Справочник существ община г. Тальска

Глава 8

Субботний день, как и прошлый, выдался солнечным и безветренным. Легкий бриз, трепавший футболку, Соня уже и за ветер не считала — привыкла. Вчерашний день выдался настолько суматошным, что она заснула, едва донесла голову до подушки и проспала всю ночь как убитая — впервые за все время, что жила здесь. Оттого и настроение с утра было приподнятое. Музей по субботам открывался позже обычного, но она вышла пораньше специально, чтобы освоиться в новой роли единственного смотрителя — Марина на целую неделю увозила сыновей на озеро.

Когда она проснулась, на телефоне уже горела иконка нового сообщения от Саида — вчера они обменялись номерами — с предложением выбраться «в город» и посидеть в кафе. Соня отнеслась к этому со сложными чувствами — он нравился ей и хотелось продолжить общение, но досадное сходство с Андреем оставляло какой-то неприятный осадок. В конце концов она решила, что точно не хочет вечером сидеть дома и согласилась. Возможно, он сможет что-нибудь сказать по тому головному убору, что она обнаружила у себя на подушке.

Как Марина и предупреждала, субботним днем музей словно вымер — даже Борис не зашел. Соня провела целый день, систематизируя архивы — нашла список предметов, оставшийся с предыдущей инвентаризации (судя по дате, проводившейся семь лет назад), и, чихая от пыли, методично с ним сверялась. Совпадало мало — Марина явно не заботилась вносить в каталог новые поступления или хотя бы подписать бирочками старые, так что в основном приходилось действовать на глаз. Работа была нудная, но хорошо отвлекала от беспокойных мыслей. Миновал обед, который Соня провела сидя на нагретом солнцем крыльце в ленивой дреме, а к четырем часам начали подтягиваться первые члены книжного клуба с теткой Томой во главе.

Соню сразу проинструктировали:

— Ты, детка, иди домой, — приобняла ее за плечи тетка Тома. — Я тут присмотрю за всем и закрою, как закончим. А то у тебя рабочий день закончился, чего ты нас будешь сидеть, старух караулить? Марина обычно и не дожидалась — ключ на гвозде оставляла, да и все.

Марина про это не говорила, но Соня была готова допустить, что так оно и было — старухи (в другой ситуации она бы сама себе язык мылом намазала, но назвать собравшуюся компанию как-то иначе язык не поворачивался — тетка Тома из них была самая молодая и самая красивая, остальным определение «карга» сошло бы за комплимент) явно бывали в музее не впервые и сразу направились в закрытую комнату, где прохудился потолок.

На предупреждение Сони они только рукой махнули — знаем, дескать.

Ключ от комнаты у них тоже имелся — свой.

Не успела Соня опомниться, как ей уже вручили сумку, корзинку свежесобранных грибов (тетка Тома с утра ходила) и выставили на крыльцо. Хлопнула дверь, повернулся ключ в замке. Она ошарашенно моргнула. Ну и что это было? Позвонить Марине? И что она сделает — примчится за сотню километров выгонять из музея книжный клуб?

С другой стороны, она ведь прекрасно знает где тетка Тома живет. И у нее планы на вечер — не ждать же в самом деле.

Требовательно пиликнул телефон — за день он почти сел и теперь настоятельно требовал зарядки. Соня вздохнула и сдалась — смириться с местными порядками было проще, чем пытаться что-то изменить, когда она даже не собиралась оставаться в Тальске надолго.

Быстро забежав домой, она критично осмотрела свой скудный гардероб и решила, что джинсы и футболка будут в самый раз.

— Мра.

Требовательное и гнусавое мяуканье раздалось как всегда внезапно. Она ни разу не видела, как этот проклятый кот просачивается внутрь или как уходит — он словно материализовывался из теней под печкой. И теперь осуждающе смотрел на нее.

— Что? — Соня помимо воли начала оправдываться. — Это не свидание.

