Сорок апрельских дней

Ночь. "Ошейник"

Чуть поодаль, где заканчиваются белые блоки и начинаются бирюзовые волны, над набережной взлетают сверкающие сотнями радуг пенные пузыри, и, упав, превращаются в скучные лужи.

Как моя жизнь. Вспыхнула яркой вспышкой и...

Тоска...

Не выходит из головы этот сон.

Как же Катя похожа на Мэйби! Не внешне, у них даже возраст разный. Внутренне, по поведению. Словно копия...

Как так? Фиест сделал из дочери отражение какой-то девчонки?

Стоп!

Почему в снах нет самой Мэйби? Где её мать? Фиест пускает сопли среди руин, а где-то, в другой звёздной системе, рождается его дочь? Может, он просто не знал о беременности?.. Абсурд! Сейчас не средневековье, незапланированных детей не бывает! Должен был знать!

Что-то не сходится...

— Мэйби, когда у тебя день рождения?

Она вздрагивает и хмурится. Смотрит так, будто я задал предельно интимный вопрос.

— Тебе зачем?

Обычно, получив нежелательный вопрос, она лезет тереться. В этот раз, я остался без поцелуя.

— Подарю что-нибудь.

— Обойдусь без твоих бестолковых и скучных подарков! — и добавляет: — Не злись!

Понимание, что ответа не будет, обламывает.

Мы сидим на «мраморной» пластиковой скамейке, так близко, что ноги соприкасаются. Мэйби пахнет весной.

Я никак не решусь положить руку на талию. Или, может быть, на плечо? На нагретое солнцем, усыпанное веснушками, будто звёздочками, плечо.

Просто стараюсь быть ближе, но так, чтобы она не заметила. Втягиваю цветочный аромат и не могу надышаться.

— «Гуччи Раш-восемнадцать».

— Что?

— Тупой? Запах, блин, запах! Нравится?

Краснею и отворачиваюсь... Не думал, что я для неё, как открытая книга. К тому же, мне почему-то казалось, что это её собственный аромат.

Мэйби хохочет и кладёт руку мне на колено.

Сегодня она совершенно другая.

Ярко накрашенная. Одетая в парочку алых кусочков ткани: узкие шортики и странный топ — широкий воротник-стойка, будто ошейник, переходящий спереди в лоскуток, слегка закрывающий грудь.

Всё это так не подходит к моей спортивной одежде. Кто ж знал, что она вдруг захочет гулять в центре города! Никто даже не смотрит — курорт. Но мне всё равно неудобно. Неудобно и очень приятно.

Чтобы отвлечься, листаю новости...

— Прикинь, кто-то взломал серверы наблюдения. Полгорода в «тени». Ни камер, ни дронов.

— Выходит, никто нас не видит? Какая романтика! Секси! — бормочет она равнодушно.

Сидит, елозит туфельками, вздыхает.

— Кирюша! Не думал, отчего полезная еда такая противная? — не дожидаясь ответа, она продолжает: — Думаю, количество кайфа на жизнь — величина постоянная. От человека к человеку не изменяется. Меняется лишь продолжительность жизни. Такая вот формула! Если ей верить, ты будешь жить о-о-очень долго!

— Почему тогда умирают младенцы?

— Потому, что я пошутила, — она снова вздыхает. — Скучный ты человечек, Кирилл. Где я тебя только нашла?

— На пляже валялся...

Мимо проходят пары, разукрашенные, словно павлины: мужчины ведут на силовых поводках диковинных, ни на что не похожих маленьких геноморфиков — трясущиеся тельца, кисточки на хвостах, мягкие безопасные рожки. И кажется, сами мужчины привязаны к жёнам-хозяйкам невидимыми полями — угождают, заглядывают в глаза, по первой команде приносят втюхиваемые ушлыми местными безделушки.

— Так с вами и надо!

Радуюсь, что не полез с обнимашками. Похоже, сегодня это не в тему, наряд оказался обманом.

