Справочник существ община г. Тальска

Глава 4

Тот день врезался в ее память отрывками — кусочками ужасающей картины, которую мозг не был в состоянии воспринять целиком. Рассвет выдался серым и мокрым, дождь хоть и перестал лить, но накрапывал — мерно и нудно, оттого все вокруг словно выцвело, только тени внезапно сгустились, ярко выделяясь на фоне тусклого серого мира. Чернели деревья, чернели лужи скопившейся на дороге воды, чернела кровь на застывшем бабушкином лице. Ее нашли пастухи Левина, совсем рядом с загоном для овец. Мертвую.

Убитую — если быть точнее. На этой точности почему-то крайне настаивал тот самый Илья, сопровождавший ее в морге. Впервые Соня увидела бабушку именно там, на опознании, хотя все и без того прекрасно знали кто перед ними. И отводили глаза.

Она помнила, что ее тошнило и в конце концов вырвало, помнила постоянно звучавшее «волки» и не понимала как связать тот любимый теплый бабушкин образ с тем, что увидела в морге. Ее всегда кто-то сопровождал — Тома, в основном, иногда — Илья, который действительно оказался таким, как Соня его представляла, иногда — Саид. Последний появился… когда же… В какой-то момент Соня отключилась — в памяти словно черная дыра, наверное, упала в обморок? Ей все время нечем было дышать.

А потом она оказалась одна. В пустом доме, темном, тихом и сумрачном. Разговаривала с матерью. Наверное, даже спала? В любом случае день сменился ночью, а за ней пришел рассвет и глухое горе пришлось безжалостно затолкать поглубже, сдаваясь перед всесильной бюрократической машиной.

— Нужно выбрать гроб и забрать свидетельство о смерти, — Тома пришла утром и больше от нее не отходила, Соня была ей за это благодарна. — Место на кладбище она уже купила, ты сходи в управу, пусть могилу выкопают. И поминки… Ладно, с этим потом разберемся. Иди, мне уже звонили из морга, спрашивали…

— Тебе? — она дошла до дверей, потом поняла, что все это время была в той же одежде, что и два дня назад. Вернулась переодеться. Теплых вещей не было, поэтому Соня зашла в бабушкину комнату и сняла со спинки стула ее теплую кофту. В ноздри ударил родной теплый запах, смешанный с острой больничной нотой, и она пошатнулась от едва не сбившей с ног боли. Бабушка. Умерла.

— Ты телефон забыла зарядить, — Тома говорила об обычных вещах, но по глазам было видно — понимает. — Иди, дочка, иди…

Необходимость действовать и влажный холодный воздух немного помогли. Соня довольно легко получила свидетельство о смерти, а на вопрос о каком-нибудь бюро ритуальных услуг на нее посмотрели удивленно:

— Так оно одно и есть, — Тома пожала плечами. — Ты, поди, внимания не обратила — через дорогу от морга. Сразу предупрежу — директор у них не слишком приятный тип, ну да тебе с ним не чай пить. Главное не ведись на поводу, гроб нужен обычный, Нина Георгиевна, земля ей пухом, не любила всех этих выкрутасов. Деньги-то есть?

Деньги. О деньгах Соня до сих пор не вспоминала и теперь оказалась перед выбором — искать в доме или звонить матери. Собственных сбережений ей явно не хватит, после потери квартиры…

Наталья Петровна трубку не взяла и стало понятно, что уже в самолете — находясь в прострации, Соня совсем потеряла счет времени.

— Ну, если Нина место на кладбище купила, то и сбережения на похороны должны быть, — Тома деловито гремела кастрюлями и поставила перед девушкой тарелку с супом. Соня попыталась вспомнить, когда ела в последний раз и не смогла. От запаха вареного куриного мяса желудок свело голодной судорогой и она поспешно схватила ложку. — А если нет… Ну, наскребем, что мы, не люди что ли? — последнее прозвучало странно, будто оправданием.

Послышался хлопок калитки и быстрые шаги, на пороге возник Левин. Мужчина явно не ожидал увидеть чужих и при виде соседки даже сделал шаг назад, но нахмурился и все же прошел в дом.

— Узнали что? — хмуро спросила его Тома, с полотенцем наперевес вставая перед ним, словно пытаясь закрыть собой Соню. Честно говоря, случись между ними потасовка, она бы поставила на соседку — уж больно внушающими были ее габариты.

