Последние лучи солнца окрашивали улицы города в багровые тона, словно смывая с камней дневную пыль и тревогу. После изматывающей тренировки с Вальтером все тело гудело, как растревоженный улей, а разум был выжжен дотла концентрацией и постоянным контролем над энергией. Я брел к дому Орна, ставшему мне тихой гаванью, чувствуя, как каждая мышца отзывалась приятной, ноющей усталостью. Оставалась лишь одна зыбкая надежда — на скорое возвращение старика и его товарищей.
Каково же было мое удивление, когда у знакомого, видавшего виды забора, я заметил две фигуры. Каэл, сын капитана Горста, стоял в своей привычной, чуть расслабленной, но всегда готовой к действию позе. Его темные волосы были коротко острижены, а лицо с резкими чертами казалось невозмутимым, но в глубине его глаз я уловил едва заметное напряжения. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стояла Лина. Моя соседка, чьи большие глаза обычно излучали доброту, сейчас были устремлены куда-то в сторону, а пальцы нервно теребили край простого платья.
Их разговор у моего забора звучал слишком уж оживленно для случайной встречи. Едва я сделал пару шагов, как они заметили меня. Мгновенно картина изменилась: оба вздрогнули, словно застигнутые врасплох, и засуетились. Каэл выпрямился, а Лина резко отняла руки от платья, сложив их перед собой и пытаясь изобразить спокойствие. Эта неестественная трансформация была настолько комичной, что я едва не рассмеялся. Что они тут такое замышляли?
Я подошел ближе. Первой опомнилась Лина.
— Макс! — выдохнула она, и ее лицо озарила теплая, хоть и немного смущенная улыбка. — Я… мы… так рады тебя видеть. И поздравляю. Весь город только и говорит, что ты прошел Инициацию.
В ее словах звучало неподдельное облегчение, и я понял, что слухи о моем «подвиге» уже успехи обрасти новыми, наверняка преувеличенными, деталями.
— Спасибо, Лина. — кивнул я, чувствуя легкую неловкость от такого внимания.
Затем мой взгляд упал на Каэла. Он смотрел на меня своим обычным, оценивающим взглядом, но сейчас в его стальных глазах, помимо привычной строгости, мелькнула тень уважения, добытого в бою.
— С завтрашнего утра, — без лишних предисловий произнес он, — наши тренировки возобновятся. Отец… Капитан приказал перед уходом.
Внутри у меня все невольно сжалось. Воображение тут же услужливо нарисовало грядущую рутину: ранний подъем, изнурительные упражнения под неусыпным оком Каэла, который выжимал из меня все соки, закладывая тот самый «фундамент», о котором говорил его отец. А после — короткая передышка и снова бой, но уже совсем другого уровня, с Вальтером, где нужно было думать, импровизировать и ломать шаблоны. Мои плечи предательски передернулись в легкой судороге предчувствия этой двойной нагрузки.
Но я тут же взял себя в руки, вцепившись в свое решение. Я сам выбрал этот Путь — Путь Силы. Не из прихоти или жажды славы, а по суровой необходимости. В мире, раздираемом войной с Лесом и имперскими интригами, сила была единственной валютой, которая имела настоящий вес. Единственным щитом, способным защитить тех, кто стал мне дорог. И я был готов заплатить за нее любую цену: усталостью, болью, потом и кровью. Я обрету ее. Во что бы то ни стало.
— Услышал. — мои собственные слова прозвучали спокойно и твердо, без тени тех внутренних содроганий. — Буду вовремя.
Каэл коротко кивнул, удовлетворенный. Казалось, он ждал именно такой реакции. Лина посмотрела на нас обоих с легким недоумением, плохо понимая, о каких таких тренировках шла речь, но промолчала.
— Тогда до завтра. — попрощался я с ними обоими и, отворив калитку, шагнул во двор.
Первым делом я направился к колодцу. Ледяная вода смыла уличную грязь и дневное напряжение, омывая разгоряченное лицо и запыленные руки. Приятная прохлада разлилась по телу, успокаивая ноющую боль в мышцах. Приведя себя в порядок, я зашел в тихий, полутемный дом. Приготовил простейшую похлебку из остатков провизии Орна. Еда была безвкусной, но тело с благодарностью приняло ее, требуя топлива для восстановления. Затушил очаг и рухнул на жесткую постель. Тело горело, ум отключился, и я почти мгновенно провалился в тяжелый, беспросветный сон.
Но покой оказался обманчивым. Сон не принес отдыха, а стал мучительным продолжением дневных тревог, словно вывернутым наизнанку кошмаром, окрашенным в самые мрачные тона.
