Справочник существ община г. Тальска

Глава 15

Остаток дня прошел в суете. Она кружила возле Сони, взлетала вверх громким плачем соседки, раздраженными вопросами Ильи, сиренами скорой. Укутывала тихим разговором Саида, утешающими объятиями, осторожными поглаживаниями по спине. Многозначительно приподнимала брови тетка Тома. Слышались в трубке рыдания сестры Марины — оказывается, мальчишек еще пару дней назад отправили к ней в гости и теперь временное стремилось превратиться в постоянное.

Соне выдали успокоительное и она сидела на крыльце музея, в прострации наблюдая за происходящим, непонимающе моргая на вопросы полиции. В голове билась только одна мысль — Марину убили. Убили. Убили! Это была не первая смерть в Тальске на ее памяти, но Соня впервые ощутила ее так близко и так… непререкаемо.

Саид отвел ее домой. Походя удивился, что во дворе нет Миши, но она только отмахнулась — до того ли? К сожалению, именно до ее работника всем почему-то было дело. Сначала Саид, потом явился с делегацией Илья. Вопросы были все те же: где она в последний раз видела Марину, о чем говорила, как нашла… Запах он тоже почувствовал, однако пришел к выводу, что в доме просто что-то пропало. Банки взорвались, например. Соня даже спорить не стала — и так понятно, что сверхъестественное объяснение смерти молодой женщины ему было не нужно. В отчете не смотрелось.

Спросил он и про Мишу. Она сжала пальцами виски, пытаясь вернуться в реальность, начать, наконец, думать, но в нее вкололи столько седативных, что Соня сама себе напоминала плотный ком ваты, в котором терялись любые мысли. И под всем этим, подспудно — страх, страх, страх… Она следующая, Соня это знала. За что могли убить Марину? Никак не получалось сосредоточиться.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Вроде бы в субботу… — ответила неуверенно. — Он приходил после работы.

— Еще одной?

— Устроился на лесопилку, доски принес.

Илья бросил взгляд на сваленные в сарае доски.

— О чем вы говорили?

— Не помню…

— Вспоминайте! — он повысил голос и Соня разозлилась.

— Да какая разница? Вы что думаете, это он… ее… Бред! Вы еще меня в соучастницы запишите!

— Вы бы поосторожнее со словами, — устало одернул ее Илья. И добавил: — У него было время, мотив и возможность. Мне этого достаточно.

Полиция начала исчезать с ее двора, зарокотали двигатели.

— Что еще за мотив? — тревога за Мишу пробилась через успокоительные, окрасив в цветное черно-белый мир. Соня даже с крыльца поднялась.

Судя по удивленно-сочувствующему лицу Ильи, он считал, что она в курсе новостей и теперь прикидывал, не устроит ли девица сцену.

— Разве это обязательно? — голос Саида раздался от калитки. Его тоже допрашивали. — Она и без того столько пережила…

— Что за мотив? — не обращая на него внимания, Соня перехватила следователя за локоть.

— Вчера их видели вместе, — сухо ответил он. — Она наняла его, он весь день перестраивал теплицу на заднем дворе. А потом… Ну, мало ли. Он свободен, она свободна, детей нет…

Эта новость ударила ее под дых, выбив воздух из легких. Было почему-то обидно, что все делалось за ее спиной — про работу на лесопилке рассказал, а про подработку у веселой вдовы не стал? Побоялся ранить чувства или просто не успел. Где же он сейчас? Может, его тоже убили?

Тем вечером Соня купила билет на самолет. Страх не покидал ее, он будто все время находился позади, следил, наблюдал, дожидался, пока она расслабится… Было страшно находиться в доме одной — Саид это видел и предложил перебраться на время к нему, но Соня наотрез отказалась и он ушел. Она снова примостилась на кровати бабушки, два часа лежала без сна, потом не выдержала и достала телефон. Хотелось бежать немедленно, сейчас же! Но самолеты летали только раз в неделю и следующий должен был увезти ее в воскресенье. К черту все. Она уедет и забудет обо всем, как о страшном сне. Напишет доверенность… Да хоть на тетку Тому! Уж продать дом первым же покупателям она сумеет? А бабушка…

При мысли о бабушке снова заныло сердце. Соня перевернулась на бок, обхватила руками ее подушку. Та пахла травами, как и бабушка. И почему она вообще решила, что сумеет отыскать правду? В тесном мире существ Тальска столько тайных связей, полутонов и подтекстов! Почему она решила, что сумеет их понять? Может быть, действительно стоило уехать сразу после похорон, как советовала мама.

Но ведь был еще Миша. Миша, который ничего не помнил о жизни до Тальска, на которого было так просто повесить всех собак! Верила ли она, что он убил Марину? Чушь собачья.

