Сначала исчезли пчёлы…

Глава 24. У Табакерки

Снова игривое утро щекочет мои ресницы тёплым лучиком, призывая скорее встречать новый день. Любопытно — как бы я ни спал, на каком бы боку не устраивался, пронырливый луч всё равно находил лазейку к моим, сокрытым веками, глазам. Даже когда я отворачивался от окна, он каким-то невообразимым способом находил отражающую поверхность. Например, в лежащих на тумбочке часах, в стекле, скрывающем вывешенную отцом фотографию от различного рода механических воздействий, блестящей дуге у изголовья моей же кровати. В общем, хитрый он, этот лучик. Сегодня он тоже нашёл свой путь и тормошил сознание, призывая не лентяйничать, а вставать и жить, просто жить, не во сне, а наяву. Ведь наяву гораздо больше интересного, чем может показаться на первый взгляд. Тем более, что сегодня выходной, а значит можно не отвлекаться на общее благо и заняться своим индивидуальным. А заняться есть чем. Ведь, наше новое жилище мы только-только начали приводить в порядок. Однако, работы ещё вагон и малая тележка. А ещё, сегодня ровно месяц с того момента, как мы приехали на Старое поселение.

К слову, разобраться в том, как же правильно называть наш населённый пункт — я так и не смог до конца. Старожилы говорили о том, что это станица, которая так и называлась — Старая. Но долгое время не местные называли её поселением, хотя, как заверяли старожилы, при этом яростно потрясая кулаками, что никого сюда никогда не селили и не переселяли. В итоге получился некий симбиоз из исторического и, так сказать, пришлого названия. Впрочем, не многих смущал тот факт, что в округе станичников называли поселенцами. Большинству на это было просто плевать. Хотя, конечно, история требовала справедливости. А потому, сам я начал называть Старое поселение — станицей. Это никого не смущало и не раздражало. Ни поборников исторической точности, ни меня самого.

— А в станице уже утро, — как бы напоминая сам себе, что Старое поселение, всё-таки, станица, сонно-сладко бурчу под нос, потягиваюсь и, наконец, открываю глаза.

Теперь мои действия спросонья никто не комментирует, так как у каждого своя спальня. Вообще, наш домик, сейчас мне кажется, хоть и компактным, но весьма удобным для трёх холостяков, которым, ни к чему ненужные излишества, вроде всяких декоративных штуковин и прочей белиберды, которой женщины любят обставлять окружающее их пространство. Живи с нами хоть одна дама, думаю, нытьё насчёт нехватки места не прекращалось бы никогда. А так — всех всё устраивает.

Планировка нашего жилища незамысловатая и удобная. При входе встречает крошечный предбанничек, отделённый аркой от гостиной, которая чуть побольше его самого. Из гостиной можно попасть в три места. Прям, как в сказке — «Налево пойдёшь…» и так далее. Прямо — зал, из которого мы поздним вечером разбредались по своим маленьким норкам-спаленкам, коих как раз три. Если свернуть направо, то можно попасть в кухню. Налево — санузёл, что, с учётом деревенского быта, коий в России почти не менялся уже лет сто, не могло не радовать. Ведь, у многих до сих пор туалет был уличным, что, в особенности по холодам, являлось прискорбным обстоятельством.

Так или иначе — дом меня устраивает полностью. Тем более, что здесь есть все удобства. Правда канализация идёт в специальную яму, которую нужно периодически чистить, вызывая «говновозку», которая, слава Богу, в станице имеется. А ещё, электричество нам протянули от соседа. Сказали, что автономное обеспечение сделают чуть позже. Да-да! Каждый дом в Старом поселении абсолютно автономен, благодаря солнечным батареям, которые буквально штампует здешний «Кулибин». Никаких громоздких сетей в станице нет с тех пор, как она официально, по документам, стала мёртвым населённым пунктом, то есть тем местом, где никто не живёт.

