Справочник существ община г. Тальска

Глава 9

Утро началось с ужаснейшего грохота. Спросонья Соня соображала плохо, показалось, что к ней все-таки вломились — было раннее утро, едва начало светать и она, с кочергой наперевес подскочила на кровати и ринулась в кухню. Но это была «всего лишь» внезапно обрушившаяся полка с посудой. Она помедитировала на осколки, приходя в себя. Пошлепала за веником — с грустью и горечью собирать и выкидывать. Такое ощущение, что со смертью бабушки и дом тоже начал медленно умирать — все милые сердцу мелочи уничтожил оставшийся неизвестным вор, вещи все до одной пришлось перестирывать, избавляясь от жуткого запаха (и все равно не получилось). Теперь вот остатки посуды улетели в мусорное ведро.

Остаток раннего утра провела на огороде, дожидаясь, пока звонки и визиты станут уместными. Погода за ночь слегка испортилась — небо заволокли легкие серые тучи и хотя дождя не было, по земле стелился густой туман, обильно вымочивший и растения и ее джинсы. Но это все же лучше, чем пытаться заснуть после такого пробуждения. Может быть, поэтому Соня и оказалась свидетелем дальнейших событий, которые случились ближе к шести — послышался рокот двигателя, залаяли собаки Петровича и к воротам тетки Томы подъехал внедорожник. Такие, вроде бы, называли пикап — с открытым кузовом. Соня плохо разбиралась в машинах. Вид у нее был не новый, колеса и фары в грязи и поначалу она даже не узнала водителя — настолько не вязался образ холеного Левина с мужиком в резиновых сапогах и длинной штормовке цвета хаки. Мужчина постучал в калитку тетки Томы, нетерпеливо попинал колеса, пытаясь сбить грязь — в этот момент капюшон сполз с его головы и Соня узнала фермера.

Тем временем хлопнула дверь соседнего дома и тетка Тома, недовольно ворча, торопливо зашлепала калошами по мокрой траве:

— Да иду я, иду… Кто там?

Что ответил Левин Соня не слышала — с ее места на крыше курятника было хорошо видно, но не слышно. Ситуация и так была более чем абсурдная — поначалу-то она просто хотела с безопасного расстояния посмотреть, не по ее ли душу пожаловали, но увидев явно нервничающего Левина замерла. Опасалась, что если начнет шевелиться, движение привлечет его взгляд — на этой проклятой крыше она была как таракан на сковородке. И дело вовсе не в любопытстве, нет-нет. Ну, может быть, чуть-чуть — если все всё скрывают, нужно ведь хоть как-то добывать информацию?

Впрочем, больше ничего интересного не происходило — Левин что-то показал тетке Томе в кузове пикапа, та покачала головой — явно ничего хорошего там не лежало. Потом соседка торопливо вернулась в дом и вышла снова — уже полностью одетая. Через несколько минут они уехали, так и не заметив одну невольную зрительницу.

Соня в этот момент осознала насколько глупо выглядит и сползла вниз — благо крыша у сарая была удобная, одним скатом доходя почти до самой земли. Интересно, что все это значило? Ради чего можно приехать к другому человеку в шесть часов утра? Может, у Левина корова рожает?

Она очень плохо разбиралась в животноводстве, еще хуже, чем в машинах.

В любом случае день начался слишком рано не только у нее. Едва дождавшись восьми, Соня отправилась сначала в полицейский участок, а оттуда собиралась на кладбище. С самых похорон она на могиле бабушки не была и теперь чувствовала себя виноватой, потому что занималась чем угодно, только не тем, ради чего вообще осталась в Тальске.

Но на середине пути ее настигло сообщение от Саида и пришлось вернуться в центр — к больнице. Мужчина стоял на крыльце, явно ожидая ее.

— В это будет сложно поверить, но я объясню, — выпалила она вместо приветствия.

— Попробуй, — хмыкнул он. — Не то чтобы я собираюсь тебя контролировать, но это было странно. Если уж так не понравилось мое общество, могла бы просто сказать, — говорил он вроде бы шутливо, не злился — это успокаивало, но, когда Соня рассказала о вчерашних перипетиях, выглядел заметно обеспокоенным и расстроенным:

— Зря я тебя туда повел, — вывод был неожиданным. — Это все-таки не место для таких, как ты.

— Как я? — опешила Соня, не зная, обижаться или нет.

— Девушек из интеллигентных семей, — тактично сформулировал мужчина.