Соня неожиданно поняла, что даже не спросила, от чего та умерла. Сердце сжалось от сочувствия к ее детям. Что теперь с ними будет? Оставят у сестры или, может быть, сдадут в детский дом? Зачем вообще было ее убивать? Она ведь человек, совершенно точно человек!

Столько вопросов…

Во вторник она открывала двери музея со странным чувством неправильности происходящего. Дом напротив, словно потерявшая хозяина собака, выглядел уныло и одиноко, будто разом просев от горя.

Да и сам музей… Что от него останется, если Соня уедет? Кто будет работать за гроши? Кто доведет до конца выставку?

Впрочем, если ее убьют этим тем более некому будет заняться.

Часов с десяти начали подтягиваться посетители. Конечно, никому и дела не было до их экспозиций или медицинской библиотеки, но Соня мстительно записала всех в журнал посещений, а на каждый свой выход в зал ставила по экскурсии, повышая показатели. Тем более что меньше, чем на полчаса задержаться не получалось. Все считали своим долгом ей посочувствовать, а между делом узнать последние новости или рассказать свои. Две ведьмы вообще явились в начале десятого и ушли только после четырех, когда Соня объявила, что приемные часы закончены. Она работала одна, а значит, вполне могла себе позволить закрыться пораньше. За это время она уже успела узнать, что общественность, и без того взбудораженная многочисленными смертями (такого количества Тальск не знал уже лет сто, со времен революции), восприняла смерть человека как нечто гораздо более значимое. И если раньше среди сплетниц бродили настроения все больше заинтересованные и азартные, то теперь между ними закрался холодок страха. Все притихли, как мыши под веником — разговоры велись шепотом и предложения не договаривались, будто Соня как мрачный жнец только и караулила, когда кто-нибудь скажет запретное слово. Людей среди сидевших в главном зале почти не было, они не задерживались, невольно чувствуя себя лишними в этом зверинце. Она бы тоже с удовольствием избежала встречи с таким паноптикумом, только вот рабочий день все никак не заканчивался. Смерть человека существа восприняли с негодованием и опаской — настолько явное убийство было нарушением всех законов их мира, главным из которых был: не трогать человека в его доме. На улице, ночью — пожалуйста, можно сказать сам напросился. Но проникнуть в дом…

— Будут последствия, — сказала тетка Тома, явившись в полдень. Соня как раз вышла на заднее крыльцо — сил ее больше не было сидеть в ледяном, пропахшем сыростью кабинете. На заднем дворе было тихо и спокойно, нагретое за день дерево щедро делилось теплом. — Вот увидишь. Если не решить все это в ближайшее время…

— В субботу все решится, так или иначе, — мрачно предрекла Соня, размышляя, почему до сих пор не сказала соседке о том, что уже в воскресенье ее здесь не будет. Она чувствовала себя виноватой за то, что не оправдала их ожиданий и хочет сбежать обратно в свой человеческий мир.

Тетка Тома покосилась на нее с каким-то виноватым выражением на лице. Даже свиной пятачок задрожал. Но ничего не сказала.

Ей бы уже тогда насторожиться, но Соне хватало своих проблем — незадолго до этого, едва дождавшись обеденного перерыва, она подхватила сумку и отправилась в социальный центр. Телефона у Миши не было, да и полиция наверняка там уже побывала, но у нее теплилась надежда, что удастся узнать что-нибудь от сотрудников.

— И вы туда же! — всплеснула руками сидевшая в каморке с гордой надписью «администратор» девушка. Она была человеком. — Вчера уже приходили, перебудили мне жильцов, еще раз вам повторяю — нет у нас его! Две недели уже не появлялся! Наврал, поди, что память потерял, а сам присматривался, ходил по городу!

По спине словно мокрым пером провели. Нет. А как же… Он же говорил…

Соня почувствовала себя полной дурой. Все-таки она совсем не разбирается в мужчинах. Кормила, даже ночевать оставила… Дура и есть!

Непонятно было одно — зачем потребовалось врать и где Миша жил все это время? А может… Может действительно, и память у него не пропадала? И зачем он так хотел попасть в ее дом⁈

На ватных ногах она выволокла себя в душный июльский полдень. Солнце, пробиваясь через пелену поднявшегося после недавних дождей марева, палило нещадно, парило — футболка мгновенно стала влажной от пота или от страха, душившего ее со вчерашнего дня, дышалось с трудом, словно через мокрую подушку. Улица словно вымерла, когда Соня на негнущихся ногах побрела по обочине, мечтая только о том, чтобы вся эта история, наконец, закончилась. Если и были у нее способности бабушки, сейчас они явно спали.

