Сирийский рубеж

Глава 16

В кабинете повисла молчаливая пауза. Тот самый момент, когда узнал о гибели друзей, сослуживцев или коллег. Будто пропустил удар в поединке.

Проходит две-три секунды, и всё возвращается. Всё разом заканчивается. Ты уже спокойно можешь смотреть по сторонам, говорить и дышать.

В моём случае оставаться спокойным было сложно, но это нужно было сделать.

— Сан Саныч, ничего не скажете? — спросил Зуев.

— Скажу, но чуть позже, — ответил я и развернулся к карте, висевшей на доске.

Возможно, в иной ситуации я бы просто избил струсивших лётчиков ВВС Сирии. Догнал бы Рафика и ему бы врезал. А ещё плюнул бы в лицо полковнику Салеху Малику. Но здесь что-то сильно не сходится.

Я ещё раз повернулся к сирийским лётчикам. В классе сидели три лейтенанта и один старлей. Молодые и совершенно неопытные. На таких можно что угодно свалить.

— А пока скажу вам я, господин полковник. Все материалы объективного контроля, записи журналов приёма боевых распоряжений и другие документы, должны быть нам предоставлены, — продолжал говорить подполковник Зуев.

Не смог он обойти стороной и сирийских лётчиков.

— Главному военному советнику доложено. В том числе и о действиях этих, пока ещё, сирийских лётчиков. Имя Рафика Малика тоже прозвучало, — сказал Зуев.

— Я понимаю ваши эмоции…

— Нет, вы не понимаете, господин Малик, — перебил Зуев полковника. — С этого момента, советские советники и специалисты не участвуют в боевых действиях. До конца расследования, разумеется.

Салех почесал щетину и решил ответить Зуеву.

— Понимаю. Но и у меня есть руководство. И от него уже пришёл ответ: расследование сейчас провести проблематично. Идёт война.

За всеми рассуждениями как-то отошло на задний план самое главное — погибшие. Как ребят возвращать на Родину и кому предстоит выполнить эту задачу. Она в армии самая тяжёлая.

Естественно, что Зуев не успокаивался. Плевать и ему, и мне на проблемы сирийского военного руководства. Потеря двух вертолётов-постановщиков помех — трагедия и полнейший провал ВВС.

Причём уже с утра сегодня всё шло не по плану. Замена экипажей «Крыши» в последний момент, отсутствие группы ПСО с самого начала вылета в район Голан, потеря связи со всеми экипажами, которые должны были с нами взаимодействовать. Всё это лишь самые явные признаки того, что можно назвать потерей взаимодействия между всеми участниками нашей небольшой операции.

Теперь уже и появление на арене «Апачей» не выглядит столь серьёзным событием.

Я продолжал смотреть на карту. Район постановки помех был обозначен, но точка крушения вертолётов находилась севернее зоны барражирования. То есть почти 60 километров по прямой. Это слишком далеко от линии боевого соприкосновения. Никакой израильский самолёт пустить ракету в том направлении бы не смог. Особенно, если наши вертолёты не включили аппаратуру.

— Ми-8 уже начали работать, когда их атаковали? — спросил я у Зуева.

— Нет. А что это меняет? — уточнил у меня помощник советника главкома ВВС Сирии.

Кое-что меняет. Если Ми-8 включил аппаратуру постановки помех — его сразу заметил бы противник, поскольку экипажу пришлось бы подняться на большую высоту.

— Ничего, — соврал я. — Нам надо на место крушения. И побыстрее.

Зуев, как он это любит делать, развёл руками в стороны. А Салех замотал головой и принялся говорить, что доставку к месту гибели наших экипажей быстро обеспечить не сможет.

— Господин полковник, надо быстрее. Это и в ваших же интересах, — сказал я, но Малик нахмурился и поставил руки в боки.

— Не нужно мне указывать и угрожать, — возмутился Салех.

Мы ещё даже не начинали. Как-то уж сильно начал заводиться полковник.

— И не собирался. Вы же позволите мне поговорить с лётчиками, — сказал я и пошёл в направлении сидящих офицеров.

Зуев ничего не сказал, а вот Салех моментально себя выдал. Есть за ним вина в произошедшем, и он не хочет о ней говорить.

— Я вам запрещаю, майор! — воскликнул он.

— А это был не вопрос, господин полковник. Мы ведь можем подумать, что вы специально не даёте мне поговорить с лётчиками, — намекнул я.

