Глава 9

Утро застало меня в подвале, где я склонился над разросшимся садом, словно садовник, потерявшийся во времени. Три дня прошло с момента нашего алхимического прорыва, и теперь этот сырой подвал превратился в настоящее чудо, представляя собой живой оазис посреди каменных стен, пропитанный энергией и жизнью.

Я осторожно раздвинул листья небесной лозы, проверяя состояние корневой системы. Растение обвило уже половину подвала, серебристые побеги переплелись в сложный узор, а листья мерцали слабым внутренним светом. Под пальцами чувствовалась влажная почва. Она тёмная как антрацит и с золотистыми прожилками, которые пульсировали в такт с моим сердцебиением.

— Ну что там у нас, красавцы? — пробормотал, поглаживая ствол лунного цветка, который за эти дни вымахал до полуметра в высоту.

Бутоны уже набухли, готовые раскрыться, а воздух вокруг него мерцал от концентрированной небесной энергии. Каждое растение требовало особого подхода, словно живое существо со своими капризами и предпочтениями.

Воспоминания нахлынули сами собой, перенося меня в далёкую деревню среди Великого леса. Помню, как впервые взялся за лопату в доме старого Баруса, не зная толком, с какого конца браться за алхимическое дело. Тогда у меня был крошечный палисадник в виде клочка земли размером с носовой платок, на котором я пытался вырастить хоть что-то съедобное.

— Эх, Барус, — тихо сказал, присаживаясь на корточки рядом с грядкой кроваво-красного женьшеня. — Видел бы ты сейчас этот сад. Наверное, от зависти позеленел бы…

Тогда каждый росток был для меня маленьким чудом. Помню, как сидел часами, наблюдая за тем, как проклёвываются первые листочки самого простого растения, которое можно было использовать для заживления ран, как радовался первому огромному помидору… Теперь же передо мной росли лекарственные травы, которые могли изменить судьбы целых империй, а я обращался с ними так же бережно, как и тогда.

Взял в руки небольшую медную лейку и начал поливать каждое растение индивидуально приготовленным раствором. Для лунного цветка подходила чистая дождевая вода с добавлением капли собственной крови, заряженной энергией молнии. Для громового ореха нужен был настой на минералах с северных гор, который я кропотливо готовил несколько часов. Каждое растение пило свою особую смесь для наилучшего роста.

В те времена, в деревне, мне хватало обычной воды из колодца и силы столетней почвы. Смешно, если подумать — тогда я считал это вершиной аграрной мудрости, а теперь каждая капля воды проходит через семь стадий очистки и обогащения.

— Растите, мои красавцы, — прошептал, разравнивая почву вокруг корня жизненной силы. — Времени у нас не так много, как хотелось бы.

Это было правдой, которая не давала мне покоя ни днём, ни ночью. Год до прихода сына Балоглота казался огромным сроком, но на деле пролетал как один день. Каждая минута на вес золота, каждый успешный эксперимент являлся маленькой победой в гонке со временем.

Время… В деревне у меня было время. Бесконечные дни, которые тянулись неспешно. Я мог часами сидеть в палисаднике, просто наблюдая за облаками или слушая пение птиц. Никого не торопил страх, что завтра может не наступить. Никто не дышал в затылок, напоминая о грядущем апокалипсисе, ну как никто… Время в деревне явно было не самым лучшим эпизодом в моей жизни, но всяко лучше, чем сейчас…

Корень жизненной силы потянулся к моим пальцам тонкими отростками, словно почувствовал моё настроение. Я осторожно направил в него струйку энергии, совсем немного, чтобы стимулировать рост, но не перекормить. В алхимии, как и в садоводстве, главное иметь чувство меры.

— Тогда Байер смеялся над моими грядками, — усмехнулся, вспомнив молодого охотника, который тогда ещё не знал, что такое культивация. — Говорил, что настоящий мужик должен мясо добывать, а не с цветочками возиться — вот же ж шалопай малолетний!