— Софья Алексеевна? — когда рядом притормозил катафалк, так тихо, что даже сухие листья вдоль дороги не шелохнулись, она даже не удивилась. Вряд ли этот день мог быть еще хуже.

— Идите к лешему, прошу вас, — с чувством сказала она куда-то в темные глубины опустившегося тонированного стекла. Из салона веяло заманчивой прохладой, только вот плесневелый душок отбивал всю охоту приобщиться. — А попробуете затащить силой, я так заору, что мало не покажется. Народ у нас нынче нервный, не надо портить репутацию.

Катафалк на черепашьей скорости двинулся следом. Из машины так никто и не вышел.

— Я слышал, вы говорили с Марком, — Мирча Владович, наверное, обладал еще и даром чревовещателя, потому что голос раздавался будто под самым ухом и Соня нервно оглянулась, чтобы убедиться, что это не так. И на всякий случай отошла подальше от дороги, передвигаясь в узкой полосе тени вдоль домов. По тротуару летели белые клубы тополиного пуха.

— Говорила, — не то чтобы ей хотелось разговаривать с упырем, но раз уж влезла во всю эту историю, придется выслушать обе стороны.

— Могу я узнать о результатах? — послышалось или в его голосе действительно промелькнула надежда?

— А вы как думаете? — Соня даже остановилась. Тротуар заканчивался перекрестком, а дальше уходил от дороги в сторону площади. Вряд ли Мирча выйдет из машины в такое пекло. — Марк считает вас гнусным упырем, манипулятором и убийцей. — Она покосилась в сторону машины, но оттуда не доносилось ни звука. — И с этим сложно поспорить. По крайней мере, по первым двум пунктам я с ним полностью согласна.

Из катафалка донесся смешок:

— Ну так дайте мне возможность изменить ваше мнение. Садитесь, поговорим.

— Хватит, наговорилась уже… — пробормотала Соня и двинулась дальше, на площадь, избавляясь от неприятного собеседника. Вот еще загадка — если Мирча и впрямь невиновен, почему бы так и не сказать? Нет, ему словно нравится дразнить собак.

Ей не хотелось идти по самому солнцепеку и Соня быстро свернула в парк, рассчитывая выйти тропинкой уже в Нижнем городе. Заодно и меньше лишних глаз. К сожалению, этому не суждено было сбыться. Едва она шагнула в тень, как с ближайшей лавочки поднялась щуплая знакомая фигурка.

— Ну как? — Борис явно ждал ее и наблюдал издалека. На голове у него красовалась комичная черная шляпа с широкими полями, закрывающими бледное лицо. — Поговорили?

— Так это ты отца ко мне отправил? — догадалась Соня.

— Вы же обещали помочь, — насупился упыренок и засеменил следом.

— Послушай, это просто смешно! — всплеснула она руками. — Этим должны заниматься не мы! Ну, есть же у вас какой-нибудь суд, в конце концов…

— Есть, — сник мальчик. — Папа.

— Черт знает что, — выругалась Соня и вздохнула, останавливаясь на краю парка. Ей было жалко Бориса, пусть уж лучше сидит в теньке. — Боря, Марину убили, ты понимаешь? Человека! Это… Я не думаю, что смогу вам со всем этим помочь. Я не знаю как! Тем более, может быть, теперь все закончится. Илья считает, что это был Миша. Его найдут и…

— Вы в это верите? — парень даже подпрыгнул от возмущения. — Он человек! Я его…эээ… обнюхал.

Хорошо хоть, не попробовал! Не зная, чем еще помочь, Соня оставила упыренка в парке и вернулась на работу, погруженная в невеселые мысли. Ей было жаль и Бориса и Мотю и, страшно сказать, она даже сочувствовала Мирче с Левиным. Но с нее хватит. Она не была детективом и окончательно запуталась в сложных отношениях между существами, ее столько раз обманули, что, казалось, никто из ее окружения ни разу не сказал правды. Как здесь разобраться? Даже бабушка и та что-то скрывала!

— Здрасьте! — Мотя явился аккурат к окончанию рабочего дня. Причем было такое ощущение, что он уже давно просиживал штаны на парадном крыльце — земля была полукругом усыпана шелухой от семечек.

— А ты что здесь делаешь? — вздохнула Соня, запирая дверь.

— Охраняю, — важно заявил Матвей. — Мы с Дракулой решили, что за вами того, приглядывать надо.

Они с Дракулой решили!

— А Боря где? — она тактично не стала называть мальчика Дракулой.

— За папой присматривает, — обтекаемо ответил Мотя, приноравливаясь к ее шагу. — Они у тетки Томы собрались. Илья дядю Мишу арестовал.

— Что⁈ — подпрыгнула Соня. — Когда?