Как же у них, у девчонок, всё сложно... Когда я хоть что-то пойму?

Чувствую себя ребёнком рядом со взрослой. Начинает дёргаться веко.

Молча встаю и иду за мороженым. Покупаю два, и одно отдаю ей.

— Ты такой же?

— Что?

— Такой же, как эти придурки? На кой это мне приволок?

— Жарко, — стараюсь говорить спокойно, но веко меня выдаёт. — Весна.

— На Диэлли вечно весна.

— Это не так.

— Формальности...

— Формально — сейчас весна. И жарко... Ешь!

Кажется, я слегка научился обращаться с девчонками: Мэйби лижет мороженое, выдаёт едкие замечания в адрес проходящих мимо мужчин и веселеет с каждой секундой.

Но становится неуютно: я притащил мороженое на автомате, вообще не задумываясь. Неужто, и правда — такой же? Всю жизнь буду что-то таскать, будто выдрессированная собачонка?

Незавидная участь! А какая альтернатива?

Мэйби продолжает упражняться в остроумии, и я не выдерживаю:

— Зря ты так! Они ведь сами этого захотели. Не бедные, могли бы улететь на Прегон и наслаждаться бесправием тамошних женщин.

— Так именно это я и имею в виду! Извращенцы! Или придурки. Хрен вас, мужиков, разберёшь!

Она замолкает, раздумывая. И выдаёт с ехидной улыбкой:

— А я бы туда и отправилась, на их месте. На Прегон.

— Разве в Галактике мало мест, где девушки упиваются властью! Гермиона, к примеру. И даже на Диэлли есть где разгуляться. Было бы желание!

Мэйби вздыхает.

— Кто меня на Гермиону отпустит? Да и вообще... Я ведь не женщина, — почему-то, она ужасно смущается.

— Ну... У тебя всё на месте.

Она скалится самодовольно.

— Знаю, спасибки! Подумаю, чем заняться, пока есть возможность. Нельзя упускать дурачьё! Кто знает, вдруг переедем в дыру, к фермерам или шахтёрам.

В животе что-то сжимается, как на качелях. О том, что она может уехать, я не задумывался. Да ведь и мы с отцом можем опять улететь. Зыбкие с Мэйби у нас отношения!

Она досадливо морщится, увидев новую пару.

Тут ей придётся заткнуться!

Подтянутый мужчина с кошачьей походкой. И девушка: юная, ослепительная. Штрих-код на виске.

Забытое мороженое стекает по пальцам. Личный геноморф-антропоид! Не каждый день такое увидишь. Даже здесь, среди роскоши, излишеств и извращений.

Нацепив маску равнодушия, прохожие бросают осторожные взгляды.

Мужчина садится за столик, а девушка спешит к стойке. Заказывает, взмахивает рукой над загоревшимся счётом, расплачиваясь. Мягко, легко, несёт дымящийся кофе. Лицо светится радостью и обожанием. Всякому ясно, что каждый миг её жизни наполнен счастьем.

— Кир? Думаешь, для неё не секрет, что она — геноморф?

— А как же иначе? Она что, не замечает штрих-код на виске?

— Запросто, если встроена блокировка. От назначения геноморфа зависит, — Мэйби мерзко хрюкает и плюёт на тротуар.

Напыщенные прохожие отворачиваются.

Тем временем она засовывает руку в карман, наклоняется, складываясь пополам. Подносит сжатый кулак к губам и застывает.

Я осторожно кладу руку на веснушчатое плечо.

Горячее.

Нет, не этого мне хотелось. Не так.

— Да всё зашибись! — она разгибается, трясёт головой и укладывает её мне на колени. Рассыпает по джоггерам шикарные локоны, которые теперь кажутся мне седыми. Жуёт жвачку, дрыгает ногами, хохочет.

Прохожие глядят с укоризной и перешёптываются.