Наверное, выпучил бы глаза и начал расспрашивать, можно ли что-нибудь из этого съесть сырым. Пацан в своём репертуаре — сначала кулаками, потом уже думает. Хотя, справедливости ради, именно эта прямолинейность не раз спасала нам жизнь.

Подошёл к громовому ореху, что самый капризный из всех растений в саду. Его тёмно-фиолетовые плоды пульсировали от внутреннего электричества, а листья шипели при малейшем прикосновении. Это растение требовало особого обращения, ведь слишком много внимания — и оно перегорит от переизбытка энергии, слишком мало — и этот гад возьмёт, да засохнет.

— Не торопись, говнюк, — прошептал, осторожно поправляя опору для громового ореха. — Не дай боже ты завянешь!

Взял небольшую щётку и начал аккуратно очищать листья небесной лозы от пыли. В условиях подвала пыль оседала быстро, а для растений такого уровня каждая пылинка могла нарушить циркуляцию энергии. Монотонная работа успокаивала, позволяла на время забыть о внешнем мире и его проблемах.

Вспомнилось, как в деревне я тоже ухаживал за своими простыми растениями. Тогда это было необходимостью, ведь желание силы в тот момент было непреодолимым из-за вечных проблем с местными. Сейчас же это стало почти медитацией, способом привести в порядок мысли и чувства. Странно, как некоторые вещи остаются неизменными, независимо от того, насколько кардинально меняется жизнь.

— Хорошо бы Малого здесь не было, — пробормотал, представив себе, что бы устроил кот в этом саду. — Накопал бы мне тут ямок, натоптал по грядкам… Хотя нет, он слишком умный для таких глупостей. Этот гад сожрал бы что-нибудь тайком и уснул бы под здоровенным листом…

Кот изменился с тех пор, как мы покинули деревню — кажется, стал серьёзнее. Может, груз древних знаний давит на него так же, как на меня давит страх перед будущим. У каждого свои демоны, даже у говорящих котов.

Закончив с очисткой листьев, перешёл к самой деликатной части работы — подрезке корней. Некоторые растения, особенно кроваво-красный женьшень, имели тенденцию пускать корни слишком глубоко и широко, что могло нарушить баланс всего сада. Приходилось осторожно подрезать их маленькими серебряным скальпелем, заряженными энергией молнии. К счастью, это оружие, если его можно так назвать — самый лучший подарок от системы за всё время. Что б я без него делал?

Каждый срез должен был быть точным, ведь слишком много отрежешь — растение ослабнет, слишком мало — начнёт доминировать над соседями. В деревне резал корни обычным и не особо задумывался над тем, что и как растёт. Именно поэтому в какой-то момент на сцену вышли те самые дьявольские сорняки — благо, кот смог спасти меня от них. Теперь же каждый инструмент стерилизовался, каждый срез обрабатывался специальными составами.

— Эх, старикан, — вздохнул, аккуратно обрабатывая свежий срез настоем лунного цветка. — Ты бы точно обосрался от шока, если бы увидел меня сейчас, — улыбался и покачал головой.

Старый алхимик всегда говорил, что главное в их деле — не мощь ингредиентов, а понимание их природы — можно создать шедевр из простых трав, а можно испортить самые редкие компоненты неумелым обращением. Эти слова теперь понимал гораздо лучше, чем тогда.

Работа в саду затягивала. Здесь тихо, спокойно, можно забыть о войне за стенами, о демонических угрозах, о тикающих часах прихода демона — только я, земля и растения. Такие моменты становились всё более ценными островками покоя в океане хаоса.

Небесная лоза вдруг шевельнулась, её серебристые листья повернулись в мою сторону. Растение чувствовало моё настроение, отвечало на эмоции — это было одним из удивительных свойств трав, выращенных в столетней почве.