Она закатила глаза. Андрей тоже так говорил — все время повторял, что ей не нужно вникать во все эти банковские дела, что он сам вызовет электрика или заплатит коммуналку. А она — существо одухотворенное, питается святым духом и читает умные книжки. Только выгнав его, она поняла, насколько старалась этому образу соответствовать. Нет, он был прав — семья действительно интеллигентная, профессорская, только вот родители никогда этим не кичились — они просто занимались тем, что им было интересно и близко, жили, не оглядываясь на стереотипы. И ее учили тому же — а она забыла, отказалась от части себя. Неудивительно, что все ей казалось серым и пресным.

— Я что-то не то сказал? — заметив ее выражение лица, спросил Саид.

— Нет, все правильно, — Соня пожала плечами и поняла — не ее. Не ее мужчина. Хороший человек, может быть, даже друг — посмотрим. Но не возлюбленный. — Но мне понравилось, как поет Матвей. Красивый голос.

— Мальчишке в Москву надо, — хмыкнул Саид, позволяя ей переменить тему. — Только отец его вряд ли отпустит.

— Такие, как Мотя, вряд ли будут спрашивать, — она вспомнила зеленый ирокез и хмыкнула. Такой бунтарский настрой…

Разговаривая, они дошли до сквера и сели на лавочку, которую она облюбовала еще в прошлый раз. В буднее утро здесь было тихо, только в деревьях перекликались птицы, а так и не рассеявшийся туман скрадывал остальные звуки, заглушая даже шум машин, хотя дорога была совсем рядом. Только здесь Саид достал из сумки бумажную папку.

— Ты просила достать заключение.

— Это оно? — Соня буквально выхватила ее, открыла, но мало что поняла — текст был мелкий, полный терминов, а она понятия не имела на что смотреть. — Я… Ничего здесь не понимаю.

— В целом все так же, как в том заключении, которое тебе выдали на руки, — Саид пожал плечами, но в его словах чувствовалась недосказанность.

— Волк? — Соня не узнала свой внезапно охрипший голос.

— Так написано, — неохотно кивнул мужчина. — Волчий укус — очень точный, я бы даже сказал — точечный, только чтобы перекусить шею. Прости, — он заметил, как она побледнела и виновато замолчал.

— Но кроме этого… — Соня сжала пальцы на бумагах. Летним днем, посреди городской улицы, ей неожиданно стало холодно до озноба. — Что еще? Это же…

— Ничего. Ни одного укуса, — покачал головой Саид. — Это и странно, волки не убивают для удовольствия, только — для пропитания. А если бы и убили — почему только ОДИН укус? Да еще такой. Словно она стояла неподвижно. Или даже лежала — потому что не было ни ссадин, ни синяков, а ведь она должна была упасть. Царапин от когтей тоже нет.

— А следы? — кровь стучала в ушах, а в мыслях был бардак, и Соня с трудом продиралась сквозь собственные эмоции. — На земле должны были остаться следы, так?

— Волчьи, — кивнул Саид. И тревожно спросил: — Соня, что ты собираешься делать? Я же вижу. Это вовсе не значит, что твою бабушку убили, вполне возможно просто некачественная работа эксперта, которому было попросту лень расписывать все ради старушки. И заключение он тебе не выдавал по той же причине — старался свою пятую точку прикрыть.

Нет. Нет, здесь было дело не в лени или ошибке. Иначе тот патологоанатом не вел бы себя столь нагло, а отчет и вовсе можно подделать — разве бы она разобралась? Но он настойчиво отправлял ее к Дракулешти, чтоб ему пусто было. К тому же, и Борис и Мотя явно знали, что в деле со смертью ее бабушки что-то нечисто, все эти оговорки и недосказанности внезапно сложились в предельно понятную картинку — они ЗНАЛИ, что бабушка умерла не от волчьих зубов. Тогда… от чьих?

Она поняла, что боится узнать ответ на этот вопрос. Из глубины сознания грозил выплыть такой ответ, который она не готова была услышать и Соня предпочла ухватиться за реальность:

— А ты знаешь какое-нибудь другое животное, которое могло бы себя так повести? — почти умоляюще спросила она. — Ну, я не знаю, тигр, например?

— Тебе лучше спросить у ветеринара, я не специалист в этом вопросе, — Саид не знал. — У Левина на ферме живет один, местную фауну он хорошо знает, может…

— А если оно как раз и живет у Левина? — перебила Соня. — Ведь бабушку нашли рядом с загоном. — Может быть, он завел кого-нибудь экзотического, а теперь эта зверюга сбежала? У нас дома на шестом этаже раньше жил питон, так он как-то выскользнул из хозяйской квартиры, мы неделю все углы проверяли, пока его не поймали.

Конечно, это была очень натянутая версия, но единственная, поэтому Соня ухватилась за нее, как за последнее спасение. И хотя Саид понятия не имел, живет ли у Левина кто-нибудь экзотический, она знала, кто мог бы ей помочь.