Мне снилось, будто я снова стоял на площади у подножия статуи Топора. Воздух дрожал от искажения пространства, и из пустоты стали проявляться фигуры. Горст и Эдварн. Они шли, поддерживая друг друга, их доспехи были изорваны, лица залиты кровью, но в глазах читалась ярость и усталая победа. А за ними… никого. Пустота. Я вглядывался в нее, пока глаза не заболели, но Орна так и не было. Статуя стояла в своей новой, победной позе, но ее каменное лицо казалось мне насмешливым. «Он не прошел, — шептал чей-то голос, холодный и безжалостный. — Слаб. Не потянул. Сгорел в аду Инициации».
Картина сменилась. Из-за стен города выползали черные, обугленные щупальца Леса. Они ползли по улицам, проникали в дома, и никто не мог им противостоять. Горст и Эдварн лежали мертвые на площади, их тела поглощала ядовитая зелень поросли. Лина, ее братья, сестра… все, кого я знал, кричали в ужасе, но их голоса тонули в шелесте наступающей растительности. Бабушка Агата стояла на пороге своего дома, тщетно пытаясь остановить ползучую тварь своей резной палкой. Щупальца обвились вокруг нее и утащили в темноту. Весь город, мой хрупкий, нечаянно обретенный дом, погибал в огне и хаосе. Я бежал по пустынным улицам, не в силах никого спасти, а мой топор оказался бесполезен против этой всепоглощающей тьмы.
Я проснулся от собственного стонущего всхлипа. Сердце колотилось где-то в горле, а тело было покрыто липким, холодным потом. В ушах еще звучали отголоски криков. Комната была погружена в глубокую ночную тьму. Я лежал, пытаясь отдышаться и отогнать остатки кошмара, твердя себе, что это всего лишь сон, игра разгоряченного сознания.
И в этот момент в дверь постучали. Сначала тихо, почти осторожно, затем — настойчивее, громче.
Сонливость испарилась мгновенно. Адреналин, верный спутник последних дней, снова хлынул в голову. Я сорвался с кровати, на ходу натягивая штаны и хватая со стула топор. Лезвие, освещенное бледным лунным светом, едва заметно блеснуло. Не раздумывая, я распахнул дверь.
На пороге стоял один из солдат Горста, оставленный Вальтером следить за статуей. Его лицо, в прошлом бесстрастное, в этот раз выражало сосредоточенность.
— Они вернулись. — отчеканил он коротко, без лишних слов.
Большего мне не требовалось. Я бросился вперед, даже не закрыв за собой дверь, и помчался по спящим улицам. Ноги сами несли меня, опережая сумбурные мысли. Сердце колотилось уже не от страха, а от лихорадочной, почти болезненной надежды. «Живыми. — стучало в висках. — Только бы живыми».
Площадь встретила меня необычным оживлением для ночного часа. Несмотря на позднее время, здесь собралось несколько десятков человек — те, кто не смог уснуть в ожидании или кого разбудила весть. В центре этого немого круга, у подножия исполинской статуи, стояли трое. Три фигуры, которые казались мне сейчас самыми прекрасными и дорогими на свете.
Я замер на мгновение, переводя дух и впитывая окружающую картину. Мощная фигура капитана Горста была испачкана грязью и темными подтеками, вероятно, кровью. Броня покрыта свежими вмятинами и царапинами, но он стоял уверенно, широко расставив ноги, и на его обычно суровом лице сияла искренняя, почти мальчишеская улыбка. Он что-то говорил Эдварну, и его хриплый, уставший голос звучал победно.
Эдварн выглядел более сдержанным. Его коренастая фигура была напряжена, рука крепко держала рукоять боевого топора. Но даже его мрачное, обветренное лицо смягчилось, а уголки губ непроизвольно подрагивали, пытаясь сдержать улыбку. В его глазах читалось глубокое удовлетворение и усталость воина, вышедшего победителем из кромешного ада.
И, наконец, Орн. Старик стоял чуть поодаль, его плечи были ссутулены еще сильнее, чем обычно. Он не улыбался, просто молчал, уставившись в землю перед собой. Его вид выражал глубокое потрясение, и у меня снова сжалось сердце. Казалось, он не мог осознать, где находится и что с ним произошло.
И тут до меня дошло, в чем дело. Мое системное зрение автоматически сфокусировалось на них. Над головами Горста и Эдварна сияли символы, наполненные новой силой.
Над капитаном Горстом пылала руническая надпись: «Страж Границы». Этот класс идеально отражал его суть — несокрушимого защитника, человека, ставшего живой стеной между городом и угрозой. От него исходила аура непоколебимой стойкости и грубой, проверенной в боях силы.
Над Эдварном висело: «Воин Топора». Простота этой надписи была смертельно точной. Это был класс воина, доведшего владение своим оружием до инстинкта, бойца, чья жизнь состояла из свиста стали и ярости схваток. Он излучал агрессию и уверенность мастера своего дела.