— Да, знаю, что ты хочешь, — улыбнулся, направив в растение тонкую струйку энергии молнии. — Только не жадничай, а то лопнешь.

Лоза довольно зашелестела листьями, а её серебристое свечение стало чуть ярче. Удивительно, как быстро я привык к таким проявлениям. В деревне разговор с растением показался бы признаком сумасшествия, здесь же это было нормой.

Последним делом проверил систему дренажа, которая представляла собой сеть тонких канавок, что отводили лишнюю влагу от корней. В подвале было сыро от природы, и без правильного дренажа корни могли начать гнить. Всё работало как часы, и вода медленно стекала в специальный резервуар, откуда я потом использовал её для полива.

— Ну… Думаю на сегодня хватит, — сказал, отряхивая землю с рук и окидывая взглядом свой зелёный мир.

За эти несколько дней сад превратился в настоящее сокровище. Каждое растение стоило целое состояние, а вместе они представляли собой алхимический арсенал, способный перевернуть представления о возможностях человека. И всё это выросло из одной горсти столетней почвы и постоянной заботы.

Поднимаясь по лестнице обратно в лабораторию, ещё раз оглянулся на сад — в полумраке подвала он светился множеством огоньков. Голубоватое сияние лунного цветка, серебристые искры небесной лозы, красноватые всполохи от женьшеня — красиво и немного жутковато одновременно.

Саймон уже возился у перегонного куба, когда я поднялся в лабораторию. Толстяк заметно окреп за последние дни — регулярный приём моих эликсиров делал своё дело. Серость сошла с лица, движения стали увереннее, даже живот, кажется, чуть подтянулся — нет, мне всё-таки показалось… А главное, что в его глазах снова появился тот деловитый блеск, который выдавал в нём прирождённого алхимика, который видел в самую первую нашу встречу.

— Пацан, глянь-ка сюда, — подозвал он меня к рабочему столу. — Вчера вечером экспериментировал с той формулой для простолюдинов. Кажется, нащупал что-то интересное.

На столе стояли три колбы с жидкостями разных оттенков: бледно-голубая, мутно-жёлтая и какая-то переливающаяся всеми цветами радуги. Последняя меня особенно заинтриговала, ведь в её глубине плавали искорки, похожие на крошечные звёзды.

— Чего такого сварганил? — спросил, осторожно поднимая радужную колбу к свету и с прищуром оглядывая её со всех сторон.

— Попытка создать препарат пробуждения, — Саймон потёр руки. — Знаешь, то лекарство, что ты для меня делал — оно не просто лечит, а меняет саму структуру тела, запускает процессы, которые в норме спят всю жизнь.

— И? К чему ты клонишь? — спросил у него, хоть примерно догадывался, к чему он клонит.

— А что, если усилить именно этот эффект? Создать препарат, который не лечит болезни, а пробуждает в обычном человеке способности практика? Революция, мать её! Целая армия практиков из простолюдинов!

Идея была заманчивой, но я сразу увидел подводные камни — ничто в культивации не даётся просто, особенно когда пытаешься обмануть природу.

— А побочные эффекты? — спросил, ставя колбу обратно на стол. — Духовные вены не просто так спят у простолюдинов. Может, организм просто не готов к пробуждению?

— Вот и я о том же думаю, — кивнул толстяк, почесывая пузо, — Первые эксперименты… скажем так, не очень удачные.

Он показал мне записи в своей тетради. Страницы испещрены заметками, схемами, расчётами. Я пробежался глазами по строчкам и поморщился — судя по записям, из десяти подопытных грызунов выжил только один, да и тот с серьёзными отклонениями.

— Видишь проблему? — толстяк ткнул пальцем в особо мрачную запись. — Организм не выдерживает резкого пробуждения. Духовные вены вскрываются слишком быстро, энергия хлещет неконтролируемо. Результат вполне очевиден — внутренние кровотечения, разрыв органов, смерть в течение минут.

