— У меня не получится!
Резкий порыв ветра с залива едва не сбил Таню с ног. Сестра с трудом устояла и почти потеряла концентрацию. Заклинание сорвалось с ее рук, структура почти рассыпалась, но в последний момент Таня смогла его подхватить.
— Отставить разговоры! — жестко велел я. — Держи дальше. Все у тебя получится.
Несмотря на резкое похолодание, сейчас Таня обливалась потом от напряжения. Задача была проста в формулировке, но сложна в исполнении, особенно для новичка вроде моей юной сестры.
Тане требовалось удержать в пространстве нашего мира сгусток энергии Искажения. Это была еще одна необходимая ступень мастерства — научиться изолировать инородную силу в любом пространстве, чтобы она не причинила вреда ни мастеру, ни окружающим.
— Черт! Почему же так сложно? Оно мгновенно сжигает все, что я на него вешаю…
Таня совершила типичную ошибку новичка, построив защитную сферу, основываясь на стихийной силе, а не на эфирной. Потому-то энергия Искажения так быстро его уничтожала.
— Добавь эфира, — велел я, готовый в любой момент подстраховать сестру.
Даже если сгусток инородной энергии вырвется на свободу, я мгновенно его схвачу. Но я хотел, чтобы Таня не просто научилась колдовать защиту как по книжке — мне было нужно, чтобы сестра научилась думать как маг-преобразователь.
— У меня мало, — взмолилась Таня, продолжая тянуть силу из бушующего ветра.
— Достаточно, чтобы все правильно сделать. Давай, не бойся. Не выгоришь.
Сестра наградила меня недоверчивым взглядом, хотя на самом деле не доверяла сама себе. После ее первой победы над тягой к инородной силе она, вообще-то, могла бы быть и поувереннее. Не могу сказать, что она преодолела самую сложную грань, но и успех на самом деле был гораздо мощнее, чем ей казалось.
— Давай, Тань! Не тяни кота за…
— Ладно! Черт с тобой!
Она за несколько секунд изменила структуру заклинания, и сетка перестроилась у меня на глазах. Как только вокруг сгустка силы оказалось больше эфира, защита мгновенно окрепла и стала таять гораздо медленнее.
Сестра удивленно уставилась на результат своей работы.
— Не понимаю…
— Думай, Тань! — улыбнулся я. — Все же очевидно! Сейчас поддай еще немного эфира и убери стихии. А потом полностью сделай сетку только из одного эфира. Работай постепенно, по шажочку. Не торопись.
Я внимательно наблюдал за тем, как Таня послушно ослабляла стихийное влияние до тех пор, пока защита не превратилась в кокон из чистого эфира.
— А теперь посмотри внимательно на то, что с ним происходит, — велел я. — Поднеси поближе и изучи. Ничего плохого не будет.
Таня поднесла сверкающую белыми прожилками сферу на уровень глаз, а затем изумленно взглянула на меня поверх нее.
— Она не тает! Совсем! Она стабилизировалась.
Я широко улыбнулся.
— Верно. Ты справилась. А теперь брось в меня этой штуковиной.
Таня пожала плечами и запустила сферой в меня, словно мячом. Я поймал ее одной рукой, крепко схватил и, сломав эфирную защиту, словно скорлупу, мгновенно утилизировал инородную силу. Точнее, отправил себе в запас.
— Фууух, — Таня опустилась на большой плоский камень и достала из рюкзака термос. — Кофе будешь?
— Когда я отказывался от кофе?
Сестрица достала две складные чашки, разлила напиток и поставила обе на камень, как на стол. Я потянулся, разминая плечи, и устроился рядом с девушкой. Над водой кружили мои Чуфта и Арс, привлеченные силой Искажения. Но помощники быстро поняли, что полакомиться родной энергией им не светит, поэтому быстро переключились на рыбу.
— Ты прекрасно справилась, — сделав глоток восхитительно горячего кофе, я приобнял сестру. — Схватываешь почти что на лету.
— Да ну тебя. Я же ничего не понимаю из того, что делаю.
— Так подумай и задай мне вопросы. Почему, по-твоему, инородная сила так легко прожигает стихийные барьеры, но эфир не берет?
— Эфир имеет другую природу.
— Логично.
