Долго на месте катастрофы наших Ми-8 меня не задержали. Никаких следов того что постановщики помех были сбиты истребителями, обнаружено не было. Комплексы ПВО тоже не могли бы достать Ми-8. Всё указывало на то, что налицо работа диверсантов, применивших ПЗРК.
Римаков поблагодарил за помощь и сказал, чтобы мы продолжали работать по указанию главного военного советника. У меня с Максимом Евгеньевичем сложилось мнение, что такую диверсию могла провернуть и противостоящая нам компания Блэк Рок.
Уже через час после окончания беседы с Римаковым, меня и Зуева доставили на базу. Рафика Малика отправили в Дамаск.
Подлетая на вертолёте к базе, я не отрываясь, смотрел через иллюминатор. В поле зрения попали и перемещающиеся по лётному полю люди, и выруливающие на полосу самолёты, и уходящие на очередную задачу Ми-24. Сумбурно, но даже в этой авиационной суматохе есть порядок.
А вот происходящие на этой войне события, мне было понять всё сложнее и сложнее.
— Сан Саныч, чего такой смурной? — перекрикивал Зуев шум двигателей, когда мы заходили на посадку.
Подполковник сидел напротив меня и, кажется, совсем не задумывался о происходящем. Может оно и правильно, но только не в отношении меня и моих лётчиков с техниками.
— Завертелся клубок в сирийском царстве. Как они это распутывать будут? — спросил я.
— Не будут распутывать, как мне кажется. Да и наше командование не пойдёт на конфликт с руководством Сирии. Сегодня посидите без работы, а завтра вновь будете летать по полной.
Вертолёт завис над площадкой и мягко приземлился. Бортовой техник открыл нам сдвижную дверь, чтобы мы могли выйти из грузовой кабины.
Я пожал на выходе бортачу руку и вышел вслед за Зуевым. Посмотрев в сторону штаба, увидел, что на входе уже стояла вооружённая охрана. Подходы к зданию перекрыли.
— Пойдёмте со мной на командный пункт, Сан Саныч. Нужно будет помогать временно исполняющему обязанности командира дивизии. Никто с него не снимет задачи поддержки войск на Голанских высотах, — позвал меня Зуев.
Я пошёл вслед за подполковником. Если бы знал, что вся эта помощь затянется надолго, сначала бы поел.
Сирийцы продолжали летать в зону боевых действий, нанося удары по танковым группам противника. Но с каждым разом это становилось всё более опасным занятием.
Пока Мухабарат разбирался в причинах самоубийства Салеха, его замещал подполковник Джавиль на месте командира дивизии на командном пункте. По указанию старшего советника главкома сирийских ВВС генерала Борисова, теперь я должен был работать с ним.
Ситуация, на первый взгляд, уникальная. Только что застрелился комдив, но никто не останавливает работу. Поскольку остановиться невозможно — война с Израилем в самом разгаре.
Джавиль часто просил пройти меня то к планшету общей обстановки, то на постановку задачи на вылет лётчикам, уточняя вопросы тактики израильских танковых групп.
Ещё я акцентировал внимание на средствах ПВО — крупнокалиберные пулемёты, зенитные установки и ПЗРК. Мобильные и стационарные комплексы представляли большую опасность для истребителей. Также я предложил чаще менять маршруты, поскольку действия сирийской авиации становятся предсказуемыми для израильтян.
И как писал Крылов в одной из басен, «а воз и ныне там».
Как я ни старался, убедить командование менять маршруты не вышло. По итогу во второй день войны потеряно ещё 5 самолётов и два вертолёта. И это только в моей подсоветной дивизии!
Общая цифра потерь авиации теперь, как мне удалось узнать, была 20 самолётов и 6 вертолётов.
К вечеру наступил момент, когда МиГ-23 перестали поднимать в воздух. Не пускали на удары и Су-22. Голанские высоты войска удержали, но в коридорах командного пункта сирийцы в открытую говорили, что будет приказ об отходе пехоты и оставлении города Эль-Кунейтра.
Шум и суматоха на КП начали стихать только к вечеру. Доклады из динамиков становились всё реже. Как и телефонные звонки, на которые подполковник Зуев в течение нескольких часов отвечал на «автомате».
Помощник старшего советника ВВС Сирии устал хлопать себя по щекам, пытаясь отогнать надвигающийся сон, и уснул в кресле.
Я же в течение получаса участвовал в обсуждении очередной операции сирийского командования в качестве советника.