— Нужна постепенность, — пробормотал, изучая его схемы. — Не взрыв, а медленное пробуждение. Сечешь?

— Именно! — Саймон оживился. — И тут мне пришла в голову мысль. А что, если использовать принцип наслоения? Не один мощный препарат, а серию слабых, каждый из которых готовит почву для следующего?

Идея имела смысл. В природе ничто не происходит мгновенно, ведь даже самые глубинные изменения требуют времени — гусеница не превращается в бабочку за секунду, зерно не становится деревом за ночь.

— Покажи, что у тебя есть, — попросил, засучив рукава.

Следующие два часа мы провели в интенсивной работе. Саймон объяснял свои наработки, я предлагал модификации, основанные на знаниях системы. Постепенно начала вырисовываться схема препарата-трансформера.

Первая стадия — «Пробуждение». Сверхслабый эликсир на основе корня жизни, разбавленного до гомеопатических концентраций. Его задача — осторожно «пощекотать» спящие духовные вены, подготовить их к пробуждению.

— Концентрация должна быть мизерной, — объяснял ему, отмеряя ингредиенты на точных весах. — Одна часть экстракта на тысячу частей очищенной воды, и то может быть слишком много.

— А как же эффективность? — он скептически покосился на почти прозрачную жидкость. — Такая концентрация вообще что-то даст?

— В алхимии есть парадокс, — начал разводить экстракт корня жизни в специально подготовленной воде. — Иногда слабейшие препараты действуют сильнее мощных, не за счёт грубой силы, а за счёт точности воздействия. Именно это нам и нужно, чтобы не убить тебя, а также тех, кто попытается принять наш препарат.

Процесс разведения требовал ювелирной точности. Каждую каплю концентрата я добавлял через специальную пипетку, сделанную из хрустального стекла. Между добавлениями нужно было выждать ровно тридцать секунд и тщательно перемешивать раствор серебряной ложечкой и только по часовой стрелке, семь оборотов.

— Почему семь? — спросил Саймон, следя за процессом.

— Это число удачи, — усмехнулся в ответ. — Шучу. На самом деле, это оптимальное количество для равномерного распределения активных веществ по всему объёму. Меньше — и у нас будут локальные концентрации, а если больше, то может начаться разрушение связей.

Каждое движение должно было быть выверенным. Слишком быстро — деликатная структура препарата разрушится. Слишком медленно — активные компоненты начнут оседать на дно.

Вторая стадия — условное «Укрепление». Здесь уже использовался экстракт небесной лозы, но тоже в минимальных концентрациях. Задача этого препарата укрепить стенки только что пробудившихся духовных вен, подготовить их к более серьёзным нагрузкам.

— А вот тут есть хитрость, — говорил, осторожно добавляя в раствор три капли сока лунного цветка. — Небесная лоза сама по себе очень агрессивна, может сжечь неподготовленные вены, но вот сок лунного цветка действует как подушка и смягчает воздействие.

— Откуда ты это знаешь? — удивился толстяк. — В учебниках такого не пишут.

— В учебниках много чего не пишут, если ты их не читаешь — уклончиво ответил.

На самом деле, это была информация от системы, но объяснять это Саймону не планировал. Пусть думает, что я где-то вычитал или сам додумался.

Процесс приготовления второй стадии оказался ещё более сложным. Небесную лозу нужно было обрабатывать энергией молнии, но не простыми разрядами, а тончайшими импульсами, каждый длительностью не больше миллисекунды.

— Черт тебя дери, как ты это контролируешь? — спросил Саймон, наблюдая за тем, как я пропускаю микроразряды через измельчённые листья лозы.

— Тренировка с долей везения — коротко ответил, концентрируясь на процессе.

На самом деле, контролировать такие точные разряды мне помогало уникальное строение тела — отсутствие духовных вен давало гораздо более тонкий контроль над энергией. То, что для других практиков было почти невозможным, для меня оказывалось просто сложным.