— Пару часов назад, — Мотя покосился на нее и сделал осторожное предположение: — Вы реветь будете? Если да, то можно мне сначала настойки накапать? А то так жрать хочется… Настрой не тот.

Ей так и хотелось треснуть мальчишку по загривку, но тут они завернули в переулок и обнаружилось, что караулил ее не только Мотя.

Возле занявшего большую часть дороги катафалка топталась веселая гоп-компания: тетка Тома, Мирча и Левин. Сразу было видно, что удовольствия от общества друг друга никто не испытывает, тетка Тома вклинилась между упырем и перевертышем, как буфер внушительных размеров. Однако при виде нее все оживились. Соня едва не застонала в голос. У нее на эту троицу уже изжога. На заднем плане мелькнула темноволосая макушка и стало понятно, что Борис тоже оценил крышу ее сарая как наблюдательный пункт. Мотя при виде отца сразу испарился, только край ботинка торчит из-за угла, но и тот быстро спрятался под ее взглядом.

— Софико! — пользуясь тем, что пройти мимо них никак незамеченной не получится, тетка Тома выдвинулась вперед, окончательно перекрывая дорогу. Левин и Мирча, покосившись друг на друга, сделали синхронные шаги в разные стороны, увеличивая дистанцию. — Детка, пойди сюда… Беда. Софико, беда пришла.

— По-моему, она и не уходила, — проворчала Соня, но подошла — исключительно из любопытства. Что-то ведь собрало вместе этих троих.

— Стало хуже, — многозначительно произнесла соседка, хватая ее под локоть. — Гораздо. Работника твоего…

— Арестовали, знаю, — перебила Соня. Еще вчера она так переживала по этому поводу, но сегодня, вспоминая как ходила в социальный центр, даже на секунду обрадовалась. Вряд ли Миша виновен в убийствах, человеку такое не под силу, Борис правильно сказал, но что-то он явно скрывал.

— Арестовали! — сокрушенно подтвердила ведьма. И добавила возмущенно: — Илюха совсем совесть потерял, даже мать не послушал… Ирод!

— Ну, — Соня пожала плечами и осторожно заметила, пытаясь пройти мимо: — Может мы хоть теперь узнаем кто он такой на самом деле.

На лицах троицы появилось одинаково виноватое выражение, словно они только что спрятали труп, а она пришла его искать. У Сони даже лопатки зачесались от нехорошего подозрения.

— Понимаешь, тут такое дело… — покосившись на Мирчу, тетка Тома вздохнула. — Мы, как бы сказать, знаем кто он такой.

Выражение ее лица говорило, что тетка Тома не испытывает от этого никакой радости. Соня прищурилась:

— В каком смысле?

— Лучше бы в дом зайти, — внес конструктивное предложение Левин. — Тома?

Они переместились на кухню к соседке, расположившись по четырем сторонам небольшого квадратного столика. Посреди цветастой клеенки гордо высилась розетка с малиновым вареньем.

— Тут, понимаешь, какое дело… — снова начала тетка Тома, нервно поглаживая скатерть. — Мы не привыкли сор-то из избы выносить. Вот потому оно так и получилось.

— Как — так? — вздохнула Соня и покачала головой: — Что вы опять натворили?

— Не мы, — сухо заметил Марк, скрестив руки на груди. — Мирча.

— А чего сразу Мирча виноват? — вскинулся упырь. — Можно подумать, вы меня останавливали! И я для блага общины… Кто же знал, что все так получится! — из горла его вырвался расстроенный вопль.

— Да что вы сделали? — не выдержала Соня, наблюдая, как за окном мелькает над подоконником край зеленого хохолка.

Троица переглянулась. Слово опять взяла тетка Тома — Соня уже поняла, что в общине она играет роль парламентера:

— С месяц назад, — поерзав на стуле, начала она, старательно отводя от Сони глаза. — Еще Нино была жива, мне дочка позвонила. Она у меня контролером на электричке работает, которая из Тальска до основной ветки Транссиба ходит. Сказала, в поезде едет инквизитор.

— Простите? — опешила Соня, с недоверием посмотрев на них. Но лица у всех троих были предельно серьезные. Тетка Тома и вовсе не поняла, что ее так удивило. — Инквизитор? Серьезно? В православной церкви?

— При чем тут церковь? — отмахнулся пренебрежительно Мирча. — Этот государственный.

— Мы их так назвали, — тетка Тома наконец поняла, в чем дело. — Больно уж методы у этой братии… Специфические. Ты же не думаешь, что мы тут втайне живем? Есть проверяющие, смотрят, чтобы Покровы не рвали специально, на людей без причины не нападали… Суд вершат.

— Они люди, — на всякий случай уточнил Левин с ноткой презрения в голосе, словно это что-то объясняло.

