Фаза третья: "Личность". День 21. "Катастрофа"

«Куда бы ты ни шёл — ты уже там»

Джон Кабат-Зинн

«5:05»

Кир смотрел на красные цифры, и никак не мог очнуться от сна.

«5:06»

«В голове всё звучало: „И всё же, они никакие не люди...“ Но ведь, и Эйприл — не человек!»

«5:07»

«Эйприл вечно рассказывает, что она — лучший друг. Но могу ли я ей доверять?»

Кир оторвался от цифр и посмотрел на девчонку. Та, стрельнула осторожным ответным взглядом.

«Она не похожа на монстра — наоборот. Да только, разве не могут монстры притворятся милыми девочками? Эйприл пыталась столкнуть меня в пропасть, не дала уничтожить цветок, пожирающий Станцию, притащила хищное Облако, вызвала к жизни Тень и защищает Тьму. Как для друга, достаточно длинный список... Если сон — это предупреждение...»

Он заворочался.

«Даже надпись шортах — такая же! Впрочем, ведь я прочитал её днём, так почему не увидеть это во сне? — Кир улыбнулся, — Ха! Барнард — модельер! Хотя, фотографом он действительно был, и достаточно знаменитым».

— Завтрак готов...

Вместо салатов и надоевших блинов — омлет с сыром, грибами и пряными травами. Его милый монстр изо всех сил стремится казаться хорошим...

Ладно, не стоит нагнетать обстановку... Кир улыбался и мило беседовал, хотя внутри клокотало...

— Видела сон?

— Ну конечно...

— Как так выходит, что двое сначала и мига не могут прожить друг без друга, а потом — расстаются!

— Расстаются совсем не те люди, что встретились! Даже, если лишь месяц прошёл.

— Или нелюди... — Кир не удержался от язвительного замечания.

Эйприл шмыгнула носом и уткнулась в тарелку. Кир вскинул брови, заметив, как дрожат её руки.

Полдня Кир бродил по Станции в одиночку. Чем больше он думал об Эйприл, тем сильнее осознавал, насколько они непохожи. Страх перед этим созданием рос, и вместе с тем росла неприязнь и агрессия.

«Как так вышло? Каждый день я смотрел, как Эйприл уничтожает Станцию, и ей не помешал... Но, что я мог предпринять? То же, что когда-то пыталась сделать она — столкнуть с арки? Как говорил Фиест? Quid pro quo!»

Кир вздохнул.

«Убить Эйприл! На такое я не способен, потом не получится жить... Значит, остаётся только смирится...»

Голодный желудок привёл его к стене Преобразователя. Кир взглянул на покрытую слоями помёта лестницу и решил: «Не пойду. Не хочу её видеть».

Он присел на одну из труб и стал разглядывать голубей...

Кто-то тихонько тронул его за плечо. Он обернулся.

Эйприл, кто же ещё...

— Держи! — она протянула ему бутерброд.

Кир вздохнул, но всё-таки взял — отказываться было бы глупо.

В руках девочка держала кусок чёрного бархатного картона.

— Что это там у тебя?

— Картина. Вот...

Кир взглянул на картину, и содрогнулся.

Те самые, звериные глаза...

— Это... что?

— Пух. Из степи, с растений.

— Я не о том. Зачем... Зачем ты его нарисовала?

— А! Ты про ягуара... Ну, так легче... Если застряло что-то внутри, выпустишь на картину — и уже не так страшно.

Эйприл отложила картон, села рядом и принялась кидать хлеб голубям.

«Ну да... Покормила меня, теперь — голубей... Столько забот!»

Было противно. Но Кир пихал хлеб в себя, разглядывая девчонку.

«Кто же она такая? Кто?»

Под ногами собралась целая стая. Только одна голубка с подвёрнутой лапкой стояла в сторонке. Эйприл достала из кармана ещё бутерброд.