Конечно же, это было только по документам, жители здесь остались, хоть и немного. Но вот подачу электричества в станицу прекратили ещё в 2019-м году. Как показало время, станичники смогли не просто наладить быт, без участия энергетических корпораций, но и стать, вполне себе, технологически продвинутым населённым пунктом. Наш дом должен стать продвинутым, буквально со дня на день. Ну, а пока, пользуемся соседской взаимовыручкой.

— Всё! — приказываю сам себе вслух и рывком поднимаю корпус в вертикальное положение.

Замечаю серое пятно на противоположной стене, слева от окна — плохо пробелил. Неделю назад решили обновить побелку, чтобы стало посвежее. Надо бы подправить… Но это потом. Сейчас — встать. Хотя, нет. Можно позволить себе ещё одно удовольствие… Тяну руку к старой тумбочке, нащупываю картонный коробок. Утренняя сигарета в постели. Что может быть лучше для того, чтобы украсить начало нового дня? Подношу пачку к лицу, благоговейно открываю. Пусто. Ну, что же, желаемое и действительно не всегда совпадают. Встаю, заправляю кровать, направляюсь на поиски.

— Тук-тук, — бесцеремонно вхожу в спальню Серёги.

— Чего тебе, — сонно отзывается тот.

— Доброе утро! — решаю соблюсти формальность.

— Чего надо, спрашиваю? — не оценил моего жеста друг детства.

— Сигареты есть?

— Не-а. Я последнюю вчера добил, — сквозь зевок проясняет ситуацию с куревом Серёга.

— А чего не сказал?

— Я думал — у тебя ещё остались.

— Думал он… — плохо сдерживаю раздражение. — Просыпайся!

— На хрена?

— Просто так, — бросаю через плечо, выходя из комнаты.

Смотрю на часы — полвосьмого. Придётся совершить утренний моцион… Натягиваю носки, штаны, футболку, направляюсь к выходу. Шнуруя ботинки, чуть задумываюсь — решаю накинуть штормовку. Утренняя прохлада ощутимо сочится сквозь щель под дверью — значит, не помешает.

— Я за куревом! — громко выкрикиваю в зал и покидаю наш, почти уютный и почти обжитый домик.

Сигареты в Старом поселении можно раздобыть, как и любое другое продовольствие, в магазине, который располагается, аккурат, посреди центральной улицы, которая, кстати, так и называется — Центральная. Магазин тоже сначала назывался «Центральный». Но вскоре табличку сняли, ввиду её бредовости. Магазин-то был единственным и относительно чего он являлся центральным, было совершенно не ясно. Потому, магазин стал просто магазином. Даже с окраины до него можно было дойти минут за пятнадцать, если топать не совсем уж вразвалочку. Но, насколько я мог знать, сигареты можно раздобыть ещё и непосредственно у того, кто их в этот самый магазин поставляет. И этот кто-то гораздо ближе.

Местным сигаретным производством, а также производством рассыпного табака, который предпочитали многие местные мужики, занимался Михаил Юрьевич Санин или просто Миша Табакерка. Если брать расстояние от нашего домика до места проживания Миши Табакерки, то оно измерялось пятью минутами ходьбы. Пять против пятнадцати — выбор очевиден. Потому, ноги несут меня на восточную окраину.

Буквально через пару минут интенсивной ходьбы, вижу край станицы и последние дома. Тот, что мне нужен — второй с краю. Жилище Миши Табакерки довольно скромное. Небольшой кирпичный домик с мансардой. Рядом уютная аккуратная беседка. Всё остальное пространство, как я понял, было уже давно предназначено для дела. По обе стороны от дома тянутся длинные жилы множества верёвок, привязанных к Т-образным столбам. Это напоминает специальные стенды для сушки белья, которые раньше были почти в каждом дворе. Однако, здесь верёвок намного больше и расстояние между ними не столь значительное. Ну а за домом располагается довольно внушительный участок, засеянный, конечно же, табаком. Кусты идут ровными рядами и в высоту уже вымахали, примерно, по колено.

Никакого звонка я не обнаруживаю, потому просто отворяю низенькую, символическую калитку и следую к дому. Снова проверяю время — часы показывают без пяти восемь. «Не так уж и рано», — оправдываю сам перед собой свою наглость и стучу в добротную, вскрытую лаком, деревянную входную дверь.

