Сириец вышел на улицу и ждал меня у модуля, пока я одевался. Времени привести себя в порядок не было. Слова солдата об атаке территории Сирии ещё крутились в голове, отзываясь эхом в сознании.
— Саныч, что за шум? Куда в такую рань? — потянулся на кровати Кеша, который и не собирался отрывать голову от подушки.
— Началось, — тихо и по слогам произнёс я.
Штаны песочного комбинезона шуршали в тишине, пока я натягивал их на себя. Моментально все уставились на меня, а в мутных глазах каждого из коллег читались вопросы «Что?» и «Почему?».
Занин тоже подскочил с кровати, но я его остановил.
— Не торопись. Без приказа никаких телодвижений не делаем.
Василий молча кивнул, но не все были со мной согласны.
— Сан Саныч, ну тут же всё ясно. Началась война. У нас с Сирией договор… — начал говорить Валера Зотов, но я прервал молодого старлея.
— Ты его читал? Я — нет. Это во-первых. А во-вторых, как только советский солдат вступит в войну, то в неё вступит и американский. Так что здесь с открытым забралом воевать нельзя. По крайней мере, нам.
Зотов так и не понял, на что я ему намекал.
— Приказы, директивы, договоры — всё это враньё, — вскочил на ноги Валера и направился к снаряжению в шкафу. — Никому наше благородство не нужно.
Я перехватил его за плечо и дёрнул назад — резко, но без злобы. Валера напрягся, его мышцы затвердели под моей ладонью. Поймав мой взгляд, Зотов обмяк. Гнев в его глазах ещё тлел, но он рухнул на кровать, сжимая кулаки.
Что-то ему объяснять я не стал. Он взрослый человек, и сам понимает — это ещё не наша война и не надо её к нам приближать раньше времени.
— Всем быть в готовности. Приказ на вылет может поступить в любую минуту.
Застегнув куртку лётного комбинезона и завязав кроссовки, я вышел из модуля. На улице был рассвет. Лёгкий ветер гнал песок, мелкие крупинки царапали кожу и скрипели под ногами. В воздухе витал резкий запах бензина, смешанный с жаром раскалённой земли. Сирийский солдат молча шагал рядом. Его тёмные глаза блестели от напряжения. Мы спешили к командному пункту 10-й дивизии, пробираясь сквозь суету, что уже захлестнула базу.
Техники и лётчики, спешащие на вылет, двигались быстро, порой почти бегом. Их напряжённые лица говорили о многом. Слышались резкие команды, ругань, переговоры по рациям:
— Двигатель! Проверить, быстро!
— На бомбосклад! Быстро!
Я повернул голову в сторону нарастающего знакомого гула двигателей. Со стоянки взлетал Ми-8, а за ним два Ми-24 прикрытия. Так обычно работает группа ПСО. Видимо, уже начались воздушные бои и есть первые потери. Чуть дальше к другому вертолёту шагала группа солдат с автоматами.
Навстречу нам бежал командир 976-й эскадрильи ВВС Сирии, майор Рафик Малик. Лицо загорелое, чуть осунувшееся, взгляд острый, усталый, но собранный. Как будто вчера он и не был на застолье!
Малик был в светло-песочном комбинезоне, на плечах знаки различия сирийских ВВС. За спиной у него был АКМ, а сбоку на поясе висел пистолет в кобуре. Видно было, что он бежал на боевой вылет.
— Не самое доброе утро, Саша, — поздоровался Малик, пробегая рядом.
Не успел я ему ответить, как где-то в стороне взвыла сирена пожарной машины. Мы оба обернулись. По полосе бежал МиГ-23. Из его двигателя тянулся сизый дым, струйками растворяясь в воздухе. Лётчик пытался тормозить, но смог остановиться только на последней плите ВПП.
К самолёту тут же рванули пожарные машины и грузовик с технической группой.
— Совсем не доброе, — крикнул я ему вдогонку, наблюдая за тем как приземлившийся лётчик буквально выпрыгивает из кабины.
Малик остановился, чтобы дать указание своему лётчику-штурману. Внешне он был спокоен. Рафик начал быстро надевать шлем, но не сразу ему удалось поместить его на голову ровно. По тому, как он сжимал подбородок и чуть подрагивали его пальцы, было ясно — волнение присутствует.
Я крепко пожал ему руку, ощущая сухую, тёплую ладонь.
— Удачи.
— Взаимно, — коротко бросил Рафик и направился к вертолёту, уже на ходу застёгивая ремни шлема.