Где искать Матвея было неизвестно, поэтому она решила дойти до вчерашнего клуба. Часы показывали обеденное время, так что, вполне возможно, тот уже работал.

Так и есть — двери были открыты нараспашку, впуская в помещение свежий воздух, но внутри был только мальчишка-уборщик, вяло елозивший тряпкой по импровизированной сцене. И про Мотю он ничего не знал.

— К вечеру начальство подтянется, тогда и приходи, — посоветовал он. — Только они вряд ли адрес дадут, ты тут не одна такая. Девки вечно клянчат.

Она так и не решила, считать это за комплимент или оскорбление, что ее приняли за влюбленную девицу. С точки зрения Сони, она вполне на свои двадцать восемь выглядела, а с недосыпа — так и старше.

Пришлось возвращаться в Верхний город — до кладбища все же нужно было дойти. За это время слегка распогодилось — тучи все еще полностью закрывали небо, но уже истончились, выцвели, пропуская рассеянный солнечный свет. От реки ощутимо парило, редкий ветерок был влажным и нес с собой тучи мошкары, обильно роившейся над каждой лужей. На кладбище не было ни души. Оно было старым, заложено еще до революции, но бабушку хоронили не в центральной части, а в новой, прижимавшейся к самому берегу, под которым, метрах в двадцати ниже, текла река и даже располагались чьи-то полузатопленные домики. Здесь росли тополя, березы и редкие дубы, а тропинки утопали в разросшихся сорняках — люцерне, спорыше и, конечно, крапиве. Бабушкина могила среди всего этого выделялась черным прямоугольником не успевшей осесть земли. И возле нее кто-то стоял.

Соня поначалу не придала этому никакого значения — мало ли кто решил помянуть старушку, судя по всему Нина Георгиевна была очень активным пенсионером. Но чем ближе она подходила, тем более знакомыми казались очертания. И точно — возле низкой, чисто символической оградки из пары металлических прутьев и шнура (памятник и нормальное ограждение собирались ставить позже) стоял бомж. Выглядел он лучше, чем в прошлые разы — по крайней мере, одежда была чистой, а волосы расчесаны и вымыты. Но растерянно поникшие плечи при всей внушительности фигуры остались такими же.

Первой ее реакцией было отступить. Они здесь практически одни, случись что… и не понятно, что ему нужно?

С другой стороны, Илья говорил, что он ничего не помнит, даже собственного имени и Соне было по-человечески жаль мужчину. Даже представить страшно, что он должен чувствовать. К тому же, в дом явно вломился не он, он вообще ничего плохого ей пока не сделал… И все-таки зря перцовый баллончик не купила.

Потоптавшись в отдалении, она все же подошла, старательно шурша ботинками по присыпанной гравием дорожке. Он покосился на нее и явно узнал, потому что сначала вздрогнул, потом виновато отшатнулся от могилы и от Сони и едва не рухнул в крапиву, запнувшись о какой-то камень в траве.

— Простите, не хотела вас напугать, — виновато сказала она, подходя ближе.

— Ничего, я просто задумался, — он выпрямился, выбрался из травы на дорожку рядом с Соней и оказался не настолько высоким, как она представляла — может быть, чуть выше ее. Впрочем, рост успешно компенсировался шкафообразной фигурой — кряжистой, плотной, словно старое дерево.

Возле могилки установилось неловкое молчание. Точнее, Соня ждала, что незнакомец уйдет, а он упорно оставался рядом, сопя как паровоз.

Она не выдержала первой:

— Вам никуда не нужно идти?

— Куда? — так растерянно спросил мужчина, что ей стало совестно. Нашла что спросить, человеку и так несладко! Поэтому она снова извинилась. И добавила: — Я знаю кто вы. Мне про вас… рассказали.

Он промолчал, потом заметил не без горькой иронии:

— А мне расскажете?

— Того, кто вас по голове ударил, так и не нашли? — она решила считать его вопрос риторическим и вытащила из сумки несколько конфет. Часть положила на могилку, одну взяла сама, чтобы занять руки, другую неуверенно предложила странному собеседнику: — Хотите? Шоколадные. Не знаю, может вам такие не нравятся.

— Я тоже не знаю, — вздохнул он и взял конфету. С сомнением развернул. Странно, лицо было суровое и даже угрюмое, заросшее черной щетиной (видно, что бороду пытались подровнять, но без особого успеха), но эмоции на нем проявлялись очень ярко, читались буквально с первого взгляда, как у ребенка. — А неплохо! Есть еще? Другие?

На лице появилось азартное выражение.

— Есть, дома, — растерялась Соня и почему-то опять почувствовала себя виноватой.

— А вы приглашаете? — удивился он.