— Следы нашли, — хрипло ответил он, кинув вопросительный взгляд на девушку. Она отставила тарелку и тоже встала, Тома неодобрительно покосилась, но отступила в сторону. — Волчьи.

— Тю, — презрительно присвистнула Тома, махнув полотенцем. — Удивил. Их об этом годе как комаров. Ты мне не темни. Чего ее посреди ночи к твоим овцам понесло? Просил, поди, о помощи? А?

— Ну просил, — огрызнулся мужчина, отступая к порогу. — А ты не просила?

— Ну, я-то себя контролирую, — Тома сложила руки под грудью, став похожей на громадную гусеницу.

— Я — тоже, — веско и коротко обронил Марк и посмотрел на Соню. — Мне очень жаль, что все получилось… так. Правда. Но тем серьезней наша проблема.

— К-какая проблема? — Соня и до этого не понимала и половины их разговора, смутно ощущая, что диалог полон подтекста и тайных смыслов, а теперь и вовсе растерялась.

И Тома и Марк посмотрели на нее одинаково задумчивыми взглядами, словно пытаясь решить стоит ли впутывать внучку старушки или нет. Глухое раздражение поднялось в душе — с тех пор, как переступила порог этого дома, Соня все время чувствовала, что что-то происходит. Какая-то история, о которой знают все, включая ее бабушку, только вот ее посвящать никто не желал. А теперь бабушки нет — ее убили, точно и одним укусом перекусив шею. Волки. Волки! Можно подумать, это нормально для них — нападать на человека, пусть даже такого беспомощного!

Думать об этом было страшно и она невольно старалась защититься от этих мыслей, не задать главного вопроса, который логично следовал за всеми этими размышлениями… Тогда что? Что все-таки случилось?

— Вот что, давайте разберемся с этим после похорон, — видно, заметив что-то в ее глазах, Тома отступила, сдуваясь, как шарик. — Ты там скажи своим, чтобы без драк на поминках… А-то знаю я вас.

— Обижаешь, — Левин тоже отступил, отводя от Сони глаза, на мгновение блеснувшие желтизной. — Ради Нины… В общем, потом поговорим. Вот, возьмите.

Соня автоматически взяла протянутый ей пухлый конверт и с недоумением посмотрела на мужчину.

— На похороны, — суховато пояснил он, уже выходя за порог. — Мы все Нину Георгиевну уважали, так что…

В конверте оказались деньги. Судя по сумме их хватило бы даже не на самый простой гроб.

— Вот и ладно, — Тома ничуть этому не смутилась. — Завтра в похоронное сходишь…

— Еще только четыре часа, написано, что они до шести работают, — Соня с сожалением отставила опустевшую тарелку и встала. — Схожу сейчас. Хочу, чтобы бабушка до похорон дома побыла.

— Работают, — с сомнением согласилась Тома, почесав нос. — Но я бы не стала… Утром оно как-то сподручнее.

Но Соня уперлась. Она не хотела оставаться в доме и нашла себе дело. Дождь на улице зарядил с новой силой, так что до морга она дошла, прячась под зонтом, и только там рискнула высунуть из-под него нос и оглядеться. Почти сразу взгляд уперся в вычурную, золотом на черном глянце, вывеску: «Агентство ритуальных услуг 'Дракулешти».

Ах вот оно что. Мрачно вспомнив Мирчу Владовича, она вздохнула и полезла в навигатор, в надежде найти другое агентство. Их было несколько — но все на другом краю города и на каждом администратор торжественно заявлял «филиал агентства „Дракулешти“ на Ямской, слушаем вас…».

Выругавшись, Соня сдалась и побрела по лужам через дорогу. Старый хрен, знал ведь… Кружил, словно акула.

Внутри было тихо и пусто — за исключением гробов, конечно. Гробы, венки, кресты и памятники ровными рядами расположились в большом зале, так что небольшой офисный уголок с расположившимся продавцом она заметила только когда в глубине раздался звонкий голос:

— Чем могу помочь?

Навстречу Соне из дождливого сумрака выплыла девушка-картинка: высокая, изящная, словно статуэтка, в идеально сидевшей офисной юбке и безупречной белой рубашке. На ее губах держалась едва заметная полуулыбка с сочувственным подтекстом — сразу видно, не первый день на работе.

Соне она ужжасно не понравилась. Словно в магазин одежды пришла, сейчас предложат выбрать по размеру… Она поймала себя на том, что пытается вспомнить свой рост — метр семьдесят три или пять?