Выражение кошачьей морды неуловимо изменилось на презрительное. Мол, ну-ну, знаем мы. Вместо того, чтобы хоть что-то выяснить о смерти бабушки…

— А что я могу? — она насыпала ему гречки с тушенкой, но ужин был проигнорирован. — Не идти же в лес на ночь глядя. К тому же я даже не знаю куда.

Кот по-прежнему настойчиво смотрел на нее.

— Завтра, — клятвенно пообещала ему и себе Соня и поскорее ушла из дома. Чувству вины, впрочем, это не помешало, и оно тихонько грызло ее остаток вечера и, вполне вероятно, послужило одной из причин событий, которые тогда случились.

Начиналось все вполне мирно — Соня встретилась с Саидом в центре, на площади у Кремля. В заходящем солнце его белые стены буквально светились теплым золотистым светом, а горизонт с высокого берега просматривался на несколько десятков километров — и все это было заполнено лесом и водой. Река все же разлилась, противоположный берег был почти полностью затоплен, но здесь, на высоте пятидесяти метров над Нижним городом, все казалось игрушечным и даже комары и мошка, которые внизу донимали ее вечерами, исчезли.

— А теперь пойдем, — когда солнце последний раз плеснуло светом из-за кромки черного горизонта, а вокруг зажглись фонари, Саид взял ее за руку и потянул за собой. — Покажу тебе местный колорит.

Они сбежали по ступеням ведущей в Нижний город лестницы и направились в сторону реки — здесь сырость и прохлада ощущались сильнее, да и комары набросились с утроенной силой.

Миновали базарную площадь и новые районы, людей на улице становилось все меньше, а дорога из ровной и гладкой превратилась в обычную гравийку посреди частного сектора. Когда мимо начала проплывать темная громада разрушенного кирпичного завода, Соня окончательно отбросила браваду и уперлась:

— Дальше я не пойду. Куда ты меня завел?

— Обещаю, тебе понравится, — Саид нетерпеливо протянул ей ладонь. — Мы уже почти пришли. Место странное, признаю, но атмосферное. Слышала про Тальскую рок-группу?

Прежде, чем она успела ответить, на улицу выплеснулась музыка и свет и из здания завода, которое она посчитала заброшенным, вывалилась шумная компания.

— Ну что? Теперь не боишься? — Саид понимающе посмотрел на нее. Соня почувствовала себя трусихой и решительно шагнула вперед:

— Еще чего!

Кирпичный коридор, освещенный голыми лампочками, привел их в довольно большое помещение — наверное, когда-то это был цех, но теперь оборудование вывезли, а на остатках кто-то предприимчивый устроил нечто среднее между баром и концертной площадкой — со сценой, разместившейся на остове проржавевшего конвейера, столиками и длинной барной стойкой, возле которой сейчас толпился народ. По ушам ударили басы и низкий, отозвавшийся внизу живота, вибрирующий гул. Соня не знала, было ли это бонусом от конструкции цеха или задумано авторами, но музыка, ритмичная, сильная, тягучая, словно разливалась в воздухе и ее сердце невольно подстроилось к этому ритму, забившись чаще. Голос у солиста тоже оказался неплохим — он легко и без напряжения брал высокие ноты, иногда опускаясь то томной хрипотцы.

Определенно, здесь можно было скоротать вечер. Особенно с хорошим собеседником — музыка была достаточно громкой, чтобы наклониться ближе и не настолько, чтобы не слышать друг друга совсем. Впрочем, Саид границ не переходил, даже не пытаясь ее обнять, так что Соня вскоре расслабилась. Они говорили о книгах и кино, конечно, о музыке и немного — о Тальске. Точнее о том, что ее сюда привело. Незаметно для себя Соня рассказала о бабушке — о последних тревожных днях, о множестве вопросов, оставшихся без ответа.

— Думаешь, я преувеличиваю? — по лицу мужчины сложно было понять, но слушал он с неослабевающим вниманием.

— Думаю, что ты очень любила ее, — Саид с сочувствием посмотрел на девушку. — И, возможно, чувствуешь себя виноватой, что не уберегла.