Рядом с большой картой с нанесённой тактической обстановкой находились заместитель погибшего командира дивизии Салеха Малика подполковник Джавиль, начальник штаба и ещё несколько офицеров. Был здесь и тот самый Рустум из Управления политической безопасности Сирии, который не отходил от меня ни на шаг и внимательно следил за всеми офицерами.
Джавиль рассказывал, какие задачи ставит руководство на завтрашний день.
— Что скажете, господин майор? Есть ли смысл нанести удар восьмью единицами вертолётов? — показал Джавиль на предполагаемое местонахождение сосредоточения бронетехники противника.
— Лучше отработать два удара двумя звеньями. Это позволит лучше маневрировать. К тому же первое звено проведёт доразведку, уточнит количество техники, додавит ПВО… — начал отвечать я, но начальник штаба меня перебил.
— Мы не можем позволить себе атаковать двумя группами. Нам нужно остановить прорыв.
— Вы знаете где будет прорыв? Когда? Каким составом? Какие средства будут противодействовать? — спросил я, но в ответ тишина. — И почему вы не обсуждаете вопросы прикрытия от истребителей, поисково-спасательного обеспечения?
И снова тишина. Обсуждение закончили на том, что стоит принять мои поправки к сведению. Как только все начали расходиться, Рустум коснулся моего плеча и предложил отойти.
— Не хотите поделиться своими мыслями, Александр? Что думаете по поводу всей ситуации?
Мне никто не запрещал вести разговоры с представителями Мухабарата. Да и не выведывает Рустум у меня секретов.
— Как по мне, так дело было не только в Салехе. Вам бы выше поискать кого-нибудь, — ответил я.
— И мы так тоже думаем. Будьте внимательны, — пожал мне руку Рустум и пошёл на выход.
Я же направился к Зуеву, который только что проснулся от телефонного звонка.
— Да. Нет ещё. Не было указаний. Сидите в готовности, — устало пробормотал подполковник и повесил трубку. — Командир 219-го зенитно-ракетного полка переживает, что нет приказа на смену позиций. Они сегодня 4 цели сбили. Одну над морем, не скоростную.
В прошлом я слышал, что нашим советским ПВОшникам в Сирии удалось сбить один из Е-2 «ХокАй». Возможно, именно под мало скоростной целью скрывается этот, весьма ценный, самолёт.
— А почему нет указаний?
— Ждут поздней ночи. Сан Саныч, иди к своим. Там на усиление нашей группы на этом аэродроме ещё личный состав прислали. Возможно, всё идёт к тому, что мы сформируем в Сирии более солидный контингент.
— Хорошо бы, — ответил я и пожал руку Зуеву.
Я собирался уйти, но он меня остановил.
— Ничего больше не скажешь? Сформируют контингент и придётся остаться здесь на долгое время.
— У нас с вами приказ, товарищ подполковник. А обсуждать действия руководства нам не следует. Тем более что я их полностью поддерживаю.
— И всё же. Ваше мнение, — уточнил Зуев.
Провоцирует товарищ подполковник. Но врать я ему всё равно не собираюсь.
— Защита Советского Союза — это не только охрана наших границ, но и постоянная поддержка во всём мире дружеских связей с нашими союзниками, оказание интернациональной помощи, включая и военное сотрудничество. Иначе — уничтожат сначала наших союзников, а потом и нас.
— И всё?
— Короче говоря, гаси пожар у соседей, чем потом тушить свою избу.
Зуев улыбнулся и отпустил меня. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, но жизнь на базе не останавливалась. По-прежнему повсюду перемещались спецавтомобили, были слышны громкие разговоры техников, а на стоянке проводили гонку двигателей самолёты и вертолёты.
Я собирался поговорить с моими подчинёнными, а также с инженерно-техническим составом. Всё же побывали в бою с «Апачами». Ну и про парней погибших сегодня нужно будет поговорить.
Чем ближе я подходил к ангару, тем сильнее до меня начинали доноситься громкие разговоры.
— Да щас! Совсем, что ли⁈ — услышал я возглас Занина.
— Я вам говорю, что всё у нас хорошо… — присоединился к нему его штурман Лагойко.
После этой фразы мне в поле зрения попался УАЗ «Таблетка». Я сразу вспомнил слова Зуева, что на базу прибыло пополнение советских специалистов для усиления. Похоже, что и медицинские работники среди них тоже были.