— Завидуешь?

— Что?

— Ой, не прикидывайся. Скажи ещё, что не размышлял о такой любви! Заиметь девчоночку-геноморфика, исполняющую любые приказы! Ведь это удобнее, чем в ванную бегать! — она хихикает. — Или, хотел бы мальчишку?

До этой секунды я не подозревал, что способен так покраснеть. Уши и щёки пылают, точно по лицу стеганули крапивой. А в глубине крутится: «Странно всё это... Зачем такая реакция? Чтобы девчонок могли получить только самые наглые, не знающие смущения доминанты, самые волосатые и вонючие обезьяны?»

Клокочет ярость. Пошли они все!

Смотрю Мэйби прямо в глаза... Это совсем нелегко. Она и не думает отводить взгляд. Да ещё, выдувает розовый здоровенный пузырь. Раздаётся хлопок, и меня обдаёт аромат земляники. Мэйби зубами счищает с губ клейкую массу.

— Удобнее, разумеется! Но, причём здесь любовь?

Мэйби довольна, будто после долгой диеты получила коробку прекрасных конфет. Я догадываюсь, почему. Не такой уж дурак, как ей кажется!

«Ох и вкусные у Кирилла реакции! Так, добавим немножко перчинки!»

Тварь!

Она облизывается и заталкивает жвачку за щёку.

— Почему нет? Не всё ли равно, от каких стимулов вырабатываются медиаторы, от внешних — морды и вони красавца, или от внутренних — встроенных чипов? Без любви, без чувств, без привязанности, и, разумеется — драм, кому бы всё это понадобилось?

— Что понадобилось?

— То! — она тычет носком ноги в сторону мужчины с искусственной спутницей. — Может и ты — лишь несчастный, ни о чём не подозревающий геноморфик, я же — твоя хозяйка, наслаждающаяся представлением. Откуда тебе знать, что воспоминания не ложь, что я не купила тебя сегодня — новёхонького, только с конвейера?

— Из гидростатической капсулы.

Мэйби ржёт:

— Да насрать!

«Как же достала! А так хорошо начинался день! Может, тупо свалить? Пусть валяется тут и слюни пускает!»

— Сильно умная, да? Нашлась госпожа! Пойдём поглядим, есть ли у меня жизнь? Если мой дом и отец на месте, геноморфом сегодня считаешься ты! — злость сменяют опустошённость и безразличие. — Да и не продают их девчонкам, даже богачкам вроде тебя. Лишь примитивных анди. Геноморфы — все на учёте. Тем более, внешне неотличимые от человека. Не фиг голову мне морочить!

— На чёрн-ном рын-нке — продают! — её язык еле ворочается.

— Цена! Для забав их не покупают... Для любви, чувств, драм твоих всяких. Разве не ясно — не поведусь! Отвали!

— Океюшки... — разочарованно бурчит Мэйби и выуживает из кармана леденец. — Будешь? Мир?

— Я не злюсь, — сгребаю конфетку из протянутой влажной ладошки.

Интересно, закончила она издеваться или ещё нет? Жрёт эмоции, а мне сахарок в компенсацию. И что за конфета? Та, от которой сносит башку?

Леденец прячу в карман. Выброшу после.

По телу разливается меланхолия. От сердца — по артериям, по капиллярам, пропитывая каждую клетку.

Вроде, ничего не случилось... Как так выходит? Сидишь рядом с закадычной подружкой, пытаясь вдохнуть её аромат, а через десяток минут на неё не хочется даже смотреть.

Мужчина и геноморф молча пьют кофе.

— Они и не пара ...

— А кто? Правительственные шпионы на секретном задании? За нами подглядывают, чтобы не вышло чего-нибудь этакого? Ну, того самого, что происходит между парнями и девушками, если за ними не проследить! — Мэйби снова хохочет, мотает башкой и болтает ногами, как полоумная.