— Так оно и есть, — горько ответила Соня. Боль потери вернула ее в реальность и стало заметно, что атмосфера в зале поменялась. Народу стало больше, но все это были не расслабленно болтающие или танцующие, а слишком целеустремленные для отдыхающих посетители. Они подходили ближе к сцене, занимая тут же освобождавшиеся столики, но ничего не заказывали.

— Нет, не так, — убежденно возразил Саид, взяв ее за руку. Соня вздрогнула — руки у него были горячие и ей тоже мгновенно стало жарко. — Поверь мне, я такое уже видел. Ты ни в чем не виновата.

— Если бы я могла посмотреть заключение, — рассеянно сказала Соня. Она не пыталась своим собеседником манипулировать — скорее ляпнула то, что первым пришло в голову, слишком поглощенная тем, что происходило в зале. Чувство опасности било набатом в ушах. Ей показалось, или часть из новых клиентов бара она уже видела? На похоронах у бабушки. А вон ту компанию почти в полном составе она видела недавно, спасая Бориса.

— Ну хочешь, я его тебе достану? — предложил Саид, вздохнув. — База у нас общая, я смогу распечатать. Но это вряд ли поможет, дело тут в психологии, а не в чем-то реальном.

— Хочу, — подтвердила Соня.

Музыка прекратилась. Солист объявил перерыв и поспешно передал микрофон следующему исполнителю. Им оказалась миниатюрная девушка, немного фальшиво затянувшая Селин Дион. Соне было плохо видно сцену, лица терялись в полумраке, но смутное чувство узнавания заставило ее внимательней вглядеться в паренька, как раз проходившего мимо — он направлялся к черному ходу, где видимо находилось еще одно помещение для выступающих.

Мотя.

Вид у него был не то чтобы сильно счастливый и ее он даже не заметил, стремясь поскорее скрыться за дверью.

Спустя пару секунд мимо прошло еще несколько парней — они занимали столик ближе к сцене и знакомый блондин как раз был среди них. В любом случае выглядели они не слишком доброжелательно и ей это не понравилось. Она тревожно посмотрела на закрывшуюся дверь, на недоумевающего Саида и не выдержала.

— Я отлучусь ненадолго? — Соня дошла до туалетной комнаты, находившейся прямо за баром, потом убедилась, что между ней и Саидом достаточно людей и торопливо зашагала к двери, за которой скрылся Мотя.

— Ой! — впопыхах даже на кого-то налетела, но только рассеянно извинилась. Было у Сони нехорошее ощущение, что она безбожно опаздывает, поэтому она, не останавливаясь, промчалась дальше и толкнула дверь, за которой действительно оказалось подсобное помещение — с одной стороны несколько столов, зеркало, кресло с набросанными на него вещами, а с другой — остатки строительного материала, доски и швабры.

И веселая компания прямо по центру. При виде ее они все замолчали, только вот скрыть испуганное выражение лица у Моти не получилось.

— Здрасьте, — она понятия не имела что делать дальше, но поняла, что пришла как раз вовремя.

— До свидания, — любезно, но издевательски ответили ей.

В этой комнате, в отличие от остального бара, горел яркий свет и теперь она могла подробнее рассмотреть всех собравшихся. Помимо Моти, смотревшего на нее с надеждой и страхом одновременно, в наличии имелись: трое парней лет двадцати, все в джинсах и футболках, со стянутыми в низкие короткие хвостики волосами и разной степени небритости. Двое шатенов, довольно похожих друг на друга (братья?) и блондин, в котором она опознала одного из тех, что приходил на похороны вместе с Марком. Последний смотрел особенно недобро и явно собирался попросту вышвырнуть ее за дверь.

— А я вас знаю! — ткнула она пальцем в блондина. Радости эта новость ему не доставила, поэтому Соня решила развить успех и двинулась вперед, болтая что в голову придет. — Вы на кладбище были, когда бабушку хоронили. Вы у Левина работаете? Извините, что я вмешиваюсь, вы, наверное, поздравить Матвея хотели, это, конечно, большой успех…

Она протиснулась мимо оторопевших парней и полезла обниматься к Моте, который явно не понимал что происходит.