— Мне нужен гроб, — ляпнула она. Потом уточнила с подозрением: — То есть, не мне. Бабушке. Она умерла вчера.

— О, — многозначительно мяукнула девица и отступила на шаг. На ее идеальном личике появилось какое-то опасливое и вместе с тем уважительное выражение: — Вы Софико? Внучка Нины Георгиевны? — и, не дожидаясь ответа, пролепетала, отступая глубже в зал. — Подождите минутку, я сейчас, позову начальника…

— Не надо начальника! — крикнула Соня, но девушки уже след простыл. Раздраженно вздохнув, она прошлась вдоль гробов, неприятно впечатлившись ценами. Дорого нынче умирать, однако. Нужно ли сразу заказывать крест? И вообще, нужно ли? Бабушка была некрещеной, насколько Соня знала, она вообще в богов не верила, воспитанная в советской школе. На полке в спальне в рядок стояли: Библия, Коран и карманный словарь атеиста. Маленькой она спросила — почему? На что получила предельно прагматичный ответ: смотря кто к власти придет.

— Софья Алексе-е-евна! — из глубины зала к ней выкатился Мирча Владович собственной персоной. Соня выдавила из себя улыбку.

— Здравствуйте…

— Очень вовремя пришли, очень, — он цапнул ее руки, с двух сторон сжав своими — холодными и влажными. Слова были радушными, радостными даже (с чего бы это?), а вот глаза как были ледяными буравчиками, так и остались. — Я как раз собирался уходить… Сегодня такой прекрасный день, грех его проводить за работой, если вы понимаете, о чем я.

— Не понимаю, — ледяным тоном отрезала она, выдергивая руки. Девица замерла на почтительном расстоянии и Соня удивленно моргнула, заметив на кукольном личике выражение слепого обожания. И обращено оно было явно не к ней.

— Слышал, слышал про ваше горе, — скорбно покачал головой Мирча Владович. — Нина Георгиевна была эээ… известным в наших кругах…ээээ… человеком.

«Слишком много „ээээ“ в одном предложении» — отстраненно подумала Соня и едко сказала:

— Знаю-знаю, вы ее очень уважали… Так?

Мирча Владович расплылся в сладковатой, как душок от протухающего мяса, улыбке. Блеснули крупные белые зубы.

— Именно.

— Давайте уже перейдем к делу, — вздохнула она. Не было времени и сил разбираться со всеми вопросами. За что так «уважали» ее бабушку и Марк Левин и Мирча Дракулешти — не самые прямо скажем последние люди в городе? Что это за «круги», в которых они вращались? И тетка Тома там же, видимо. Вот уж компания подобралась.

— Разумеется, — улыбка старикана стала еще слаще. Он повел рукой вдоль гробов. — Все сделаем по высшему разряду. Посмертный макияж… Требуется?

Соня вспомнила измазанное в крови и земле бабушкино лицо и с трудом восстановила дыхание.

— Да, пожалуй… Сколько это будет стоить?

— Помилуйте, какие деньги! — притворно возмутился Мирча Владович. Притворно, потому что он не смог скрыть ни хищно блеснувших глаз, ни растянувшегося рта. Губы у него были влажными и блестящими, как две выброшенных на берег и освежеванных рыбины и Соню затошнило. — Свои же люди… Договоримся? Помнится, я уже предлагал однажды свою помощь, но так и быть, готов забыть наши прежние разногласия… Ммм?

— Папа! — возмущенный детский окрик подействовал, словно ушат ледяной воды.

Соня в ужасе обнаружила себя почти притиснутой к одному из гробов, ее рука снова была в лапах у Дракулешти и судя по всему, все остальное тоже грозило или оказаться в его объятиях или на удобной шелковой подушечке с бортиками.

— Ах ты… — задохнулась она.

— Папа, я же просил! — неизвестно чем бы закончилась ее фраза — и разговор в целом — но навстречу им от входа, принеся с собой запах дождя и шум машин, спешил… Борис.

— Папа⁈ — Соня так удивилась, что даже забыла в каком свете их «общение» выглядит со стороны.

— Поздний ребенок, от любимой женщины, — скорбно вздохнул Мирча Владович, словно это должно было что-то объяснять, и неохотно ее выпустил.

Борис тем временем добежал до них, вклиниваясь между Соней и отцом, и, виновато оттесняя последнего подальше, улыбнулся:

— Простите пожалуйста, Софья Алексеевна! Папа не со зла, он… у него анемия, знаете ли. Недостаток железа в крови. Я ему уколы обычно ставлю, а тут задержался…

Тараторя все это, он уводил недовольного папашу вглубь зала — видимо, там были еще помещения. Соня даже ответить ничего не успела, только расслышала ворчливое:

— Не хочу я никакого лекарства, оно невкусное!

