Джинни оказалась права. Разговор продолжался пять минут, и самым важным его пунктом было время встречи. Мелочь предлагала полночь, но Наседка заявила, что не в состоянии так долго не спать. В результате подруги договорились встретиться в половине десятого в тот же вечер.
Когда Джинни вылезла из машины, три вдовы, как и в ее прошлый визит на кладбище Литтл-Шоу, уже ждали ее. Мелочь, в ярко-оранжевом рабочем комбинезоне, зажала под мышкой три лопаты; на другой руке висели три ведра. Джей-Эм, в черных брюках и водолазке, почти сливалась с темнотой. Наседка сменила юбку с мелким набивным узором на подпоясанные ремнем вельветовые штаны, принадлежавшие, похоже, ее мужу.
Джинни забрала с заднего сиденья машины две лопаты и присоединилась к подругам.
— Я не решилась сказать Элисон, чем мы занимались. Полиция опять таскала ее на допрос, она совершенно измучена. И очень огорчится, если узнает, что Бернард у нас — подозреваемый номер один. — Наседка вцепилась в ручку гигантской корзины для пикника.
Джей-Эм вытащила из-за пояса фонарик.
— Еще больше она огорчится, если ей придется всю жизнь провести в тюрьме, и лишь потому, что отказывается принять правду об этом человеке, — парировала она, направляя конус света на невысокую, по пояс, кладбищенскую ограду.
— Ворота запирают каждый вечер, а после прокола в офисе Бернарда я не готова их взламывать, — призналась Мелочь. — К тому же тут не очень высоко.
Одна за другой они перелезли через ограду и ступили на кладбищенскую территорию. Луна скрылась за грядой облаков, но блуждающий конус света от фонарика Джей-Эм помогал подругам прокладывать путь среди запущенных могил.
— В каком-то смысле даже хорошо, что у города не хватает денег. Зато здесь нет камер наблюдения. — Джей-Эм перешагнула большой камень и направилась к новым участкам кладбища.
— Просто очень много мертвых тел, — сказала Мелочь, когда они добрались до оградки с одиноким деревянным крестом и холмиком земли, из которого торчало несколько искусственных букетов. Землю явно не подготовили к установке надгробия.
— Мы же все равно знаем, что такое жить с призраками. Я все еще думаю об Адаме каждый день. Мне кажется, мы носим наших мертвецов с собой, — напомнила Наседка, и Джинни покрылась гусиной кожей, но совсем не оттого, что тени веток лежали на расколотых надгробиях, как длинные пальцы.
Она никогда не смотрела на смерть с такой точки зрения и теперь не знала, что думать. Неужели с ней происходит именно это? Неужели она живет с призраком?
Наседка окинула ее взглядом:
— Зря я это сказала. Тем более что у тебя еще года не прошло. Знаешь… если ты не хочешь идти дальше, мы поймем.
— Чепуха. Джинни уже не сможет уйти. И потом, она уже замешана. Посмотрите на ее ботинки, — сурово проговорила Джей-Эм и направила фонарик на ботинки Джинни.
— Я не передумала. — Джинни прогнала неуютное чувство и наклонилась, чтобы рассмотреть землю. — Нам повезло, что надгробие еще не установили. Недавно прошел дождь, и земля мягкая. Копать будет легче, но сначала надо убрать все с холмика, чтобы определить, где яма.
— Ты так говоришь, как будто тебе не впервой. — Мелочь оперлась на лопату.
— Я собиралась получить магистерскую степень по археологии, так что покопать пришлось, только не могилы. В основном наши раскопки сводились к средневековым помойкам, — неохотно признала Джинни — она не любила говорить о себе. — А потом Эрик решил купить кабинет, в котором работал, менеджер уволился, и мне показалось разумным занять его место. Грязи куда меньше.
— Микроб от грязи дохнет, — напомнила Джей-Эм и сделала шаг назад. — Но ты явно знаешь об этом куда больше нашего, так что передаем инициативу тебе.
Пять часов спустя четыре подруги уже смотрели в зияющую яму, на дне которой светилась белым крышка гроба. Опыт садоводства имелся у всех, но они не ожидали ни того, что дело так затянется, ни того, что земли окажется так много.
Джинни повращала плечами и обхватила ладонями стаканчик с горячим чаем.
— Ты точно не хочешь сэндвич с яйцом? — Наседка протянула ей тарелку с аккуратными сэндвичами из белого хлеба, но Джинни помотала головой: она знала, что самое трудное еще впереди. Надо придумать, как поднять крышку, не говоря уже о том, чтобы взглянуть на труп.
Джей-Эм, похоже, угадала ход ее мыслей.