Уже и не помню когда видел такую. Сегодня мир предпочитает пластик, металл — всё неживое, холодное. Хотя, может это и оправдано, ведь живого осталось так мало. Мы слишком долго считали, что Земля будет прощать все наши прегрешения. И она прощала. Годы, десятилетия, столетия… А потом мы получили то, что получили. Получили мёртвые реки, опустевшие от живности степи и иссохшие леса, там, где они ещё остались. Получили дерьмовую, почти искусственную еду. Получили тех, кто это всё узаконивал росчерком пера, и тех, кто молча за этим наблюдал. Получили больное общество и асоциальных изгоев… Получили то, что заслужили…

Ход моих неожиданно печальных мыслей прерывает лязг засова и лёгкий скрип открывающийся двери. Моему потупленному в раздумье взору предстают тоненькие стройные ножки, нырнувшие в вязаные следочки. Медленно поднимаю глаза. Взор проплывает по коротеньким бирюзовым шортикам, слегка свободной белой маечке, даже своей мешковатостью не способной скрыть тонкую изящную девичью талию, останавливается на милом, почти детском личике. Маленькие губки, распахнутые в удивлении большие карие глазки, один из которых чуть прикрывает косая тёмная чёлочка.

— Ой! — озадаченно срывается с розовеньких губок, которые тут же выгибает милая улыбка, вызванная нелепостью ситуации. — А я не вас ждала…

— Ой… — глупо повторяю себе под нос и просто замолкаю, будто школьник, не сделавший домашнее задание и, как назло, вызванный к доске.

— Вам, наверное, папу позвать?

— Да, наверное… — почему-то смущённо бормочу. — Мне бы Мишу Таба… Михаила Юрьевича! — немного запоздало исправляюсь.

— Пап! — звонко и чуть протяжно кричит девушка себе через плечо. — Пройдёте? — предлагает она.

— Нет, спасибо, — выдавливаю натужную смущённую улыбку. — Я здесь подожду…

— Ну, как знаете, — пожимает худенькими плечиками и ловко, скользяще развернувшись на полированном полу, удаляется.

Мой взгляд безвольно провожает тоненькую фигурку. Почему-то становится стыдно… Хотя за что? Я мужчина. Она… Наверное, уже женщина. Ну, не ребёнок — это точно! Так, почему же я, словно школьник, заливаюсь краской?

— Звала? — слышу, откуда-то из глубины дома, мужской голос и это немного отрезвляет моё разгоряченное сознание.

— Да, там пришли к тебе, — звенит в ответ девичий голосок.

— В такую рань? — вопрос остаётся без ответа, хотя, наверное, и задан он был просто в пространство.

Шаркающие шаги приближаются, и моему взору предстаёт заспанный мужчина средних лет, среднего роста и такого же, среднего телосложения. Чёрные с редкой проседью волосы — растрёпаны, густые усы — вздыблены. В общем, становится понятно, что человек только из постели. Махровый халат накинут явно не поверх трико и свитера. Да уж… Не идеальные обстоятельства для знакомства. Ну, какие есть…

— Доброе утро! — приветствую хозяина дома.

— Доброе… — протирая глаза, сонно отзывается мужчина.

— Вы же Михаил, правильно?

— Так точно — Михаил. А вы, — направил он на меня указательный палец, — из новеньких?

— Меня Игорь зовут. Всё правильно — мы месяц назад сюда приехали.

— Ясно, ясно… — кивает Табакерка. — А ко мне то вас, что привело? Да ещё и в рань такую!

— Вы уж извините, — начинаю оправдываться, — тут дело такое…

— Курево закончилось? — снисходительно кивает Миша.

— А вы откуда знаете?

— Так я ж, вам только для этого и нужен! — недовольно бурчит Табакерка, даже не пытаясь скрыть своего разочарования в людях, в общем, и во мне, в частности.

— Ну, почему, «только для этого»… — снова по-детски смущаюсь.

— Ну, а зачем ещё? Или может ты свататься к Кристинке пришёл? Так начинай!