«Как Кир-из-сна описывал Тьму? „То-что-приходит-когда-должно-уйти-старое“... Может он, Кир — и есть это „старое“. А Эйприл — и есть эта Тьма?»

От железных конструкций на стенах тянулась ржавые полосы. Высившиеся поодаль исполинские радиаторы покрыли перья и голубиный помёт.

— Заржавели системы отвода тепла. И лестницы...

Девушка не отвечала, только кидала хлеб.

— А они, между прочим, из нержавейки! Из нержавейки, Эйприл! Я точно знаю, мне говорил отец!

— Какой ещё отец?

Кир получил удар ниже пояса. Весь его гнев, все силы ушли через ноги во влажную землю.

Наконец, голубка-калека решилась и опасливо зашагала к еде.

«Что они тут, на Станции, жрут — эти тысячи птиц? Друг друга?» — думал Кирилл. У него снова возникли сомнения в реальности происходящего.

Стая набросилась на калеку. Слабым еда не положена, им положена смерть.

Голубка, волоча лапку, отчаянно удирала. Острые клювы собратьев долбили затылок.

«Прямо, как одноклассники... Если случилась беда, если ближнему плохо — добей! Так велит Инстинкт. Если ближний на тебя не похож — убей!»

Фонтанчиком взлетел пух, белоснежные головы окрасились алым. Птица растянулась на земле, лапка дёргалась, цепляя траву. Жёлтый глаз мигнул в последний раз и закрылся.

А у стаи появилась еда.

Голуби, поклёвывая друг друга, толкались у трупа голубки.

Кирилла тошнило. Он не хотел видеть голубей, Станцию, Эйприл.

Никогда!!!

Но Эйприл было намного хуже. Одно дело, рассуждать о возвышенных законах природы — повторяя за Маяком, и совершенно другое — наблюдать действие этих законов на практике.

Она не хотела видеть голубей и Станцию.

Никогда!!!

Пытаясь найти поддержку, она прижалась к мальчишке.

Кир почувствовал, как рука Эйприл обняла его спину, а нос уткнулся в плечо. Такое поведение врага не вписывалось ни в какие рамки!

Со стороны Излучателя донёсся тончайший писк. Кир и Эйприл переглянулись и в изумлении уставились на возвышающиеся над «рощей» башни накачки. Писк нарастал и менял тональность, становился грубее — пока не превратился в гул. Одновременно с этим, одна из колонн разгоралась всё ярче... По поверхности побежали трещины — и башня исчезла в ослепительной вспышке. В стороны разошлась волна сжатого воздуха и полетели обломки.

Через пару секунд до ушей долетел оглушительный хлопок — и больше, ни Кир, ни Эйприл, не слышали уже ничего.

В полной тишине в стену врезались фрагменты башни, выбивая из неё облака белой пыли. В полной тишине вверх поднялись деревца, окружавшие Излучатель — а в воздухе, разлетелись на щепки. И совершенно беззвучно, от центра станции покатилась волна — видимая только из-за причиняемых разрушений. Взлетали в воздух кусты, лопались зайцы и лисы, земля вспучивалась, перемалывая мышей, змей и жуков.

Когда волна была уже близко, Кир зажмурил глаза... Но ощутил только лёгкое прикосновение — будто тёпленький ветерок нежно коснулся кожи. Он открыл глаза и увидел Эйприл. Обняв руками коленки, она беззвучно визжала от нестерпимой боли. Белая кожа стала розовой — как у младенца, но ярче. Из ушей текла кровь.

Кир прикоснулся к своим — на пальцах заблестели алые капли. Но кожа на руке была самой обычной, и не было боли.

На ладонь упало несколько перьев. Кир огляделся. На плечи, на голову, на порванные в клочья тысячетонные радиаторы и обломки труб, кровавым снегом оседал пух — напоминанием о том, что ещё минуту назад птицы существовали.

Кир огляделся.