— Я? Нет! — она даже назад шагнула, настолько неожиданным оказался поворот в их нелепом разговоре.

— Жаль, — опечалился он. Аккуратно сложил из конфетного фантика квадратик, потом сложил еще раз и еще…

— Послушайте… — она все-таки отошла от него так, чтобы между ними оказалась бабушкина могилка. — А вы не могли бы… Перестать ходить около моего дома?

— Боитесь? — так искренне изумился мужчина, будто себя в зеркале ни разу не видел. — Меня? Побойтесь бога, да я мухи не обижу.

— Откуда вы знаете? — резонно заметила она.

— Туше, — признал он, криво усмехнувшись. Вздохнул. Покосился на нее, как бездомный щенок, которого упорно не хотят замечать и Соня тут же поняла куда все идет. Поняла и открыла рот сказать твердое «Нет». — Ну может… Может вам по хозяйству нужно помочь? Чем угодно. Я забор могу починить. И у вас наличник упал. А яблони обрезать нужно, вы ведь одна не справитесь…

Определенно — соглашаться на это не стоило. Она достаточно смотрела телевизора, да и жила в большом городе, в котором такие сердобольные обязательно оказывались в лучшем случае ограбленными.

Поэтому Соня попыталась:

— Денег у меня нет, — сказала она, прекрасно понимая, что звучит это как согласие.

— А мне не надо, — как огромная собака, незнакомец замотал головой и расплылся в счастливой улыбке. — Мне пособие платят, социальное!

— И…

— И койку тоже дали, — прежде чем она успела придумать что-нибудь еще, перебил он. — Там же, в соццентре. Так что я вас не обделю, правда. Мне просто нужно… вспомнить. А единственное, за что зацепиться можно — ваш адрес. Думал вот, бабушку вашу вспомню, раз уж в живых не застал, хоть на могилку схожу. Это мне следователь рассказал.

— И как? — не удержалась она от вопроса, а сама недобрым словом помянула Илью.

— Ничего, — признался он. И спохватился: — Меня Миша зовут. То есть, наверное. Я с психиатром штук сорок имен перебрал и только это зацепило, так что… — он развел руками.

— А меня — Соня.

Так и получилось, что к дому она подходила уже не одна. Михаил ее не то чтобы убедил, скорее язык не повернулся отказать человеку. Он ей ничего плохого не сделал, а она и во двор его впустить не хочет? Времена нынче, конечно, опасные — но может оно и к лучшему, что на ее участке мужчина будет? Неизвестно правда, какой он защитник, но все лучше, чем ничего. Соня не хотела признаваться даже самой себе, но она боялась. Мирча Владович — человек непредсказуемый и судя по всему подлый, даже если сам не отомстит, то послать кого-нибудь запросто. Ночью, конечно, она одна останется, но тут уж…

Судя по всему, тетка Тома ждала на перекрестке — Соня издалека увидела ее круглую фигуру, нервно мечущуюся вокруг колонки. Все фляги уже были наполнены (да и водопровод у соседки имелся), а она все крутилась поблизости и при виде девушки заметно оживилась. Только присутствие Михаила ее резко осадило — из открытого рта так и не вырвалось ни звука. Замерла, таращась на них — Соня буквально чувствовала, как начинает запускаться механизм слухов и сплетен и поняла, что в глазах местной общественности предстанет шустрой пришлой штучкой, которая крутит местными мужиками как ей заблагорассудится.

Соседка так ничего и не сказала — промычала что-то в ответ на их приветствие, да проводила долгим взглядом.

— Странная она, — высказался ее новый работник.

Кто бы спорил?

У ворот он остановился. Соня тоже встала у открытой калитки, размышляя, почему на ее пороге все так задерживаются? Казалось бы — что сложного шаг сделать?

— Если передумали, я не обижусь, — заметила она с тайной надеждой.

Но Михаил только плечами передернул:

— Нет. Нет, просто… я столько дней в этом переулке провел, смотрел…

«Что же тебя черти унесли, когда мой дом громили?» — невольно подумалось ей, но вслух Соня ничего не сказала.

Мужчина шагнул мимо нее во двор и снова остановился, оглядываясь. Она тоже осмотрелась, только теперь замечая, насколько все запущенное. При бабушке такого не было или она просто не заметила в раздрае? Оба сараюшки покосились, будка пустая у калитки выглядит совсем уж одиноко, на одном из окон и правда наличник отвалился — она и не увидела, крыльцо, опять же, покривилось, а траву неплохо бы скосить — раньше ее успешно подъедали куры, теперь же спорыш пустился в рост и старые доски, призванные отмечать тропу к дому, почти скрылись из виду. Это не говоря уже об огороде, на котором щедро вылезло все — от морковки до лебеды. Часть она утром проредила, но это капля в море.