— Я только подарю кое-что и уйду… — продолжая бормотать, Соня полезла в сумочку. На лицах мужчин появилось стоическое выражение в духе «щас эта курва скроется и мы продолжим…»

Газового баллончика в сумочке не оказалось.

Соня недобрым словом помянула Мирчу Владовича — наверное, там в машине свое оружие и бросила! Или в канаве потеряла. Зараза.

— Наверное, в зале забыла… — растерянно улыбнулась она. Мотя так вцепился в ее локоть, что наверняка синяки останутся, мальчишку буквально колотило от страха. — Ой, а может мы сходим вместе, я вам пива закаж…

— Ну хорош, — похоже, до блондина начало доходить, что его водят за нос и терпение у него подошло к концу. — Вот что, вали отсюда пока цела, а не то без зубов оставлю и улыбаться будет нечем. Поняла?

— Поняла, — активно закивала Соня, судорожно молясь всем богам о спасении. Нечего и думать бросить Мотю — эти амбалы явно не цветы зашли ему подарить…

В этот момент дверь открылась снова и сцена повторилась.

— Да какого хрена… — завелся блондин, начиная подозревать, что где-то в зале прибита соответствующая табличка с указателем.

На пороге стоял Борис. Вид у него был растерянный и совсем не бравый — он явно не ожидал увидеть такую компанию. Парни же явно его узнали и пришли в непонятный ажиотаж:

— Упыреныш! — с непонятной радостью воскликнул один из близнецов.

— Прекрасно, — с явным удовольствием выдохнул блондин и как-то странно, неестественно повел шеей, которая буквально на глазах стала набухать венами. С плечами тоже происходило что-то странное, по крайней мере у здорового человека по мнению Сони они так не выгибаются и уж точно не раздаются вширь за секунду до размеров платяного шкафа.

Глаза у Бориса стали похожи на два блюдца. Он открыл было рот что-то сказать, но первым отмер, как ни странно, Мотя:

— Бежим!!! — прямо в ухо заорал он и ломанулся куда-то назад, утягивая ее за собой. Соня, чуть не вывернув руку из сустава, перепрыгнула какой-то ящик, успела еще краем глаза увидеть как Борис промчался мимо близнецов и упавшего на четвереньки блондина (плохо ему, что ли?) и бежит следом, вереща, как подстреленная утка. Потом они выскочили в темный зал — вдоль стен на высоте нескольких метров тянулись ряды окон с выбитыми стеклами, но заглядывающая в прорехи луна давала достаточно освещения, чтобы не натолкнуться в темноте на разбросанный по полу мусор и горы битых кирпичей. Соня не задумывалась о том, куда именно они бегут — настолько ее напугало происходящее — но Матвей, наверное, знал этот путь, потому что они буквально пролетели еще один коридор и выскочили на улицу. Здесь парень остановился, дождался, пока отставший Борис с хрипом выскочит следом и с силой захлопнул железную дверь, задвинув щеколду. В нее тут же ударилось что-то тяжелое с той стороны, заставив их подскочить. Послышались глухие голоса (в основном нецензурные).

— Лучше не останавливаться, — решительно заявил Мотя и, подхватив ее под локоть, потащил дальше. Борис, прихрамывая, побрел следом и Соня слышала его ворчание:

— Стоило связаться с такими как вы…

— А тебя никто не просил, — огрызнулся Мотя. Они трусцой пересекли заброшенный, заросший деревьями двор, пролезли в какую-то дыру в кирпичном заборе и теперь продирались через крапиву и чертополох. — Я вообще тебя не звал…

— А их — звал? — возмущенно отозвался Борис, с яростью отрывая репьи от белой рубашки.

— А никто не хочет поговорить о том, что вообще случилось? — не выдержала Соня.

