Справочник существ община г. Тальска

Глава 5

Следующим утром Соня застала мать за покупкой обратных билетов. На столе лежали остатки блинов, но рядом с ними уже соседствовали рисовые хлебцы и овсяная каша на воде — неизменные составляющие завтрака в их семье. Соня с отвращением отодвинула от себя тарелку с кашей и взяла блин. Горько кольнуло сердце.

— Самолет в первом часу ночи, — пригубив горького кофе, Наталья Петровна деловито клацала пальцем по экрану планшета. — Как раз успеем в доме прибрать и, может, окна заколотить. Кстати, ночью забор упал, тот, что позади участка. Нужно еще с газовой службой связаться, чтобы они вентиль перекрыли… Тебе место у окна брать?

Соня поперхнулась блином и встретилась с матерью глазами. Так вот значит, как все будет? Они уедут, затем продадут дом — скорее всего, даже онлайн, ведь на что нужны технологии? И навсегда забудут и о Тальске и… о бабушке. А она так никогда и не узнает — что же случилось на самом деле?

Все ее существо восставало против этого.

Она тщательно прожевала блин. Есть слова, к которым нужно готовиться. И решения, которые должны идти от сердца.

— Я не полечу.

Наталья Петровна подняла на нее глаза. Взгляд у нее был, несмотря на утро, утомленный и она не сразу осознала что ей сказали.

— В каком смысле? Поездом дольше. Я оплачу…

— Я остаюсь, — уже тверже повторила Соня, отставляя чашку с чаем. Стоило сказать это однажды, как она поняла — все верно. Она впервые за долгое время все делает верно. Вместе с этим пришло спокойствие — она еще не знала, что будет дальше, как она собирается выяснить правду, но она сделает это. Ради бабушки.

— Софья… — Наталья Петровна нечасто сталкивалась с сопротивлением дочери и теперь растерялась. — А как же работа?

— Я уволилась, — невозмутимо ответила Соня, отщипывая кусочек от второго блина. К ней неожиданно вернулся аппетит и она достала из холодильника сметану, щедро намазала сверху.

От матери раздался возмущенный свист втягиваемого для грозной тирады голоса.

— А…

— Я давала Андрею деньги, чтобы он платил за ипотеку. Он не платил. Так что о квартире теперь… Тоже можешь не беспокоиться. — Соне неожиданно стало смешно и она даже фыркнула от смеха, глядя на вытянувшееся лицо матери. Может, это нервное? — Я останусь. Разберу бабушкины вещи. Выставлю дом на продажу. Дом записан на меня, документы есть. Потом… Потом вернусь.

Она не стала уточнять «может быть», потому что Наталья Петровна и так достаточно была шокирована. С минуту она смотрела на невозмутимо завтракающую дочь, потом возмущенно, даже с обидой, всплеснула руками:

— Нет, это курам на смех! Что еще за заявления⁈ Софья?

— Отцу только не говори, — попросила Соня, даже не подумав повторять. Мама этого терпеть не могла, как и подобных вопросов, но, видно, теперь растерялась. — Я потом сама. Когда он поправится.

— Да и черт с ним, с Андреем, — возмутилась Наталья Петровна. — Здесь-то зачем оставаться? Прятаться?

Соня покачала головой, набрала полную ложку малинового варенья и добавила к сметане, восхищаясь и ужасаясь про себя этой калорийной бомбе. Это был ее способ почтить бабушкину память — не вспоминать в ее доме таких вещей, как «заменитель сахара», «гликемический индекс» или, упаси боже, «диета».

— Отдохнуть.

— Здесь? — в голосе матери неожиданно появилась новая нотка, которую Соня с удивлением опознала как испуг.

— А что такого? Мне даже работу предложили, — слегка преувеличила она, вспомнив Марину. В любом случае сидеть на шее у родителей Соня не собиралась, не так ее воспитывали.

Не то чтобы Наталья Петровна сдалась без боя. Но упрямство было их семейной чертой, а дочь уже совершеннолетней, так что Соня осталась в Тальске, чему очень обрадовалась тетка Тома, заглянувшая вечером на огонек. Заметив чемодан у входа, она сначала расстроилась — «уезжаете?» — а потом повеселела, узнав, что Наталья Петровна уезжает одна.