— Эфир — универсальный материал, — продолжала рассуждать сестра. — Но… Так, погоди, Леш. Я запуталась. Эфир имеет живую природу. Это ведь жизненная сила любого существа. Человека, собаки, да хоть паука…
— Верно, — я жестом велел ей продолжать. Пусть напряжет извилины. Это важно.
— Но ведь когда в меня попала эта инородная сила, я едва не умерла. Она сжигала и мой эфир…
— А что случилось потом?
— Потом… — Таня внезапно просияла, словно поймала мысль. — Мой организм смог адаптироваться, когда мы перешли критическую точку. Выходит, и мой эфир тоже смог адаптироваться под эту инородную силу! Ведь теперь-то я могу спокойно переносить его в определенных дозах…
— Бинго! — кивнул я.
— Бинго? Что это?
— Да так, — отмахнулся я. — Одно сленговое словечко. Означает попадание в нужную цель. Ты догадалась, почему твой эфир смог так хорошо удержать эту энергию в замкнутом виде.
Следующим этапом должно быть умение создавать внутри своего тела подобный резервуар из эфира, который будет защищать накопленную энергию Искажений. Но я сомневался, что успею научить этому Таню. Все же такие практики — это уже серьезный уровень, а Таня только-только начала оттачивать базовые навыки. Пока что ей придется убиваться над самоконтролем и управлением эфиром.
— Черт, Леш, я и не думала, что у меня получится…
— Ты еще много раз удивишься сама себе, сестренка. Ладно, давай допивать и возвращаться. А то наши охранники на том холме сейчас околеют.
Таня хитро прищурилась.
— Чего это ты начал так заботиться о комфорте охраны? Или, быть может, ты торопишься домой по другому поводу? Одна птичка мне напела, что камердинер подготовил для тебя выходной костюм…
Хитрюга! Все она уже пронюхала. Вот только я сам до последнего не знал, смогу ли сегодня покинуть поместье. Сперва мне требовалось убедиться, что состояние Тани действительно стабилизировалось настолько, что ей не потребуется нянька в моей лице.
— Рассказывай давай, куда намылился! — Таня забрала у меня пустую чашку и, сполоснув в воде, сунула в рюкзак. — Еще и при параде…
Ладно, все равно узнает, а потом вытрясет из меня всю душу. Я закинул рюкзак на плечо и аккуратно обнял сестру за талию.
— Разве эти твои птички не нащебетали тебе, что мы с матушкой приглашены на чай к Павловичам?
Итак, этот день настал.
Пока я приводил в чувство Таню в Выборге под неусыпным надзором нашего старшего братца, родители не провели ни единого спокойного часа в Петербурге. После нашего возвращения в столицу и последовавших за этим стремительных событий наш статус круто изменился. Теперь те, кто ранее здоровались с нами сквозь зубы и словно невзначай забывали поздравить с праздниками, сами рассылали нам приглашения и мечтали отказаться с визитом в нашем доме.
— Не могу говорить за весь год, но в этом сезоне наше имя точно самое популярное в свете, — устало сказала матушка, откинувшись на мягкое сидение автомобиля. — Спасибо, что приехал, Алексей.
— Я бы ни за что не отправил тебя на растерзание Павловичам одну.
— Растерзанием я бы это не назвала, но твоя поддержка на этой ярмарке тщеславия мне точно пригодится. Твой отец на приеме в Мариинском, и даже лучше, что вместо него со мной едешь ты. Татьяна точно в порядке?
Я кивнул.
— Не будь я в этом уверен, к Павловичам ты бы отправилась одна. Или с Виктором. Кстати, почему ты не позвал его?
Матушка вздохнула.
— Потому что Виктор там нужен как собаке пятая нога. Не он произвел впечатление на женщин Павловичей, а ты. И видеть желали тебя, а не его.
Понятно. Пусть я не принц и не великий князь, каких желали видеть в своем доме Павловичи, а даже не наследный светлейший, но мой исключительный ранг ставил меня выше некоторых условностей. И хотя все эти чаепития казались мне невыносимо скучными, присутствие острой на язык Кати должно было немного разогнать тоску. Тем более что я обещал ей разговор.
Я обернулся к матушке.
— Думаешь, у великой княгини возникли на меня планы?
— Не уверена. Скорее тебя просто хотят рассмотреть получше, а там уже решат, достоин ли ты ухаживать за одной из двух девиц, или нет. Ситуация патовая. По традиции им необходимо выдать первой Катерину — без этого Виктория не устроит своего счастья. У Виктории есть несколько молодых и перспективных ухажеров, но все опять упирается в упрямство главы семейства. Говоря откровенно, мне безумно жаль двух этих девиц. На дворе двадцать первый век, а Павловичи со своими традициями так и застряли в позапрошлом столетии.