Соня раздраженно взмахнула рукой, показывая, что все поняла. Она не хотела знать больше необходимого.

— Не знаю, может, просто так совпало, что он именно теперь решил нас проверить, а может, кто-то пожаловался, — продолжила тетка Тома неодобрительно. — Только явился очень уж невовремя. Тут такое творится, еще инквизитора на нашу голову не хватало. Я и сказала Мирче, исключительно чтоб он в курсе был.

— В курсе, — возмущенно заклекотал упырь, сцепив руки на раздувшемся, как у утопленника, животе. — Да стоило ему приехать, как Нино умерла! Что мне было делать, позволить ему во всем этом копаться, общину разогнать? Сами их методы знаете…

— Благодетель, — фыркнул Левин. — Можно подумать, ты не ради себя его заклял.

— Да, заклял! — огрызнулся Мирча. И посмотрел на Соню с вызовом: — Не убил ведь. Так, проклял немного… На потерю памяти. Временно! — поторопился он уточнить, заметив выражение ее лица.

— Погодите, — остановила она, с недоверием посмотрев на них. — Получается, Миша — инквизитор? И это вы его памяти лишили? Да вы хоть подумали, что будет, когда эта память к нему вернется⁈

— Я надеялся все это ненадолго, — проворчал Мирча, стараясь не встречаться с ней взглядом. — К тому же, выхода не было. Нельзя позволить ему вмешиваться в дела общины… А теперь его арестовали! Вы представляете, что будет, когда об этом в Москве узнают⁈

— Ох, моя голова, — простонала Соня, сжимая пальцами виски и на всякий случай даже зажмурилась, в надежде, что все это окажется сном. Абсурдным сном. Потом подняла голову, осененная внезапным воспоминанием: — Погодите… Бумажка. Бумажка с адресом моего дома, то есть дома бабушки — почему она была у него?

Существа переглянулись. Марк досадливо поморщился:

— Не знаем.

— Можешь себе представить наше удивление, когда ты приволокла его в дом? — запыхтела тетка Тома. — Я считала, он уедет, а он объявился как ни в чем ни бывало, ходит как у себя дома и смотрит… — голос ее понизился до шепота и Соня невольно поежилась. Потом вспомнила еще кое-что и неловко откашлялась:

— А вы уверены, что он действительно потерял память?

В кухне повисла тишина. Все посмотрели с недоверием и опасением, как на вышедшую из леса лису — бешеная или нет? Она чувствовала, что должна стать тем гонцом, который принесет печальную новость:

— В обед я ходила в социальный центр… И он там уже две недели не появлялся.

Было даже смешно наблюдать за тем, как вытягиваются их лица — это было нечто объединяющее, нечто общее для тех, кто с трудом находился в одном помещении. Когда удивление достигло апогея, оно сменилось судорожной активностью. Тетка Тома подскочила с места и заметалась по кухне, явно не зная куда бежать, Левин вызверился на упыря, хотя недавно возмущался как раз его излишней активностью:

— Ничего тебе доверить нельзя!

Мирча выглядел как сдувшийся шарик и растерянно лепетал:

— Но это было хорошее заклятье, оно всегда работало…

И посреди всего этого бедлама от входной двери раздались аплодисменты. Размеренные хлопки в ладоши будто заморозили всех в комнате. Тетка Тома замерла с одной ногой в воздухе, как гигантская толстая марионетка. Соня даже не оборачиваясь поняла кого именно увидит и прикрыла глаза.

— Как чудесно, что у нас — совершенно случайно — иммунитет на воздействия существ, — явно довольный произведенным эффектом, Миша прошел в дом, с любопытством оглядываясь, и с видом довольного деда Мороза, готового раздавать подарки первому кто расскажет стишок, остановился у стола: — А что вы так смотрите? Радоваться нужно, что не сработали ваши чары, Мирча. Иначе тут бы уже целая делегация чистильщиков из Москвы была… — его взгляд задумчиво переполз с Мирчи на Соню и радостная улыбка слегка поблекла:

— Софья Алексеевна, прошу прощения за обман. Сами понимаете, было не до расшаркиваний, очень уж мне хотелось этот клубок распутать… О, свободный стул, благодарю, — он оседлал спинкой вперед стул, с которого вскочила тетка Тома. И посерьезнел. Сразу стало понятно, что время шуток закончилось — такого серьезного выражения лица она, пожалуй, еще ни разу у него не видела. Хотя видела ли она вообще настоящего Мишу? Казалось, что нет — хотя во внешности ничего не поменялось, но исчезло это растерянное добродушное и — будем честны — слегка придурковатое выражение с лица, да и движения больше не отдавали медвежьей неуклюжестью. Без этой шелухи стало видно, что они имеют дело с человеком опасным. Такого бы она в дом не пригласила…

— Разрешите представиться, — голос у него стал сухим и насквозь казенным, глаза внимательно наблюдали за ее реакцией, неуловимо потемнев до бирюзово-синего, словно море на глубине. — Перфильев Михаил Игоревич. Сотрудник тайной службы правителя.