Западной арки не было. С небес, на поле с застывшими многогранниками медленно опускался «парус». Куски чёрной ткани кружились и сталкивались. Антенное поле на юге превратилось в свалку покорёженного металла. Полностью уцелела лишь громада Преобразователя, да силовая часть — над реактором по-прежнему полыхало чёрное пламя.

«Вот и всё... Нет больше Станции, и нет надоедливой жизни...»

Кир протянул руку к Эйприл — и сразу одёрнул, лишь только увидел её плечо. На коже вздулись волдыри, а из трещин сочилась сукровица. Девушка повела головой, и на землю посыпалась ржавая труха — всё, что осталось от огненно-рыжих волос. Она попыталась встать, и упала.

Кир, как мог осторожно, перевернул девчонку на спину. Морщась от боли, она часто моргала веками, лишёнными ресниц.

Распухшие и полопавшиеся губы что-то сказали.

— Что? Повтори!

С третьего раза Кир прочёл по губам: «Вода».

— Я сейчас принесу!

Губы снова зашевелились.

Что? «Океан»? Я правильно понял?

Она повторила:

— Да, океан...

Кир опустил Эйприл у кромки прибоя. Спуск по шаткой лестнице с девушкой на руках вспоминать не хотелось — несколько ржавых ступеней рассыпались прямо у него под ногой.

Побережье было усеяно окровавленными кусочками: клювастыми головами, крыльями, лапками — тем, что осталось о чаек. На таком расстоянии волне недоставало сил, чтобы превращать всё живое в пыль. В бухте, кверху брюхом плавали рыбы.

«Рыбы! А я думал, жизнь родилась возле куба!»

Девичья рука жадно тянулась к воде, обломки ногтей царапали гальку. Но Кир не решался опустить в воду обожжённое тело.

«Безумие! От солёной воды станет хуже!»

Но, Эйприл — не человек. Кроме того, она без устали повторяла: «Выключи разум, и сердце подскажет правильное решение».

Сердце всегда подсказывало только одно: «Во всём слушайся Эйприл!»

Кир взял девушку на руки, сделал пару шагов и опустил в океан, поддерживая голову над водой, чтобы она не захлебнулась. К счастью, в бухте было спокойно.

Эйприл улыбнулась. Кир и сам ощущал облегчение. От воды по телу разливались горячие волны, наполняя тело энергией. Зудело и щекотало в ушах...

Волдыри на коже Эйприл начали лопаться. В воде повис кровавый туман. Затем, туман загустел, и тело окуталось бурой полупрозрачной слизью.

Кир достал руку из воды, разомкнул большой и указательный палец. Слизь вытянулась в тонкую нить и застыла. Кир пошевелил пальцами — движение далось с трудом. Вниз полетели коричневые кусочки.

Слизь под водой уже превратилась в студень. Выделялось только лицо.

Повинуясь наитию, Кир на мгновение окунул голову Эйприл в воду — и её лицо покрылось той же субстанцией. Потом, он окунул и свою — чтобы вода затекла в повреждённые уши.

Студень темнел, затвердевая. Девчонка окуклилась, как гигантская бабочка.

Текли минуты. Постепенно слух возвращался, Кир уже слышал лёгкий шёпот прибоя.

Эйприл забилась в руках, разламывая оболочку. Мальчишкой овладел ужас, ему показалось, что из «куколки» появится вовсе не «бабочка», а жуткая тварь...

Но под скорлупой оказалась всё та же Эйприл: та же белая кожа, те же горящие угли зрачков в раскосых миндалевидных глазах, та же чёрная чёлка и коротко стриженый затылок. И всё та же обезоруживающая улыбка.

Пока они шли по пляжу, Эйприл алчно зыркала на тела чаек и опускала глаза, перехватив взгляд Кирилла.

Он её понимал. Есть хотелось до жути — организм отдал все ресурсы на восстановление. А ведь девчонку искалечило намного сильнее!

