Матушка опять оказалась слишком дипломатична в формулировках.
— Прошу прощения, но что означает, что отец не оправдал надежд Шереметевой? Тем более что за это она хотела отправить его на плаху.
Светлейшая княгиня пристально посмотрела на дверь и прислушалась, словно хотела проверить, не грели ли уши слуги. Затем, взяв чашку уже остывшего чая, перевела взгляд на меня.
— Еще раз повторю: никому ни слова, — строго проговорила она.
— Разумеется. Я бы и вовсе оставил эту тайну вам с отцом и Шереметевой, но мне служить под ее началом.
И хорошо бы понимать, насколько велика ее обида сейчас и как это отразится на мне. Причем матушка ни разу не упомянула о негативе генерал-лейтенанта лично в ее адрес. Ненависть Шереметева сконцентрировалась только на отце.
Сперва я подумал было, что между ними могла быть какая-то интрижка, но тогда неприязнь должна была распространяться и на мою матушку, поскольку отец женился именно на ней. Ситуации бывают разные, но нередко отвергнутая женщина жаждет отомстить и сопернице.
Однако, как я понял, светлейшей княгини этот вопрос не касался. Либо я все неверно понял. Тем интереснее.
— После окончания всех курсов Пажеского корпуса твой отец начал службу в полку Шереметевой, — начала рассказ матушка. — Тогда он еще не получил титул светлейшего князя и именовался просто бароном Николаевым. Он, как и ты, не был наследником, так что претендовать на богатства своей семьи не мог. Пришлось самому пробивать себе дорогу. Да и богатств, будем честны, особо и не было. Несколько чухонских деревень, пара маленьких заводиков… И все.
Это я хорошо знал. До того как стать светлейшим князем Балтийским, Иоанн Карлович из учтивости носил титул барона Николаева. Низшая ступень современной аристократии в империи. На наследство он претендовать не мог, да и род его был очень ограничен в средствах. Два деревообрабатывающих завода дышали на ладан.
Так что с четырнадцати лет мой отец поступил на военную службу — самый выгодный вариант для талантливого, но бедного юного аристократа.
Первой ступенью на пути к успеху окончание в Пажеского корпуса — отбор там был жесточайший. Затем он смог перепрыгнуть с Рубинового ранга на Сапфировый, что тоже отмечало его как человека немалых талантов. Уже тогда его взяли на карандаш в столице. И после, получив офицерское звание, он был направлен…
— Ты же помнишь, что твой отец получил звание подпоручика?
— После реформы — младший лейтенант, да, — кивнул я. — Насколько я понял, такого удостоились не все выпускники.
— Верно, Алексей. Но это младшее офицерское звание позволило твоему отцу претендовать на… более престижные места. Во время одного из смотров случился небольшой инцидент. В то время как раз набирали силу протесты против судебной реформы, и какие-то идиоты сумели проникнуть на территорию корпуса и бросили бомбу в толпу курсантов. Как раз в тот момент, когда приглашенные полковники проводили смотр…
— Да, отец рассказывал эту историю. Он вовремя сориентировался и выставил крепкую защиту. Благодаря этому никто толком не пострадал. Обратил инцидент себе на пользу.
— Именно, — улыбнулась матушка. — Собственно, именно тогда твой отец и приглянулся Шереметевой. Ее как раз тогда назначили командиром резервного Каспийского полка.
Что ж, теперь кое-что начинало сходиться. Я знал, что отец состоял в этом полку, но также мне было известно, что он не принимал участия в войне с Персией.
— Завершив обучение, твой отец получил предложение поступить на службу адъютантом полковника Шереметевой.
Я пристально посмотрел на матушку.
— Тогда-то все и началось?
Она покачала головой.
— Все — понятие растяжимое, Алексей. Тогда началась его служба при Шереметевой, и целых три года она была им довольна. Бела твоего отца заключалась в том, что довольна была им не только Лариса Георгиевна. Он слишком многим нравился.
— Император? — догадался я. — Твой венценосный брат, упокой Господь его душу.
— Тогда еще цесаревич Петр Николаевич, — отозвалась матушка. — Твой отец и покойный император познакомились в Генштабе, куда Шереметевой и ее помощникам пришлось мотаться почти каждый день. Тогда как раз начались волнения в Азербайджане, и Персия вторглась в наши владения. Затем мой покойный брат отправился на Кавказ как официальный представитель императора, с ним — несколько полков, в том числе и Каспийский. Для усиления. Они почти год там проторчали, так что время подружиться было.