Спустя несколько минут я вошёл в зал боевого управления и сразу почувствовал, как меня накрыла волна грохота и напряжения. Со всех сторон доносились громкие голоса, переходящие порой в крик. Русская и арабская речь сливались в единый хаотичный шум. Звонили телефоны, динамики передавали обрывки радиообмена — короткие фразы, полные тревоги и срочности.
Рядом с рабочим местом комдива Салеха Малика стоял высокий, широкоплечий мужчина — подполковник Зуев, представитель старшего советника по ПВО.
— Какие ещё помехи⁈ Так отстройтесь! — громко сказал в телефонную трубку подполковник.
Он одновременно говорил по телефону и отдавал указания офицерам, склонившимся над картами и фотопланшетами.
Вчера вечером его точно тут не было, как и командира дивизии Салеха Малика. Он тоже не отходил от индикатора кругового обзора, контролируя воздушную обстановку. Судя по тому, какие большие засветки на индикаторе, израильтяне первоначально поставили помехи радиолокационным станциям.
В помещении было душно, воздух тяжёлый, наполненный запахом нагретой аппаратуры, пота и табачного дыма. Жар от работающих приборов усиливал духоту, и казалось, что стены сами по себе источают тепло.
Я подошёл ближе к столу, где сидели Зуев и комдив Малик.
— Как не вышли в район⁈ Нашли? А где было прикрытие⁈ — голос Салеха сорвался на крик, но в следующую секунду он уже слушал ответ, сжав трубку так, что побелели костяшки пальцев. — У нас так не останется авиации совсем…
Закончив разговор, он медленно положил трубку, закрыл глаза и произнёс несколько слов молитвы.
— Сан Саныч, для тебя работы нет. Надеюсь, не будет, — сказал Зуев, пока командир дивизии отвлёкся на подчинённых.
— Быстро вы добрались.
— Ночью подняли и сюда отправили, — сказал Зуев и подозвал меня ближе. — Руководство аппарата главного советника ночью дало команду отправить семьи на Родину. Похоже, война будет серьёзная.
— По-другому на Ближнем Востоке и не воюют.
Салех закончил давать указание и резко расстегнул молнию на комбинезоне, стянул верх и завязал рукава на поясе. Футболка под ним была тёмной от пота, но, похоже, его это не волновало.
— Майор Клюковкин, можно вас? — он поднял взгляд на меня и жестом подозвал к карте.
Я шагнул вперёд.
— Израильские ВВС атаковали наши войска в южной части Ливана, а также комплексы ПВО в долине Бекаа и вдоль юго-восточной границы, — объяснил полковник, проводя пальцем по карте.
— Какой ущерб? — спросил я, вглядываясь в обозначенные позиции.
— Пока не фатальный. Удалось сменой позиций вывести большую часть установок из-под удара. Кто-то в штабе получил сведения о направлении атаки за несколько часов до налёта.
Я кивнул, а Зуев мне подмигнул.
— Задача, которая стоит перед вертолётами моей дивизии — осуществление поисково-спасательного обеспечения. Что вы можете предложить для его улучшения?
— У вас нет эвакуационной группы. Не сами же лётчики будут забирать сбитый экипаж?
— Свободных солдат нет. Все на фронте. Ещё что?
Не особо ценят жизнь лётчиков в армии Сирии.
— Все вылеты на эвакуацию лучше осуществлять из зоны дежурства. Истребители и бомбардировщики работают по задаче, а в это время недалеко вертолёт кружит в зоне дежурства. С прикрытием, конечно. И чем ниже по высоте, тем лучше.
— Это всё хорошо звучит, но на деле не особо выполнимо. Мы проигрываем воздух…
Салех прервался. Как и я, он тоже уловил радиообмен из динамика.
— Наблюдаю колонну противника. В секторе Альфа за «пурпурной линией» Десять… нет, больше. Вижу 12 танков и бронетранспортёры…
Голос принадлежал Рафику Малику. Куда и с каким заданием его отправили, я не знал.
— Сраные трусы. Вот так и договаривайся с ООН, — бросил Салех на стол шариковую ручку.
Он указал точку на карте — Голанские высоты.
Похоже, что свои функции миротворческий контингент на Голанах решил не выполнять и самоустранился. Насколько я слышал, там сейчас руководит представитель некогда «великой» шведской армии. Совсем не наследник своих предков!
— Рафик должен был забрать сбитого лётчика к Востоку от буферной зоны. Сегодня утром танковые подразделения Израиля вошли и туда.
— Разве там нет миротворцев? — поинтересовался Зуев.
Салех усмехнулся, но в его взгляде не было веселья.
