Сирийский рубеж

Глава 5

Полковник дал указания Рафику по перебазированию, а сам позвал меня на выход.

Покидать прохладное помещение кабинета командира эскадрильи мне не особо хотелось. Но с «подсоветным» спорить не стоит.

— Вы уже готовы приступить к полётам с моими лётчиками? — спросил Салех Малик, когда я закрыл дверь кабинета.

— Готовы, но есть нюансы.

Командир дивизии прокашлялся и стал задумчивым. Думаю, его поставили в известность, что основная наша работа — продемонстрировать возможности Ми-28. Всё же, на территории Сирии мы действуем в интересах своего государства. Советническая помощь — второстепенна.

— Знаю. Поэтому и хочу, чтобы вы были с моими лётчиками рядом. После недавних событий летать в окрестностях Дамаска небезопасно, — ответил мне полковник, когда мы пошли по коридору.

— Можете уточнить, каких именно событий? — спросил я.

В одном из кабинетов громко работал телевизор. Салех предложил мне самому послушать последние новости и пропустил меня вперёд. Мы вошли в помещение, которое было подобием нашего строевого отдела.

Две девушки и парень с сержантскими погонами на плечах, быстро подскочили со своих мест и отдали воинское приветствие полковнику.

— «Очередной теракт был совершён сегодня в Риме. Жертвой стал представитель палестинской организации…» — рассказывал корреспондент.

Взрывное устройство было заложено в автомобиль и, судя по всему, приведено в действие дистанционно.

— Провокация, — произнёс я, когда закончился репортаж.

Выйдя с Салехом из кабинета, мы направились на выход из штаба.

— Возможно. Израиль и не такое может провернуть. Сейчас палестинцы вновь начнут обстрел приграничной территории, и ЦАХАЛ ответит тем же. Израилю нужен только повод. И тогда Южный Ливан снова запылает. Тут уже не до полётов в Эль-Меззе.

Мы вышли на улицу. Жара стояла невозможная, но полковника это не смущало. Он будто намеренно старался вести разговор в самых некомфортных условиях.

В районе стоянки вертолётов началось активное движение техников. Пришёл в движение спецтранспорт, а лётный состав начал выходить из домиков эскадрилий на построение.

Малик объяснил, что им нужна больше теоретическая помощь. Его больше интересует тактика противодействия танковым соединениям, на которые сухопутные войска Израиля будут делать основную ставку.

— Вы можете что-то предложить на этот счёт прямо сейчас? — спросил полковник.

Проходящие мимо нас сирийские военные переходили на строевой, отдавая воинское приветствие Малику. Как в такой обстановке вообще можно о чём-то серьёзно разговаривать.

— Само собой. Но не думаю, что это стоит делать здесь. Хоть в курилку пойдём отойдём.

Салех улыбнулся и предложил встретиться уже в Эс-Сувейда завтра утром. Я согласился и попрощался с ним.

В течение двух часов нам организовали транспорт на авиабазу Халхала, что находится в мухафазе Эс-Сувейда. Именно так и называют области или провинции в Сирии.

Старший советник командующего ВВС генерал-майор Борисов провёл с нами быстрый инструктаж перед убытием. Основной упор он сделал на соблюдение безопасности полётов. Естественно, по возможности. В условиях работы Ми-28 в новом для него регионе это будет сделать весьма сложно.

Ближе к вечеру мы уже ехали по ровной трассе в сторону Эс Сувейда.

Я сидел у окна в раскалённом салоне РАФа, локтем опираясь на узкий подоконник, и смотрел, как за окном тянулась бескрайняя пустыня области Эс-Сувейды. Мотор натужно гудел, колёса поскрипывали по горячему асфальту, а ветер, врывающийся в открытую форточку, был не освежающим, а сухим, словно дыхание раскалённой печи.

Песчаные равнины уходили к горизонту. Иногда попадались редкие кусты, а где-то вдалеке маячили невысокие холмы, иссушенные солнцем. Всё вокруг выглядело неподвижным, будто застывшим в вечном ожидании. Здесь время текло иначе — не сутками и часами, а сменой теней, дуновением ветра, следами, которые скоро сотрёт песок.

