Сорок апрельских дней

День 29. "Отец"

Кирилла разбудили солнечные лучи и какое-то чавканье. Будильник он больше не заводил и перестал снимать на ночь одежду — сны и реальность давно поменялись местами.

Эйприл сидела за столом в окружении консервных банок.

— Доброе утро! — она облизнула ложку.

— Привет! Ты уже не больна?

— Здорова, как бык!

— Кто?

— Бык — это древний рогатый популюсёнок.

Кир попытался представить такое животное и не сумел. С воображением у него всегда было плохо. А Эйприл продолжила:

— Как тебе сегодняшний сон? Такой странный!

Мальчишка смутился.

— Мерзкий, скорее...

— Вовсе и нет! Просто странный, — она закрыла глаза, вспоминая. — И интересный.

Кир совсем стушевался и поскорей перевёл разговор.

— Знаешь, когда ты болела, то говорила странные вещи... Про Сопротивление, про проект, и про Облако.

— Не помню... — потупилась девушка.

«А ведь она совсем не умеет врать! — неожиданно понял Кирилл. Эйприл стала для него, как открытая книга. — Такая наивная!»

— Там хоть консервы остались или всё слопала? А, древний популюсёнок?

— Последняя банка...

— Станция восстановилась. Может, попробуем приготовить завтрак? Вместе!

— Давай! — она так обрадовалась, что Кир снова смутился.

Они сосредоточились и услышали запах блинов.

— Получилось! — от радости Эйприл подпрыгнула. Открыла шкаф и достала тарелки.

— Блины? Не салат? — удивился Кирилл. — А мы и не договаривались...

— Теперь я обожаю блины. И персиковое варенье! — Прикрыла глаза и добавила, с обожанием: «Как ты...», в который раз за утро вогнав в краску Кирилла.

И набросилась на блины.

«Куда оно только влезает?» — удивлённо думал мальчишка, разглядывая хрупкую фигурку.

Пришлось не зевать.

— Ого! Да тут целый лес! — поднявшись на парапет и взглянув вниз Эйприл не сумела сдержать возгласа удивления. — Похоже, теперь наши желания совпали...

«Может и так... — рассеянно думал Кирилл. — Во сне, я был в восторге от Ириды и Купола Радуг».

— Пойдём, что-то тебе покажу.

Они спустились в дубраву. Когда Кир увидел, как Эйприл хохочет, ежесекундно дотрагиваясь до травы, цветов и деревьев, он окончательно понял, что оказался в мечте. Вчера не хватало лишь этой похожей на тёплую снежинку девчонки.

Эйприл обрызгала его, едва увидев ручей. Сбежать Кир не пытался. Он глядел на радуги, вспыхивающие в серебре брызг, вспоминая Мэйби и прогулку по океанскому куполу.

Во сне счастье было недолговечным... А здесь? Возможно ли вообще долговечное счастье? Наверное нет, такова уж его природа...

Башни накачки не выросли ни на метр.

— Думаю, это всё, что осталось от фауны, — Кир щёлкнул по хрустальным ветвям, и паучок заметался.

— А кто будет опылять цветы? — Эйприл обвела рукой пёстрый луг.

— Они ведь не настоящие... Всё тут - не настоящее. Наверное, даже мы...

Эйприл вспомнился лежащий в нейросканере мальчик и заполненный охлаждающим гелем бассейн. Стало тоскливо... Она достала флейту, села на траву и заиграла беззвучную музыку...

— Надеюсь, когда-нибудь я услышу, как ты играешь...

Эйприл прекратила играть и улыбнулась, продемонстрировав ямочки на щеках.

— Конечно...

Ей на плечо упал жёлтый дубовый листок.

Кир поднял глаза и нахмурился. Отдельные листья в кронах деревьев уже пожелтели.

— Кир, всё хорошо.

— Но, сейчас ведь апрель!

— Ну конечно...

— Знаешь, Эйприл... Когда приходит осенняя непогода, мать-паучиха плетёт кокон, откладывает в него яйца, а изнутри прогрызает дыру — небольшую, не для себя. А потом, она кормит детей своим телом — добровольно, не сопротивляясь... Она ещё долго остаётся живой... — он заглянул в глаза Эйприл. — Отец рассказал... Никогда не существовавший отец...

— Кир... У всех есть отец, непременно... И дышишь ты только благодаря ему...

На Станцию опускалась ночь, но спать не хотелось. Зачем, если можно было сидеть здесь, в чёрной траве, вдвоём?

Эйприл прекратила играть на неслышимой флейте, взглянула в усыпанный бриллиантами звёзд небосвод и замерла, растворяясь. Забывая о музыке, мальчишке, себе — обо всём во Вселенной.

В лунных лучах она выглядела платиновым изваянием. Звёздочками, но близкими и родными, поблёскивали глаза.

Кириллу казалось, что всё уже было: вечерние облака, Луна над головой, её отражение в воде и тающая в текущем с небес серебре беловолосая девушка.

— Так много тьмы, и так мало света...

— Тем он ценнее. Ведь я для того и играю... Чтоб звёзды зажечь, чтоб не было сплошной темноты...

Но Кир понимал, впереди — беспросветная ночь.