— Мы гражданские, рыбонька… — вновь начал говорить Василий.
— Я вам не рыбонька! — услышал я громкий женский голос, подойдя к Ми-28 в арочном укрытии.
Эхо от этой фразы разнеслось по всему огромному помещению. Кто-то из техсостава даже выронил инструменты из рук.
В этот момент мне на ум пришло имя только одной девушки, которая могла вот так заявиться к нам в ангар. Я быстро обошёл вертолёт и стал свидетелем того, как Антонина Белецкая «сыпет» кучей статей, параграфов и пунктов из документов. Занин и Лагойко были в шоке.
— Да ладно, тебе. Мы всё поняли… — пытался Кеша успокоить Тосю.
— Если не пройдёте полный медосмотр, всех отстраню. А потом будете у меня и чистку желудка проходить. Устроить вам клизму⁈ — возмущалась Тося.
— Нет! — хором ответили все.
Мне показалось, что и техники тоже.
— А теперь, быстро все в медкабинет. Со справками по ВЛК. Иначе, я вас предупредила. У меня приказ от самого главного военного советника генерал-полковника Яковлева, — закончила выступление Антонина и повернулась в мою сторону.
Тося была в медицинском белом халате. Когда мы встретились взглядами, она мне улыбнулась и подмигнула. Показушно прокашлявшись, Белецкая решила сохранить статус грозного врача и резко задрала подбородок. Да так, что медицинский колпак с её головы чуть не упал.
— А вас, Саша… то есть, товарищ майор, это тоже касается. Почему ваши подчинённые не соблюдают предполётный и послеполётный режимы?
— Война, Антонина Степановна. И кстати, у вас колпак ушёл в сваливание, — не удержался я, подошёл ближе к девушке и поправил головной убор.
— Спасибо, — приятным голосом ответила Тося, но тут же опять включила режим «грозный». — Война войной, а медосмотр быть должен.
За спиной Тоси я увидел Кешу, который еле сдерживал смех. Но Занин, Лагойко и остальные лётчики продолжали пребывать в шоковом состоянии.
— Так точно, товарищ Белецкая, — ответил я.
— И… это… после всех зайдёте, — сказала Антонина, притопнула ногой и пошла в сторону санитарного автомобиля.
Я подошёл к товарищам, которые начали бурно обсуждать произошедшее.
— Ну ты и… Василий! — воскликнул Володя Горин, похлопав по плечу Занина.
— Рыбонька! Ты бы её ещё щучкой назвал, — покачал головой военный испытатель Шамиль Керимов, вытащивший из своего портфеля справку ВЛК.
— Надо было её пираньей назвать, — покачал головой Занин. — Саныч, тут такое было…
— Можешь не рассказывать. С Антониной я знаком давно, — улыбнулся я, присаживаясь на ящик с запасным имуществом.
— И насколько близко? — подсел ко мне Иван Зелин — коллега Керимова по Владимирску.
— Не ближе, чем ты сидишь рядом со мной, — ответил я. — Эротических и романтических историй не будет, Вань.
— Я бы сейчас не отказался. Сирийки вон какие красивые в Дамаске ходили. Наши дамы в Синем доме тоже. А здесь только песок и бетон, — махнул он рукой.
Возникла небольшая пауза, которую прервал Занин.
— Саныч, ты ж был на месте гибели. Что там?
— Ничего. Обломки и тела. Сами знаете, что Ми-8МТП-1 — «голубь мира» в сравнении даже с простой МТшкой. А без прикрытия шансов у них не было.
Я рассказал, что с большой долей вероятности, гибель наших товарищей — дело рук диверсионной группы.
— Выходит, если раньше они знали маршруты сирийцев, теперь и наши маршруты известны, так? — уточнил Керимов.
— Не совсем. Свои маршруты мы меняем сразу после взлёта. Они могут знать только те, что мы отрабатываем на командном пункте.
— То есть примерный район, но это им не помогает, — кивнул Кеша.
— Верно. А вот местоположение постановщиков помех можно отследить по зонам дежурства истребителей, которые их прикрывают. Это узнать можно. А ещё можно узнать и… характеристики и тактику экипажей Ми-8МТП-1, — сказал я, посмотрев на Занина и Лагойко.
Двое испытателей напряглись. Думаю, что они меня поняли правильно. Особенно Василий.
— Саныч, ты на что намекаешь? — уточнил Керимов.
Я уже собирался сам всем рассказывать про Евича, но меня опередили.