— Сан Саныч, у меня нехорошее предчувствие, — сказал мне Кеша, сидящий со мной рядом в микроавтобусе РАФ.

— В чём дело? — спросил я и начал осматривать салон машины.

— Мне кажется, что в этой Хал… Халве нас не ждут. Чего в столице не остались? Там и покушать есть где.

Ну уж если Кеша думает про еду, то всё хорошо. Хотя, он про неё всегда думает.

— Не Халва, а Халхала. Так деревня называется, рядом с которой авиабаза. Не умрём от голода. Нас сирийцы покормят.

— А я бы ещё шаурму сейчас съел. Даже две, — мечтательно закатил Иннокентий глаза.

И тут, словно мираж на фоне знойного марева, появились очертания авиабазы. Две большие взлётно-посадочные полосы и командно-диспетчерский пункт, вращающиеся антенны локаторов, огромное количество стоянок, большое число арочных укрытий и различных ангаров для защиты и хранения техники — настоящий «авиационный оазис» в пустыне.

Разместившись в модуле, мы отправились осмотреть наши боевые машины. Только мы вышли из жилого дома, как встретили старшего испытательной бригады. Он предложил проводить нас к укрытию, где хранились Ми-28.

— Изначально так и планировалось, что группа Олега Печки будет работать в Тифоре. Нас же рекомендовано было разместить в Эс-Сувейде, — объяснил он.

— По каким соображениям? — уточнил один из моих однополчан Владимир Горин.

Инженер пожал плечами, но я решил Володе объяснить. И всем остальным тоже.

— Держать на одной базе, пускай и далеко от границы, всю нашу технику неправильно. Тем более что если поступит приказ, отсюда ближе всего до одного из направлений предполагаемого наступления.

— Голанские высоты? — спросил Занин.

— Именно. Там погранпереход Эль-Кунейтра. И прямая дорога на Дамаск, если он падёт.

— Засадный полк, значит? — уточнил один из военных испытателей Керимов.

— Всё верно.

На лётном поле становилось шумно. Постепенно стоянки заполнялись прилетевшими вертолётами, которых старались расставить как можно дальше друг от друга. Обычное рассредоточение техники в действии.

Уже на подходе к арочному укрытию, меня позвал в сторону один из коллег.

— Саныч, я с тобой поговорить хотел. Ты как расцениваешь слова генерала Яковлева? — спросил у меня испытатель Занин, когда мы остались с ним одни.

Остальные, миновав оцепление из наших морпехов, зашли через огромные распашные ворота.

— Он главный военный советник. Считай командующий всем нашим военным контингентом в Сирии. Его слова — приказ.

— Вот-вот. Это он для тебя командующий. Я же человек сугубо гражданский.

Услышав это, я остановился от неожиданности и посмотрел в глаза Василию. Видно было, что он слегка нервничает.

— Тебе никто не говорит, что нужно лететь и бомбить. Мы работаем по своему направлению — проводим испытания Ми-28. Помогать советом и координировать действия тоже нужно правильно.

— Советы, координация… проходили мы это.

— Пройдём ещё раз. А пока не ной. Тем более, как ваше КБ собирается демонстрировать товар? Я про возможную покупку Сирией Ми-28.

Тут Василий задумался. Его с коллегой Лагойко, а также двух военных испытателей — Зелина и Керимова отправляли сюда именно для рекламирования Ми-28.

Занин кивнул, и мы пошли на осмотр техники. Войдя внутрь, стало сразу приятно ощутить прохладу внутри арочного укрытия. Все четыре Ми-28, выполненные в пустынном камуфляже, стояли рядом друг с другом. И это уже были вполне себе доработанные образцы.

У всех были Х-образные рулевые винты, подвижные пушечные установки, а также возможность применения управляемых ракет «Атака». А один из бортов и вовсе оснастили надвтулочной РЛС.

Если честно — фантастика!

— Итак, что вам рассказать, товарищи? — радостно спросил у меня и Занина, старший испытательной бригады.