Третья стадия куда сложнее. Стабилизация — самая деликатная часть всего процесса. Здесь использовался экстракт кристалла разума, усиленный порошком из измельчённых костей местных тварей. Этот препарат должен был не только закрепить изменения, но и защитить новоиспечённого практика от ментальных перегрузок.

— А зачем эти дрянные кости… Это… Черепаха что ли? — поинтересовался толстяк, разглядывая белоснежный порошок.

— Черепахи живут долго именно потому, что все процессы в их организме идут медленно и стабильно, — объяснил, просеивая порошок через шёлковое сито. — Их костная ткань пропитана этой стабильностью на клеточном уровне. Когда добавляешь её в препарат, она передаёт это свойство.

— Ты это тоже где-то читал? — скептически спросил Саймон.

— Логика, старик, — усмехнулся в ответ. — Если понимаешь принципы, многое становится очевидным.

Черепаший порошок требовал особой подготовки — его нельзя просто смешать с экстрактом, так как сначала нужно активировать, пропустив через него слабые импульсы дьявольской энергии. Парадоксально, но именно негативная энергия пробуждала в костях их стабилизирующие свойства.

— Осторожно с этой энергией, — предупредил его, когда тот слишком близко наклонился к процессу. — Для простого человека даже такие слабые импульсы могут быть опасными.

Тёмно-красная аура дьявольского ядра обволакивала порошок, и тот начинал слабо светиться изнутри. Не ярко, а как тлеющий уголёк, но этого было достаточно, чтобы активированный порошок приобретал совершенно другие свойства, становился живым катализатором стабильности.

— Ну, вроде бы всё, — выдохнул, когда последний компонент был подготовлен. — Теперь самое сложное… Нужно всё правильно соединить, чтобы не обосраться в самый важный момент.

Финальная стадия требовала синхронизации всех трёх препаратов — их нельзя было просто смешать, ибо каждый должен был сохранить свои уникальные свойства, но при этом дополнять другие. Получался не обычный эликсир, а сложная энергетическая матрица, способная мягко трансформировать человеческое тело.

— Смотри, — сказал Саймону, беря в руки три колбы. — Сначала основа — препарат пробуждения, он создаёт фундамент.

Бледно-голубая жидкость медленно лилась в большую кристальную колбу. Каждая капля должна падать с одинаковой скоростью, с одинаковыми интервалами. Я считал про себя: раз-два-три-четыре… капля… раз-два-три-четыре… капля…

— Теперь укрепление, — продолжил, когда вся основа была перелита. — Но важно заметить, что не просто добавить, а создать тонкие слои.

Жёлтая жидкость лилась по стенке колбы тончайшей струйкой. Она была плотнее основы и должна была образовать отдельный слой, не смешиваясь с первым препаратом — получалось подобие слоёного пирога, только из жидкостей разной плотности.

— И наконец — стабилизатор, — я взял третью колбу с переливающейся радужной жидкостью. — Самое деликатное. Одно неверное движение, и вся работа псу под хвост.

Радужный препарат добавлялся капля за каплей, строго в центр поверхности. При контакте с другими слоями он создавал тончайшие спиральные завихрения, которые медленно проникали вглубь, связывая все компоненты в единое целое.

— Сука, это же произведение искусства! — выдохнул Саймон, наблюдая за игрой цветов в колбе.

Действительно — получившийся препарат был красив до неприличия. Три слоя переливались и взаимодействовали друг с другом, создавая постоянно меняющиеся узоры. Голубые всполохи пронизывали жёлтую толщу, радужные спирали вились между слоями, а на границах слоёв вспыхивали крошечные искорки.

— Красота — это побочный эффект, — сказал, любуясь результатом. — Когда препарат сделан правильно, он всегда получается красивым. Природа любит гармонию.

— И как проверим? — спросил толстяк, протирая очки.

— На мне, — взял колбу и отхлебнул небольшой глоток.

Загрузка...