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — довольно приговаривая, соседка кивала, как болванчик, не забывая отправлять в рот маленькие пельмешки, которые они налепили от безделья. Уборка в доме заняла немного времени, на улице по-прежнему моросило, требовалось отвлечься. И мать отвлечь от попыток увезти ее с собой.

— Что хорошего? — мрачно уточнила Наталья Петровна, повязывая шарфик на шею, хотя выходить они пока не собирались — рано. — Там у нее работа, перспективы…

Она осеклась, вспомнив шокирующие заявления дочери, и поджала губы.

— А чем у нас плохо? — искренне удивилась тетка Тома. — Мы ей тоже работу найдем, вон, на место Нины Георгиевны, земля ей пухом, в музей! Марина только рада будет, она мне уже говорила…

— Э… Это мы еще обсудим, может быть, в колледже место преподавателя найдется, — поспешно вмешалась Соня, заметив, что мать поперхнулась на вдохе от таких перспектив.

— Софья, у тебя два высших образования, степень! — возмущение пролилось на дочь. — Какой колледж, о чем ты вообще говоришь⁈

— Пойду я, Петровича предупрежу, что вам скоро ехать, пусть машину выгоняет, — тетка Тома явно пыталась сгладить острые углы, но сделала только хуже. Мать замолчала, с минуту смотрела на соседку (явно вспоминая свою поездку в петровичевой оке) и ледяным тоном ответила:

— Спасибо, я лучше на такси.

Соня подавила вздох и посмотрела на часы. Маму она любила, но потрясения последнего месяца плохо сказались на ее нервной системе.

Больше тема возвращения блудной дочери в отчий дом не поднималась. Наталья Петровна явно прикладывала для этого большие усилия, то и дело косилась на Соню, открывала рот, но с досадой отворачивалась.

— Ладно тебе, — в аэропорту Соня не выдержала. — Ну что может случиться?

— Твоя бабушка тоже так говорила, — вырвалось у матери.

— Ты о чем? — Соня растерянно посмотрела на нее.

— Ни о чем, — отрезала Наталья Петровна и подхватила сумку, намереваясь попросту сбежать. — Не слушай меня, я просто… Мне не нравится Тальск.

— А бабушка его любила.

— Ты — не бабушка! — нервно воскликнула мать и странное выражение испуга снова промелькнуло на ее лице. — Софья, пожалуйста, обещай мне одну вещь. Один месяц. Не больше. Отдохнешь, придешь в себя и — домой, несмотря ни на что. Договорились? Разберемся с квартирой, я такого адвоката найду, что твоему Андрею мало не покажется! Только вот отец немного поправится…

— Все будет хорошо, — Соня поцеловала ее в щеку, обняла и мягко подтолкнула к стойке регистрации. — Позвони, как доберешься!

Этот разговор оставил у нее странное чувство недосказанности и тревоги, еще больше убедив, однако, в том, что в Тальске стоило задержаться. Что-то здесь было, что-то происходило…

Парковка у аэропорта пустовала. Дождь на какое-то время прекратился, по черному, усыпанному белыми звездами небу, быстро плыли рваные клочья облаков, буквально на глазах сбиваясь в новые тучи. В больших чистых лужах отражался узкий серп новорожденной луны. Соня почти с тоской вспомнила оку Петровича и пошлепала к остановке ждать такси. Аэропорт был новый, а это значило, что его округа не успела еще обрасти кафе, гостиницами и прочими спутниками быстрой доставки туристов из пункта А в пункт Б. Собственно, кроме самого здания здесь вообще еще ничего не было — вплотную к дороге подступал густой смешанный лес, сквозь который и днем-то не понять — то ли есть там что (кто?) то ли нет…

Агрегатор такси выдал уведомление о долгом ожидании и предложил увеличить цену доставки. Соня раздраженно ткнула «согласна» и нахохлилась в своей тонкой курточке под усилившимся ветром.