— Наши последние рекомендации были учтены? — подошёл я к первому Ми-28, на который уже начали наносить опознавательные знаки сирийских ВВС.

Хоть наши друзья ещё и не купили их, но конспирация не помешает.

— Сан Саныч, дорогой! Лично ваши рекомендации были просто незаменимы, — радостно крикнул из-под фюзеляжа один из инженеров, осматривающий ленты из двух патронных ящиков на турели подвижной пушки.

Старший инженерной бригады объяснил, что на всех четырёх машинах провели целый комплекс мероприятий для повышения боевой живучести.

— Разнесли двигатели, проводки системы управления и электросети по бортам. Разделили их главным редуктором. Как ты нам и говорил ещё в прошлом году, чтобы разом два двигателя или парных агрегата одним выстрелом не поразить.

— Оперативно вы сработали, — удивился я.

— Стараемся. Теперь дальше, — ответил инженер, и мы пошли с ним вокруг вертолёта.

По итогу теперь Ми-28 имеет большую надёжность в агрегатах при поражении с земли. Плюс бронирование кабины было сделано вкруговую.

— Если двигатель в отказ ушёл или подбили, оставшийся автоматически выводится на максимальный режим. Мелочь, но очень приятная, — улыбался инженер.

— А что по смазке? — спросил я, залезая в кабину лётчика и усаживаясь в кресло.

— Есть возможность работы важнейших систем вертолёта некоторое время без смазки. У меня все твои рекомендации были записаны.

Посмотрев на приборы и многофункциональные экраны, я провёл по одному из них пальцем. Тут же остался след от пыли.

— Непорядок, — показал я грязный палец инженеру.

— Исправим. Лично прослежу.

Вылезая из кабины, я продолжал слушать новшества, которые появились на вертолёте. Особо инженер остановился на РЛС, расположенной на одном из бортов.

— Пока что это единственный прототип. Много косяков. Надёжность хромает, но возможность скрытного применения, которую вы в Торске предложили, в конструкторском бюро оценили.

Тут на меня с удивлением посмотрели военные испытатели и мои однополчане по Торску.

— Саныч, ты чего-то от нас утаил? — спросил у меня Володя Горин.

— На методсоветы нужно ходить. Там иногда интересные вещи обсуждаются, — ответил я.

— Ну, знаешь! Я и не думал, что традиционная баня в штабе Центра по субботам у нас называется методическим советом, — улыбнулся Горин.

А зря! Обычно у мужиков так всегда. Самые важные решения принимаются за столом или в бане.

Я ещё раз повторил моё предложение по установке такой антенны.

— Выставляем «макушку» антенны из-за естественного укрытия на местности. Будь то сопка или кроны деревьев. Неважно. И можно скрытно осуществлять поиск целей, причём не только для себя, но и для других машин, участвующих в бою.

— Ну да! Объект наметили и выполняем «подскок». И всеми ПТУРами можно отработать. Также скрытно и уйти, — обрадовался Кеша, похлопав один из вертолётов по хвостовой балке.

Ми-28 слегка качнулся на один бок, а дверь в кабину оператора самостоятельно открылась. А ведь она, как мне казалось, была закрыта на защёлку.

Тут люди, знакомые со способностями Петрова, замерли в ожидании самого страшного. Немая пауза продолжалась несколько секунд. Я и сам ждал, что вот-вот что-то отвалится.

— Вы чего? — спросил Иннокентий.

— Кеша, иди сюда, братишка, — позвал я Петрова.

— Только ничего больше не трогай, — улыбался Занин.

Его мы уже познакомили с возможностями Кеши.

День закончился тем, что в модуле был накрыт небольшой стол. Пригласили представителей инженерной бригады, чтобы обсудить завтрашние полёты. Уже перед сном я вышел в беседку, чтобы подышать ночным воздухом.

Территория авиабазы хорошо освещалась. Обстановка на стоянках тихая и мирная. Только лопасти аккуратно покачивались у вертолётов от дуновения ветра.

— Не спится? — из темноты услышал я знакомый голос с большим акцентом.

