку, мол, устраивай лагерь.

Вольга расчистил снег, соорудил место для костра и натаскал еловых ветвей под палатку. Не прошло и получаса, как они с Наной, обернувшейся человеком, сидели у огня и мирно жевали ужин.

– А в селе знают, что ты медведь? – спросил сенари, лениво водя руками у огня. Он все еще не привык к тому, что пламя может ужалить, и не мог удержаться, чтобы не коснуться яркий оранжевых языков. На его пальцах то и дело появлялись свежие ожоги.

– Не знают, – ответила Нана. Он сидела, уперев руки в скрещенные колени и задумчиво смотрела на огонь. Две толстые седые косы свисали вдоль круглого морщинистого лица с большим носом. Взглянув на нее сейчас, Вольга вдруг понял, что легко может представить старуху в молодости, и то, что нарисовалось в его воображении, мало вязалось с тихой деревенской знахаркой.

– И долго ты живешь с людьми?

– В деревню пришла лет пятнадцать назад, – охотно ответила Нана, кинув в костер веточку. – Старость дело такое: в одиночку ее не встретишь.

– А до тех пор?

– Бродили с мужем по лесам, – Нана пожала плечами.

Больше Вольга вопросов не задавал, на ночь они устроились в одной палатке, а с утра быстро собрались и продолжили путь.

Старуха не обманула: за все время к ним не подошел ни один зверь. Стойкий запах бурого медведя, который Вольга чувствовал, даже когда Нана становилась человеком, защищал их лучше высокого забора.

Когда жили вдвоем в избе, они то и дело ругались: уж такие у них были характеры. Однако в пути сенари проникся к старухе, и по вечерам они часто болтали о чем-нибудь. Нана рассказывала ему о своих путешествиях по Рашемии, оказалось, что она была искательницей приключений. Ее муж, тоже медведь, был настоящим богатырем, и вместе они могли справиться с любой напастью.

Они побывали в горах слевитов, в лесах леннайев, заходили в такую глушь Рашемии, о которой никто и не слыхивал: земли, заселенные духами и нечистью. Нана своими глазами видела леших и кикимор, говорила с водяными и отбивала своего ненаглядного у русалок. И хотя с рождения она не обладала магическим даром, научилась от лесных духов всякому, так что в деревне все были уверены, что она никто иная, как ведьма.

Спустя три недели пути лес неожиданно начал редеть и вскоре выпустил путников к дикому морскому берегу. Соленая вода не застывала даже в мороз, темные ледяные волны с шипением накатывали на серые камни.

После череды деревьев перед Вольгой раскрылся водный простор, свободный до самого горизонта. Соленый воздух ударил в ноздри, взгляд терялся на волнах – от такого дух захватывало.

Некоторое время сенари стоял и смотрел на камни, море и белое небо, не в силах пошевелиться: север был прекрасен.

Медведица, стоявшая рядом, пихнула его лапой, недовольно заворчав. Вольга пошатнулся от такого дружеского тычка, прорычал ругательство и пошел дальше.

– Куда нам теперь? Прямо в воду пойдем?

Но медведица повела его вдоль широкого каменистого берега. Они шагали между густым заснеженным лесом и холодным темным морем, пока не вышли к длинным серым скалам. Среди них Нана отыскала небольшую пещерку, в которой их дожидалась лодка.

Ночь они провели в пещере, а на утро Вольга вытащил лодку на воду и, усевшись за весла, погреб, куда велела старуха.

Гребец из царевича вышел тот еще, ему с трудом удавалось удерживать нужное направление на то и дело подпрыгивающих волнах, но в конце концов он все же приноровился.

На воде дул пронизывающий ветер, сенари пришлось укутаться во все шарфы, которые у них только были. Нана же, напротив, с удовольствием подставляла морщинистое лицо брызгам и соленому ветру, который трепал ее седые косы.

Наконец, вдалеке среди белесого тумана показалась смутная тень, которая вскоре превратилась в большой каменистый остров. На пристани стояло множество кораблей, берег был усеян брошенными лодками, вдалеке виднелись низенькие дома, из серого дерева, из камня… из каждой трубы в небо тянулись ниточки серого дыма. Вольга, уже позабывший, как выглядит цивилизованный мир, никак не мог поверить в то, что вскоре вновь в него окунется. Он во все глаза смотрел на корабли и мелькающие на острове человеческие фигуры.