— А можно? — вдруг вырвалось у меня, и я запоздало понял, что сморозил глупость.

Всё-таки Фрейд не такой уж и шизофреник, как многие считают…

— Можно! — отвечает он полной неожиданностью. — Только меня зачем будить? — комично задирает вверх кустистую бровь. — Ладно, хватит ломать комедию! За табаком пришёл?

— Да! — повинно склоняю голову.

— Ладно, — снисходительно смотрит исподлобья. — Много надо?

— Ну, — чуть мешкаю, — пару пачек…

— Хорошо. Будет тебе «пара пачек». Чай будешь? — неожиданно включает Миша гостеприимного хозяина.

— Да, — опять чуть мнусь, — не откажусь!

— Не холодно, вроде? — спрашивает он скорее у самого себя, высунув нос за дверь. — Пойдём в беседку. Кристя! — призывно гаркает он.

— Чего? — доносится откуда-то из дальней комнаты.

— Чайку организуй!

— Хорошо, — следует чуть недовольный, но покорный ответ, вызывающий на лице Табакерки лёгкую улыбку. — Прошу! — призывно указывает он на крытую, округлую беседку и уже через несколько секунд мы оказываемся на деревянных лавочках, разделённые небольшим овальным столиком.

— Игорь, — впервые обратился ко мне по имени Табакерка, — можем «на ты»?

— Конечно!

— Вот и славно. Не спешишь?

— Нет, а что?

— Да, ничего, — успокаивает Миша. — Просто, новые люди у нас не так часто появляются. Интересно разузнать, поговорить…

— А-а-а, вот вы… — быстро исправляюсь, — ты о чём…

— Сами-то откуда? Не из облцентра?

— Из него, родимого…

— Земляки, значит.

— Правда? — удивляюсь неожиданному факту.

— Правда. На Ельцина жил…

— Серьёзно?! — удивляюсь ещё больше. — А я на Ельцина работал!

— А где? Если не секрет, конечно…

— Не секрет — в УИЦе.

— О-о-о! — театрально скривился Миша.

— Чего «о-о-о»? Работа как работа, — даже чуть насупился я. — Между прочим, людям помогал, когда можно было…

— Ну, ладно! — примирительно поднимает руки Табакерка. — Помогал, так помогал… А чего сдёрнул-то?

— Получилось так…

— Да ладно тебе! Колись! — преждевременно перешёл Табакерка в режим панибратства.

— Да… — снова замешкался, пытаясь сформулировать мысль.

— Переклинило? — пытается угадать Миша и, как ни странно, попадает в точку.

— В общем — да, — соглашаюсь с его предположением.

— Натворил чего-то?

— Было дело…

— А чего? — решил-таки допытаться хозяин.

— Ну, как тебе сказать… — решаю не отпираться. — Короче, пацана из специнтерната забрать решил. Знаешь, школы такие есть, куда так называемых асоциальных детей…

— Да, знаю-знаю! — нетерпеливо перебивает Табакерка. — Так и что?

— Ну, забрал! — развёл я руками.

— Недоговариваешь? — весело прищурился тот.

— Чуть-чуть совсем, — соглашаюсь с хозяином дома. — Охрана была против.

— И?

— Была против, но за оружием своим следила плохо, — решаю чуть съюморить.

Однако, Миша явно понял, что в этой шутке, шуткой и не пахнёт. Но, его этот факт, похоже, нисколько не смутил.

— Молоток, что могу ещё сказать? — одобрительно кивнул Табакерка. — Это ты не того пацана, что со Спиридоном и Леной живёт, вытаскивал?

— Его.

— Твой?

— Чего, «мой»?

— Сын.

— Да, ну! — брезгливо отмахиваюсь, словно от мухи. — Мне сколько, по-твоему?

— Ну, в жизни бывает всякое! — развёл руками Табакерка. — У меня вот, Кристя, в двадцать родилась!

«Значит, по возрасту уже на выданье» — отмечаю про себя, поскольку Мише уже явно за сорок.

— Так, а какое он к тебе отношение имеет? Если не секрет, конечно… — продолжает допытываться хозяин.