Я рассмеялся.
— И это мне говорит бывшая великая княжна Романова.
— Которая нарушила все правила, что были возможны, Алексей, — напомнила матушка.
— Трудно не согласиться…
— Слушай мое наставление, сын, — внезапно посерьезнела матушка. — Это твой первый выход на чай, и не сомневайся, что уже вечером весь Петербург будет знать, какое впечатление ты произвел. Будь сдержан и скромен, одеяло на себя не перетягивай. Ухаживай, покажи интерес, но не переходи к сближению, если хозяева не сделают это первыми. Пригласят показать дом или сад — соглашайся. Но сам не любопытствуй.
— Разумеется, ваша светлость, — кивнул я. — Будьте спокойны, не опозорю. Да и невесту мне присматривать рановато.
— Это ты так думаешь…
— Вот потому я и счастлив сбежать в Спецкорпус.
Автомобиль затормозил у выкрашенного в желтый цвет дома номер шестьдесят восемь по Английской набережной. В народе его называли Ново-Павловским дворцом, а все потому, что основатель ветви Павловичей выкупил его у знаменитого финансиста барона Штиглица еще в позапрошлом веке.
Штиглиц построил для своей семьи настоящий дворец — не хуже, чем у представителей императорской династии. Там было все — бальные и концертные залы, несколько гостиных, столовые, множество личных комнат. Все было отделано и обставлено с невероятным богатством, а коллекция живописи могла поспорить с музейной.
Собственно, на том баронский род и погорел — его менее удачливые потомки просто не смогли содержать настолько роскошный дворец. Так что великий князь Павел Александрович, сын императора Александра II, выкупил его для своей семьи и сделал постоянной резиденцией. Даже сейчас Павловичи тратили большие суммы на жизнь в этом дворце, но понты великому князю всегда были дороже денег.
— Ваша светлость! Добро пожаловать в Ново-Павловсский дворец!
Слуги в черно-красных ливреях с золотом тут же окружили наш автомобиль и помогли нам выбраться.
— Благодарю, — прижимая к груди сумочку, матушка приняла мою руку и элегантно вышла из машины. Двери здания уже были распахнуты, а в холле почетным рядом выстроились служащие.
Мы вошли в просторный холл, где у подножия лестницы нас уже дожидались хозяева. Княгиня Елена Павловна, бывшая принцесса Вюртембергская и по совместительству супруга князя императорской крови Дмитрия Павловича, стояла под руку с наследником и отравителем-неудачником Павлом Дмитриевичем. Позади них улыбались две девицы Павловичей — Кати и Виктория.
— Ваши высочества, — хором произнесли мы. Матушка присела в изящном реверансе, а я поклонился на должную глубину.
— Ваши светлости!
Елена Павловна шагнула к нам с распростертыми руками, но искренности в этом жесте я не заметил. Эта женщина еще в первую встречу на именинах цесаревича показалась мне строгой, замкнутой и даже суровой. На ее лице словно бродила тень недовольства то ли окружающей действительностью, то ли своего места в этой действительности. Она не была красавицей даже в молодости, но оставалась недурна собой. И все же моя матушка блистала на контрасте.
Мне показалось, что мать семейства экономила на себе. Сама носила закрытые платья с минимумом украшений, прическу делала простую и красилась едва заметно. Словно хотела отвлечь все внимание от себя в пользу дочерей. И ей это удалось: жизнерадостная Виктория сияла в нежном розовом платье из легкой ткани, а ее старшая сестрица осталась верна любимому синему цвету.
— Сегодня вы еще более очаровательны, чем в нашу первую встречу, — отсыпал я дежурных комплиментов в адрес хозяйки дома, когда мне позволили прикоснуться к руке княгини.
— Благодарю, Алексей Иоаннович, — сдержанно кивнула женщина и обернулась к дочерям, приглашая их со мной поздороваться.
Последним я приветствовал Павла Дмитриевича. На удивление его рукопожатие оказалось энергичным и приветливым.
— Рад вас видеть, Алексей Иоаннович. Мне доложили, вы прибыли к нам из самого Выборга. Вдвойне приятно, что вы изменили планы ради нашего приглашения.