— В следующий раз захвачу с собой гематоген, — выговорила она и посмотрела на продавщицу: — Мне подадут, наконец, гроб или нет? Или вы тут только для красоты?

Продали. И гроб и все сопутствующие услуги (она и не знала что их столько и все нужные!), так что из «Дракулешти» Соня вышла с изрядно отощавшим кошельком, потратив не только деньги Левина, но почти все свои, что оставались еще от расчета на работе.

Тома встретила ее не одна — на уютной кухне, греясь возле потрескивающей поленьями печи и прихлебывая чай, сидела мама. Вид у нее был осунувшийся и постаревший, волосы растрепались, дорожный костюм помялся — и это говорило о степени горя гораздо лучше, чем все слова, которые не были сказаны. Наталья Петровна всегда за собой следила — проклевывавшаяся седина тут же безжалостно колеровалась, отросшие волосы парикмахер с идеальной точностью приводил к порядку, одежда без единой складки, не говоря уже о пятнышке, и строгая дисциплина во всем.

Едва ее увидев, Соня почувствовала, как с плеч словно сняли часть неподъемного груза — сразу стало легче дышать и она кинулась к матери. Крепко обнявшись, они ненадолго замерли, словно пытаясь без слов передать все, что должно быть сказано.

Вдвоем было легче. Горе словно поделили надвое и уже не так страшно было ночевать в пустом доме. Спать легли вместе — в зале на диване, занять бабушкину кровать никто не решился. Впервые с тех пор, как приехала в Тальск, Соня спала крепко, измотанная переживаниями.

Следующий день запомнился ей главным образом количеством людей, которые непременно желали проститься с усопшей. Бабушку привезли после обеда, гроб поставили на табуретки на кухне, сотрудники агентства привезли с собой даже сухой лед, контейнеры с которым поставили под гробом. Погода была нежаркая, дождь моросил, ветер налетал порывами, а тучи плыли так низко, что казалось, задевают возвышавшийся на высоком берегу золотой шпиль церкви. Тетка Тома, ненадолго покинув их, вернулась уже к обеду и потому каждый входивший был снабжен краткой характеристикой. Приходила Марина («Нина с ней работала, двое дитев у бабы, а от кого — бог весть, девка на передок слаба») с сыновьями («все для них отца ищет, да только мужики у нее не задерживаются, трое, кажется, померло, остальные сбежали»), надолго задержался Левин с семейством — жена у него была миниатюрная и полненькая («Это Лика. Нездешняя она, Левин ее откуда-то с югов привез. Зимой, почитай, на улицу и не выходит»), Соня от нее ни слова не услышала, а Мотя старался держаться словно отдельно, с семьей у него явно были проблемы («Ну, Мотю ты знаешь. Перебесится, как считаешь? Характер-то папашин, оба бараны упрямые, как бы до беды не дошло…»). Кроме собственно Левиных пришли почти все фермерские работники — толпа здоровенных мужиков в клетчатых рубашках, кухня для них явно была мала, они старались держать руки плотно прижатыми к телу и все равно сшибали все, что могли, гроб в том числе. Фееричным завершением стала проломившаяся в сенях половая доска — Мотю пришлось вызволять из ее цепкого захвата втроем. Потом пришел Саид. Соня ему обрадовалась, хоть повод был нерадостным. Они вышли на улицу, под крыльцо и она с облегчением вдохнула свежего воздуха — в доме печь не топили, но все равно надышали, оттого было хоть не жарко, но душно и дышалось с трудом. К тому же ей казалось, что этот сочувствующий хоровод вокруг гроба никогда не закончится.

— Как ты? — он первый спросил о ее здоровье. За этот день Соня трижды отпаивала мать корвалолом и дважды пила сама, так что теперь… Теперь она даже и не знала, что ответить. Вообще — плохо. Но грех жаловаться, когда рядом лежит бабушка, которой уж точно ничем не поможешь.

Саид, видимо, понял и так, потому что кивнул и предложил:

— Может, успокоительного?

Валерьянку она тоже уже пила, лошадиными дозами, только это не помогало. И говорить о себе больше не хотела, поэтому спросила:

— Ты хорошо мою бабушку знал?