— Да, как тебе сказать, — почему-то чуть смущаюсь, по неясным самому мне причинам, — просто пацан — сын моей хорошей знакомой…

— Бабы твоей?

— Нет, не бабы! — начинает чуть раздражать назойливость хозяина. — Просто подруги, — уточняю на всякий случай. — Поехали проведать и, ты знаешь, так там всё уныло и, как бы тебе сказать…

— Колюче, — вдруг выдаёт свой вариант прилагательного Табакерка. — Всё угловато, схематично. Все такое, ломающее любую индивидуальность и творческие порывы. Всё как форма для штамповки. Штамповки биоресурса…

От изумления у меня начинает отвисать челюсть. Вглядываюсь в лицо «Табакерки», который ещё минуту назад был для меня заурядным станичником. Даже не замечаю, как юная и прелестная Кристина приносит нам горячий чайник и чашки. Даже её удаляющаяся и прекрасная в своей юной притягательности фигурка, уже не может приковать к себе мой взгляд. Внимание просто поглотил этот, кажущийся мне теперь странным, человек.

— Чего умолк? — как ни в чём не бывало, вопрошает Миша.

— Откуда вы всё это знаете?

— Мы же договорились на «ты»?!

— Да какая разница! Откуда? — повторяю свой вопрос.

— Я был там, — просто отвечает Табакерка. — Три года. Я всё там знаю. От входных ворот и этих дурацких указательных линий, и заканчивая тем, какие болты крепят к стенам хомуты водопроводных труб. Я был там три года. Потом сбежал.

— Ни хрена себе… — только и нашёлся я.

— Ага, — согласился Миша и наполнил чашки благоухающим горячим напитком. — Ромашка! — объявил он. — Выпей. Успокаивает.

— Спасибо, — принимаю предложенную мне чашку и делаю глоток. — А мы точно об одном и том же месте говорим? — вдруг усомнился я в искренности хозяина. — Насколько я знаю, подобные школы организовали лет десять назад, не больше. А вам…

— Сорок четыре, — совершенно спокойно уточнил Миша. — Только, «тебе», мы, кажется, договорились?

— Пардон.

— Ты всё верно говоришь, — откинулся на спинку Табакерка. — Сама система таких школ появилась не так давно. Но вот, на базе чего они появились?

— И, чего же? — озвучиваю ожидаемый вопрос.

— Вот! — назидательно поднял он указательный палец вверх. — А раньше, какие-то из них были просто интернатами, а какие-то специнтернатами. А специнтернат, это такое, очень общее название, просто звучит благочестиво. На самом деле, большинство из них — просто тюрьмы для малолеток, которых ещё нельзя сажать по тюрьмам. А в том, о котором мы говорим, ещё в 2008 году стали применять новые, по тем временам, методики. Это было не просто обучение, психологическая или воспитательная работа. Это было — всё это и ничто сразу, одновременно! Абсолютно все занятия, будь то уроки, досуг, поход в столовую, внеклассное чтение, просто прогулки — всё было подчинено одной системе. Знаешь, как будто разные по форме и вкусу печеньки нанизаны на одну и ту же острую, такую, нитку, которая постоянно попадает между зубами. Кусаешь — чувствуешь, как она больно выпивается в десну. И как бы ни кусал, какое бы печенье не грыз — она всё равно режет. А потом привыкаешь. Уже не обращаешь на неё внимания. Вот так и там. Нас заставляли привыкать к своему месту в этой жизни — месту сброда, что должен быть благодарен, что ему оставили право на жизнь. А-а, — махнул он рукой, — так не объяснить. Это нужно прочувствовать на себе.

— И ты сбежал?

— Да, — уверенно кивает Миша. — Я понял, что начинаю сходить с ума. Это, кстати, даже приветствовалось. Почему-то психов все жалели, и им даже преференции были. В общем, ещё чуть-чуть и всё, ку-ку! — повертел он пальцем у виска.

— И как?

— Воспользовался паникой.

— А если подробнее.