— К-какого правителя? — опешила Соня. Никогда не страдала заиканием и вот поди ж ты.

— Любого, — невозмутимо пожал плечами Миша. Радует, что хоть имя было настоящее. — Царя, императора, генерального секретаря…

— И Сталина? — вырвалось у нее, не иначе как нервное.

Инквизитор помрачнел, зато Мирча Владович вдруг стал похож на довольную жабу:

— Сталин — это наш, — пробормотал он со сладострастными нотками.

— Их, — с явным оттенком отвращения подтвердил Миша.

— Эх, какой был упырюга, какой упырюга… — предался воспоминаниям Мирча, но быстро сник под скальпельно острым взглядом сотрудника Тайной службы.

— Илюха в курсе? — с мрачной уверенностью уточнила неожиданно тетка Тома, явно имея ввиду не Сталина, и, дождавшись кивка, с досадой рявкнула: — Придет он ко мне пирожков покушать! Так всыплю, что заречется в наши дела вмешиваться!

— Это если будет кому здесь пирожки печь, — заметил флегматично Левин. Только он из всей троицы не выглядел слишком удивленным, скорее уж… сосредоточенным. Соня с холодком поняла, что он просто готовится, рассчитывая момент для нападения — по едва уловимому движению пальцев, удобно перехвативших столешницу, слегка дрогнувшим мышцам шеи, готовящейся к трансформации, по полыхнувшим желтизной глазам. Поняла и поспешно вклинилась между инквизитором и перевертышем, спасая ситуацию. Много ли Левину надо теперь, когда до полнолуния пара дней осталась?

— Э… Может быть, немного ВСЕ успокоимся? — предложила нервно. И крикнула, заставив всех подскочить: — Боря, Матвей! Хватит уже прятаться, выходите!

Послышалась возня, затем в окне появились две виноватые физиономии.

— Герои, — иронично заметил Миша. И добавил не без ехидства: — между прочим, я серьезно. Если бы не они, вы бы тут таких дров наломали! А они не только поняли, что вас как последних ослов за нос водят, но и следователю про меня рассказали.

Судя по лицам, «герои» были вовсе не рады обрушившейся на них славе. Мотя покраснел, Борис побледнел.

— Точно всыплю, всем троим сразу, — практично решила тетка Тома.

— Ну хватит, — отрезал Миша и на кухне воцарилась тишина. Стало понятно, что шутки кончились. — Давайте ближе к делу. Кнуты и пряники будем потом раздавать, если останется кому. Проведем небольшую инвентаризацию: сколько у нас уже трупов — пять?

— Шесть, — дрогнувшим голосом поправила Соня. — Моя бабушка, трое перевертышей, Черных и Марина.

— За месяц, — добавил Миша, кивнув. — И это не считая десятка зарезанных овец, так? — он повернулся к Левину.

Тот кивнул, добавив:

— Овцы начали пропадать раньше. Еще Нино была жива.

— Вот! — выразительно поднял палец вверх Миша. — Очень хорошее замечание. Только вы неверно его сформулировали. ПОКА Нино была жива — пропадали только овцы.

Нервное молчание было наполнено вопросительными и тревожными переглядываниями.

— А где, кстати, мои вещи? — неожиданно спросил инквизитор. — Вы их не выбросили?

Тетка Тома, переглянувшись с Мирчей, сходила в другую комнату, долго там чем-то шуршала, стучала, а вернувшись, держала в руках черную дорожную сумку.

— Надеюсь, не открывали? — походя уточнил Миша, расстегивая замок.

— Не стали, — нехотя признался Мирча. — Мало ли…

— Вам повезло, — последовал холодный ответ.

Из сумки была выужена кожаная папка для документов и все невольно вытянули шеи, чтобы рассмотреть ее содержимое.

— Пару месяцев назад в управление мне пришло письмо, — мужчина неторопливо достал из папки почтовый конверт и Соня мгновенно узнала почерк бабушки. Старая школа — писала она красиво, словно пером выводила буквы, любой каллиграф бы душу продал за такой почерк. — В нем некая Нино Георгиевна Светлая обращалась за помощью. Она полагала, что ее жизнь находится в опасности, однако никаких подробностей в письме не было. Проблема в том, что оно было прислано на старый адрес, на имя человека, который умер пару лет назад. Моего отца. И попало ко мне гораздо позже.

Миша задумчиво постучал конвертом по столу. Все затихли в ожидании.