У берега им кинули веревку и помогли вытащить лодку на землю. Нану тут знали: несколько мужчин и женщин, одетых в добротно сшитые меховые одежды, проводили ее и ее спутника к жилым домам, расспрашивая по дороге о путешествии.

– Кто это с тобой? – спросил один из мужчин, заметив сенари, который ходил за старухой, как ручная собачка, и послушно носил ее вещи. – Никак обзавелась личным рабом? – усмехнулся мужик.

При этих словах Вольга выпрямился и гневно сверкнул глазами.

– Ты говоришь о царевиче Охмараги, Стэн, и он оторвет тебе голову, если ты сейчас же не упадешь на колени и не извинишься, – засмеялась Нана.

Мужик озадаченно обернулся на сенари ветра, чье лицо было исполосовано свежими шрамами. Стэн с месяц назад видел в газетах портрет исчезнувшего царевича: тот, кого он видел перед собой сейчас, был похож на Вольгу меньше всех на свете.

– Да врешь ты… – проговорил он, недоверчиво косясь на Нану. – Там же огонь был…

– Делать мне нечего, врать тебе, – фыркнула Нана. – Отведи-ка нас лучше в комнаты, да поскорее: мы замерзли, как собаки.

Стэн, не зная, что и думать, на всякий случай извинился перед сенари и провел их в одну из лучших комнат своего постоялого двора.

Трехэтажный хлипкий на вид домина на отвесном берегу был выстроен из камня. Внутри путников встретил большой теплый зал, где за обеденными столами собрались все, кто хотел говорить с Ковеном. Люди и нелюди, одетые кто во что, обсуждали последние новости и делились проблемами за кружками самой разной выпивки. Четыре камина хорошо согревали помещение, озаряя его уютным желтоватым светом.

Вольга и Нана поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж, где их ждала готовая комната – на вкус царевича, довольно убогая. Однако и она была лучше, чем изба, в которой Вольге пришлось жить последние месяцы. И уж точно лучше, чем хлипкая палатка.

Сгрузив вещи, царевич снял тяжелые шкуры и блаженно повалился на кровать… Святые Огни, настоящая кровать! Подумать только!

– Э, куда ты повалился! А ну живо встал и пошел разбирать сумки! – прикрикнула на него Нана.

– Никуда они не денутся… – проворчал Вольга, сладко потягиваясь.

Прогнать его с кровати старуха так и не смогла. Пришлось ей самой возиться с сумками и идти вниз, чтобы заказать еду. Ей, как почетной гостье острова, все доставалось бесплатно: ведь она была одной из тех, благодаря кому существовала эта гостиница. К тому же, Нана лично знала некоторых ведьм Ковена и в какой-то мере могла считаться одной из них, так как обладала некоторыми тайными техниками.

После того, как царевич вдоволь належался, они отправились в общую баню, где впервые за все время пути смогли как следует вымыться.

Мытье – одна из тех вещей, к которым Вольга еще не успел привыкнуть. Раньше он купался в пару скорее для удовольствия, чем из соображений чистоты: никакая грязь не приставала к горячей коже огня. Но теперь он потел и вонял, как самый настоящий человек, и мыться приходилось едва ли не каждую неделю. Вода, которая раньше вызывала почти болезненные ощущения, теперь была единственным способом как следует прогреться.

Однако после купания возникало такое приятное чувство легкости и обновления, что царевич счел это занятие не таким уж плохим. Вот и сейчас, выбравшись из бань в чистой свежей рубахе, с волосами, впитавшими запах мыла, он чувствовал себя как нельзя лучше.

Они с Наной отправились на обед в общий зал, как сенари с любопытством разглядывал собравшихся просителей.

Кого тут только не было: и яркоглазые леннайи, и приземистые слевиты всех мастей и раскрасок, и чешуйчатые ланки… и люди. Одни были одеты как богачи, другие заворачивали тела в драные тряпки, были и такие, кто расхаживал в ярких мантиях – это были волшебники. И молодые, и старые, и мужчины, и женщины, и даже целые семьи. Все они собрались тут, надеясь получить аудиенцию у Ковена.