В гуще леса заухала сова, затем с шумом поднялись в воздух птицы. А у нее появилось стойкое ощущение чужого взгляда.

«Время ожидания — 5 минут»

Никогда еще эти пять минут не казались ей настолько длинными.

— Глупости, — вслух сказала она только чтобы услышать хоть какой-нибудь человеческий звук. — Не думай глупости.

Но получалось примерно как не думать о розовой обезьяне. В голове прочно обосновались подленькие мыслишки: а ведь ты сейчас совсем одна… А в лесу — волки. Помнишь те раны на шее у бабушки? Один укус — и ее не стало.

Она была готова расцеловать таксиста, когда он, наконец, подъехал.

Возвращаться по ночному, залитому дождем городу в пустой дом было тревожно, грустно, но сладко одновременно. За окном мелькали фонари, и впервые было время подумать о том, что же делать дальше. С момента похорон прошел только день, а такое ощущение, что бабушки нет уже давно и чувство, что она что-то упускает, теряет в бесполезной суете, все нарастало. Впрочем, примерный план она уже спела выстроить. Первым делом Соня хотела посмотреть заключение патологоанатома. Она видела бабушку в морге, но на тот момент была слишком напугана, чтобы понять хоть что-то кроме того, что теперь родного человека больше нет. И даже объявленная причина смерти ее конечно поразила, но гораздо больше вопросов вызвал сам факт того, что Нина Георгиевна оказалась так далеко от дома, да еще и в лесу!

Чем больше Соня об этом думала, тем более странным ей все казалось. Волки? Конечно, леса здесь густые, жальники начинаются стоит на пару метров от обочины отойти, да еще болота — неудивительно, что и зверья много. Но… Соня не заметила на теле бабушки никаких… укусов. Только один — страшный, рваный, но один.

Даже думать об этом было дико и она невольно поежилась, встряхиваясь.

— Замерзли? — водитель заметил ее движение и заботливо прибавил температуру. Смотрел он так же жалостливо, как и тот, с которым она ехала, когда только прилетела в Тальск. Впрочем, жалость жалостью, а заезжать в переулок все равно отказался — и она его понимала. Фонари в их закутке не горели, темноту разгоняла только лампочка на крыльце, которую Соня оставила, когда уходила, дорога тоже оставляла желать лучшего, под лужами скрывались глубокие колеи и ямы. Поэтому пришлось вылезать и идти пешком, стуча зубами.

— Аух! Уах! — она уже подходила к дому, когда из-за соседнего забора донеслись не то человеческие, не то звериные вопли. Замерев на крыльце, Соня прислушалась. Лимит испуга на сегодня она уже исчерпала, да и близость дома успокаивала, поэтому…

— Аухха! Ииииху!

Нет, звери так не кричат. На крики удовольствия (даже если кому-нибудь и пришло бы в голову уединиться в кустах в такую погоду) тоже не походило и, увлекаемая любопытством, Соня пробралась к забору. Между участками, в отличие от уличного, он был совсем хлипкий, старые доски покосились, кое-где и вовсе рухнули и на их место они сегодня попросту вкопали жерди (Соня уговорила Петровича помочь) — лишь бы куры не протиснулись. К забору прилагалась полоса препятствий в виде разросшихся кустов малины, густо замешанных на крапиве, но это ее не остановило. Продравшись сквозь заросли, Соня осторожно уцепилась за доски и заглянула на соседскую территорию.

Вообще-то она уже однажды была в гостях у тетки Томы — вполне обычный деревенский дом, разве что собаки не было, в будке у ворот гнездились куры. На задний двор не ходила, да и зачем? Ясно ведь, стандартный набор — картошка, морковка и теплица для огурцов.