Парни синхронно переглянулись и замолчали, проявив поразительное единодушие. Они буквально вытолкали ее из очередной канавы на дорогу и оказались аккурат на задворках магазина на перекрестке у ее дома.

— Нам лучше пойти к вам, — оглядевшись, Мотя повернулся к ней. — Здесь не стоит оставаться.

— Конечно, — проворчала Соня, — один раз ко мне уже залезли, терять нечего. Твои друзья знают где мой дом, лучше сразу вызвать полицию!

— Нет, он прав, — встрял Борис. Вид у него был как у встрепанного воробья — белоснежная рубашка покрылась пятнами пыли, грязи, сока от травы и, похоже, машинного масла, брюки в нескольких местах были порваны, а от идеально уложенных волос не осталось и намека. Очки тоже были в пыли, а через щеку шла длинная царапина. — К вам они не пойдут.

У нее не осталось сил на споры — препираться лучше все же в родных стенах, а не посреди пустой улицы, где уж точно никто не поможет.

Они свернули в темноту переулка, и Соня вздрогнула, заметив в свете одинокого фонаря над калиткой Петровича мужскую фигуру.

— Человек, — авторитетно заявил Мотя, на секунду замерев на месте.

Оба парня тут же успокоились и двинулись вперед как ни в чем ни бывало. Количество странностей за последний час уже и без того зашкаливало, так что Соня просто последовала за парнями, которые уверенно прошагали мимо давешнего бомжа (выпустили-таки!) и замерли у калитки.

— Там открыто, — вздохнула она, проходя первой. Потом обнаружила, что они не сделали ни шага во двор и уже раздраженно поторопила: — Заходите живей. И засов задвиньте.

Калитка, к огромному сожалению, запиралась только изнутри, никакого замка — разве что амбарного — на ней не было. Отпихивая друг друга плечами, Борис с Мотей вошли в дом и синхронно повели носами — ну да, не розами пахнет, въедливый мускусно-гниловатый запашок никак не выветривался. Впрочем, нос к нему быстро привыкал и парни тут же разделились — первый прямиком отправился в ванну, второй, сияя зеленым ирокезом под светом лампы, замер посреди кухни, явно не зная куда себя деть.

Соне стало смешно — встреть она Матвея в темном переулке и унесла бы подальше ноги, а он стоит в ее доме и явно стесняется. Даже уши покраснели.

— Садись уже, горе, — вздохнула она и пошла ставить чайник.

Через пятнадцать минут все умылись, Борис даже выпросил у нее нитки с иголкой и теперь сидел и, высунув кончик языка от усердия, штопал рубашку. Штаны в ожидании своей очереди лежали рядом, а самого мальчишку пришлось замотать в бабушкин халат.

Матвей даже куртки не снял, так и сидел с прямой как палка спиной в ожидании казни.

— Сильно избили? — Соня помедитировала минутку на дымящийся в кружке чай, бросила взгляд на непроницаемо черное окно и прислушалась — не ломится ли кто к ней?

В клубе она этого не заметила, а теперь отчетливо видела наливающийся сине-красным синяк на скуле и затравленный взгляд — наверняка ведь не только по лицу били, но поди его осмотри, звереныша!

— За что хоть? — ответа на первый вопрос она так и не получила и на второй не сильно надеялась, но хоть что-то ведь он должен объяснить! — Это у твоих знакомых хобби такое — детей беззащитных избивать?

— Я не беззащитный! — тут же вскинулся Мотя. Зазвенели многочисленные цепи, которыми он по-прежнему был увешан, как новогодняя елка. И обиженно: — И не ребенок…

На этом ответы закончились. Она посмотрела на угрюмо нахохлившегося Мотю и встала, потянувшись к лежавшему на подоконнике сотовому:

— Вот что, я звоню в полицию, пусть они сами разбираются. Я тоже, между прочим, пострадала, так что имею право заявление написать…

— Полицию⁈ — эта идея вызвала у мальчишки такое удивление, будто Соня собралась президенту позвонить. Даже рот приоткрылся: — Вы серьезно? Да они…

— Она ничего не знает, — тихо вклинился Борис. Он отложил рубашку и теперь смотрел на Мотю с каким-то значением, отмытые стекла очков солидно блестели. — Понял? Про нас.