Каждый день в полдень в зал приходил тролль-слуга и объявлял, кого Ковен готов принять. О том, что это именно тролль, Вольга узнал от Наны, – он бы принял его просто за красивого, довольно бесцветного юношу. Но тем не менее это был тролль, ребенок ведьмы и проклятого, и, как и все тролли, скорее всего он обладал каким-нибудь удивительным даром.

Ведьмы, хотя и не выходили из своего жилища, – подземной пещеры в сердце каменного острова, – всегда знали, кто находится в зале. Они сами выбирали, кому дать ответы, некоторым приходилось проводить на острове целые месяцы, чтобы попасть к ним, а некоторым и вовсе не было суждено получить совет от тех, кому ведомы тайны мироздания.

– Да хватит уже глазеть! – проворчала Нана, наблюдая за тем, как Вольга в открытую пялится на собравшихся в зале. Здесь, где собрались люди и нелюди всех мастей, сам Вольга не привлекал особенного внимания. Подранный сенари ветра – ишь какая невидаль. Любому взглянувшему на него сразу становилось ясно, что это никто иной, как очередной изгнанник, который пришел узнать у Ковена, как ему вернуться на родину.

– Смотри, это же ланк! У него кожа словно кольчуга! – зашептал Вольга, указывая на серебристого змея с красивыми изумрудными глазами. Серые волосы он собрал в высокий хвост, открывая красивое изящное лицо и заостренные уши, увешанные серьгами. Кроме того, ланк носил темно-синюю мантию – так одеваются маги. Вольга давно мечтал увидеть ланков или магов, и теперь не мог поверить, что увидел все сразу в одном существе. – А он будет колдовать?

– Как дитя неразумное… – вздохнула Нана, упершись щекой в подставленный кулак.

Вольга и ухом не повел на ее замечание, он оторвал взгляд от ланка и теперь разглядывал темнокожих леннайев. О, вот это в самом деле была диковинка!

Царевич знал, что они живут в пустынях на юго-востоке материка. Эти леннайи обитают в пещерах, а наружу выходят по ночам и очень редко. Большая часть их народа слепа от рождения и напоминает скорее человекоподобных животных, но старшие представители расы – правящая верхушка, видят отлично. В зале за одним из столов сидели сразу трое старших и пятеро незрячих. Все они выглядели как нельзя странно: белые волосы были выбриты или уложены в чудные прически из кос, одежда состояла из плотных тканей с геометрическими узорами, которые, впрочем, открывали большую часть тела. Здесь, в тепле, леннайи могли одеваться совсем как на родине.

Они с Наной провели в зале несколько часов. К старухе то и дело подходили давние знакомые, чтобы рассказать о том, что творится в мире. Вольге было приятно узнать, что его отец основал целую кампанию поисков и даже угрожал Рашемии войной. Пожалуй, за всю жизнь царевича это было самое горячее проявление отцовской любви.

– Так ты и впрямь царевич? – озадаченно спросила одна из женщин, подсевших к ним за стол. Она подошла вместе с несколькими мужчинами, больше всего напоминавшими лесников. Стоило им появиться, тонкое обоняние царевича, – а теперь он ощущал запахи всей кожей, – сразу подсказало, что перед ним оборотни.

Вольга раздраженно взглянул на женщину: она была уже седьмая, кто задавал ему этот вопрос. И что он, по их мнению, должен был им ответить!? В очередной раз рассказывать о том, как напоролся на пьяного ангела!?

– Кажется, он встретил Рэмола, – объяснила Нана, посмеиваясь над перекосившемся лицом своего подопечного. – Крылатый засранец никак не бросит пить: чую, доведет его эта мерзкая привычка.

– Аааа… – женщина понимающе кивнула.

– Так вы знаете его? – удивленно спросил Вольга, взглянув на Нану и на ее знакомую.

– Да кто в Рашемии его не знает? – улыбнулась старуха, махнув рукой. – Это серафим Клевора, один из сильнейших. Набедокурил он там что-то, и бог скинул его на землю лет сто восемьдесят назад, оторвав четыре крыла в наказание. С тех пор Рэм чем только не занимался, разбойничал одно время страшно: сущий дьявол был. Потом, видимо, голова на место встала, он раскаялся, да только поздно. Теперь летает по миру, иногда помогает кому, но больше безобразничает спьяну.

