Системный Творец III

Глава 1

Мир рухнул, сжавшись до бледного, аскетичного лица и двух бездонных глаз, в которых тонули все мои страхи, надежды и сама реальность. Воздух перестал поступать в легкие. В висках застучало, сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из груди. Я чувствовал, как кровь отливает от лица, оставляя лишь ледяную пустоту.

Племянник.

Это слово повисло в пыльном воздухе дома моих родителей, тяжелое и неотвратимое, как приговор. Оно било по сознанию снова и снова, раскалывая его на осколки. Вальтер. Холодный, бездушный системщик, машинально отправлявший людей на убой. Чудовище в мантии. Мой… дядя?

Я стоял, не в силах пошевелиться, не в силах осознать услышанное. Из глубин души, из того места, где копилась ярость на весь этот несправедливый мир, поднималась волна слепого, всепоглощающего гнева. Она плясала у меня в глазах, окрашивая мир в багровые тона, сжимая горло и кулаки. Я ненавидел его. Ненавидел за его спокойствие, за его безразличие, за те сотни жизней, что он уничтожил на площади Серебряного Ручья. И теперь это чудовище оказалось связано со мной кровью.

Вальтер, казалось, уловил малейшие изменения во мне. Его тонкие губы дрогнули в подобии улыбки, лишенной теплоты.

— Не спеши с выводами, мальчик. — его сухой голос прозвучал приглушенно, словно доносясь из-под толщи воды. — Мне есть что тебе рассказать. И, возможно, после этого ты будешь смотреть на происходящее… иначе.

Сделать вдох оказалось невероятно сложно. Воздух обжег легкие. Я заставил себя кивнуть, коротко, резко. Разум, отбросив шок, лихорадочно заработал. Что бы это ни было — ложь, манипуляция или ужасающая правда — мне нужно было слушать. Знание было оружием. Единственным, что у меня оставалось.

Вальтер прошел мимо меня в гостиную, его мантия бесшумно скользнула по пыльному полу. Он опустился на старый диван, покрытый простыней, и жестом указал на место рядом. Движение было не приказом, но… приглашением. Приглашением в ад.

Я подошел и сел, положив на колени бревна «Живой Древесины». Их знакомый, успокаивающий вес был сейчас единственной опорой в рушащемся мире.

Вальтер сложил длинные пальцы на коленях и уставился в пустоту перед собой.

— Скажи, Макс. — начал он, и его голос потерял привычную металлическую бесстрастность, в нем глухие, почти человеческие нотки. — Ты слышал о событии, которое называют Великая Расколотая Ночь?

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Катастрофа, после которой Система перестала являться людям в привычном виде.

— Официальная история гласит, что это был сбой, трагедия. — продолжил Вальтер. — Но это ложь. Удобная для Империи ложь. В тот день не произошло сбоя. В тот день… умер Первый Игрок нашего мира, Эйвеля.

Я почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки.

— Первый… игрок? — выдавил я, и голос мой прозвучал сипло.

— Первый, кого коснулась Система. — Вальтер повернул голову и посмотрел на меня. Его бледные глаза в полумраке казались светящимися. — Первый инициированный. Основатель. Стержень, на котором держалось всё. От него зависело, сможет ли его родной мир, пройдя через горнило испытаний, возвыситься и занять место среди Высших Миров… или же будет растерзан, будучи ареной для чужих войн. Никто, по крайней мере в нашем мире, не знает, как Система выбирает миры для своего прихода. Она просто… приходит.

Он замолчал, давая мне впитать эти слова. Тишину нарушало лишь мое собственное сердцебиение.

— Когда она пришла к нам, мир изменился за один день. Мой учитель рассказывал, — его голос стал тише, почти мечтательным, — что в тот день небо… исчезло. Вместо него появилось нечто, мерцающее бесчисленными белыми точками. По этой… неестественной поверхности ползли полосы, символы, руны, которые никто не мог прочитать. А затем перед каждым живым существом возникла надпись: «Начало Игры». И всё. Через мгновение небо вернулось на место, надписи исчезли. Но мир уже был другим.

Он сделал паузу, его взгляд снова стал острым и пронзительным.

— В центре всех городов, всех поселений, как грибы после дождя, выросли статуи Топора. Прикоснувшись к ним, избранные получали Силу. Становясь Системщиками. Но вместе с силой… пришел и он. Живой Лес.

Я слушал, затаив дыхание, и в голове кусок за куском складывалась ужасающая мозаика. Мерцающее небо, символы… Все это предшествовало моему появлению в этом мире… Неужели на Земле сейчас происходит нечто подобное⁈

Ледяная догадка пронзила меня острее любого клинка. Если всё шло по одному сценарию… значит, я, тот, кто первым увидел Систему на Земле, тот, кого она выбрала… Я был… Первым Игроком Земли? От меня зависела судьба моего родного мира? Головокружение накатило с новой силой. Я едва не опрокинулся назад.