— Как же могло быть иначе, Павел Дмитриевич?
Обмениваясь обязательными последними новостями, мы поднялись по мраморной лестнице на второй этаж и прошли через анфиладу парадных залов. Дворец был построен так, что всякий гость, если он был приглашен официально, должен был увидеть все великолепие убранства. К счастью, маршрут нам сократили, потому что стол накрыли в одном из ближайших залов.
— Я слышала, что вы любите голубой цвет, Анна Николаевна, — сказала хозяйка, велел слугам распахнуть двери зала. — Поэтому велела приготовить на сегодня Голубую гостиную.
Гостиная действительно оказалась… голубой. Причем почти полностью. Ткань, которой были обиты стены и мебель, была одинаковой, отчего складывалось впечатление, что некоторые отдельные предметы просто плавали в этом сине-голубом облаке. Но симпатично, хотя и по-старинному вычурно. Все интерьеры сохранили в первозданном виде еще от первого Павловича.
— Прошу, ваша светлость, располагайтесь.
Нас рассадили за белым столом, на котором уже все было накрыто. К счастью, это было время полуденного чаепития, и оно не должно было продлиться больше часа. Матушка оказалась по правую руку от княгини, а меня усадили между Павлом и Кати. Стол оказался довольно большим, так что я был избавлен от необходимости постоянно общаться с княгиней.
Зато на меня тут же насел Павел.
— Вы уже получили повестку, Алексей Иоаннович?
Положив ложку, я удивленно вскинул брови.
— Да, на днях. Полагаю, ваша тоже вас нашла?
— Удивительно, но пока что задерживается. Меня даже начинает это беспокоить.
— Уверен, все дело в простой бюрократии. Не волнуйтесь, Павел Дмитриевич. У них наверняка полно бумажной работы.
— Согласен. В этом году нагрузка очень высокая. Все же первый набор…
Мы же с Кати встретились взглядами, и девушка едва заметно показала мне на дверь. Намек я понял — она хотела поговорить со мной без свидетелей.
Когда сменили несколько чайников и тарелок с пирожными, Кати поднялась из-за стола.
— Матушка, я бы хотела показать его светлости нашу Немецкую галерею. Вы не против, если я проведу небольшую экскурсию для Алексея Иоанновича?
Что ж, я об этом не просил, но и отказываться не собирался. Кати хочет поговорить — поговорим. Я внимательно следил за реакцией Павла и его матери. Казалось, оба колебались, но затем княгиня взглянула на мою мать и кивнула.
— Разумеется, я не против, тем более что его светлость еще точно не видел наше последнее приобретение. Это Шнайдер, последнее полотно из его «весеннего» периода. Буду признательна, если вы вдвоем с Павлом покажете его светлости нашу коллекцию.
Хитрая дама!
Но этого следовало ожидать. Даже сейчас не во всяком Великом доме получится остаться наедине с незамужней девушкой. Нравы, конечно, изменились, но традиции и приличия есть традиции и приличия. Так что Павел с готовностью поднялся из-за стола.
— Кати у нас и правда лучший экскурсовод. Знает историю создания каждого полотна. Идем же!
Инициатива грозила погубить инициатора. Я помог Кати подняться, а она ответила мне полным паники взглядом. И чего так разнервничалась? Это же просто брат. С не самой сильной ментальной защитой…
Выйдя из гостиной, мы снова прошлись по богатым залам и, наконец, оказались в большой комнате, где на гигантских шпалерах висели шедевры немецкой живописи.
— Это Блох… — Павел направился к одной из картин, и не успел я даже пошевелиться, как Кати сама вырубила брата довольно мощным психоэфирным импульсом.
Я поймал начавшего падать наследника и лишь насмешливо приподнял брови.
— Допустим. Что дальше?
— Помоги мне! — раздраженно шепнула Кати. — У тебя лучше получится его усыпить!
Это начинало меня забавлять, хотя так-то являлось нарушением всех законов. Я погрузил парня в сон, усадил на стол и уставился на девушку.
— Ну?
— Если и правда хочешь помочь, то сделай это сейчас. Помоги мне сбежать в город! — С этими словами Кати расстегнула блузку — мне пришлось из приличия отвести взгляд — и вытащила сложенные бумаги. И как они поместились в декольте или в корсете в таком количестве? — Сегодня последний день приема документов в Спецкорпус!