— Так что же в итоге случилось? Цесаревич переманил отца к себе?
— Когда время его командировки подошло к концу, он предложил твоему отцу выбор. Место во дворце, в гвардии. Сам знаешь, какие преимущества это дает… И поскольку мой покойный брат был наследником, составить соответствующий приказ было несложно.
Выходит, в тот момент, когда стало понятно, что в Азербайджане начинается заварушка, мой отец покинул полк ради места при дворе.
Как второй сын, я прекрасно понимал, что это был один шанс на миллион. Тем более что у отца исходные данные были гораздо слабее моих. Бедный даже не барон из Великого княжества Финляндского — и вдруг такая возможность! Отец никогда не казался мне честолюбивым человеком, так что наверняка он согласился на предложение цесаревича ради подъема престижа своего рода. И, к слову, преуспевал в этом, пока не случилась Трагедия. Ведь потом была блестящая служба, реорганизация дворцовой охраны, успешное предотвращение нескольких покушений на стадии замыслов — тогда они работали вместе с «Тройкой». Титул светлейшего князя, женитьба на великой княжне… Действительно, почти что из грязи в князи.
Но для Шереметевой это было предательством. В конце концов, именно она вывела его в люди, обеспечила знакомство с цесаревичем… И посчитала, что он просто воспользовался ею и пошел дальше.
— Матушка, простите за бестактный вопрос. Но дело было только в этом? Или моего отца и Шереметеву тогда связывало нечто большее, чем служба?
Светлейшая княгиня сжала челюсти и поставила пустую чашку на стол.
— Я никогда об этом не спрашивала. И тебе не советую.
— Почему?
— Потому что Шереметева, пусть и уже генерал-лейтенант, но все же женщина. И честь дамы следует блюсти. Что бы между ними ни было, это касается только их двоих.
— Но ты не думаешь, что это могло повлиять на ее отношение?
— Какая теперь разница, Алексей? Она считает, что твой отец ее предал. Это главное. И тогда, после Трагедии, она уповала именно на то, что твой отец так легко сменил хозяина.
— Как будто у него был выбор, — усмехнулся я.
Матушка печально улыбнулась.
— Был. Всегда есть выбор, сын. Твой отец мог отказаться и остаться в полку. Это было добровольное решение.
Я задумчиво кивнул.
Что ж, теперь становилось понятнее. Мне почему-то тоже показалось, что будь там просто личная связь, Шереметева не стала бы реагировать так остро. Для нее служба и ее люди были превыше всего — насколько я мог судить. И она осуждала отца за то, что он покинул не ее саму, а свою службу.
Вот уж и правда не оправдал ожиданий…
Мои размышления прервала трель телефона. Матушка приподняла брови.
— Это твой. Журналистов сразу отсылай к Яне.
Но это были не журналисты. На экране высветилось «РЕСТАВРАТОР».
— Прошу прощения, это важно.
С молчаливого согласия матушки я поднялся и отошел в конец гостиной.
— Слушаю.
— Ваша светлость? — Неуверенно спросили на том конце, хотя этот Ежов звонил уже не впервые.
— Он самый. Чем могу помочь?
— Это Никита Андреевич Ежов, ваша светлость. Мастер-реставратор Музейного центра Императорского Эрмитажа.
— Да, я вас узнал. Никита Андреевич, что вы хотели?
— Спешу сообщить, что работа завершена. Вы можете сегодня подъехать? У нас послезавтра ревизия, не хотелось бы, чтобы нашли заказ…
— Постараюсь сегодня. До скольки вы работаете?
— Могу задержаться до девяти.
— Буду раньше. Ждите через два-три часа. До встречи.
— До встречи, ваша…
Я сбросил звонок, не дождавшись прощания, и тут же встретился с ледяным взглядом матери.
— Куда ты собрался?
— В Выборг.
— Таня? — тут же встревожилась матушка.
— Слава богу, нет. Позвонили из реставрационной мастерской, куда я относил книгу на восстановление. Просят забрать.
Княгиня с недоверием на меня посмотрела.
— И это настолько срочно, что ты готов прямо сейчас сорваться с места?