Подойдя ближе, я взглянул в испуганные глаза старшего лейтенанта. Это был молодой, смуглый, темноволосый парень. Он быстро и нервно крутил в руках наколенный планшет.

Только я собирался кое-что спросить, парень выронил планшет из рук. Грохот прокатился по всему классу.

— Какой у тебя налёт на МиГ-23? — спросил я на арабском у лейтенанта.

— Клюковкин, это лишнее, — услышал я за спиной голос Зуева.

— В самый раз.

— Майор! — воскликнул Салех.

— Отвечайте на вопрос, старший лейтенант, — пропустил я мимо ушей возмущение сирийского полковника.

Лётчик замешкался, но, собрав всю волю, ответил.

— 20 часов. Я раньше летал только на Л-39, — тихо ответил он.

— У остальных не намного больше? — спросил я, обведя лётчиков взглядом.

Они все одновременно кивнули. Что и требовалось доказать. Выходит, что «Топоры» Ми-8МТП-1 были обречены. В случае атаки на них, «Крыша» бы не справилась. У них просто нет ни навыков, ни опыта.

В кабинет вошёл Рафик Малик. Он был всё такой же взмокший, но уже не с глазами яростного быка.

— Позвонили с центрального командного пункта. Наших хабиров приказано доставить на место крушения. Их там ждут.

Удивительно, что у меня сошлись мысли с высокими представителями советнического аппарата советских специалистов. Я и Зуев пошли на выход из кабинета, а Салех даже не двинулся вслед за нами.

При выходе я обернулся и увидел, как он надменно посмотрел в мою сторону. Возможно, я поставил под сомнение его авторитет в подразделении, но ситуация того требовала.

— Вы прёте напролом, Александр. Восток — дело тонкое, как говорил товарищ Сухов в «Белом солнце пустыне», — шепнул мне Рафик, когда мы вышли из здания командного пункта.

Удивительно, что смотрел младший Малик наши советские фильмы. Видимо, во время учёбы в Советском Союзе проникся нашей культурой и искусством.

Пока что вырисовывается картина, что кто-то сдал весь порядок проведения операции. Начиная от маршрутов и заканчивая временем. А ещё этот кто-то не дал приказ выйти в назначенный район группе прикрытия и экипажам ПСО. И самое интересное — подобрал для задачи самых неопытных лётчиков.

Рафик не в счёт.

— Дело тонкое, говоришь… Хех! — ответил я на манер всё того же Сухова.

Как по мне, так все «стрелки» указывают на Салеха. Осталось понять, чем сбили наших ребят, и тогда точно можно высказать свои предположения Зуеву или даже более вышестоящим людям.

Техсостав сирийцев на стоянке быстро начал готовить для нас Ми-8. Экипаж ушёл за снаряжением, а я решил переговорить с группой.

Рассказав о произошедшем, я заметил, как мои товарищи напряглись. Иван Зелин и его коллега по Владимирску Шамиль Керимов однозначно высказались за вариант с предателем.

— Я разговаривал с сирийскими лётчиками. Они сами летают по установленным маршрутам и их постоянно где-то, но накрывают, — сказал Шамиль, протягивая мне флягу с водой, чтобы я попил.

— А мы, сам знаешь, их меняем. Каждый раз новая траектория. Уже не так-то и просто сделать засаду, — поддержал его Зелин.

Идея у ребят интересная.

— Саныч, не нам же расследованием заниматься. Пускай доказывают слив информации другие. Есть люди, которые расследуют быстрее и качественнее, — предложил мой однополчанин по Торску Валера Зотов.

— В детективов мы играть точно не будем. Пока занимаемся подготовкой техники, поскольку полётов пока нет. Латаем дырки на бортах, устраняем несправности, — ответил я.

Все подчинённые участвовали в беседе, кроме одного — Иннокентия. Кеша в это время стоял за спинами и не пытался вступить в разговор.

Командир экипажа подал команду садиться на борт. Зуев, который перекуривал в сторонке, жестом показал мне заходить в грузовую кабину. Мимо пробежал и Рафик, показывая мне, что тоже летит с нами.

— Саныч, есть мысль. Не нравится мне обстановка на базе, — шепнул мне Кеша.

В это время к вертолёту уже подогнали машину АПА, и экипаж приготовился к запуску.

— Что смущает? — спросил я.

Зуев уже выглянул из грузовой кабины и начал мне показывать кулак.