Мой взгляд упал на Орна, и я замер. Над его седой головой, окутанное мягким, но сияющим золотым светом, парило одно слово: «Творец».
Так вот в чем дело! Все эти годы он был им — прирожденным Творцом! Его мастерство, способность слышать песнь дерева, философия — все это было лишь отголосками его истинной сущности, ждавшей своего часа, чтобы расцвести под лучами Системы. Горячая волна восторга и гордости за старика захлестнула меня.
Я больше не мог сдерживаться. Стремительным броском я преодолел оставшееся расстояние и оказался рядом с ними.
— Вы вернулись! — вырвалось у меня, и голос дрогнул от переполнявших чувств. — Я… так рад вас видеть. Живыми и… с победой.
Я обнял Орна, чувствуя, как его худая, костлявая спина вздрагивает под моими ладонями. Затем так же крепко, по-мужски, обхватил Горста — его латная рукавица тяжело хлопнула меня по спине, и повторил действие с Эдварном.
В тот же миг из тени статуи рядом материализовался Вальтер. Он был бесшумен, как всегда, его строгая мантия даже в ночной мгле казалась безупречной. Бледные глаза медленно скользнули по троице, сканируя, оценивая.
— Поздравляю с успешным прохождением. — произнес он. В его ровном, усиленном голосе впервые за все время я уловил едва заметную нотку удовлетворения. — Как все прошло?
Первым отозвался Горст. Его улыбка померкла, уступая место суровой серьезности.
— Сложно. — отрезал он. — Обычный человек, без подготовки, там и часа не продержится. Нас забросило в какие-то бесконечные пещеры, кишащие тварями. Не такими, как в Лесу. Эти были цепкими, быстрыми, охотились из темноты.
Он кивнул в сторону Эдварна и Орна.
— Нам удалось выжить только благодаря слаженности. Мы с Эдварном уже имели зачатки умений, знали, как держать строй, как прикрывать друг друга. А артефакты, что старик нам приготовил… — капитан посмотрел на Орна с нескрываемым уважением. — Они не раз спасали нам жизни. Один из «Щитов» принял на себя удар камня, летевшего мне в голову с потолка. Раскололся, но и меня спас.
Вальтер слушал, не перебивая. Его лицо оставалось непроницаемой маской, но в глубине его взгляда я уловил едва заметное шевеление интереса.
— Вывод? — коротко спросил он.
— Инициация по-прежнему смертельно опасна. — твердо сказал Горст. — Но она… возможна. Не для всех подряд, но для тех, кто обладает волей, базовой подготовкой и… правильной поддержкой, — он снова кивнул Орну, — шанс есть.
Казалось, именно этого Вальтер и ждал. Он медленно кивнул, и в его ледяных глазах на миг вспыхнула искра, похожая на надежду. Впрочем, это чувство, пусть и приглушенное, читалось на всех собравшихся. На лицах горожан, смотревших на вернувшихся героев, был восторг и облегчение. И на моем тоже. Адский ритуал, столетиями бывший синонимом смерти, оказался не абсолютным приговором. В стене отчаяния появилась трещина, и сквозь нее пробился луч света.
Толпа постепенно расходилась. Люди, успокоенные и обнадеженные, шли по домам, унося с собой историю о трех смельчаках, бросивших вызов судьбе и вернувшихся. Горст и Эдварн, попрощавшись, отправились отмываться от грязи подземелий. Мы с Орном, плечом к плечу, молча побрели к нашему дому.
Войдя внутрь, я тут же принялся растапливать очаг и разогревать вчерашнюю похлебку. Старик безмрлвно опустился на стул у стола, его плечи все еще были напряжены. Я накрыл на стол, поставил перед ним миску с дымящейся едой и кусок хлеба, и сел напротив, терпеливо ожидая, пока он утолит голод.
Он ел неторопливо, погруженный в себя. Лишь когда миска опустела, а последний кусок хлеб исчез, он откинулся на спинку стула и издал глубокий, усталый вздох. Его взгляд, в котором смешались изможденность и ясность, встретился с моим.
— Горст, конечно, все правильно сказал. — начал он тихо, его хриплый голос звучал глубже обычного. — Без них двоих… я бы сгинул в первые же минуты. — он покачал головой, и в глазах мелькнула тень стыда, смешанная с досадой. — Я, мальчик, сильно переоценил свои силы. Глупый, зазнавшийся старик. Думал, раз ты смог, то и я… Но нет. Там нужна не только воля. Нужны боевые навыки, рефлексы, которые годами нарабатываются.
Он замолчал, рассматривая свои мозолистые, исчерченные мелкими шрамами руки.
— Но все же… — его голос внезапно окреп, в нем зазвучали отголоски прежнего упрямства. — Все же я это сделал. Я прошел. И я… — он запнулся, словно не веря собственным словам, — я стал им. Настоящим. Истинным Творцом.