— Отец всю жизнь проработал в Тайной службе, помог многим людям, поэтому не было ничего удивительного в том, что те обращались к нему за помощью, — продолжил Миша. — И я решил, что нужно хотя бы посмотреть, чем можно помочь. Ну а дальше началось интересное, — он с насмешкой глянул на Мирчу. — Меня не только попытались вывести из игры еще в поезде, моим клиентом оказался вовсе не человек! Когда существа начинают просить помощи у инквизитора это означает, что дела совсем плохи. Так что теперь я хочу услышать вашу версию.

Все синхронно посмотрели на упыря, отчего тот даже от стола отодвинулся — видимо, чтобы было место для маневра. Впервые Соня видела, как с Мирчи слетает маска властной самоуверенности, открывая нелицеприятную изнанку — испуг, недоверие, раздражение.

— Да вы чего, с ума посходили? — заклекотал он, приподнимаясь на стуле. — Стал бы я Нино трогать!

— Ну, может быть она не захотела вам платить, расценки уж больно высокие, — ехидно заметила Соня, вспоминая как кубарем вываливалась из машины.

— Да не требовал я с нее платы! — возмутился Мирча фальцетом. — Она же тарам! А если б она уехала?

— Я видела на ее запястье укус, — заметила Соня. — И Борис тоже видел.

Все посмотрели на Бориса. Тот от волнения даже человеческую личину сбросил и попятился, явно разрываясь между правдой и сыновней любовью. Мирча только рукой махнул:

— Так она сама же и просила! — с такой убежденностью заявил он, что Соня на секунду даже поверила. Остальные доверчивостью не отличались.

— Конечно, — фыркнул Левин. — Двадцать лет тебя на порог не пускала, а тут…

— Ей вылечиться надо было, быстро, — отрезал Мирча хмуро. — Ты сам знаешь, моя слюна любые раны заживляет. Мне кажется она чего-то боялась. Или кого-то. Но не меня. А я таким подаркам в зубы не заглядываю, знаешь ли.

— Он прав, — негромко сказала Соня, вспоминая первые дни своего приезда. — Мне тоже так показалось, — голос ее был наполнен чувством вины, потому что только сейчас стало понятно, как она ошибалась, принимая страх за старческую деменцию. Если бы только тогда знать! Она бы забрала бабушку, она бы всех на уши подняла!.. — А еще она очень хотела, чтобы я уехала.

— Думаешь, кто-то открыл охоту именно за тарам? — правильно понял Миша.

— Нет, — возразила тетка Тома. — Тогда бы убили именно Софико, а остальных трогать необходимости нет.

Соня вздрогнула от холодной логики этих слов.

— Отвести подозрения? — предположил Миша.

— От кого?

Этот вопрос остался без ответа.

— Впрочем, может быть все проще? — предположил Мирча Владович, явно желая отомстить Левину за обвинения. — Нино попалась под руку, тогда ведь тоже как раз было полнолуние? Твои волки ее загрызли, а потом ты их убил. И упыря моего — здесь он явно имел ввиду Черныха — устранили, чтобы чего лишнего не ляпнул?

— А Марину тогда за что загрызли? — огрызнулся Левин. — Тоже «под рукой» оказалась? В собственном доме.

Слова эти настолько верно описали произошедшее, что все невольно замолчали и в тишине отчетливо помимо повисшего в воздухе вопроса звучал страх. Никто из них не знал правды, а с убийством человека ситуация становилась критической. Соня все пыталась изгнать стоявшую перед глазами картинку — белое, застывшее лицо Марины со слабой, едва заметной улыбкой на синеватых губах и треснувшие очки. Смерть изменила ее, сделав беззащитной, обнажив самые уязвимые черты характера — наивность, почти детскую простоту, веру в чудесного принца.

— Марина кого-то ждала, — сказала Соня. И буквально заставила себя продолжить: — На ней было платье, будто она куда-то собиралась.

Теперь настала очередь Миши оправдываться, потому что, помня подозрения Ильи, выглядело все подозрительно.

— Я на работе романов не завожу, — отрезал он. — И к тому же ушел, еще шести не было.

Соня почему-то восприняла эту фразу на свой счет и расстроилась. Не то чтобы она имела на Мишу виды. Не на этого Мишу, по крайней мере. Тот, прошлый, ей нравился — он был простым, понятным и уютным. И все это оказалось враньем чистой воды.

Было не время и не место для личных историй, но она буквально чувствовала, как горечь обиды просачивается в душу через все барьеры и мешает здраво мыслить. Поэтому невольно примкнула к противоположной стороне:

— А где доказательства? Может быть, ты всех и убил? Если уж мы выяснили, что это не Мирча и не Марк. Тетку Тому вряд ли кто-то подозревает.