– Я и не думала, что у него остались такие силы… – проговорила женщина-оборотень, изумленно глядя на Вольгу. – Огня в ветра превратить… это же умудриться надо! Да еще и царевича!

– Видать, увидел он что-то в Вольге, – Нана пожала плечами.

– Он там что-то увидел, а Златомир теперь всю торговлю с Рашемией прекратил! – возмущенно сказала женщина. – Проклятый Рэм, нашла бы его, все перья бы повыдергивала!

– Ага, найди его сейчас, – усмехнулся один из мужчин-оборотней. – Валяется небось в каком-нибудь лесу, отходит от очередного запоя… А очнется, – вжик, – и на другой конец страны на своих крыльях!

Они говорили о серафиме еще какое-то время, а потом принялись обсуждать своих старых знакомых оборотней. Вольга слушал болтовню в пол-уха, размышляя о том, что узнал о Рэмоле.

Ровно в полдень дверь в зал распахнулась и внутрь вошел длинный серокожий нелюдь с красивыми блестящими волосами – это был очередной тролль. Все тут же умолкли, в помещении воцарилась такая тишина, что было слышно, как мышь скребется за досками.

Тролль развернул длинный свиток и принялся перечислять имена тех, кого Ковен готов принять сегодня. Нану и Вольгу он назвал пятыми, после чего старушка удовлетворенно кивнула и вернулась к своей кружке с элем.

Они просидели в зале еще час, а потом пошли наверх в комнату.

Нана надела свое лучшее платье, и Вольге отдала рубашку понаряднее, которую сама для него сшила. Царевич все порывался надеть ее в деревне, но знахарка ему запрещала, говоря, что это только на особый случай. Вот он и настал, этот особый случай.

Одевшись, как подобает, они вышли из постоялого двора и двинулись в центр острова, по широкой тропинке, очищенной от снега. Она вела в негустой лес из сухих скрюченных деревьев, – в нем Вольге стало не по себе. Ничего живого здесь не водилось, это было мертвое место.

Наконец, они с Наной вышли к большому круглому строению. Царевич никак не мог понять, из чего оно сделано, но, приблизившись, увидел, что это гигантские длинные кости. По спине сенари пробежали мурашки, когда он понял, что ведьмы Ковена живут в кургане.

– Ничего не говори там, – велел Нана, когда они встали у низкого входа. – И не смей дерзить, ясно тебе?

Царевич кивнул, и они вошли внутрь.

Низкий проход вел в темный тоннель, который освещали редкие вонючие факелы. Тоннель уходил вниз, он оказался настолько длинный, что не было видно его конца. Чем дальше они уходили, тем меньше вокруг становилось звуков и запахов, все, что могло напомнить о мире снаружи, постепенно исчезало, оставляя только зудящую тишину и мертвый запах.

Тоннель привел Вольгу и Нану в широкий круглый зал с таким низким потолком, что сенари пришлось пригнуться. В этом зале сидели все, кого в этот день Ковен мог принять, они устроились у стен и тихо ждали своей очереди.

Одного за другим, пришедших вызывали в маленькую дверцу, но никто оттуда не выходил, кроме троллей-слуг. Те только называли имя, а затем опять скрывались внутри.

Чем больше царевич ждал, тем сильнее начинал волноваться. Его волосы парили, словно наэлектризованные, а цвет кожи непрестанно менялся с голубого на серый. Увидев это, Нана взяла непутевого подопечного за руку. Вольга подумал было выдернуть пальцы из маленькой ладони старушки, но потом передумал: так ему в самом деле стало немного спокойнее.

Вдруг вышедший тролль назвал их имена, и тогда сенари и старухе-оборотню пришлось встать и войти в низкую дверцу, из которой шел холодный сладковатый запах.

Вольга оказался почти в полной темноте, единственным источником света осталась мерцающая синяя сфера в центре комнаты. Ее тусклый свет едва очерчивал шкуры и кости, которые служили мебелью.

Нана прошла вперед и уселась у сферы, поджав ноги и положив руки на колени. Вольга сделал то же самое, изо всех сил вглядываясь в темноту и стараясь разглядеть ведьм. Как ни старался, он пока не мог этого сделать.