— Жаль, что мы не сообразили позвать Митча, — заметила она. — В следующий раз надо не забыть.
— В следующий раз? — Наседка, которая собралась было откусить от сэндвича, поперхнулась.
— Надо смотреть на вещи непредвзято, это полезно. Ну, самое трудное позади, давайте поднажмем.
— Никакого «поднажмем», — раздался вдруг слишком знакомый голос, и в глаза Джинни ударил луч фонарика.
Щурясь от внезапного света, Джинни свободной рукой, как щитком, заслонила глаза. Конус переместился с Мелочи на Наседку и, наконец, на Джей-Эм. Потом пошарил на дне только что разрытой ими могилы. Наконец фонарик со щелчком выключился. Перед ними стоял инспектор Уоллес.
Оцепеневшими пальцами Джинни сжимала стаканчик с чаем.
О Боже мой. Как все плохо!
— Никто не хочет объяснить, какого черта здесь происходит? Или мне вас всех арестовать? — В мрачном свете луны рот полицейского сжался в куриную гузку, а глаза превратились в две узкие щели, в которых мерцала досада.
Руки и ноги Джинни налились свинцом, но сердце стучало как бешеное.
— Арестовать нас? — Первой обрела голос Джей-Эм. — Ну и ну! И это после того, как мы взяли на себя всю тяжесть расследования!
— Правда? И что же вы нарасследовали? — У Уоллеса дернулся рот, словно мужчина изо всех сил сдерживал рвавшиеся на волю слова.
— Я собираюсь воспользоваться пятой поправкой[15]. И рекомендую моим клиенткам сделать то же самое. — Джей-Эм скрестила на груди руки, вызывающе глядя на Уоллеса.
Кажется, Джей-Эм не отдавала себе отчета в том, что они в Соединенном Королевстве и американская конституция их не защитит.
Но Джинни решила, что говорить об этом несвоевременно.
Уоллес раздраженно вздохнул.
Плохо. Совсем плохо.
— Я замерз. Я устал. У меня был тяжелый день. Может, объясните мне, почему я не должен отправить вас всех в тюрьму?
Когда Джинни услышала слово «тюрьма», сердце у нее забилось еще быстрее, а на ключицах выступил пот. О чем они думали? Одно дело — искать флешку, чтобы дознаться, кто на самом деле стоит за смертью Луизы, и совершенно другое — врать об этом. Как гласит старая народная мудрость, если ты оказался на дне ямы — первым делом прекращай копать.
А яму они выкопали знатную.
Джинни открыла было рот, чтобы объясниться. Попросить прощения, пообещать, что это больше не повторится. Но язык словно прилип к небу, и Джинни утратила способность говорить.
— Ну? — Уоллес продолжал сверлить ее взглядом, но Джинни не могла произнести ни слова.
Ее охватила паника, и тут Наседка — добрая, милая, тихая Наседка, сердце у которой обливалось кровью, когда она слышала что-нибудь грустное, — выступила вперед, держа в руках тарелку сэндвичей.
Джинни могла только молча смотреть на происходящее.
— Детектив Уоллес, простите нас, пожалуйста. Прошу вас, не вините моих подруг. Они тут ни при чем. Это я виновата. А они просто хотели помочь.
— Кому помочь? — Голос Уоллеса прозвучал угрожающе тихо и холодно. Но Наседка не дрогнула.
— Моей дочери. Помните ежедневник, который Джинни нашла на следующий день после убийства Луизы?
— Тот самый, который она унесла с места преступления, а потом заляпала своей ДНК?
— Это оскорбление! — воскликнула Джей-Эм, но тут же зажала себе рот. — Простите, — промычала она сквозь пальцы.
У Уоллеса снова дернулся рот. Похоже, у него начинался нервный тик.
Джинни попятилась, но Наседка, как всегда, подбодрила ее улыбкой:
— Да. Потом мы упросили Джинни поискать пропавшие страницы в библиотеке. И она их нашла. А еще мы нашли письмо с угрозами, адресованное Луизе. Почерк тот же, что и на конверте.
— Всего-то? А вы не думали отнести свою добычу в полицию?
Наседка залилась краской:
— Мы, конечно, собирались все передать следователям. Но когда Джинни отдавала вам ежедневник, вы были не очень расположены к общению, и мы решили сначала найти побольше доказательств.
— Вот как? Тогда, наверное, почерк, которым написано письмо с серьезными угрозами — то самое, которое Элисон Фарнсуорт отправила Луизе за два месяца до смерти последней, — совпадает с почерком на конверте по чистой случайности?