Оказалось, не только. Посреди огорода росло дерево. Не столько высокое, сколько разросшееся, кряжистое — черная в ночи крона, словно небо — звездами, была усыпана яблоневым цветом. От дождей лепестки частью осыпались, усеяв землю вокруг, и та слабо светилась в темноте. В целом создавалось ощущение чего-то трепещущего, невесомо парящего и невыразимо прекрасного…

— Аух! Ых! — из-за дерева появилась странно дергающаяся фигура. Соня так удивилась, что не сразу ее и узнала — что-то бледное, бесформенное… голое⁈

Фигура, подпрыгивая и взмахивая руками, по кругу обогнула дерево и снова скрылась за ветками. Онемевшая от изумления Соня смотрела, как та пошла на второй круг. За фигурой тянулся дымный хвост и до нее только сейчас долетел мерзковатый запах паленой свиной щетины. Надо признать, существо и впрямь походило на упитанную свинью, которой вздумалось сплясать джигу.

На третьем заходе она узнала тетку Тому. И пожалела, что это была не свинья. Та, в чем мать родила, скакала вокруг дерева, потрясая внушительными телесами. Особенно впечатлял живот, круглый и большой, тяжело взлетающий в такт прыжкам. В руке у соседки был не то пук тлеющей соломы, не то пучок веток, от которых и шел дым. Пока Соня, замерев в изумлении, таращилась на происходящее, тетка Тома замедлилась и, тяжело уперев руки в колени, выдохнула. Затем сдернула с куста смородины, растущего поблизости, халат, набросила на себя и спокойно пошла домой, по пути деловито выдернув пару сорняков с грядки.

Чем отличается городской житель от сельского? Помимо всего прочего — любопытством. Сельчанину все интересно — кто ходил к соседке, пока ее муж на работе, за что местные мальчишки побили парнишку из другого села, кто кому кум, брат сват и прочие подробности. Происходило это вероятно потому, что в селе почти каждый был хоть шапочно, но друг с другом знаком. Близкие и дальние родственные связи опутывают всякую деревню, превращая любую сплетню в ценную информацию. Тальск тоже больше походил на большую деревню, чем на город и та же тетка Тома знала понемногу обо всех, кто приходил недавно на прощание с Сониной бабушкой. Однако сама девушка большую часть жизни прожила в крупном городе и относилась к любой странности как к занятному, но малоинтересному происшествию, насмотревшись вдоволь на городских сумасшедших. Можно сказать, у нее был иммунитет. Поэтому выступление соседки ее хоть и потрясло, но, когда все закончилось, она выбралась из крапивы и, почесываясь, пошла в дом. Мало ли какие у людей странности. Пока они не влияют на нее лично — тетка Тома могла хоть на голове ходить.

Впрочем, одно последствие все же было. Долгое ожидание такси, а затем стояние в мокрых после дождя кустах не прошли для Сони даром — уже заходя в дом, она стучала зубами и все, о чем могла думать, — это горячий душ и чай с малиной. Или… Где-то у бабушки стояла наливка, может, добавить для согрева?

— Мррра! — она весьма беспечно распахнула подпол, да и кто бы ждал подвоха? Даже успела спуститься в темноту, зажав в зубах фонарик, но стоило повернуться спиной к лестнице, как из глубины подпола на нее вылетел когтистый комок шерсти, сверкая зелеными фонарями, взбежал по ногам, плечам и использовал их как трамплин для десанта на кухню. Завизжав, Соня отшатнулась назад, попыталась нашарить рукой опору, промахнулась и рухнула на лестницу, приложившись локтем и лопатками о железные перекладины.

— Ах ты… — сердце едва не выскакивало из груди и конечности стали ватными. Слабо пискнув — кричать вроде как уже несолидно — Соня опустилась на ступени и прижала руку к горлу, пережидая, пока схлынет волна адреналина. Она и сама не ожидала, что настолько испугается, но в первую секунду в голове пронеслось — вот и помру сейчас, как бабушка…

— Мррра! — требовательно донеслось из кухни.

— Перебьешься, — мстительно проворчала Соня и, прихватив-таки наливочку (надо бы рассмотреть, что тут еще имеется), вылезла. Кота не было.