Вальтер, казалось, не заметил моего состояния.

— Первые годы… они были полны надежды. Мы быстро осваивали новые силы, отбрасывали Лес, строили укрепления. Казалось, мы способны на всё. Однако… потом всё изменилось.

Его лицо вновь стало каменной маской.

— Никто уже не помнит точной даты, но однажды, в ту самую Великую Расколотую Ночь, всем сильнейшим Системщикам Империи пришло уведомление. Всего одно. «Первый Игрок мира Эйвель мертв». Это и стало началом конца. С тех пор Инициация… превратилась в тот ужас, который ты видел. Смертность стала запредельной. Система… она словно отвергает наших людей. Не хочет давать им доступ. Но без новых Системщиков наш мир обречен! Лес — это лишь одна из угроз. Лазутчики из враждебных Высших Миров уже здесь. Они ходят среди нас, плетут интриги, ослабляя нашу силу изнутри.

Я сразу вспомнил Найру и Элиана. Их уверенность, пренебрежение, слова о том, что этот мир — арена. Но я сжал губы. Сейчас не время о них рассказывать.

— Почему? — прошептал я. — Почему Инициация стала такой смертоносной?

Вальтер горько усмехнулся, и в этой усмешке было столько усталой горечи, что на мгновение он показался почти живым.

— Я посвятил свою жизнь поиску ответа на этот вопрос, племянник. Я вхожу в число ответственных за проведение Инициации. Я годами изучал тех, кому чудом удалось пройти ее, пытаясь найти в них нечто общее, какую-то черту, ключ… Но пока — ничего. Лишь пустота. Система безжалостно отсеивает почти всех. Мы — испорченный поколение, мир, потерявший своего лидера.

От слов Вальтера стало не по себе. В его голосе не было лжи. Лишь холодное, выстраданное отчаяние ученого, бьющегося над нерешаемой задачей.

— А что будет с моим городом? — спросил я, чувствуя, как вновь поднимается ярость. — Ты же понимаешь! После завтрашнего дня здесь никого не останется! Одни трупы и солдаты!

Вальтер вздохнул, тяжело, по-стариковски.

— Если мы не будем постоянно искать новые кадры, не будем бросать в топку Системы тысячи людей, чтобы получить одного, но сильного бойца, то все население Империи, а скорее всего, и мира, будет обречено. Лес начал свое движение. Его нынешняя активность — это не случайная атака, а генеральное наступление. Поэтому, время, отведенное нам, подошло к концу. Наша империя, Санкталия, долгие годы находилась на границе с Лесом. Мы лучше всех представляем, на что он способен. А наши «соседи»… — он с презрением скривил губы. — Империи Карнхейм и Тиарнвал увидели в наступлении Леса не угрозу, а шанс откусить от нас кусок побольше, расширив свои владения. Идиоты. Слепцы. Они своими руками роют могилу всему человечеству, помогая Лесу уничтожить нас.

Он посмотрел на меня прямо, и в его глазах я впервые увидел нечто, отдаленно напоминающее человеческую эмоцию. Что-то вроде усталой жалости.

— Тебе не повезло родиться и жить в самое темное время, какое только можно представить, мальчик. Потому завтра утром тебе, как и всем, придется пройти Инициацию. Попытаться возвыситься… или умереть в процессе. И я… всей душой надеюсь, что ты пройдешь. Хочу я этого? Как дядя — нет. Лучше бы ты был простым парнем. Но как слуга Империи, как человек, видящий бездну… Да. Я хочу, чтобы ты выжил.

Его слова бились в моем сознании, как птицы о стекло. Лес. Война на три фронта. Смертоносная Инициация. Лазутчики Высших Миров. Все было гораздо хуже, чем я мог предположить. Мой город был всего лишь крошечной песчинкой в жерновах мировой катастрофы.

И именно это осознание заставило меня говорить. Голос прозвучал чужим, но твердым.

— Я хочу попросить тебя об одолжении.

Вальтер с интересом склонил голову.

— В пределах моих полномочий и разума, я сделаю все, что смогу.

— Сколько обычно длится Инициация? Сколько времени она занимает?

— Всё индивидуально. От нескольких мгновений… до нескольких часов. Максимальное зафиксированное время пребывания в процессе — двое суток. После этого человека считают погибшим.

— Тогда я прошу вот что. — я выдохнул, чувствуя, как сердце замирает в груди. — Позволь мне пройти Инициацию первым. И дай мне три дня. Если за три дня я не вернусь… тогда делай с остальными то, что должен. Но пока я там, никто другой в городе не должен проходить ритуал.