— Понятия не имею. И хватит чудить! — я прижимаю рукой её коленки, наваливаюсь всем телом. Цежу ей в ухо сквозь зубы:

— Угомонись! Вырядилась ещё! Выглядишь лет на двадцать!

— Да ладно! Для тебя, между прочим, старалась. А ты — ни обнимашки! Ни обнимашечулечечьки! — в голосе появляется злость. — Вечно лезут козлы! А те, кого ждёшь — на морозе!

Я распрямляюсь, но рука остаётся на коленке.

Она фырчит:

— Не думай, не для тебя! Пошутила!

— Кто к тебе лезет?

Воротник её странного топа съезжает вниз, и я вижу под ним, на тоненькой шее — кольцевое пятно. Будто нарисованный красный ошейник.

— Не твоё дело! Никто!

— Тебе тут натёрло...

Я слышу, как она вздрагивает.

А в памяти, почему-то, всплывает: «Замечательный был перелёт...»

Мэйби встаёт и поправляет топ. Смотрит куда-то в пространство, будто за тысячи световых лет.

— Так удобно прикидываться, что ничего не понимаешь... Правда, Кирилл? — её слова звучат чётко, и в голосе нет и капли былого веселья. — Ну, а на деле — ты просто трус! — локоны бьют по плечам, в такт движению головы. — Впрочем, так даже лучше. Если я потеряю тебя, то... — Мэйби поводит плечами, будто сгоняя невидимых насекомых — ... что у меня останется?

Полуденное солнце нещадно печёт. Голова, словно пароварка на раскалённой плите — того и гляди взорвётся. И мысли, будто склизкие тушёные овощи. Я совсем ничего не могу понять... Что за противоречивые объяснения в любви?

— Ведь ты не придурок какой-то! На куче планет побывал. Дружил со всякими пацанами, с девчонками водишься. В общем, без предрассудков. И с геноморфом бы мог подружиться, пожалуй! — Мэйби хихикает.

— Нет.

— Что, нет?

— Я не стал бы дружить с геноморфом!

— Это ещё почему? — Мэйби встаёт и становится прямо напротив меня. Её стальные глаза смотрят требовательно и тревожно.

— Потому, что не с кем. Не с кем дружить. Они ведь не просто искусственно выращенные люди с усовершенствованной ДНК. Они киборги. Оптолинии, квантовые чипы. Какой смысл дружить с роботом, работающим по заложенным в него алгоритмам?

Тресь!

В глазах темнеет от оплеухи.

Нет, это уж слишком! Я жалею, что вышел сегодня из дома. Жалею, что спутался с этой безумной девчонкой.

— А ты? Разве не робот? Не работаешь по заложенным в тебя алгоритмам? — слышу, сквозь затихающий в ушах звон. — У тебя есть свобода? Тогда вперёд — перестраивай мир под себя, под собственные желания! Хватай меня за руку, и — полетели! Туда, в облака! После, трахнешь меня на крыше! Ведь ты именно этого хочешь, а не ходить в вонючую школу, отцу подчиняться!.. Но нет! Не будет полёта! Ты будешь сидеть тут, краснея за моё поведение перед стадом павлинов!

Она вскакивает на скамейку. Орёт:

— Что, павлины?! Наслаждаетесь безграничной свободой?!

А потом мне — оттуда, сверху, притоптывая ногами:

— Полёта не будет! Потому, что ты тоже вторичен! Робот!

В её глазах столько ненависти! Кажется — миг, и мне в лицо полетит плевок.

Жмурюсь, на всякий случай...

Не угадал. Она усаживается обратно, и, наклонив голову к плечу, заглядывает в глаза.

— А мог бы просто поцеловать! — и ждёт.

— Стаей.

Она хмурится.

— Что?

— У павлинов не стадо, а стая.

Мэйби несколько раз ошарашенно хлопает длинными, очевидно искусственными, ресницами.

И начинает ржать.