Через секунды на свет вышел командир 976-й эскадрильи Рафик Малик в футболке и спортивных штанах. В зубах была сигарета. Редко мне попадались сирийцы-курильщики.

— Вышел подышать, — ответил я.

Рафик улыбнулся и подошёл ко мне ближе, щёлкая бензиновой зажигалкой.

— Мы с вами неправильно начали общение, Саша. Дядя мне уже сделал замечание по этому поводу.

Что и требовалось доказать! Салех Малик — действительно родственник Рафика.

— Он для вас авторитет, как я понимаю.

— Да. Полковник заменил мне отца. Он погиб во время войны за Голанские высоты.

Рафик имел в виду Шестидневную войну 1967 года. Именно тогда Сирия потеряла столь важную для себя территорию.

— А я сирота.

— И вы никогда не хотели узнать своей семьи? — спросил Малик.

Я сразу не стал отвечать. О поисках родственников никогда не думал — ни в этой, ни в прошлой жизни.

— Хороший вопрос.

Малик затушил сигарету и пожал мне руку, пожелав спокойной ночи.

— Саша, а можно вопрос. Вы приехали в Сирию как наёмник или как друг?

Возможно, стоило ответить так же как и на предыдущий вопрос. Но реально ответ был иным.

— По приказу, Рафик. Мы все здесь по приказу. Не приехал бы я, приехал бы кто-то другой.

Сирийский комэска кивнул и ушёл в сторону своего жилища.

На следующее утро первыми в воздух поднялось наше звено Ми-28. Сирийцы сегодня решили не летать, так что небо полностью отдали нам.

Первый же вылет и мы с Кешей решили хорошенько проверить манёвренность нашего борта.

Воздушный поток от винтов рвал и кружил песок, забрасывая его в воздух мутными вихрями.

— Ориентир наметил, — доложил мне по внутренней связи Кеша из кабины оператора.

— Понял. Только это я обязан делать, — ответил я и начал выполнение манёвра.

К этому моменту мы снизились ещё ниже и буквально скользили в нескольких метрах над выжженной солнцем пустыней. Мелкие камни щелчками били по броне, а жгучий зной заполнял кабину, превращая её в настоящую парилку.

Начал выполнять боевой разворот. Ми-28 быстро накренился влево, выполняя манёвр. Скорость падает, а вертолёт быстро развернулся на нужный угол.

Начал выполнять горку. Ручку отклонил на себя. Нос задран, к креслу слегка придавило. Подошли к верхней отметке и я начал выполнять разворот. Перед глазами уже не голубое небо, а жёлтые пески пустыни.

— Пикируем, — сказал я по внутренней связи, направляя вертолёт вниз.

Подошли к отметке вывода и вновь тяну ручку на себя. Вертолёт хорошо реагирует на все отклонения. Всё замечательно!

— Кеша, а ты поработать не хочешь? — спросил я, предлагая Иннокентию тоже поуправлять.

Благо у нас с ним модификация с двойным управлением.

— Как скажешь, аль-каид! — ответил Петров, назвав меня «командиром» по-арабски.

— Управление передал, — сказал я по внутренней связи, и Кеша моментально начал выполнение манёвра.

Ми-28 медленно начал накреняться вправо, выполняя неинтенсивный разворот. Скорость по прибору продолжала находиться на отметке в 240 км/ч, но никакой особой интенсивности это не добавляло.

— Энергичнее, — сказал я, когда Кеша закончил выполнение первого боевого разворота.

— А по-моему я выполнил всё чётко. Только не то, что нужно, — посмеялся Петров.

— И вышел с курсом на солнце. В бою — самое хреновое.

— Тогда выполняю влево, — ответил Кеша и отклонил ручку управления.

Солнце пробивалось сквозь блистер. Даже опущенный светофильтр не спасал — слепящие лучи больно резали глаза, превращая горизонт в дрожащее марево.

Крен по прибору Кеша установил правильный. А вот с координированным отклонением ручки управления и педалей у него проблемы.