— Это было терапевтическое письмо. — Наседка сжала тарелку; ее голос дрожал от сдерживаемых рыданий. — Я уже объясняла это констеблю Сингх. Элисон бросили и предали, и в письме она выражала свои чувства. Это я виновата, что письмо попало в руки к Луизе. Предполагалось, что Элисон выговорится и сожжет письмо.
— «Я тебя ненавижу. Как ты смела разрушить мою жизнь? Ты его даже не любишь. В отличие от меня. Но тебе не быть победительницей. Бернард мой, и если он не достанется мне, то и тебе не достанется», — процитировал Уоллес голосом, лишенным эмоций.
Джинни со страхом заподозрила, что это дословная цитата из письма Элисон. Теперь она поняла, почему вдовы так стремились опередить полицию.
Если они скажут Уоллесу о записке с угрозами, они сделают Элисон не лучше, а хуже. Это Джинни тоже поняла.
Инспектор молчал. Ему явно хотелось взглянуть на страницы из ежедневника.
Наконец Джинни удалось справиться с вросшими в землю ногами. Будет несправедливо, если Наседка возьмет все на себя, тем более что на самом деле страницы нашла Джинни. Она робко шагнула вперед и, уговаривая коленки не подгибаться, пошла к расстеленному Наседкой яркому пледу в зелено-белых квадратах. Взяла сумку и достала письмо, которое она, чтобы не испортить, сунула в прозрачный файл.
— Что еще за записи? — ледяным тоном спросил Уоллес, проглядев письмо.
— Это мы и пытаемся выяснить. По словам Керис Аллан, Том всегда носил при себе флешку… простите, девайс для хранения цифровых данных, — терпеливо объяснила Мелочь, словно давая Уоллесу урок компьютерной грамотности. — После смерти Тома Луиза забралась к ним домой. Искала эти данные.
Стоило Уоллесу услышать о проникновении со взломом, как его хмурое лицо превратилось в маску с открытым ртом.
— Откуда вы знаете про взлом? Нет, постойте. Просто объясните, как вы дошли от вероятного взлома до… этого. — И он указал на раскопанную могилу, на дне которой поблескивал в бледном свете луны белый гроб Тома Аллана.
— О, эта часть вас впечатлит. — Мелочь явно не обращала внимания на бешенство, выражавшееся на лице Уоллеса. — Как выяснилось, Элси Уикс годами ремонтировала костюмы Тому Аллану. И речь шла не об укорачивании штанин и не о том, чтобы расшить брюки в поясе. Она зашивала в пиджаки флешку. Элси думала, что там порнография.
— То есть, говоря напрямую, вы явились сюда и разрыли могилу ни в чем не повинного человека из-за нелепой надежды найти доказательство того, что кто-то угрожал Луизе Фарнсуорт.
— Отлично. Вы все сказали несколькими словами. — Мелочь ободряюще кивнула Уоллесу. — Мы надеемся, что, до чего бы мы ни докопались, наша находка объяснит мотивы убийцы.
— И поможет распутать дело, — вставила Джей-Эм.
Наседка, так и стоявшая с тарелкой сэндвичей в руках, шагнула вперед:
— Я знаю, что это прозвучит странно, но мы должны были что-нибудь предпринять, чтобы убедить полицию… мм… то есть вас, что Элисон невиновна. У вас был тяжелый день, вы наверняка проголодались. Может, покушаете? — И она протянула тарелку Уоллесу.
— Под нас не подкопаешься, вы нас пальцем не сможете тронуть, — поправила ее Джей-Эм, после чего взяла один из предложенных сэндвичей и вгрызлась в него.
От необходимости отвечать Уоллеса избавил отдаленный вой сирен.
— Повторять я не буду. Оставьте это дело полиции. Далее. Если вам удалось найти еще какие-нибудь улики, предлагаю передать их полиции. А потом забирайте свои лопаты, корзинку для пикника и отправляйтесь по домам.
— Зачем? Чтобы вы похоронили это дело и арестовали Элисон?
Уоллес скрежетнул зубами:
— Затем, чтобы я получил разрешение на эксгумацию. И затем, чтобы не напоминать себе, что у меня рука не поднимается арестовать четырех женщин, которые пытаются меня самого свести в могилу.
Не говоря больше ни слова, Уоллес направился к главным воротам, откуда гулко разносились по всему кладбищу голоса прибывших полицейских.
После его ухода Джинни согнулась пополам, не зная, радоваться ли тому, что их не арестовали, или поражаться, что Уоллес им поверил. Ей не сразу удалось унять разогнавшийся пульс.
— В голове не укладывается, что это произошло, — прошептала она.
— Понимаю. — Мелочь нахмурилась. — Наседка была права. Он точно оголодал, потому и злится.