— Сам панику навёл — сам воспользовался. Устроил диверсию с водопроводом. Шум, гам, МЧС, — его лицо расплылось у мечтательной улыбке, — короче — благодатная почва, чтобы «сделать ноги».

— Получилось? — задаю глупейший вопрос и сам поражаюсь своей глупости.

— Ну… — даже как-то замялся Табакерка, — я же здесь, а не в дурдоме!

— Ну, да… — снова мямлю под нос.

— Ладно, — чуть хлопает по столешнице Миша. — Извини, у меня сейчас дела кое-какие, коль уж проснулся… А вообще — заходи в гости. Буду рад. Как я уже говорил, новых людей тут редко увидишь.

— Хорошо, зайду обязательно.

Мы встали, пожали друг другу руки.

— Ой! — вспомнил я, уже практически у калитки. — А как насчёт сигарет?

— Слева, — равнодушно бросил с порога Табакерка.

— Что «слева»?

— От тебя слева ящик.

Оглядываюсь и, действительно, вижу слева от себя нечто на вроде гибрида сундука и собачьей будки. Точнее, именно сундук, но с довольно искусно притороченным к ней ровным отрезком шифера, очевидно исполняющего роль крыши. Сам же ящик стоит на ножках, сантиметров по двадцать в высоту, очевидно служащих сваями, препятствующими намоканию снизу. Вопросительно киваю на него, получаю в ответ кивок одобрения. Открываю крышку-крышу и нутро «табачной будки» являет мне ещё три ящичка. Два с россыпью табака, один с коричневыми сигаретами, перетянутых между собой бумажной ленточкой. На вид в каждой перетяжке по десять сигарет. Оборачиваюсь и ещё раз одариваю хозяина вопросительным взглядом — снова получаю одобрение и уже смело перекладываю в карман штормовки четыре перевязки, то есть — сколько и просил, в пересчёт на стандартные пачки.

— На будущее, — вместо прощания объявляет Табакерка, — там всегда есть сигареты. Приходи — бери.

— Спасибо. А…

— А, это потому, — предвосхитил он мой вопрос, — что такие же как ты, не только с утра, но и по ночам, периодически, приходят. В магазин идти лень, а Табакерке ведь ни спать, ни жрать не надо! — решает покапризничать он напоследок. — Вот и сделал такую вот будочку, для собственного спокойствия. Пользуйся!

— Буду знать, — удивляюсь его изобретательности.

— Ну, бывай! — машет он прощаясь и захлопывает за собой дверь.

— Во дела, — бормочу, почти что про себя. — Будочка, блин…

Отойдя от дома моего нового знакомого пару десятков шагов, достаю из кармана одну из перемоток, вытаскиваю сигарету, верчу в пальцах. Коричневая, на первый взгляд, бумага, оказалась ни чем иным, как настоящим табачным листом. То есть, по факту, это не сигареты, а маленькие сигары. К тому же, их диаметр казался ощутимее больше, нежели стандартный, привычный мне с пятнадцати лет. Да — я рано начал курить. Но, как ни странно, мне никогда не доставляла особых хлопот моя вредная привычка. Разве что, в подростковом возрасте, когда взрослые гоняли, да когда сигареты заканчивались в самый неподходящий момент.

Нюхаю миниатюрную сигару. Запах терпкий, чуть сладковатый — совсем непохоже на то, к чему привык. Ощущаю губами приятную шершавость табачного листа. Чиркаю зажигалкой, жёлтый огонёк сначала неохотно лижет закруглённый коричневый кончик, но чуть распробовав, вгрызается в него и рубленные листья начинают разгораться. По привычке делаю глубокую затяжку и буквально сгибаюсь пополам в приступе удушливого кашля. Такой крепости я никак не ожидал. Прокашлявшись, недоверчиво смотрю на зажатый в пальцах коричневый цилиндрик. Делаю аккуратную, быструю затяжку, разбавляя дым свежим воздухом. На этот раз удаётся сдержать кашель и почувствовать вкус… Да уж, таких сигарет я ещё не пробовал. Того, что я взял, нам с Серёгой хватит явно дольше, чем на один день…