Вальтер замер. Его пронзительный взгляд изучал мое лицо, словно пытаясь найти скрытый смысл или обман.

— Три дня… Нестандартно. На каком основании?

— На основании того, что я твой племянник. — с горькой иронией произнес я. — И на основании того, что у меня есть… кое-какие соображения. Возможно, я смогу найти там то, что вы годами ищете снаружи.

Он долго молчал, его пальцы барабанили по колену. Наконец, Вальтер медленно кивнул.

— Хорошо. Я объявлю об этом завтра. Три дня. Ни минутой больше. Но предупреждаю, Макс… Шансов у тебя мало. Статистика — вещь неумолимая.

— Я уже должен быть мертв, дядя. — хрипло произнес я, поднимаясь с дивана. — Несколько раз. А я всё еще здесь.

На этом наш разговор закончился. Вальтер вышел из дома так же бесшумно, как и появился, растворившись в ночи. Я постоял несколько минут, опираясь лбом о прохладный косяк двери, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Сгреб в охапку бревна «Живой Древесины» и побрел обратно в мастерскую к Орну.

Старик сидел на своем рабочем стуле. Он вздрогнул, когда я вошел.

— Макс? Что случилось? Ты словно призрака увидел.

— Хуже. — я с грохотом бросил бревна на пол. — Имперский системщик. Вальтер. Он… приходится мне дядей. Братом моего отца.

Орн вытаращил на меня глаза. Его лицо, обычно жилистое и выразительное, превратилось в маску удивления и ужаса. Он медленно покачал головой, беззвучно шевеля губами. Казалось, слова никак не приходили ему в гллову. Наконец, он прошептал:

— Матерь богов… Значит… вот откуда…

— Откуда что? — резко спросил я.

— Ничего. — он отмахнулся, снова поникнув. — Просто… теперь многое становится на свои места. И что это значит?

Я рассказал ему всё. О смерти Первого Игрока, об истинной причине опасности Инициации, о войне миров и о моей просьбе. Когда я закончил, в мастерской повисла гнетущая тишина.

Орн сидел, опустив голову на руки. Он выглядел разбитым и постаревшим на десяток лет.

— Идиот. — тихо прошептал старик. — Отчаянный, благородный идиот. Лезешь в пасть дракона, чтобы спасти овец.

— У меня нет выбора, Орн. Или я попробую, или завтра здесь начнется бойня. Я видел, как проходила Инициация, поэтому не могу допустить, чтобы Лина, бабушка Аглая… ты… исчезли.

— Я знаю, — он поднял на меня взгляд, в котором плескалась неизбывная печаль, — и принимаю твой выбор. Ты мой ученик… почти сын. Я не могу тебя остановить.

Он тяжело поднялся, отшвырнул ногой какую-то непонятную заготовку, над которой работал.

— Всё. На сегодня хватит. Идем домой. Тебе нужно выспаться. Перед… боем.

Мы молча потушили свет и вышли. Ночь оставалась такой же тихой и зловещей. Шагая в полной тишине, каждый из нас погрузился в свои мрачные размышления. Дома я тут же рухнул на кровать, провалившись в тяжелый, без сновидений сон, словно в черную бездну.

Утро наступило слишком быстро. Серое, безрадостное, оно ворвалось в окно с карканьем ворон. Я встал, чувствуя себя разбитым, словно не спал ни минуты. Внутри — пустота и холод. Решение было принято, пути назад не оставалось.

Я взял с собой на всякий случай кусок бечевки, надел свою лучшую, пусть и поношенную одежду: чистую рубаху и крепкие штаны. Не ради ритуала, нет. А для себя. Чтобы чувствовать себя… собой. Воином, а не жертвой, обреченной на заклание.

Орн, уже одетый и молчаливый, ждал меня у двери. Мы вышли. Воздух был холодным и густым, пахло дымом и страхом.

Едва мы свернули на главную улицу, как из переулка показалась Лина. Увидев нас, она ускорила шаг, ее лицо было бледным, а под глазами залегли темные тени. Рядом с ней шла ее мать — женщина с такими же глазами. За ними тянулась целая вереница ребятишек: двое мальчишек и совсем крошечная девочка. Я впервые видел ее семью в полном составе. Оказалось, что отца у них нет. Лишь мама, державшаяся с удивительным, гордым достоинством, и четверо детей. Семья была большая, и, что было видно невооруженным глазом — бедная. Одежда на них была поношенной, но чистой, лица — худыми. Впрочем, в нашем районе иначе и не бывало.

Лина молча подошла и взяла меня за руку. Ее пальцы были ледяными и мелко дрожали. Я сжал их в ответ, пытаясь передать хоть крупицу уверенности, которой у меня не было.