— Они могут только громкие заявления делать, протестовать и высказывать озабоченность. А сегодня ночью и вовсе снялись со своих постов и перебазировались на израильскую территорию. Воины мира! — стукнул кулаком по столу Малик.
Я прищурился, оценивая последствия прорыва израильской бронетехники. Если они прорвутся, сирийцам будет очень сложно.
Эти танковые группы могут отсечь группировку сирийцев, расположенную в Ливане. Да и до столицы здесь недалеко.
— У меня в резерве эскадрилья МиГ-23БК. Стоит задача остановить прорыв, поскольку наши резервные соединения с севера ещё не подошли. В районе Голанских высот только несколько застав, части и группа, удерживающая контроль над Эль-Кунейтрой.
— МиГ-23БК? — переспросил я.
— А что вас удивляет. Новые, с хорошей авионикой. На них у меня только лучшие летают.
Насколько я помню, именно эта модификация МиГ-23 стала переходной к истребителю-бомбардировщику МиГ-27. Похоже, что в Советском Союзе многое развивается более быстрыми темпами, если уж такие машины поставляют на экспорт.
— Салех, Израиль в этом районе опирается на превосходство в воздухе и средства радиоэлектронной борьбы. Столь крупная группа будет слишком заметна, — вступил в разговор и Зуев.
— Самолёты пойдут всей группой на предельно малой высоте. 8 единиц МиГ-23…
— Это большая группа, — вклинился я. — В условиях работы по земле, когда рядом будут средства ПВО противника в большом количестве лучше наносить удар меньшими группами. Это даст возможность маневрировать.
— Иначе мы не достигнем нужного нам результата. Риск минимальный.
— Господин полковник, поверьте мне. Лучше одним звеном, завешанным «под завязку». Расстояние до Голан здесь небольшое, — продолжил настаивать я.
Салех замотал головой и дал команду готовить восьмёрку МиГ-23. Следующим приказом вызвал к себе лётный состав. Я ещё раз призвал Малика пересмотреть решение.
— Майор… Саша, короче! У меня приказ остановить продвижение. Всё согласовано с центральным командным пунктом. Там, между прочим, и старший «руси мусташар» по авиации сидит, — продолжал Салех не слушать меня.
Я взглянул на Зуева, но тот только развёл руками.
Видимо, представитель старшего советника уже высказывал свои соображения по поводу средств ПВО и радиолокации в районе Голанских высот.
— Салех, в нынешних условиях, ударной авиации предстоит действовать вслепую, связь и проводка на высотах менее 2500 исключена, — объяснил я.
— Никто не говорит вам отменить удар. Он требует корректировки. У противника перевес в численности авиации и вопрос сохранения жизней сирийских лётчиков и самолётов стоит остро, — добавил Зуев.
— Я достаточно услышал, подполковник Зуев. У меня приказ, — был непреклонен Салех.
Представитель старшего советника снял трубку и начал звонить в центральный командный пункт. Пожалуй, это единственный шанс повлиять на решение.
— Да, товарищ генерал. Но… я вас понял. Он здесь, — поднял на меня глаза Зуев и передал трубку.
— Майор Клюковкин, товарищ генерал, — представился я.
— Не могу пожелать доброго утра, Сан Саныч. Вы в готовности? — прозвучал уставший голос Ивана Васильевича Борисова.
— Так точно.
— Как бы нам не хотелось, но время ещё не пришло. Ждёте нашей команды. Это приказ.
Я взял паузу и посмотрел на Салеха. Он как раз шёл в класс, чтобы поставить задачу лётчикам.
— Чего молчите, Клюковкин? — спросил генерал.
— Да как бы поздно не было. Удар через Голаны — это выход в тыл группировке, расположенной на юге Ливана. И прямая дорога на Дамаск.
— И мы это знаем, Александр. Всё видим. Командование армии и наши советники на местах. Но мы не можем быть сирийцами, больше, чем сами сирийцы.
Борисов взял паузу, выдохнул и попросил подождать на телефоне. Было слышно, как на другом конце провода идёт жаркое обсуждение обстановки и предстоящих задач. Через минуту Иван Васильевич вернулся.
— Итак, ставлю задачу — обеспечить выполнение поисково-спасательных задач. Распоряжение Салеху уже поступило от главкома.
— Понял. Разрешите выполнять?
— Да. Удачи, майор! По прибытии — доклад.
— Есть.
Лётчики быстро получили задачу, а я согласовал район, где будет находиться моя зона дежурства. Не прошло и получаса, как я уже шёл с Кешей по бетонке аэродрома к Ми-8. Иннокентий был первым, кто вызвался добровольцем на эту операцию.