– Нана, добрая моя подруга, – вдруг проскрипело спереди.

Сенари вздрогнул от этого голоса, его волосы встали дыбом: так жутко он прозвучал среди мертвой тишины. Глаза Вольги различили в темноте слабое движение, а чуть позже он разглядел в двух метрах от себя уродливую костлявую старуху. Ее длинные руки с крючковатыми пальцами были разведены в стороны, а почти облысевшая голова на кривой шее скошена на бок. Крючковатый птичий нос с большими ноздрями повел в их сторону. Уродливая ведьма была слепа.

– Гильда, – кивнула Нана, улыбаясь. – А ты все хорошеешь…

Ведьма напротив зашлась хриплым скрипучим смехом.

– Старая засранка, – проговорила она, отсмеявшись.

Когда глаза привыкли к полумраку, Вольга увидел, что за этой ведьмой есть другие. Уродливые костлявые старухи молча сидели или лежали на шкурах и костях.

– Экую ты нам привела диковинку… – проговорила одна из них, медленно поднявшись со своего ложа. Это напомнило Вольги движения деревянной куклы на веревочках: так неестественно двигались костлявые конечности, складываясь и раздвигаясь, как у игрушки.

– Царевич Охмараги, – сказала Нана.

– Ну, говори, чего узнать хочешь, – проговорила Гильда, уставив на Вольгу незрячие белые глаза.

Царевич набрал в грудь воздуха и, собравшись с духом, заговорил твердо и уверенно.

– Я хочу узнать, как успокоить подземный огонь на Охмараге.

Ведьма при этих словах зашлась веселым карканьем, остальные подхватили этот дикий хохот, и в помещении поднялся настоящий гвалт, словно от стаи ворон.

– О! Какой благородный! – проскрипела Гильда, отсмеявшись. – А не хочешь ли ты узнать, что брат тебе готовит в родном доме?

– Беды не будет от огней подземных… – проскрипела одна из ведьм, копируя интонацию Эльги. – Ведь сказано тебе было!… Ха-ха-ха!…

И ведьмы снова засмеялись. От этого хохота царевичу стало дурно: как будто мерзкие звуки проникли внутрь и охватили его собственное сердце. Оно билось, словно обезумевшая птица в силках, мешая дышать.

– Ух, не видать тебе престола, как собственных ушей!… – крикнула одна из ведьм.

– Быть брату твоему царем над Охмарагой!… – добавила другая.

– Изгнанником останешься на веки!… – каркнула третья.

– Погибнешь на чужбине, позабытый всеми!…

Проклятья сыпались на царевича со всех сторон, он готов был заткнуть уши, лишь бы не слышать отвратительных криков, но собственное тело отказывалось слушаться.

– Но… – проскрипела Гильда, и после ее слов остальные ведьмы утихли. – Но может все сложиться по-другому. Найди последнюю живую тень, безбожного монаха и двух близнецов, один из которых демон, а другой – ангел. Помоги им, и тогда они подарят тебе трон!

– И кое-что еще помимо трона… – захихикала одна из ведьм, но Гильда шикнула на нее.

– Это все, что тебе нужно знать, – проговорила Гильда. – А теперь ступай.

Вольга, ошалевший от происходящего, едва ли понял, что ему сказали, но очередной тычок от Наны привел его в чувства. Сенари поднялся и на негнущихся ногах пошел обратно к двери, но тролль-слуга остановил его и вывел через другой ход, ведущий сразу на улицу.

Пройдя по длинному тоннелю, Вольга выбрался наружу, прямо к тропе, откуда можно было вернуться к селению.

Свежий воздух немного прояснил мысли, но сенари все равно чувствовал себя на грани обморока: ведьмы словно выпили все его силы. Вольга двинулся вперед, мечтая только о том, как доберется до кровати, где сможет, наконец, упасть и больше не двигаться. Думать о словах ведьм, которые, кажется, имели не больше смысла, чем бредни Эльги, ему не хотелось.

Оказавшись в комнате, царевич повалился на кровать и забылся тяжелым сном. Очнулся он только к вечеру, но Наны еще не было.