«Может — отвернутся, и пусть она ест?»

Кир вздохнул...

«Нет. Это уж слишком!»

— Держись... Если что, я тебя донесу...

Дальше они молчали. Лишь перед лестницей, Кир предупредил об отсутствующих ступенях.

Жизнь, всё-таки, уцелела. По дороге до Логова, встретился заяц и пара лисиц, одна из которых умерла у них на глазах — дёргаясь в страшных конвульсиях и фыркая кровью.

Около Преобразователя Эйприл осела в траву.

— Дальше не можешь?

Она опустила глаза.

Кир хотел сбегать наверх за едой и вернуться. Но побоялся оставить девчонку одну. Взвалил на спину и поволок.

Поднимаясь по лестнице, он волновался о том, что наверху может не оказаться консервов или Логова целиком... Но, всё было на месте.

Он положил девушку на кровать и начал кормить её с ложки — мясом, что никогда не бегало, и горохом, что никогда не рос.

Эйприл жадно хватала каждую ложку, промахиваясь и рассыпала кашу себе на живот. Кир морщился от стука зубов по металлу.

Потом, разогрел ещё одну банку. И ещё... Их Эйприл умяла без его помощи.

Опорожнив две литровых бутылки воды, она сразу заснула.

Кир лежал на спине, глядя, как над куполом загораются первые звёзды. На его плече покоилась голова Эйприл.

— Кир?

«Наконец-то, проснулась...»

— Я здесь.

— Я это знаю! — Эйприл расплылась в счастливой улыбке. — Кир, ты опять спас мне жизнь.

— Не знаю только, зачем...

Улыбка исчезла с лица.

— Почему ты так со мной?

— Почему? Станции больше нет! А это попросту невозможно... Что это было? Только не говори любимое: «Откуда мне знать?»

— Но что ещё мне сказать?

Кир вздохнул... Встал, сжал кулаки. Взглянул на девушку сверху вниз.

— Ты разрушаешь мой мир, разрушаешь меня. Ты — раковая опухоль, Эйприл...

Он снова вздохнул.

— Но чувства не удалось растоптать. Они прорастают опять. Я люблю тебя, и ничего не способен с этим поделать.

— Любишь? Ты никогда меня даже не видел! Ты любишь лишь отражение, символ, образ в твоей голове...

— Ты о чём?

— Кир, та штука, которую ты считаешь мной — не я, а всего лишь модель. Смоделированная твоим мозгом девчонка. Ещё есть мальчишка — модель Кирилла реального. Вероятно, они очень любят друг друга — там, в твоей голове. Гуляют по Станции — не настоящей, а смоделированной.

— Это безумие!

— Вовсе и нет! Все так и живут — внутри собственной головы! В мёртвом, искусственном мире, окружённые трупами. Делают вид, что об этом не знают, — Эйприл заговорщески понизила тон, — Но, если спросить человека: «Ты где?», он непременно укажет на голову! Так что, твой мир мне не сломать!

— Ты просто врёшь.

Идти в кровать не хотелось. Что за радость смотреть, как одна девушка разрушает твою жизнь во сне, пока другая занимается этим в реальности!

Кир снял с гвоздя единственную куртку — синюю, с голубыми вставками, вышел на крышу и уселся на парапет.

С моря дул влажный ветер. Внутри уцелевших башен теплился свет, то разгоравшийся, то почти затухавший. Тут и там, среди развалин, раздавался жуткий тоскливый вой — одни звери умирали от ран, другие чуяли разлившийся в воздухе запах смерти. В небесах, подсвеченные полной луной, сияли серебристые облака.

Кир просидел так до утра, слушая завывания зверей и ветра, да глядя на кровавое пламя заградительных огней, стекающее с погнутых стрел громоотводов.

Умирающий мальчик на умирающей Станции. На давно уже мёртвой планете.

Загрузка...