— Дурак ты всё-таки Кир! Какой ты дурак! — она размазывает по щекам слёзы и лупит меня раскрытой ладошкой.

Я, не выдерживав, прыскаю.

— Глупо не воспользоваться волшебным днём без камер и штрафов, — Мэйби подмигивает, потом присаживается у всех на виду и делает лужу.

Девушка-геноморф показывает ей большой палец в качестве... издёвки?

Нет, это знак одобрения.

Видимо, роботы — не такие уж приверженцы правил.

Бесконечные ряды полок, уставленных кричащими упаковками: «Возьми меня! Нет, меня! Меня!» Похоже на алую обёртку моей подружки.

Вот он, истинный двигатель прогресса...

Между тем, на душе становится всё омерзительней.

Мэйби исчезла так же стремительно, как появилась. В день, когда не работает система слежения, у этой девчонки найдутся занятия похуже дурачеств на набережной.

Не хочу даже знать...

Сквозь витрину виднеется пляж, стайки парней и девчонок с гитарами, наслаждающихся нежданной свободой.

Насколько всё зыбко! Цивилизация, порядок, законы — всего лишь фасад. Случается маленький сбой — звериное вылезает, и люди кидаются громить магазины.

Сегодня до этого не дойдёт: по проходам бродят андроиды — модель с устаревшим, простеньким мозгом. Как же всё странно, в этой вывернутой наизнанку Вселенной: роботы на страже человечности, искусственный интеллект, не позволяющий людям, становится обезумевшими животными.

Не этим ли занят Маяк?

Повторив несколько раз: «Ты должен вытащить чип!», подключаю ВДК.

Дверцы распахиваются, пропуская меня в отдел для совершеннолетних. Изредка от высокого интеллекта есть польза. Но, по большей части, незаурядный ум приносит своему обладателю только лишь беды.

Из магазина я выхожу с плотным бумажным пакетом и оттягивающим карман складным ножом. При каждом моём шаге из пакета слышится звон.

Усаживаюсь на скамейку с видом на океан. Горланят песни ребята. Надсадно вопят чайки. Неужели учёные, конструировавшие ДНК, не сумели заставить их петь поприятнее. Сколько ещё в этом несовершенном мире работы!

Достаю нож. Отливающая голубизной сталь напоминает глаза отца Мэйби. Или её глаза, ведь у них они одинаковые.

И что? Зачем я купил этот нож? Чем он поможет там, где нужна снайперская винтовка?

Оружие на Диэлли не продаётся. А даже если бы оно у меня было — прошёл бы я с ним метров двести, до первого замаскированного под дерево сканера.

Попробовать хакнуть встроенные в Фиеста чипы? Нужного оборудования мне не добыть!

Как же всё глупо...

Прячу нож обратно карман. Рука нащупывает леденец.

Я про него и забыл! А ведь гулять с такими конфетками нежелательно.

Достаю, чтобы избавится от ненужного мне подарка, и, неожиданно для себя, отправляю не в урну, а в рот.

Мне уже наплевать. Всё давно вышло из-под контроля...

Проходит минута, другая... Сижу, напряжённо прислушиваясь к своим ощущениям...

Спустя полчаса, убедившись, что леденец самый обычный, беру пакет, и бреду, увязая в мягком песке, на звуки гитары.

Ребята постарше, чем виделось издалека. Но, мне рады...

А дальше — колючие звёзды над головой и гнилой запах тины. Песни, слов которых не знаю, что не мешает вовсю подпевать. Песок, вздыбившийся и ударивший по лицу.

Колышущаяся из стороны в сторону улица. Мысли о Мэйби, бабочки в животе, пальцы, сами собой расстёгивающие штаны. Туман дыхания на витрине какого-то магазина. Смешки случайных прохожих.

Рассвет, пустые карманы, скрип песка на зубах, и непонимание, как жить дальше.

Лучше просто сбежать, вновь зажмурив глаза...