Вольгу мучил голод, и он решил спуститься вниз и попросить еды. Денег у него не было, но он надеялся, что хозяин запомнил, что он с Наной, и разрешит ему поесть бесплатно. Так оно и случилось, не прошло и десяти минут, как царевич сидел в зале и жадно хлебал из миски какое-то мясное варево, которое полгода назад не предложил бы даже своему ручному ягуару Урге.

Вольга страшно измазался и искал взглядом, чем бы вытереть лицо, когда перед ним вдруг встал некто в красных одеждах и заговорил.

– Поглядите-ка, что тут за чучело! – воскликнул подошедший до боли знакомым голосом.

Подняв голову и утерев рот рукавом, царевич увидел Святослава, огня из своей свиты, который был известным подхалимом: именно он всегда наливал царевичу вино.

Вскочив с места, Вольга зарычал и отвесил тому оплеуху, разодрав когтями лицо.

Не ожидавший такого от изгнанника-ветра огонь пошатнулся и чуть не упал. Все в зале утихли.

– Как ты смеешь так говорить со мной!? – взревел Вольга, встав над огнем. Его волосы снова поднялись вверх, а кожа переливалась из голубого в темно-синий.

– Да как ты… – огонь коснулся своего лица и, нащупав кровь, нахмурился. Его пламень на голове налился красным. – Я проучу тебя, шелудивая собака, как бросаться на огней!

Поднявшись, огонь встряхнул руки, обирая в них огонь, но Вольга заревел на него, широко разинув клыкастую пасть, и ступил вперед. От этого рева по спинам у присутствующих забегали мурашки, а огонь, не ожидавший подобного от ветра, испуганно отступил.

– Я Вольга, твой царевич, и я убью тебя, если ты не опустишь руки! – крикнул ветер.

Ярослав не верил своим глазам и ушам… перед ним стоял сын ветра с лицом, покрытым шрамами. Однако этот сын ветра говорил голосом царевича и смотрел его глазами.

– Быть не может… – выпалил огонь, содрогнувшись.

– Где Михаил? – пророкотал Вольга, не сводя с Ярослава разгневанного взгляда. – Где этот предатель!?

Отвечать огню не пришлось: пятеро его приятелей уже были рядом. Увидев, что какой-то изгнанник позволил себе напасть на охотников, они тут же бросились на помощь. Однако, оказавшись возле дерущихся, огни застыли, не зная, что делать дальше. Только Михаил, старший из них, сохранял спокойствие.

– Как ты смеешь, изгнанный ветер, нападать на охотника? – проговорил тот, и его глаза засветились желтыми.

Лицо Вольги исказилось от гнева, он взглянул на Михаила, и от этого взгляда по спине огня пробежали мурашки. Если до этой секунды он еще сомневался, то теперь точно знал, что перед ним царевич.

Царевич Охмараги, обращенный в ветра… Святые Огни, если Златомир узнает, что стало с его сыном, он казнит их! Их всех лишат стихии и отправят скитаться на материк…

– Встань на колени и извинись, – велел Михаил, и его голос не дрогнул.

Огни пораженно взглянули на старшего.

– Ты что делаешь!?… – пробормотал Ярослав, испуганно глядя на старшего охотника. – Он же…

– Это ветер! – вскричал Михаил. – Ты ослеп!? Безумный ветер, возомнивший себя царевичем!

– Ты умрешь, – произнес Вольга, однако в этот самый миг его желудок сжался от зародившегося страха. Он понял, что не исполнит своей угрозы: у него не было никакого оружия, кроме ножика Евы.

Михаил зажмурился. Он чувствовал себя так, словно отрезает собственную руку, но это было необходимо, если он хотел жить. Он собрал в пальцах огонь и обдал им стоявшего впереди царевича.

Закричав, Вольга повалился на землю, стараясь сбить пламя с одежды и волос. Тем временем огонь подскочил к нему и ударил по лицу, затем еще раз. Опомнившись, ветер вцепился в Михаила и попробовал повалить на землю, но новый залп огня заставил его кувыркаться по земле, словно кошку с подпаленной шкурой.

Стоявшие в стороне охотники в ужасе наблюдали за тем, как Михаил избивает их царевича, но ни один из них не решился сделать хоть что-то. Если хоть в одном в тот миг шевельнулись бы сомнения, судьба Охмараги сложилась бы иначе, но все пятеро стояли, словно безвольные статуи.