— Эту книгу очень хотел увидеть отец. У нас договоренность, что я привезу ее сразу же.
— Что за книга?
— Действительно важная. В которой я вычитал кое-что об аномалиях. Отец велел мне ее найти, покуда я был в Выборге. Но, когда я все-таки ее обнаружил, оказалось, что она просто рассыпается. Понес к музейщикам, заплатил денег, чтобы привели все в порядок.
Матушка побледнела.
— Книга? Об аномалиях? И ты ничего не сказал?
— Сказал же. Отцу. Можешь у него уточнить.
— И ты доверил такие ценные сведения музейщикам⁈ — возмутилась она.
— А кому еще, мам? Или ты умеешь реставрировать?
— Ну, немного изучала технологию, к твоему сведению. Мы же букинисты.
— Там запущенный случай. И я специально нашел людей поближе к нам, потому что они лояльнее.
— Я могу отправить кого-нибудь из наших, — предложила она. — Тебе не обязательно ехать самому.
— Я должен посмотреть, как там Татьяна.
Это был последний аргумент, но я убедил княгиню.
— Ладно, но поработай с менталом, — вздохнула матушка. — Нормально поработай. Если там что-то ценное, то реставраторы должны об этом забыть. Но тихо. Если хочешь, я поеду с тобой.
Матушка хоть и была боевиком, но психоэфирную магию знала хорошо. В императорской семье, скажем так, допускались некоторые послабления в работе с людьми. Но она сама меня и учила, так что я бы справился не хуже нее. Тем более что некоторые знания я прихватил из другого мира.
— Не стоит привлекать лишнего внимания, ваша светлость. Я все сделаю чисто.
Я собрался было уйти, но матушка жестом меня остановила.
— Вернись сегодня же. И не думай, что я забыла о том, что ты устроил с Павловичами, — строго сказала она. — Вечером, когда твой отец вернется, будет разговор. Придется решать, как выкручиваться из этой ситуации с наименьшими потерями. И молись богу, чтобы эта книжка действительно содержала что-то ценное. Потому что это единственное, что спасет тебя от гнева князя.
— Не день, а сплошная суета в разъездах, а, ваша светлость?
Лаврентий гнал по трассе Петербург — Гельсингфорс с максимально разрешенной скоростью. Выше было уже опасно для жизни — дорога пролегала через Карельский перешеек с его скалами и каменными грядами. Не серпантин, но вилять то и дело приходилось. На этой дороге постоянно случались страшные аварии.
— Да уж. Я прихватил для вас полдник с кухни, — отозвался я с заднего сидения. — И для вас, Константин. Бутерброды с ветчиной, кофе в термосе, половина пирога с рыбой.
Охранник из Зимнего как раз съел мятную конфету — видимо, его слегка укачало. А вот любивший поесть Лаврентий явно обрадовался.
— Благодарю, ваша светлость. Вы не волнуйтесь, уже к городу подъезжаем. Всего-то два с небольшим часа заняло. На рекорд идем…
Сейчас было почти семь вечера. К счастью, темнело пока что поздно, так что добрались засветло.
— Сразу в замок, пожалуйста. У меня встреча.
— Как пожелаете, ваша светлость.
Заехав в Выборг, Лаврентий тут же направился в сторону центра. А поскольку городок у нас был совсем небольшой, то уже через десять минут машина затормозила перед мостом к замку.
— Я буквально на пятнадцать минут.
Мой вечный спутник Константин молча вышел и направился следом за мной. Серьезно, ну после сегодняшних событий мог бы уже убедиться в том, что на моей охране можно сэкономить бюджет… Но служба есть служба. Приказано — вот и ходит за мной по пятам.
— Нам туда, — я указал туда, где располагалась реставрационная мастерская. — И предупреждаю, что вас могут выгнать.
— Не посмеют, ваша светлость.
— Я вас выгоню, если понадобится. Мне и самому, вообще-то, туда заходить не положено. Это же почти лаборатория!
Константина это не убедило, ну и ладно. Ежов тоже не идиот болтать при свидетелях. Выкрутимся.
В окнах мастерской горел свет от настольных ламп. Мы быстро поднялись на второй этаж, и я постучал в нужную дверь.
— Никита Андреевич?
Тишина.
Не дожидаясь ответа, я распахнул дверь и заглянул внутрь. Кругом царил хаос — все перевернуто вверх дном, на столах и на полу куча вываленных заготовок и материалов, размазанные краски, брошенные инструменты…
— Проклятье!