Бортовой техник в нашем экипаже был сириец. Маленького роста, худой и с острым носом, он вытягивал подбородок вверх, будто пытался достать им до меня. Ещё за несколько шагов до меня он громко рапортовал, что вертолёт готов.
— Как звать? — спросил я на арабском.
— Вазим. К вашим услугам!
— Понял, работаем! — пожал я руку бортачу.
Нашим прикрытием будут два Ми-24, командирами которых являются те самые Асул и Джанаб по прозвищу Аси и Диси. Ребята толковые, но шумные.
— В районе Эль-Кунейтра рельеф хороший. Есть где скрыться, — показал я на карте всем район барражирования.
Сирийцы кивали, делая пометки в планшетах.
— Идёте рядом. В зоне барражирования расходимся и высоко не поднимаемся. Иначе собьют.
— Да, аль-каид, — кивнул Асул. — Низко — это как? Чтоб песок в зубах хрустел?
— Снижайся, пока чётко не разглядишь лицо пастуха. Но не переусердствуй, — ответил я.
— А когда будем по танкам стрелять? — поинтересовался Джанаб.
— Ты на танки не смотри. Ими займутся самолёты. Основная цель — прикрытие. Особое внимание на крупнокалиберные пулемёты, зенитки и ПЗРК. Танк для нас не так страшен.
Асул почесал подбородок и стал переглядываться с братом.
— С теми комплексами ПВО, что стоят у израильтян, надо идти ниже 30 метров. Хотя есть другое предложение, — сказал Кеша и провёл рукой по дороге, ведущей в сторону Иордании.
Это было грамотное предложение. Так мы можем более скрытно выйти к высотам, используя холмистый рельеф приграничной полосы.
— Но маршрут утверждён другой, — заметил Джанаб.
— Верно. Но разумную инициативу ещё никто не отменял. Идём вдоль границы.
Сирийцы согласились и отправились к своим вертолётам. Кеша полез в вертолёт, а я решил подождать эвакуационную группу. Прошло пять минут, десять, но никто так и не появился. Обычная ситуация, которая была и в Афгане.
— Командир, можем не успеть. Нам ещё выйти в район надо.
Я посмотрел в сторону стоянки МиГ-23БК, где экипажи истребителей-бомбардировщиков начинали осмотр машин перед вылетом. Одно звено было «завешано» ФАБ-500 и ФАБ-250, а второе — ФАБ-100–150. Загрузка была предельная. Чтобы оторваться от полосы, нужно будет приложить немало усилий.
— Саныч, — позвал меня Кеша.
Лететь без группы эвакуации, значит, оставить нас и катапультировавшегося лётчика без прикрытия на земле. Но не лететь совсем нельзя.
— Запускаемся, — скомандовал я, запрыгивая в грузовую кабину.
Бортовой техник Вазим сел на своё место и… начал молиться.
— Командир… эм, время, — сказал Кеша по внутренней связи, указывая на часы.
— Не отвлекай, — шикнул я на Петрова.
Чувства верующих даже в такой обстановке надо уважать.
Только Вазим закончил, как тут же принялся запускать вертолёт. Запустилась вспомогательная силовая установка. За ней — правый двигатель и несущий винт начали раскручиваться.
Как только запустился левый двигатель, и Ми-24 доложили о готовности, пора было и взлетать.
— Внимание! Паашли! — скомандовал я, оторвав вертолёт от бетонной стоянки.
Времени терять на контрольное висение не стали. Ручку отклонил от себя, опуская нос и разгоняя вертолёт вдоль земной поверхности.
— Скорость 180. Так и идём, — подсказал мне Кеша.
Вазим что-то проговорил Петрову, но Иннокентий ничего ему ответить не смог.
Интересная у нас ситуация в экипаже. Мой лётчик-штурман говорит только на русском, а бортовой техник — на арабском. Как вот им взаимодействовать⁈
— Не перешёлкивай секундомер. Я по нему топливо контролирую, — возмущался Вазим, но Кеша его не понимал.
Точнее пытался, но трактовал совсем по-другому.
— Всё хорошо! Мы туда летим, — показывал рукой вперёд Кеша.
Вазим тоже ничего не понимал и отвечал по-своему.
— Зачем ругаешься? Чистые стёкла. Я сегодня только протёр, — пытался бортач объяснить на арабском Кеше, что он зря на него наезжает.
Первый же разворот, и мы снизились к высохшему руслу реки. Вертолёт дрожал на порывах ветра. Внизу была приграничная зона с Иорданией. На северо-востоке уже виднелись склоны Джебель аш-Шейх — высшей точки этого региона. В Израиле эту гору называют Хермон.