Соне стало стыдно. Бабушка всегда следила, чтобы в доме — и вокруг него — порядок был, а она что?

— Работы и правда много, — признала она в молчании. — Может быть, в дом зайдете?

В доме было… Пусто. После учиненного разгрома пришлось убрать все побитые безделушки, а сегодня и всю разбитую посуду, так что теперь кухня выглядела так, будто она уже начала дом к продаже готовить, вывозить вещи.

Михаил осматривал все внимательно, но судя по некоторой неуверенности движений — был здесь впервые. По крайней мере про дыру в полу в сенях его пришлось предупредить.

— Ну что? — с нетерпением спросила Соня. — Что-нибудь вспоминается?

— Совсем ничего, — признался он и шагнул к столу. Сел на табурет, осторожно, словно пробуя, провел широкой ладонью по столу. И еще раз задумчиво повторил: — Совсем…

Вспомнив, она достала из шкафчика ополовиненный пакет с конфетами — покупали еще на похороны, всех понемногу, так что выбор был большой.

— Вот. Пробуйте. Я пока бабушкину фотографию поищу, может, она вам что-то напомнит…

Соня поставила чайник и, краем глаза наблюдая как он аккуратно разворачивает и осторожно пробует конфеты, будто сам не уверенный, что хочет знать понравится ему или нет, присела у сундука и выудила альбом. Хотела ведь в музей отнести, завтра бы не забыть. Фото бабушки нашлось только пятилетней давности — тогда она в последний раз приезжала к ним и фотография была соответствующая: мама, папа, она с Андреем (надо бы вырезать!) и бабушка. У всех немного выжидательное выражение на лицах — впервые пользовались отложенной вспышкой и не знали когда та сработает. Но даже несмотря на наличие бывшего парня, фото ей нравилось — бабушка на нем была здорова. И жива.

Сглотнув горький комок, Соня вышла из спальни с альбомом под мышкой.

— Вот.

Михаил за это время уже успел и чайник выключить и по кружкам разлить, теперь неуверенно вертел в руках одноразовый чайный пакетик:

— А у вас нет обычного чая? Травяного?

Травяного не было — осколки чайника для заварки она вынесла сегодня в мусорку.

— Странные ощущения, — поделился мужчина, рассматривая фотографию. — Словно пытаюсь узнать человека, которого и не знал никогда. Но ведь должен был, правда? Почему-то адрес вашей бабушки у меня в кармане лежал! И почерк мой — я пробовал повторить. Хоть убедиться, что писать умею. А это кто?

От показал пальцем на родителей.

— Мама и папа, — пожала плечами Соня. — А это мой молодой человек. Был.

Если бы она смотрела на него, а не в кружку, болтая пакетиком, то заметила бы, что слушают ее очень внимательно и — наблюдают. Пристально, замечая и выражение лица и проскользнувшую горечь в голосе.

— Не ваш тип, — неожиданно высказался Михаил.

— Не ваше дело, — огрызнулась задетая за живое Соня. Такое ощущение, что все вокруг знали, что Андрей ей не подходит, только она ничего не подозревала, как круглая дура. Даже незнакомый человек — хотя уж ему-то откуда знать?

— Как думаете, я мог быть знаком с вашими родителями? — он переменил тему, словно и не было ничего. И Соня невольно ответила:

— По крайней мере, в гости не приходили. Но у них было много знакомых — они преподаватели в университете. Профессора, так что…

— Я похож на ученого? — самокритично усомнился ее собеседник. Соня невольно улыбнулась и покачала головой, злиться на него не получалось:

— Нет. Скорее на лесоруба.

Теперь он выглядел скорее озадаченным. Видно, такая версия в голову не приходила, а она подумала — как это, когда ничего о себе не знаешь? Не знаешь даже, какой цвет любишь, что из еды нравится, а на что, может быть, аллергия? Это было дико и страшно и она человеку напротив сочувствовала.

Вскоре определились с примерным фронтом работ (выглядело это как «копать от забора и до обеда») и он ушел, чтобы завтра утром вернуться, хотя Соня подозревала, что не вернется — во двор он уже зашел, даже в доме побывал, ничего для себя не выяснил, так смысл за бесплатно батрачить?

Едва она выпроводила Михаила, как в дом буквально влетела тетка Тома:

— Ну, Соня, ну ты даешь!

— В каком смысле? — оторопела девушка. День клонился к вечеру, а она собиралась еще найти Мотю, так что теперь убирала со стола и обувалась, натягивала ветровку — в общем, явно не собиралась разводить долгую беседу. Она и без того прикидывала, как бы отвязаться от соседской «заботы» — ежу понятно, начнется сейчас «убъют!», «ограбят!»…

— Заявление! — выдохнула тетка Тома, выпучив глаза. — На Мирчу! В уме ли ты, девка?