Он пожал плечами:

— Я тут в принципе никого хорошо не знаю, года нет, как переехал. Семью в Тбилиси оставил — отца с матерью, братьев… Нино об этом знала и пару раз мы про Грузию разговаривали. Она скучала. Ты там когда-нибудь была?

Он бросил на нее внимательный спокойный взгляд. Соня была рада поговорить о чем угодно, кроме того, что происходило прямо сейчас и потому охотно включилась в беседу. Они пробыли на улице около получаса — за это время мимо прошло еще несколько человек, Петрович в том числе и, наконец, выглянула мать. Сумерки уже успели опуститься на город и на фоне оранжевого неба темнели синие кучевые облака — последние остатки дождевых туч.

— Пройдусь, — пояснила Наталья Петровна. — А то сил моих нет, духота страшная. Там Тома осталась…

Она медленно дошла до угла дома, со спины ужасно вдруг став похожей на свою мать — настолько, что Соня даже вздрогнула — и скрылась среди яблоневых деревьев.

Ночь прошла словно в тумане — каждый из них троих — Соня, Наталья Петровна и тетка Тома — по очереди держал скорбную вахту у гроба, спали урывками. Соня так и вовсе не понимала бодрствует она или это один сплошной кошмарный сон. Перебор все же с валерьянкой.

Хоронить было решено с утра, поэтому уже к десяти, несмотря на вновь заморосивший дождь (да когда же он, проклятый, закончится?), они двинулись в сторону кладбища короткой процессией. Само кладбище находилось довольно далеко, в Верхнем городе, поэтому Соня пережила несколько не самых приятных минут, размышляя, не вылетит ли гроб ласточкой через задние двери фургончика, пока они поднимаются в гору. Но обошлось. Петрович загрузил их троих в свою неизменную оку и она с натугой, но привычно ползла следом. Было бы смешно наблюдать Наталью Петровну в столь непривычной для нее обстановке, если бы у Сони еще оставались силы на что-то реагировать.

Один раз она едва не устроила скандал — когда увидела в толпе прощающихся Мирчу Владовича. Тот бодрым колобком подкатился к ее матери и скорбно поглаживал по руке, что-то наговаривая. Вид у матери был огорошенный — она явно не понимала чего от нее хотят и кто он вообще такой.

Скрипнув зубами, Соня начала пробираться к ним, но когда увидела маму в следующий раз, та уже была одна. В толпе мелькнула спина гробовщика и рядом с ним — знакомый мальчишеский силуэт. Ну и слава богу.

— Бабушка твоя его терпеть не могла, — сообщила тетка Тома, заметив куда смотрит Соня. — Вечно они цапались… М-да.

— Думаете, его совесть замучила? — предположила девушка. В ответ получила скептический смешок:

— Мирчу? Я тебя умоляю, Софико… У таких как он, подобные слабости отсутствуют в принципе.

Кроме этого похороны запомнились дракой Моти и Бориса — правда, уже за пределами кладбища. Мотя явно не был доволен явлением семейства Дракулешти (как, впрочем, и все остальные) и уже садясь в оку, Соня краем глаза заметила мельтешение, автоматически бросила взгляд на автобусную остановку и увидела этих двоих. Почему Борис не уехал с отцом осталось загадкой, но на остановке он выглядел нахохленным галчонком и что-то выговаривающий ему Матвей был явно выше, больше и сильнее. Поначалу дело ограничивалось толчками в плечо, но тут Борис обозлился, что-то ответил, толкнул в ответ…

— Эй! — она даже не поняла в какой момент выскочила из машины и бросилась к ним. — Вы что творите? С ума сошли? Еще бы у гроба свару затеяли!

Кое-как удалось их угомонить. Оба отказались говорить причину перепалки, так что Соня ограничилась тем, что посадила их в разные автобусы и дождалась, пока оба уедут. Петрович с матерью все это время смиренно ждали в машине.

А потом они как-то разом остались одни. Поминки закончились быстро — или она все же отключилась в какой-то момент — и Соня вдруг обнаружила себя в странно пустой кухне, в осиротевшем доме. Мать тяжело стянула с головы платок и упала на соседний стул. Они с некоторым недоумением посмотрели друг на друга. Соня поставила чайник, разлила по кружкам заварку — запах земляники и чабреца разошелся по комнате — и затихла, растерянно глядя в запотевшее окно. Дождь разошелся с новой силой, похолодало, в комнате царил вечерний полумрак.

А ведь еще только обед — часы показывали три часа дня.