Кто⁈ Кто, черт возьми, выследил? Специально же приперся сюда накануне праздника, чтобы на мою белобрысую башку обращало внимание поменьше народу.
— Никита!
Мы с Константином переглянулись. Оба, не сговариваясь, активировали защиту.
«Пойду первым» — жестом показал охранник.
Я покачал головой.
«Вместе».
«Нет. Вы должны оставаться в безопасности».
Я вытаращился на него как на идиота. Да, это могла быть подстава, но здесь явно что-то искали. Сейчас важнее найти реставратора.
Жестом послав Константина с его правилами подальше, я двинулся вдоль стеллажей, в ячейках которых когда-то были аккуратно сложены холсты, кожи и бумага. Константин, явно проклиная меня и тот день, когда пошел на службу в Зимний, пошел вдоль противоположной стены.
«Чисто», — почти одновременно показали мы друг другу. В зале и правда никого не было.
Но это было не единственное помещение. В конце зала чернели две двери.
Я показал на левую, Константин выбрал правую. Выбили одновременно.
Моя дверь вела в другой просторный зал. Свет оказался выключен, и я нашарил кнопку. Вспыхнули, ослепляя, яркие холодные лампы — но осветили лишь пустое помещение. Тоже бардак и хаос, но здесь было куда меньше территории для поиска.
— Ваша светлость! — донесся голос Константина. — Сюда, пожалуйста!
Раз заговорил вслух, значит, важно. Я вылетел из зала и направился в соседний.
Подсобка. Точнее, нечто вроде комнаты для персонала, где хранили сменную одежду, вместе с этим кипятили чайник, обедали и, судя по запаху, даже иногда курили. Я заметил пепел в пепельнице, но не увидел окурка.
Константин склонился над… телом?
— Жив, — сказал охранник. — Но едва. У меня не хватит эфира, чтобы привести его в чувство. Я прикрою и вызову подмогу.
— Не мешайте, я сконцентрируюсь.
Я склонился над тем, что поначалу показалось мне ворохом сваленных тряпок.
— Никита Андреевич!
Реставратор не пошевелился, но я ощутил слабое биение эфира и, схватив его за руку, тут же принялся закачивать в неодаоренного свою силу. Параллельно провел диагностику. Побои, много. Черт возьми, они выстрелили ему в голову, но он остался жив!
— Ну такое чудо точно не должно пропадать, — выдохнул я и принялся осторожно исцелять невезучего парня. Угораздило же…
— Они… они ее не нашли… — хрипло проговорил Никита.
— Да тихо ты! Дай тебя подлатать сначала.
— Ключ… Там на стене висит старинная связка… Все думают, что сувенирная, — он даже попытался улыбнуться, но вышло жутко. Бедняге развальцевали лицо так, что мать родная не узнает. — Во дворе подвал. Я там спрятал книгу… Там, в железном ящике…
Я даже на миг отвлекся от заклинания.
— И ты не сказал? Кто это был?
— Я вырубился… Их… Кажется, их спугнули…
— Лежи спокойно! Я тебя вытащу. Просто дай поработать.
Я качал в него эфир так же быстро, как в свое время исцелял им паренька от укуса пятнистого аспида. И тот и другой не должны были выжить.
Но хрен я их отдам Костлявой. Еще успеет собрать урожай.
— Головааа, — простонал реставратор. — Господи, как же болит…
Это хорошо. Ну, насколько возможно. Если начала возвращаться чувствительность, то я делал все правильно. Но доставать пулю из головы в таких условиях — это перебор. Я не нейрохирург и даже не маголекарь. С ядами приходилось работать в полевых условиях — это профессиональная травма. А вот огнестрелом в нашем Ордене ранили редко.
И все равно пришлось выдумывать на ходу.
Единственное, что мне пришло на ум — разгонять регенерацию Никиты так быстро, чтобы ткани начали заживать буквально на глазах. Это колоссальный выброс силы, да и не всякий неодаренный такое выдержит. Но карета скорой может не успеть, да и медицина в Выборге все же не столичная, так что вариантов мало.
Внезапно Никита схватил меня за руку.
— Они спрашивали о вас. Ждали, когда я останусь один. Я только одного запомнил, и то по акценту. Кажется, немец…