Матвей осекся. Бросил на нее виновато-удивленный взгляд, потом снова на Бориса.

— Про вас — это кого? — зверея, тихо уточнила Соня. — Слушайте, мне до икоты надоели эти тайны мадридского двора! Это ведь та же свора тебя в прошлый раз избила на улице? — она ткнула пальцем в Бориса. — А теперь пришли к тебе, — тычок в сторону Матвея. — И вы мне хотите сказать, что это нормально? Что у вас тут, бандитская группировка? Мы снова в девяностых? И… И вы видели, ЧТО случилось с тем блондином? Он же едва не НАИЗНАНКУ вывернулся! — под конец она уже начала кричать и очень посочувствовала родителям подростков. Ну вот как тут быть спокойной? Впрочем, по крайней мере она это сказала, потому что образ корчащегося блондина жег ее мозг от самого бара. И только проговорив это вслух, Соня догадалась: — Это наркотики? Вас посадили на иглу, вы что-то принимаете?

— Я⁈ — искренне оскорбился Борис. — Я медик! Будущий…

— Тоже мне, медик, — фыркнул со своего конца стола Матвей. — Вы с отцом решили конвейер устроить — все вкусное — ему?

— Ах ты паршивая собака! — подскочил на месте Борис.

— А ну! — гаркнула Соня, вклиниваясь между вскочившими, как бойцовские петухи, парнями. — Сели, оба! Сели, я сказала! Никаких драк в моем доме! Мы сейчас в одной лодке, забыли?

— Я вообще-то за вами шел, — Борис обиженно запыхтел. — Чтобы не тронули…

— Никто ее и не тронул бы, — огрызнулся Матвей. — Сам знаешь.

— Вы про Нину Георгиевну тоже так говорили, — обиженно вякнул «медик».

— Что, прости? — опешила Соня.

На кухне воцарилось молчание. Чтоб вас всех.

— Вы ведь что-то знаете про мою бабушку, — она посмотрела сначала на Бориса, затем на Матвея. — Да что я, ВСЕ что-то про нее знают! И молчат. Почему? В каждом разговоре всплывает ее имя, это ведь что-то значит?

Борис (видимо, как самый жалостливый) открыл было рот, но тут темноту за окном прорезал луч света от фар, одновременно раздался шум мощного двигателя и почти сразу — стук в ворота. Аккуратный, но настойчивый.

— Папа, — со смешанным чувством облегчения и досады сказал Борис, поднимаясь. Штаны он так зашить и не успел и теперь наскоро сметывал порванные края, откусывая нитку зубами. — Вы не пшотив — я пойду?

Можно подумать она стала бы держать мальчишку против воли.

Выходить, впрочем, тоже не подумала — наблюдала из окна, погасив свет. Видно было немного, во двор Мирча Владович не заходил.

— Вы бы поосторожней с ними, — Матвей явно расслабился с уходом недруга и залпом допил остывший чай, в который вбухал столько сахара, что проще было добавить пять капель кипятка в сахарницу. — И в дом зря пригласили.

— Тебя ведь тоже пригласила, — у Сони не было настроения слушать очередные предупреждения, и без того буквально каждый стремился о ней «позаботиться». Кроме того, она вспомнила, что оставила в баре Саида и теперь судорожно набирала сообщение, в котором было очень много извинений.

— Я-то нормальный, — набычился Мотя.

Соня одарила его долгим изучающим взглядом, под который попали и зеленые волосы, и цепи, и браслет с шипами, и армейские берцы, которые могли бы пережить ядерную войну. Под ее взглядом парень покраснел и начал их расшнуровывать:

— Простите… Я вытру…

— Что значит — нормальный? — она только рукой махнула. — Знаешь, мне совсем ваша вражда не понятна. С чего вдруг? Борис — хороший парень. Вы вроде в разных компаниях вращаетесь, где успели повздорить?