— По всей видимости, на эту наёмную структуру Блэк Рок работает перебежчик Евич, — сказал Василий.
— Приплыли! — хлопнул Иван Зелин себя по коленям.
— Поэтому, в сегодняшнем бою нас чуть было не сбили. Поставили помехи, друг друга мы слышали плохо. Ну и всё было рассчитано так, чтобы сбить 4 вертолёта сразу. Ещё и сделать рекламу «Апачу», — ответил я.
Далее мы перешли к обсуждению этого зверя, под названием АН-64. Этот вертолёт как минимум равен по манёвренности и возможностям нашим Ми-28. А если Евич предложил новшества американским инженерам, то теперь «Апач» может и выигрывать в некоторых компонентах.
— Судя по всему, на двух сегодняшних бортах были подвешены ракеты «Стингер». Слишком хорошо они среагировали на ловушки и работу станции оптико-электронных помех.
А ведь вероятность увода ракет «Стингер» порядка 80%, как показала практика в Афганистане.
— Что будем делать? Есть предложение по минимизации возможностей столкновения с «Апачами», — предложил Лагойко.
— Это невозможно. Мы не знаем, когда и откуда они будут атаковать. Рельеф непростой в районе Голан, противодействие с земли плотное, а радиолокационного поля никакого… — начал говорить Зотов — штурман из Торска.
Но в этот момент я вспомнил, что у нас есть один Ми-28, который имеет надвтулочную бортовую РЛС.
— Используем второй борт, который подбили позавчера, — ответил я и подошёл к старшему инженерной бригады.
Он мне объяснил, что вертолёт готов, но есть нюансы.
— Саныч, не факт, что пойдёт. Я эту РЛС включал. Барахлит и отказывает, — объяснил мне Занин.
— Ну вам же нужно её испытать. Почему бы не сразу в боевой обстановке? — спросил я.
Моя идея была в следующем. Заявленная дальность обнаружения у бортовой РЛС Ми-28 до 20 км. Борт с этой станцией отводим чуть дальше от района боя и он зависает, выставляя обтекатель антенны выше рельефа. Тем самым вертолёт скрытно может наблюдать за обстановкой на поле боя.
— Рискованно. Если не пойдёт, что делать будем? — спросил Лагойко.
— По старинке. Мы ничего не теряем. Зато может получиться обнаруживать «Апачи» на подлёте.
Занин и его штурман согласились. Иначе, зачем нужна эта РЛС, если она просто место занимает над втулкой несущего винта.
Сразу после нашей беседы, все отправились к Антонине в её медицинский кабинет. На удивление, ей выделили помещение в медсанчасти сирийцев. Полностью она разложиться ещё не успела, но работа у неё кипела. В очереди к ней стояли все техники и лётный состав отдельного вертолётного отряда, который перебазировали из Дамаска.
Пока стояли в очереди, я успел поговорить с их командиром. Естественно, что разговор был о погибших.
— Тела в Дамаск увезли. Сказали, что ночью должны будут отправить на Родину. Быстро, скрытно и без пышного прощания.
— Мы кого-то стесняемся? — спросил я.
— Это мы в Афганистане официально. Здесь не так. Пока ещё.
— И никто из вас не поедет?
Командир отряда отрицательно помотал головой.
Вспомнив, что у меня в кармане фото, которое принадлежит одному из погибших, я достал его.
— На месте гибели нашёл, — протянул я обгоревшее фото.
Командир отряда взял у меня фото, и мы вместе с ним помолчали. У каждого в голове роились свои мысли. Кто знает, возможно, завтра не станет и нас.
Спустя полчаса дошла очередь и до нашей группы. Само собой, что Кеша проявил себя на медосмотре.
Дверь в кабинет была открыта, так что всё было слышно.
— Какой у вас объём лёгких? Или сейчас будешь дышать в спирометр, — пригрозила ему Тося.
— Ну я не помню. Я всегда, когда дышал, он ерунду показывал.
— Хорошо! Ещё раз спрашиваю, сколько вы выдуваете? — нервничала Антонина.
Кеша задумался.
— Так сколько вы, Иннокентий, выдуваете обычно?
— Выдуваю… выдуваю обычно литра 3.
— Может 5? — поинтересовалась Тося.
— Не-а. 5 на свадьбе только смогу. Обычно 3 выдуваю.
Антонина хлопнула себя по лбу и отпустила Кешу.