Наконец, старший охотник отошел от корчащегося на земле ветра.

– Будет тебе уроком, – проговорил он, с трудом выдавливая слова из сведенного судорогой горло. – Увижу тебя еще хоть раз, прикончу, так и знай.

– Святые Огни, Михаил… – пробормотал Святослав дрожащим голосом. – Что ты наделал? Ведь тот проклятый ангел мог…

– Какой ангел? – Михаил испытующе взглянул на охотника. – Ты у нас видел живого ангела?

Замерев от ужаса, Святослав не мог выдавить ни звука под взглядом старшего огня.

– То-то же, – произнес Михаил. – Идем отсюда.

Он махнул рукой и первый пошел прочь из зала. Огни, один за другим, отправились за ним. Только трусливый Святослав медлил. Он посмотрел на замершего царевича, чья голубая кожа покрылась пузырящимися ожогами.

Не выдержав, огонь подошел к нему.

– Прости, Вольга! Прости! Но они убьют меня, если я ослушаюсь!… Да хранят тебя Святые Огни!…

С этими словами он положил возле ветра свой кошелек с одним-единственным оставшимся у него драгоценным камнем, а затем развернулся и поспешил за охотниками, пока никто из них не заметил, что он сделал.

Стоило огням уйти, к Вольге поспешили знакомые Наны. Они помогли ему подняться и отвели в комнату к одной из лекарок.

Когда Нана вернулась от Ковена и обнаружила, что случилось с ее подопечным, она готова была пойти и растерзать охотников, но, к счастью, нашлись друзья, которые удержали разозлившуюся старушку. Старой бурой медведице не одолеть шестерых живых огней, которые одним залпом пламени могут убить зверя вдвое больше самого крупного медведя.

Когда Вольга пришел в себя, он готов был сквозь землю провалиться от унижения и отчаяния: как можно смириться с тем, что его соратники, которым он прикрывал спины во время охоты, так жестоко предали его? Однако, это случилось, и Вольге только и оставалось, что глотать злые слезы.

Он не мог ничего им сделать, все равно, что котенок. Просто дал им подпалить себя, как какую-то дичь!… Эти мысли были невыносимы. Будь при нем огонь, он бы испепелил их всех дотла, выжег бы им глаза и их паршивые языки!… Но он не мог этого сделать, а они могли: правый глаз Вольги мог навсегда остаться слепым, если бы лекарка, к которой его отвели, не оказалась светлой колдуньей – такие вытягивали даже безнадежных, разве что конечности им заново не отращивали.

Нана ничего не говорила царевичу, но она переживала случившееся так же тяжело: ей страшно было думать о том, каково ее подопечному.

Как только Вольга поправился, они пустились в обратный путь.

– Что будешь делать? – спросила старуха в один из вечеров, когда они сидели у походного костра. Сенари совсем перестал разговаривать, – как в самые первые дни, – и это беспокоило Нану.

– Отправлюсь на юг, как только сойдет снег, – ответил Вольга, ожесточенно глядя в огонь. – Напишу отцу из ближайшего города.

– Думаешь, твое письмо дойдет до него? – недоверчиво спросила Нана. Она, в отличие от сенари, внимательно слушала каждое слово ведьм Ковена, и догадывалась, что у огней были причины, по которым они не пожелали признать Вольгу. Наверняка у них уже был другой покровитель.

– Я знаю, до кого оно точно дойдет, – проговорил царевич. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, коснувшись пальцами ножика Евы в кармане. – Я вернусь на Охмарагу, так или иначе.

– Может, тебе это и удастся. Но если нет, попробуй отыскать Рэмола, – вдруг сказала Нана. – Если найдешь его, он, может, вернет тебе пламя. Это единственный способ, кроме этого серафима никто не способен на подобное.

– Или попробую отыскать живую тень, монаха без бога и близнецов-демонов, так, кажется, сказали эти старые карги? – усмехнулся Вольга. – Во дворце у меня была знакомая, она частенько несла подобную чушь…

– Это не чушь, не забывайся! – нахмурилась Нана. – Ковену ведомо все на свете.

– Эльге тоже, – усмехнулся царевич, вспоминая нелепую девицу-ветра.

Теперь Вольге так или иначе приходилось признать: во многом она оказалась права

– Сперва напишу отцу.