Когда мы приблизились к дому бабушки Агаты, она уже ждала нас на крыльце, опираясь на резную палку. Ее проницательный взгляд скользнул по мне, по Орну, по семье Лины, и, не произнеся ни слова, она присоединилась к нашей маленькой процессии, встав рядом со стариком.

Так, безмолвной и сплоченной группой, мы и двинулись к центральной площади. К месту, где решались судьбы. К статуе Топора.

Площадь гудела от людей. Здесь собрались все, кто еще оставался в городе — те, кто не ушел с баронессой Лирель или с «Когтем». Я узнавал лица: дровосеков, женщин с рынка, стариков, детей. Все они были испуганы и напряжены. Воздух дрожал от приглушенных разговоров, всхлипов и шепота молитв. Пахло потом и страхом.

Городская стража стояла в стороне, выстроившись в шеренги. Но даже на их лицах не было привычной суровости. В их глазах, обращенных к толпе, читалась собственная боль. Они видели своих друзей, соседей, семьи.

У подножия статуи Топора, на невысоком импровизированном помосте, стояли двое: капитан и Вальтер. Горст, бледный и скованный, казался тенью своей прежней мощи. Вальтер же, как всегда, был холоден и бесстрастен, словно скульптура изо льда.

Мы с Орном, Линой, ее семьей, и бабушкой Агатой втиснулись в толпу, стараясь занять место поближе. Я чувствовал на себе десятки взглядов — полных страха, немого вопроса, слабой надежды.

Прошло еще несколько минут, пока на площадь подтянулись последние запоздавшие. Капитан Горст сделал шаг вперед. Площадь затихла, затаив дыхание.

— Жители города! — его голос, обычно такой громовой, сейчас звучал хрипло и надломленно. В нем не было силы, лишь констатация ужасного факта. — Вы все знаете, почему мы здесь собрались. Имперский указ обязателен к исполнению. Прибывший системщик… проведет обряд Инициации. — он сглотнул, с трудом подбирая слова. — Это… необходимо для выживания Империи. Для нашей общей… защиты.

Капитан не смог говорить дальше, а просто отступил на шаг, уступив место Вальтеру. В его глазах читалось полное бессилие и горечь.

Вальтер вышел на край помоста. Его безжизненный взгляд скользнул по замершей толпе. Казалось, он вот-вот произнесет свою отточенную речь о долге и необходимости. Но имперец сказал нечто иное.

— В порядке исключения, — его усиленный голос прорезал гнетущую тишину, — и в соответствии с моими чрезвычайными полномочиями, процедура Инициации в данном населенном пункте будет изменена.

По толпе пронесся недоуменный ропот. Горст резко повернул голову, на его лице застыло изумление.

— Первым, кто пройдет Инициацию, будет Макс, ученик резчика Орна. — Вальтер неспешно произнес мое имя, и сотни глаз устремились на меня. — Ему будет предоставлено три дня. Если за это время он успешно пройдет испытание и вернется, остальные жители города будут освобождены от обязательной Инициации. Империя сочтет свою потребность в новых кадрах с данного места удовлетворенной.

Эффект был как от разорвавшейся бомбы. Толпа ахнула. Кто-то вскрикнул от неожиданности, кто-то засыпал окружающих вопросами. Солдаты перешептывались, смотря то на Вальтера, то на меня с нескрываемым изумлением. Капитан Горст смотрел на имперца широко раскрытыми глазами, явно не понимая, что происходит.

— Три дня… всего один человек… — пробормотал кто-то рядом.

— Но… почему он? — испуганно прошептала мать Лины.

Сама Лина вцепилась мне в руку так, что кости затрещали. Орн стоял, гордо выпрямив спину, но я видел, как дрожат его старческие пальцы.

А я… просто смотрел на Вальтера. Он сдержал слово. Дал мне шанс спасти их всех. Или умереть в одиночку.

Не отпуская ладонь Лины, я сделал шаг вперед. Потом еще один. Толпа передо мной молча расступалась, образуя узкий коридор. Взгляды, полные страха, надежды, недоверия и даже зависти, провожали меня. Я был их щитом. Или разменной монетой.

Я шагнул на открытое пространство перед помостом и отпустил руку Лины. Обернулся, чтобы взглянуть на них в последний раз — на Орна, на Лину, на ее семью, на бабушку Агату. Постарался запомнить их лица. Потом повернулся к статуе Топора. Древний, могучий обелиск, казался сейчас вратами в иной мир, из которых почти никто не возвращался.

Сделав глубокий вдох, я поднял глаза на Вальтера. Его взгляд, ледяной и пронзительный, остановился на мне. В его бездонной глубине, возможно, промелькнула тень эмоции, которую я не смог расшифровать.

Я подошел к холодному камню статуи и поднял руку.

Вся площадь замерла.

Мои пальцы коснулись шершавой, древней поверхности.

И мир взорвался белым светом.