Она обыскала дом, посмотрела даже в закрытой бабушкиной комнате — «Барсичек» как сквозь землю провалился. Под конец уже в себе начала сомневаться — не померещилось ли? И вообще, это точно был кот⁈

На этой мысли Соня осеклась и напомнила себе, что она вообще-то взрослая, современная, умная девушка. И не верит во всякую нечисть. Мама, та вообще даже упоминать в доме о таких вещах не разрешала — сердилась, дескать, дедовские суеверия.

День выдался сложный, ночь тоже, поэтому легла Соня почти сразу. На всякий случай проверила заперты ли двери (входная оказалась приоткрыта и она поняла куда делся кот) и забралась под одеяло. Часы показывали начало третьего — скоро рассвет.

С этой мыслью она и заснула, слишком уставшая, чтобы строить планы.

Но поспать не удалось. Сны приходили вялые, липкие, больше похожие на мороки или видения — они не имели конкретной формы и через них явственно просвечивала освещаемая вспышками молний комната. Наверное, поэтому она и проснулась. С минуту полежала, приходя в себя и прислушиваясь к грохоту за окном. За время ее короткого забытья на улице разразилась настоящая буря. Ветки яблонь яростно хлестали по стене, яблоневый цвет летал в воздухе белыми вспышками, небо то и дело расчерчивали синеватые зигзаги молний, за которыми следовал оглушительный раскат грома, словно раскалывающий небо пополам.

Кап-кап-кап…

— Замечательно, — вслух сказала Соня, поднимаясь на поиски протечки. Та обнаружилась в спальне бабушки — вода сочилась из неплотно закрытого окна. Она сходила за тряпкой, а когда вернулась, на кровати сидела Нина Георгиевна.

Соня замерла на пороге. Явление было настолько абсурдным и настолько реальным одновременно, что она просто застыла в замешательстве, не зная, радоваться или пугаться. Выглядела бабуля как обычно — черная юбка, длинная шерстяная кофта поверх нее, все висело мешком, потому что в последнее время она сильно похудела. Даже повязка на запястье имелась — Соня ее сама накладывала. В горле что-то перемкнуло и она не могла выдавить ни звука. И пошевелиться не могла — ужас от нереальности происходящего постепенно поднимался из глубин ее существа. Нина Георгиевна, заметив такую реакцию, грустно покачала головой и сказала:

— Говорила ведь, уезжай, пока не поздно… Глупая.

И показала пальцем на сундук — тот стоял с открытой крышкой с самых похорон, потому что они искали то документы, то платье на похороны…

Крышка на сундуке, словно ее толкнули, резко, со стуком, захлопнулась. Соня подскочила на месте и… проснулась.

Комнату освещали вспышки молний. Грохотал гром.

Кап-кап-кап…

Страх замер в горле противным комком. Она лежала под одеялом и, как в детстве, боялась даже пошевелиться. Впервые пожалела, что решила остаться.

Кап-кап-кап…

Стекла дребезжали от басовитого ворчания грозы.

Кап-кап-кап…

Когда спустя пару минут ничего не изменилось и кошмар начал отпускать, она смогла даже убедить себя, что ничего страшного не случилось. И непонятного… тоже. Ну, капает вода — вероятно, она во сне слышала этот звук, к тому же невольно испытывала вину перед бабушкой за то, что не выполнила обещание — вот и сплелось сновидение.

Кап-кап-кап…

И за нее никто эту лужу не уберет. Вообще, не обязательно, что протечка именно в спальне, так?

Но вода сочилась именно из-за неплотно прикрытого окна в спальне бабушки. Лужица уже собралась на подоконнике и теперь тонкой струйкой выливалась на пол, там просачиваясь сквозь щели в досках дальше в подпол.

Сундук стоял открытым настежь.

Соня застыла на пороге, опасливо глядя на него. Потом убедилась, что на кровати точно никого нет, буквально силком возвращая себя в реальность. Все это объяснимо. Очень просто и логично — как и почти все, что происходило с ней в Тальске.

Она заставила себя сходить за тряпкой — возвращалась опасливо и настороженная, но сундук по-прежнему стоял с откинутой крышкой (да и как бы она захлопнулась, тяжеленная⁈) и в комнате, кроме нее, никого не было.

Только теперь Соня начала успокаиваться.