Соня так и замерла — в один рукав куртки уже руку просунула, другой позади болтается.

— Простите? А вы откуда об этом узнали⁈

— Так Илюха заходил, сынок мой — простодушно сдала следователя тетка Тома. — Сильно ругался. Софико, ты не права!

— Вижу, у вас тут тесный мирок — все друг другу брат, сват и двоюродный племянник, — скрипнула она зубами и вышла из дома, не озаботившись даже тетку Тому выгнать. Все равно взять у нее нечего. А на следователя своя управа найдется, вот как напишет в прокуратуру!

Соседка выскочила следом, засеменила рядом, умудряясь при этом подпрыгивать:

— Софико, да я ж о тебе забочусь! — судя по обиженному тону и впрямь так считала. — Мирча этого так не оставит! Ну что вы, договориться не смогли? Бабушка твоя уж на что его не любила, а и то не ссорилась…

— Видимо бабушка как женщина его не заинтересовала, — бросила Соня раздраженно. Она ускорила шаг, но тетка Тома все равно бежала рядышком, увещевая, и этот доброхотский тон уже выводил из себя.

— Да сто лет в обед Мирче того не надо! — всплеснула руками тетка Тома. — Ему лет-то уже… И Борис, опять же.

— Что — Борис? — вздохнула Соня, прощаясь с мыслью отвязаться от соседки, и остановилась.

— От любимой женщины, — запыхавшись, та тяжело уперлась руками в пухлые бока.

Где-то она это уже слышала.

— Это ничего не меняет, — отрезала девушка и добавила сурово: — Послушайте, я же вижу, вы привыкли в своем тихом болоте жить — как заведено, как сложилось. А надо не как сложилось, надо ПО ЗАКОНУ! И я этот закон найду, даже если мне до Москвы дойти придется.

Она и сама не знала, что сейчас имеет в виду — ситуацию с Мирчей или смерть бабушки, а скорее все сразу. Соне ужасно надоело чувствовать себя не то, что лишней, скорее чужой здесь. И тетка Тома попалась под горячую руку. Не желая выслушивать дальнейшие увещевания, она развернулась и быстро зашагала в сторону клуба. Уже начинало смеркаться, так что стоило поторопиться.

Но избавиться от тетки Томы было не так-то просто.

— Многого ты не знаешь, Софико, — довольно резво догнав девушку, она уже не отставала. — Я боюсь, это тебя к беде приведет.

— Ну так расскажите, чего не знаю, — пожала плечами Соня.

— Не могу, — огорченно призналась соседка. — Обещала я, девонька. Клятву дала. Не могу. Только с Мирчей, говорю тебе, не то, как выглядит. А вот дорогу ему переходить я бы не стала. Он сильно навредить может.

— А когда в следующий раз молодая девушка пропадет — скажете, что сама виновата? — потеряла терпение Соня.

Ответить соседка не успела — они как раз завернули в заросший деревьями и сорняком переулок, где находился вход в бар. Обычно здесь было тенисто и прохладно, а вечером — еще и страшновато, но всегда — тихо.

Теперь ситуация переменилась кардинально. Вся обочина с двух сторон была уставлена машинами, повсюду сновали люди — глаз выхватил скорую, полицию, а еще — труповозку, аккурат у желтой ленты, перетягивающей вход в бар. Все это мгновенно отпечаталось в сознании и сердце упало куда-то в желудок — Соня сразу подумала про Мотю, чувство вины взвыло в ней дурным голосом — надо было, надо сразу вызывать полицию, еще вчера!

— Гражданочка, далеко собрались? — она даже не заметила патрульного, который стоял на входе в переулок и теперь с недоумением смотрела на него, не понимая, почему ее остановили.

— Свои, Гриша, свои, — донеслось сбоку. Тетка Тома перехватила ее под локоть и потащила вперед: — Пойдем, детка, глянем, что там случилось… Ох, чуяло мое сердце…

Они добежали до ленты, у которой их снова остановили. На этот раз даже тетка Тома не помогла — хотя ее явно и здесь узнали.

— Не могу, приказано никого постороннего не пускать, — извиняющимся тоном лепетал молоденький паренек в форме. Мимо него, не обращая на них внимания, прошли медики и, сев в машину, уехали, а из труповозки наоборот, вышли двое амбалов и теперь смотрели с нехорошим интересом. Соня бы даже сказала — насмешливо и любопытно смотрели. Они неуловимо напоминали ей двух дохлых горилл — такие же габариты и при этом абсолютно мертвые, рыбьи глаза. Создавалось впечатление, что это куклы, которых чья-то злая воля вернула к жизни. То ли от того, что им по работе видеть приходилось, то ли…

— А вы чего скалитесь? — заметив их нехороший интерес, тетка Тома нашла на ком спустить гнев. — Только троньте мне девку, я вас заспиртую и к хозяину по частям отправлю!