— Зачем ты её доводишь? — поинтересовался я у Иннокентия.
— Ну смешно же, Саныч. Да и она первая в ангаре начала.
— Рано или поздно, она тебе точно клизму поставит, — похлопал я по плечу товарища.
Следующим, и последним на сегодня посетителем, был я. День сегодня был тяжёлым как у меня, так и у Антонины. Сильно задерживаться в медицинском кабинете я не стал. Перекинувшись парой фраз, и отказавшись от предложенного чая, я пошёл к себе в модуль.
Наутро весь аэродром вновь загудел. Только солнце показалось из-за горизонта, на удар ушли первые Су-22 под прикрытием МиГ-23. Интенсивность была высокой. Пока я дошёл до КП взлетели восемь самолётов, разрывая небо гулом включения форсажа. У самого входа меня встретил запыхавшийся начальник штаба дивизии.
— Господин майор, мы вас ждём. У вас срочное задание.
— От вас? Вы мне его поручаете, — удивился я.
— Как бы да, но… это всё из Дамаска пришло. У нас приказ всем, что есть в резерве атаковать подступы к Эль-Кунейтра. Похоже, что сионисты прорвали оборону и скоро захватят город.
Дальше времени на разговоры не было. Я крикнул одному из техников, чтобы он передал моей команде готовиться.
— Нет-нет! Только вы один! — замахал руками начальник штаба.
— В вертолёте по одному не летают, господин подполковник, — поправил я его.
— Нет! Идём задачу получать, — потянул он меня за собой.
В помещении КП весь командный состав столпился вокруг карты. Здесь был и временно исполняющий обязанности комдива Джавиль, и наш представитель советнического аппарата Зуев и… ещё один человек в звании бригадного генерала. Он был одет в форму расцветки лесной камуфляж, а в руках держал красный берет. В такой форме ходили представители сирийского командос — одной из бригад Республиканской гвардии. Мужчина, которому на вид чуть больше 50-ти объяснял обстановку в районе Эль-Кунейтра.
— Враг пошёл на прорыв ночью. К утру обстановка стала критической. Потери у группы спецназа, обороняющей город, огромные. По приказу Верховного главнокомандующего, генерала Аль-Асада необходимо эвакуировать группу, находящуюся на южной окраине города.
— Генерал Махлуф, вы же понимаете, что они в непосредственном контакте с противником? Это невозможно…
— У вас приказ! — стукнул генерал по столу, и все сирийские офицеры сделали шаг назад от карты, вытягиваясь по струнке.
Зуев и я спокойно за всем этим наблюдали. Нам мне привыкать к таким проявлениям эмоций.
— Господин Зуев, меня заверили, что вам был передан приказ оказать нам помощь.
Стоящий рядом переводчик быстро шепнул на ухо помощнику советника фразу генерала.
Как я понимаю, перед нами сейчас стоял Аднан Махлуф — командующий Республиканской гвардией. По совместительству, брат жены Хафеза Асада.
Ни на что не намекаю, но везде у президента свои люди.
— Был, но в тот момент моё руководство не знало, что всё так плохо. Мы тоже не можем рисковать лучшими людьми, господин генерал.
Махлуф посмотрел на меня и ждал, что я скажу.
— Почему бы им просто не уйти оттуда? Есть ещё время, пока не перекрыли путь.
— Он не может идти. Вернее… там раненных много, — прорычал генерал.
Странно, что Махлуф сказал «он». Говорил генерал о ком-то конкретном.
В этот момент зазвонил телефон и к Зуеву прибежал наш переводчик.
— К телефону зовут майора Клюковкина, — сказал он.
Зуев маякнул мне, чтобы я пошёл отвечать.
— Слушаю, Клюковкин, — взял я трубку.
— Сан Саныч, это Борисов. Что ты думаешь об обстановке в районе Эль-Кунейтра?
— Товарищ генерал, она сложная.
— Задница, ты хотел сказать?
— Подтвердил. Если верить докладу.
Борисов промолчал, а затем перешёл к постановке задачи.
— Организовать эвакуацию этой группы под прикрытием Ми-28 и наших истребителей с Эт-Тияс. Фронт в районе Голан израильтяне и так бы прорвали. А вот жизнь сохранить наследнику мы ещё можем.
— Не понял, товарищ генерал, — переспросил я.
Иван Васильевич вновь замолчал и ответил.
— Отрядом, который нужно эвакуировать, командует капитан Басиль Асад.