— В разных, ага, — непонятно хмыкнул Мотя и с берцами наперевес вышел в сени, откуда вернулся уже с веником и совком, принявшись хозяйственно сметать в кучку комки земли и ошметки травы. — Вы отца его видели?

— Встречались, — мрачно признала она.

— Вот! — ничуть не удивившись такой реакции, парень закончил с уборкой и встал перед Соней. — И этот такой же… упыреныш.

— Да с чего ты взял? — взбеленилась Соня, но внутренне признала, что к Мирче Владовичу кличка «Упырь» подходит как нельзя лучше. — Дети за родителей не отвечают. А твои дружки его регулярно дубасят — подозреваю, с теми же аргументами. Теперь и вовсе прохода не дадут — думаешь, он об этом не знал, когда за мной шел?

— Сейчас папаше пожалуется — тот все быстро уладит, — с тайной надеждой заметил Мотя, выглядывая в окно. — Как думаете, если они до сих пор не явились, наверное, уже и не придут?

— Расскажет он, как же, — проворчала Соня, сдаваясь и выходя следом за парнем к дверям. Тот, усевшись прямо на пол, натягивал ботинки. — Он и про травлю-то ничего не сказал. И мне запретил. Я думаю, что ты даже не понимаешь, насколько вы похожи.

— Ну вы это, следите, что болтаете, — возмутился Мотя, поднимаясь. Он оказался выше ее на голову, но выглядел при этом не слишком уверенно — похоже, ее слова все-таки достигли цели. — Я — нормальный. А он…

— Почему те люди хотели тебя избить? — перебила она. — Если это не наркотики, тогда что?

— Вы не поймете, — в первую секунду он хотел было что-то сказать, но потом снова замкнулся, зябко повел плечами и решительно толкнул дверь, выходя на улицу.

— А если они опять попробуют? — она вышла следом, забыв про куртку, и неприятно поразилась опустившемуся на землю холоду, тут же продрогнув.

— Я подготовлюсь, — с нехорошим обещанием в голосе «успокоил» парень.

Соня заперла за ним калитку (заодно проверила переулок и с облегчением вздохнула, когда никого не обнаружила) и вернулась в дом. Трижды проверила заперла ли дверь. Оставила на кухне свет. Положила у кровати кочергу. Подумала, что жизнь ее стала какая-то слишком тревожная. Прежние заботы вызывали теперь только усмешку — даже не верилось, что когда-то ее действительно беспокоило предательство Андрея. В голове роились тревожащие образы — они не были оформлены во что-то конкретное, просто картинки, выхваченные мозгом из памяти, со стойким ощущением неправильности происходящего. Проблема была в том, что невозможно было понять, что именно в них неправильно. Даже думать об этом получалось с трудом, мысли отказывались формироваться в вопрос, ускользали. Вот, например, сцена в машине главного Упыря (теперь Соня про себя называла Мирчу Владовича только так). Вроде бы все понятно — его действия, ее действия, но… Что-то было не так с его лицом. Оно словно исказилось, словно было не совсем человеческим, и эта жажда в его глазах тоже не совсем нормальна. С другой стороны — было у нее время его рассматривать, да еще в полутьме салона машины? Все же в секунды происходило. Или взять то, что она видела сегодня в подсобке бара? Того блондина корежило, словно кто-то… Кто-то… пытался выбраться ИЗ него?

Соня вздрогнула всем телом и переложила кочергу в кровать. Она не была готова думать о таких вещах. Это было неправильно и слишком страшно. И она — опять же — видела его всего секунду, на стрессе… В конце концов она ведь рациональный человек, все можно объяснить, если не придумывать себе небылиц.

А бабушка? С ней что? Одни вопросы — и ответить на них каждый мог бы, но почему-то не хочет.

С этим ощущением пустоты вместо ответов она и заснула.