— Да мы чего, — явно стушевавшись, прогудели амбалы. — Теть Том, а чего она?

— А то не ваше собачье дело, — огрызнулась рассерженная соседка, мигом превращаясь из доброй неуклюжей толстячки в агрессивного бультерьера.

Хлопнула дверь труповозки. Соня и сама бы с радостью оказалась сейчас подальше, потому что напустились уже на нее:

— Видишь, что ты наделала? Ходи теперь, оглядывайся…

— Люди Мирчи? — догадалась она.

Ответить тетка Тома не успела — дверь открылась и навстречу им вывалился (иначе и не скажешь) бледный до синевы Марк Левин. Секунду казалось, что он вот-вот рухнет в обморок, но тут его взгляд упал на труповозку и в глазах зажегся нехороший огонек. Даже не заметив их, он пролез под лентой и шагнул к машине.

— Ох ты ж… — хлопнув себя по бокам, тетка Тома бросилась за ним. Не успела.

Бамм! — от удара кулаком на капоте осталась хорошо заметная вмятина.

— Налюбовались? — ей было не очень хорошо видно в сумерках, но то, что два здоровых бугая даже и не подумали выйти из машины и высказаться за порчу казенного имущества о многом говорило. Левина Соня видела только со спины, может и к лучшему — голос у него был хриплый и страшный, со странным, словно из глубины горла прорывающимся рычанием: — Пер-редайте хозяину — договор р-разорван! Теперь каждый сам за себя!

Тетка Тома подскочила, что-то тихо заговорила, наглаживая напряженные плечи мужчины. Тот поначалу и слушать ее не хотел — отмахнулся, затем все же обернулся и увидел ее. На лице отразилось досадливое согласие и он кивком разрешил патрульному:

— Пропусти их. Пусть посмотрят. А я уже налюбовался…

Пнув напоследок колесо труповозки, он сел в свой пикап и завел двигатель.

— Пойдем, милая, — потянула ее за собой тетка Тома. Они нырнули в затхлую сырость коридора и Соня не была уверена, что ей этого хочется. В ней жила смутная надежда, что все это не взаправду, не по-настоящему. Реакция Левина непонятна, но вселила робкое подозрение, что Мотя все-таки жив. Впрочем, она уже поняла, что этот город живет по каким-то своим правилам.

В темном зале, усевшись за одним из столиков, сидели Мотя и Илья. Первый бледный как полотно, с покрытым испариной лбом и трясущимися руками, второй — угрюмо-сонный, то бишь в своем привычном состоянии. Правда, при виде них он даже на стуле подскочил, из груди вырвалось мученическое:

— Мама, ну нет! Еще вас мне тут не хватало!

— А вот не хватало, — невозмутимо отбила тетка Тома. — Вы сидите, сидите, мы тут сами управимся…

— Куда⁈ — она уже бодрым колобком проскочила мимо сидевших, походя потрепав слабо улыбнувшегося Мотю по зеленым волосам, когда Илья, опомнившись, решительно бросился ей наперерез: — Ма, нет! А я говорю — нет, как я потом в отчете об этом напишу?

Соня, воспользовавшись тем, что про нее все забыли, кинулась к Моте:

— Ты в порядке? Что случилось?

— Помнишь тех троих, в субботу? — в глазах у мальчишки плескалось нехарактерное для него выражение растерянности и испуга, обычно ершистый, теперь он выглядел беспомощным щенком.

Она осторожно кивнула.

— Там лежат… — мотнул головой парень, побледнев еще больше. Непонятно было, не то он сейчас в обморок рухнет, не то его вывернет прямо ей на кроссовки, но Соня на всякий случай отошла на шажок и кинула опасливый взгляд на Илью.

— Я пока про вас с Борисом ничего не говорил, — тоже оглянувшись, понизил голос Матвей. — Отец и так, как увидел… Плохо это, тетя Соня!

Что именно удалось увидеть через полчаса — ровно столько понадобилось времени тетке Томе, чтобы так достать собственного сына, что он махнул рукой — все сотрудники к этому времени уже разошлись, свидетелей, кроме Матвея, отпустили еще раньше.

— Софико! — командному тону соседки подчинялись все без исключения и Соня неохотно потрусила следом, все же попытавшись воззвать к голосу разума:

— А я там зачем?

— Посмотришь, — пожала плечами тетка Тома.

Разъяснений не последовало.