— Давай покажу. Держишься аккуратно за органы управления и повторяешь за мной, — произнёс я, взявшись за ручку управления.

Быстро разогнал вертолёт прямо над шоссе, ведущем в Дамаск. Скорость на приборе 280 км/ч. Остальные параметры тоже в норме.

— Готов? И… плавно ручку на себя! — начал я выполнять боевой разворот так, как это положено.

Тангаж подошёл к отметке в 10° за 2 секунды. Пора начинать разворот!

— Пошли влево. Крен 20°. Смотрим за положением остекления кабины, — обратил я внимание Кеши на внешние признаки правильного выполнения фигуры.

Усилия на ручке управления возросли. Крен начал увеличивать до отметки в 45°. Перегрузка проявилась, но ненадолго. Скорость подошла к отметке 230 км/ч и стало проще.

— Подходим к выводу из разворота, — продолжил я комментировать действия и выровнял вертолёт по курсу. — Теперь опять сам. Управление передал.

После моего показа Кеша всё же выполнил боевой разворот как надо. Следом ещё пару манёвров, которые у него получились неплохо. Взглянув на часы, я понял, что пора возвращаться на аэродром. На сегодня отработку фигур сложного пилотажа пора заканчивать.

— Иннокентий, на базу, — дал я команду, когда Кеша выводил вертолёт из пикирования.

— Понял, аль-каид, — ответил Петров, отворачивая в сторону аэродрома.

Вертолёт слегка задрал нос, чтобы пролететь над небольшой сопкой. Впереди поднимался тёмный силуэт холма Тель-Асфара — основной господствующей высоты этого района.

Очередной разворот и мы уже огибаем вершину, оставляя за собой столбы песка, поднятые мощными лопастями. Внизу, среди барханов, медленно брели верблюды — их длинные тени вытягивались на раскалённом песке, создавая иллюзию странных фантастических существ.

Ещё манёвр, и под нами мелькнула ровная тёмная лента шоссе, уходящего к Дамаску. На фоне бескрайней пустыни оно выглядело словно чёрный шрам на коже земли.

На посадке Кеша сильно раскачал вертолёт, так что садились на площадку снова вдвоём.

— Давай повисим, — сказал я, отпуская ручку управления.

— Я подустал, если… честно, — натужно хрипел по внутренней связи Иннокентий.

— Заканчиваем? — уточнил я, готовясь вновь взяться за ручку.

Вертолёт слегка вздрагивал и раскачивался над бетонной поверхностью. Техники, прятавшиеся от жары под навесом, внимательно смотрели и ждали посадки. Но Кеша решил ещё поработать.

— Минуту ещё. Вроде… сам… сбалансировал, — ответил Петров.

На посадку уже зашли наши товарищи, а мы ещё пока не закончили работу. В эфире пробивался чей-то голос, но у меня не получалось разобрать сообщение.

— 101-й, надо садиться и готовить вертолёт, — произнёс в эфир Занина.

— Понял, 104-й. Садимся, — ответил я.

Кеша снизился, однако мягко приземлить не получилось. Но стойки шасси не сломал.

После выключения, мы с Кешей передали вертолёт техсоставу, а сами направились в беседку. Подальше от солнца.

— Воды? — предложил я Иннокентию, и он взял у меня пластиковую флягу.

— Устал, Саныч. Как ты можешь столько времени управлять вертолётом? Я за 15 минут вспотел, как лошадь на свадьбе, — снял с себя куртку лётного комбинезона Кеша.

Футболка у него была мокрая насквозь, а рука слегка вздрагивала.

— Это всё с налётом приходит. Сначала и пять минут тяжело, потом проще. Зато я порой удивляюсь, как ты быстро всё считаешь. Подумать не успеваю, а у тебя уже весь маршрут проложен.

— Да тут ничего сложного. Нарисовал и лети.

Мы с Кешей посмеялись от такого простого решения проблем навигации. Только я убрал флягу, как в беседку буквально влетел старший испытательной бригады.

— Сан Саныч, у меня пренеприятное известие.

— Ревизор? — хором спросили мы с Кешей.

— Нет, президент.