— Ну, тут не по-русски как-то всё.

— Так ты и не в Советском Союзе. В Сирии много особенностей. Начиная с местного менталитета и заканчивая культурой приёма пищи.

Лицо Кеши слегка перекосило. Возможно, упоминание еды его так задело. Покушать Иннокентий всегда готов.

— Просто, много мероприятий по сохранению техники мы в Афганистане делали. А тут ничего такого и близко нет.

Устами Кеши глаголет истина.

— Дружище, тебе поручаю сделать всё как было в Афганистане. Мне пора.

— Всё точь-в-точь? — удивился Петров.

— Без фанатизма, — «дал я краба» Иннокентию и побежал в вертолёт.

Экипаж быстро запустился и начал взлетать. Прикрытие для полёта в район падения «топоров» нам были ни к чему. Так что никто рядом с нашим вертолётом не летал.

Маршрут был недолгим. Оба вертолёта, со слов Малика, упали в районе населённого пункта Хабаб. Уже на подлёте были заметны дымящиеся обломки двух вертолётов. Дым поднимался вверх, а по всей степной местности были разбросаны части вертолётов.

— Взорвались после столкновения с земной поверхностью, — громко сказал я Зуеву на ухо, перекрикивая шум в грузовой кабине.

Командир экипажа начал заход на посадку. Площадку подобрали в 150–200 метрах от одного из разбившихся вертолётов.

Даже через облако пыли, которое начали мы поднимать несущим винтом, можно разглядеть, как рядом с вертолётами крутятся специалисты. Их тоже привезли вертолётом.

Только наш Ми-8 коснулся земной поверхности, а пыль осела, бортовой техник вышел в грузовую кабину, чтобы открыть сдвижную дверь. Спрыгнув на землю, мы с Зуевым и Рафиком пошли к остальным.

Рядом с обломками уже ходили представители аппарата главного советника, а также сотрудники Мухабарата.

На подходе к первому сбитому вертолёту картина открылась трагичная. Обломки были разбросаны на большой территории и ещё дымились. Повсюду ощущался запах гари, керосина и горелого металла. А ещё сожжённой плоти.

Зуев пошёл встречаться со старшим советником по ВВС Борисовым, а я остановился рядом с останками одного из лётчиков. Его придавило главным редуктором, и были видны только ноги.

Его товарищи были тоже разбросаны. Кто-то обгорел полностью, а кто-то частично. Даже мне, повидавшего не один труп, смотреть больно на произошедшее.

Сделав шаг, я на что-то наступил. Убрал ногу и обнаружил под подошвой кроссовка обгоревшую чёрно-белую фотографию. На ней молодой лейтенант держит на руках маленькую дочку, а рядом в красивом летнем платье девушка с пышными светлыми волосами.

В груди всё сжимается от мысли, что больше отец этой девочки не придёт домой.

За спиной послышали шаги. Кто-то шёл медленно и именно ко мне. Я убрал фотографию в карман и повернулся.

— Здравствуйте, Александр! — поздоровался со мной хорошо знакомый мне человек.

Повернувшись, сразу осмотрел этого человека снизу вверх. Вид у него был не самый здоровый. Седина была уже отчётливой, а морщин на лице стало больше.

— Приветствую вас, Максим Евгеньевич, — поздоровался я с Римаковым.

Вот и ещё один куратор из КГБ. В последний раз мы виделись ещё в Афганистане.

— Понимаю, тяжёлое зрелище. Но надо идти вперёд. Всё равно мы из Сирии не уйдём. Нам нужно найти того, кто слил маршруты полётов. Я настоял на том, чтобы вас сюда привезли.

— Понятно, — ответил я, и мы пошли с Максимом Евгеньевичем к генералу Борисову.

Рядом с генералом был и один из Мухабарата, так что пришлось при нём излагать свои мысли. Я доложил свои соображения, но не торопился обвинять Салеха. Это за меня сделал Римаков.

— Ситуация уже накалилась. И времени мало. Фронт может рухнуть в любой день, а у нас завёлся предатель.

Представитель Управления политической безопасности Сирии кивнул и дал команду своему подчинённому куда-то что-то передать.

— Значит, будем брать полковника, — объявил сотрудник Мухабарата.

Но что-то пошло не так. Не прошло и минуты, как к нам прибежал один из сирийцев.

— Господин Салех Малик застрелился в своём кабинете.