Они проскочили гримерку, бывший цех, точно повторяя недавний путь вышли в узкий коридор, в конце которого виднелась распахнутая настежь дверь. Только приблизившись, стало понятно, что открыта она не просто так — поперек прохода, наполовину вывалившись наружу, лежал человек.

То, что он мертв, было понятно сразу, но у нее, видимо, сработал какой-то стопор, потому что Соня по инерции подумала: упал, надо бы помочь человеку… Мозг ее не был настроен на что-то настолько жуткое и упорно старался подобрать менее кошмарные объяснения.

А потом из дверного проема, затрепетав желтую оградительную ленточку, не дававшую подойти ближе трех метров, донесся ветерок, обдав их едким, ни с чем не сравнимым, но очень знакомым запахом. Тетка Тома тоже повела носом, с недоумением прищурилась:

— Э-т-то еще что за дрянь… Ну-ка, надень.

Ей вручили бахиллы. Соня автоматически сжала их в ладони, а потом возмутилась:

— Я туда не пойду! Хватит с меня. Мы улики затопчем.

— Тю, можно подумать Илюха сам не понимает, что не по его это части, — отмахнулась ее спутница и, ловко для таких габаритов поднырнув под ленточку, шагнула к телу.

Соня раздраженно принялась напяливать бахиллы — стоило соседке отойти, как тишина и темнота словно сгустились вокруг нее и чувство опасности забило в набат. Нет, лучше уж рядом с трупом, но не в одиночестве…

Разница была как между пресловутыми хреном и редькой — стоило подойти ближе, как в сумеречном розоватом свете стали видны ужасные подробности: первыми в глаза бросились белые волосы, измазанные в чем-то темном, а уже затем — зияющая, словно набитая мешаниной из мусора, рана на горле. Точнее было бы сказать, что горло как таковое отсутствовало в принципе, его словно вырвали одним сильным… укусом⁈

Спасаясь от кошмарной догадки, она перевела взгляд на стены, замечая веерные брызги крови, которых едва не касалась плечом, темные лужи на полу, в одну из которых чудом не наступила… И тетку Тому, деловито склонившуюся над блондином. Нахмуренные брови ее недовольно шевелились.

Тошнота подступила внезапно. Все увиденное навалилось разом, замелькали перед глазами картинки, с каждым разом все быстрее и быстрее, догадки — близкие, ужасные, приближались, набатом забила кровь в ушах… Она опрометью кинулась прочь.

Выскочила в зал, едва не сбив с ног Илью — не то он шел к ним, не то караулил, но Соня ему даже обрадовалась — ноги ее больше не держали, от тошноты кожа покрылась испариной, воздуха не хватало.

— Еще одна готова, — раздалось над ухом.

Она посмотрела на несчастного Мотю и поняла, что выглядит примерно так же. От этого стало немного легче.

Перед глазами возникла кружка с чем-то темным, плескавшимся на дне.

— Пейте, — ворчливо отозвался Илья в ответ на ее вопросительный взгляд. Потом куда-то ушел и через минуту в зале зажегся верхний свет — ослепительно яркий после темноты коридоров. — Не нюхая, сразу — нос зажали и…

Она послушалась — только чтобы избавиться от тошноты, которая подкатила уже к самому горлу.

Вкус был отвратительный, из глаз брызнули слезы, во рту словно чайки нагадили, но по пищеводу словно каленым железом прошлись и тошнота не то исчезла, не то просто потерялась за другими ощущениями.

— Ну, легче? — видя ее страдания, Илья даже повеселел. Потом посмотрел куда-то поверх головы: — Высмотрела чего? Прав Марк?

— Да как тебе сказать… — передернула плечами тетка Тома, шелестя бахиллами по полу. Заботливо посмотрела на Соню: — Ну как? — И, прежде чем та успела ответить, уже продолжила, выдав очередное непонятное: — Вижу, не проняло. Ну, может оно и к лучшему, к лучшему… Илюша, остальные-то на улице, я дальше уж не пошла смотреть, темно, да и что там нового… Пусть ребятки забирают.

«Ребятки» решили заходить со двора и через зал не пошли — Соня подозревала, не хотели лишний раз показываться на глаза толстушке. А они окончательно заняли стол, причем початая бутылка с ромом уже расположилась в центре и тетка Тома щедро плеснула себе в чайную чашку, невесть как раздобытую за барной стойкой. Одним глотком выпила содержимое, вздрогнула всем телом, сказала «Ух, хорошо!» и острыми жучиными глазами посмотрела на них с Мотей.

— Ну, рассказывайте, рассказывайте… Видела я, как ваша троица посреди ночи через кусты ломилась, аки кабаны на водопой. И головы в мою сторону не повернули — так бежали.