В его глазах разгорелся огонь, которого я никогда прежде не видел — огонь осуществленной мечты, подтверждение всего жизненного пути.
И в этот момент его взгляд стал пристальным, изучающим. Он вглядывался в пространство надо мной, туда, где должен был находиться мой статус.
— А твой класс… — прошептал он. — «Системный Творец». Чем… он отличается от моего?
Вопрос был закономерен, но задан в самый неудобный момент — у меня не было готового ответа. Я и сам не до конца понимал механику своего класса, лишь ощущал его безграничный, пугающий потенциал.
— Не знаю. — честно признался я. — Пока не понимаю. Для этого их нужно… сравнить.
— Так давай сравним! — старик буквально встрепенулся. Усталость будто испарилась, уступив место жгучему, исследовательскому азарту. — Сию же минуту! Некогда тут отдыхать, когда такое открытие!
Я попытался возразить, напомнить, что он только что вернулся из ада и нуждался в отдыхе. Но все мои увещевания разбились о его непоколебимую решимость. Старик смотрел на меня так, словно я предлагал отказаться от клада. Оставалось лишь тяжело вздохнуть, смириться с неизбежным и приступить к импровизированному исследованию.
Следующие несколько часов пролетели в странном, почти лабораторном режиме. Мы не обсуждали мои умения напрямую. Вместо этого я задавал наводящие вопросы, выспрашивал о его новых ощущениях, о том, что он видит в своем интерфейсе, как теперь чувствует материалы. Я действовал осторожно, как разведчик на вражеской территории, боясь спугнуть или вызвать ненужные подозрения.
И постепенно картина начала проясняться. Главное открытие оказалось оглушительным. «Живого Ремесла» у Орна не было. Как я и предполагал, этот навык был уникальным порождением моего Пути Созидания и являлся, по сути, имбалансным инструментом, позволяющим творить артефакты буквально в мгновение ока, в виртуальной мастерской, минуя все физические этапы работы.
Но у Орна было нечто иное. Его навык, названный просто и без прикрас — «Ремесло», оказался феноменальным. Он не творил из пустоты, но кардинально ускорял и улучшал его работу. Скорость обработки дерева, металла, любого материала возросла в разы. Его руки двигались с невероятной точностью и эффективностью, словно невидимый наставник направлял их. Орн теперь мог «чувствовать» материал на более глубоком уровне, предвидеть его поведение, находить идеальные линии разреза и формы. И главное — созданные им предметы, в которые он вкладывал душу и мастерство, обретали поистине невероятную силу. Его артефакты не были порождением чистой энергии, как мои. Они были шедеврами физического мира, усиленными и одухотворенными через ремесло.
На первый взгляд, все выглядело превосходно. У нас обоих были уникальные, мощные классы, открывавшие фантастические перспективы. Орн сиял, как ребенок, получивший самую желанную игрушку. Его мечта, его призвание были наконец-то признаны и усилены самой Системой. Я искренне радовался за него. Видеть этого седого, много повидавшего человека таким… одухотворенным дорого стоило.
Но по мере того, как первый восторг угасал, в комнате повисла тяжелая, невысказанная мысль. Она витала в воздухе, касаясь нас обоих своим ледяным дыханием. Мы переглянулись, и в глазах Орна я увидел то же самое понимание, что и в своих.
Мы находились вне закона.
Империя Санкталия, могущественная и безжалостная, под страхом смерти запрещала наши классы. Аррас и его «Коготь» не стали бы разбираться в нюансах. Для них мы были ересью, которую нужно выжечь каленым железом.
В тишине старого дома, залитого мягким светом утренней зари, мы позволили себе забыть о тяготах. Мы просто радовались. Я — за Орна, за его сбывшуюся мечту, за то, что он выстоял в аду и обрел себя. Он — за возможность творить так, как всегда мечтал, но даже не смел надеяться.
Вскоре силы окончательно покинули старика. Его веки отяжелели, голова склонилась к столу. Мы молча поднялись. Орн, едва держась на ногах, доплелся до кровати и рухнул на нее, мгновенно погрузившись в глубокий, заслуженный сон.
Я еще какое-то время сидел за столом, глядя на его спящее, разгладившееся лицо. В нем не было ни усталости, ни страха — лишь глубокий, детский покой. Затем я тоже поднялся, потушил светильник и прилег на свою постель. Сон пришел быстро и был безмятежным.
А утром, едва первые лучи солнца коснулись подоконника, я уже был на ногах. Оставив Орна досыпать свой счастливый сон, я тихо вышел из дома, поправил топор за поясом и твердым шагом направился на тренировку к Каэлу. Впереди был новый день. День боли, пота и тяжелой работы. День, приближающий меня к Силе.