Ведьма кивнула. Впрочем, всерьез никто инквизитора не обвинял и все признали эту идею нежизнеспособной. В конце концов было решено расходиться — часы с кукушкой на стене показывали начало девятого вечера. Миша взял с каждого обещание о любой подозрительной активности сообщать лично ему. Сотовый телефон нашелся в его сумке. Они толпой вывалились на улицу, где на потемневшем небе высыпали первые бледные звезды. Луна висела низко над горизонтом — большая, почти идеально круглая, желтая, как головка сыра. Когда все начали рассаживаться по машинам, выяснилось, что Мотя с Борисом, как две птички-неразлучника, сплотились вокруг Сони и родительским приказам подчиняться не собираются.

— Я с тетей Соней остаюсь! — заявил Борис, поправив очки.

Мирчу перекосило. В лунном свете было хорошо видно, как бледнеет человеческая личина и пробивается настоящая.

Левин многозначительно посмотрел на нее, словно говоря: «а я предупреждал!», но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, Мотя решительно вывернулся из-под отцовской руки и шагнул к ней:

— И я. Вдруг ей защита понадобится.

— С упырем и перевертышем в полнолуние оно, конечно, безопаснее, — заметил Миша со вздохом. Мирча с Левиным обменялись скорбно-понимающими взглядами и синхронно хлопнули дверцами машин. Зарокотали двигатели.

— А у вас есть чего-нибудь пожрать? — стоило предку скрыться, как с Моти слетела вся пафосность. — И настоечки бы, а то я того, не уверен…

— И правда, Соня, давай хоть поедим, а то у меня с утра маковой росинки во рту не было… — Миша, не обращая внимания на ее вытянувшуюся физиономию, открыл калитку и пропустил вперед Бориса с Мотей.

— Не уверена, что твое общество будет мне в радость, — заметила она, все же проходя во двор. Но сказала без особой уверенности, потому что ей действительно было страшно. Страшно остаться одной и совершенно беззащитной перед тем, что надвигалось на них словно со всех сторон.

— Мне кажется я заслуживаю большего доверия чем непонятно откуда взявшийся мужик, который даже имени своего не помнит? — пока парни, шумно толкаясь и фыркая друг на друга, умывались в ванной, она осторожно обошла дыру в полу (теперь, наверное, придется рабочих нанимать, если дом окончательно не развалится) и прошла на кухню. Миша шел следом. Она поставила на плиту сковородку, он достал из холодильника яйца и остатки гречневой каши — за пять минут нехитрый стол был собран.

— Ты меня обманул, — Соня поставила на стол деревянную разделочную доску, сверху тут же плюхнулась шипевшая сковорода. Она чуть было не добавила: и сожрал мои конфеты! Но вовремя спохватилась, что это сейчас совсем не важно.

Миша вздохнул. Посмотрел внимательно, словно пытаясь понять, что на самом деле кроется за короткой фразой. Но сказать ничего не успел — Борис с Мотей, как два делящих территорию кота, ворвались на кухню и о разговоре по душам сразу пришлось забыть.

Все трое действительно остались ночевать. Правда, Мотю пришлось отправить в старую баню, во избежание эксцессов, а Бориса положить на одеяло на полу — спать на одном диване с инквизитором он категорически отказался. За ужином же Мише предъявили фотографию следа с места убийства патологоанатома и тот привел его в замешательство:

— Понятия не имею, что это за дрянь, — покрутив фото, признался он, возвращая телефон Моте. — А вы уверены, что след вообще принадлежит существу? Может, зверь какой-нибудь — у вас же тут черт ногу сломит! Охотникам показывали?

Сразу видно, что он горожанин — подумалось Соне. Местные с детства по этим лесам ходят: грибы, ягоды, охота — они каждую зверушку в морду узнают, не говоря уже о следах. Тут она вспомнила еще кое-что:

— А запах? Когда в дом кто-то залез, тут был ужасный запах и я его в доме Марины тоже почуяла! Такой… мускусно-сладкий, тошнотворный.

— Я о таком впервые слышу, но попробую узнать у своих, — решил Миша. — Завтра позвоню.

— И фото твоего отца тоже надо распечатать, — ужасно хотелось спать, но Соня упорно сидела за столом, словно этот маленький мозговой штурм мог им помочь. — Я покажу его Мирче и тетке Томе, если они с бабушкой были знакомы, вдруг он сюда приезжал?

— Насколько я знаю — нет, — посмотрев на нее, Миша решительно встал и скомандовал: — А теперь — спать. Больше мы сегодня ничего нового не узнаем, так что и смысла переживать нет.

Она не стала спорить. И даже как данность приняла, что он тоже сегодня ночует здесь.