— Ниже, — несколько раз повторял я в эфир паре прикрытия, которым трудно было огибать рельеф из-за отсутствия опыта таких полётов.
Периодически напоминал о себе задатчик опасной высоты, который был выставлен на 10 метров.
— До центра зоны барражирования 3 минуты, — сказал Кеша и вновь щёлкнул секундомер на бортовых часах АЧС.
— Ну я же просил! Как с тобой можно работать, — возмутился Вазим.
— Да хорош уже ворчать, друг сирийский! — повысил голос Кеша.
— Замолчали оба! Вазим, ему часы нужнее. Просто следи за топливом и контролируй количество, — произнёс я смешанную фразу на русском и арабском.
Взглянув на подчинённых, обнаружил, что они пожали друг другу руки.
Чем ближе мы приближались к уже бывшей буферной зоне, тем лучше был виден огромный столб пыли. Танковые отряды израильтян были уже рядом с позициями малочисленных сирийских войск.
— Минута, командир, — подсказал Кеша, когда мы прошли рядом с сопкой, обходя небольшую деревню.
— Снижаемся 100 метров, — впервые услышал я в эфире голос ведущего ударной группы.
По замыслу, вся восьмёрка МиГ-23, после взлёта должна была прижаться к земле и на 100 метрах идти к цели.
— 1-й, з… нял… ну, — услышал я прерывистый голос одного из сирийцев.
Начались помехи, которых не было до этой минуты. Команды от ведущего группы были трудно разбираемы.
— Вижу… три минуты, — услышал я в эфире, продолжая выполнять вираж над равниной.
Через минуту в нескольких километрах показались и МиГи. Ведущий выскочил из-за сопки, выполняя резкий отворот вправо. Следом прошла и остальная группа, вытянувшаяся колонной.
Пыльная дымка в районе Голан становилась всё более плотной. Возможно, это позволит МиГам скрытно зайти на цель.
Самые важные минуты. Давно не было у меня такого задания, когда нужно обеспечивать столь большую группу самолётов.
Один за другим самолёты уходили за хребет Голан. Сейчас они должны будут набрать высоту и спикировать на цель. Именно в этот момент их обнаружат. Иного варианта атаковать нет.
— Манёвр! — прозвучала команда от ведущего. — Сброс! Слева…
— По мне справа. Отстрел!
— Ракета пошла!
Тут же эфир начали забивать и другие доклады. Можно было понять только одно — ПВО Израиля начало сбивать всё, что летит в направлении танковых групп.
— Не… недотяну! — доложил один из лётчиков.
Мы начали выискивать его глазами, но первым его увидел Асул.
— Наблюдал взрыв на земле.
— Примерное расстояние до точки падения — 20–25 километров. Прям на южной окраине Голан, — доложил Кеша.
Долго не рассуждая, я вывел вертолёт из разворота и направил его в предполагаемое место падение.
— Надо забирать. Больше там нет буферной зоны.
Ручку посильнее отклонил от себя, поднимая рычаг шаг-газ. Указатель скорости моментально показал 200 км/ч.
— Время прибытия?
— Шесть-восем минут, — доложил Кеша.
— «Крыша», начали работу. Готовьте площадку, — дал я команду паре Ми-24.
— Выходим вперёд, — ответил Асил.
Местность начинала становиться более холмистой. Есть где спрятаться, и где попасть в засаду.
— Держитесь левее склонов гор, — подсказал я паре прикрытия, которая шла впереди, отстреливая одиночные ловушки.
Две минуты спустя, у подножия одной из гор мы заметили упавший самолёт.
— Вижу дым. Выходим на точку, — прозвучал доклад от Асула.
И действительно это были обломки МиГ-23. Чёрные клубы дыма поднимались, закрывая вершину горы.
— Вижу танковую группу. Пятнадцать километров на север, — доложил один из братьев.
— 1-й, работаем по колонне, — принял решение Асул.
— Пока ищем купол. Прикрывайте, — ответил я, отклоняя ручку управления и проносясь недалеко от обломков МиГа.
Купола не видно, но аварийная станция в работе. Можно предположить, что нас завлекают в ловушку. Но тогда бы уже по нам отработали с ПЗРК. Вон сколько склонов и вершин, чтобы засаду устроить.
Сделали ещё один проход над равниной, но ничего. Остаётся только искать выше.
— 2-й, — вызвал я Асула.
— Ответил.
— Остаётесь внизу, а я наверх. Готовьтесь прикрывать.
Только я выскочу за 50–100 метров высоты, и нас тут же обнаружат. Времени чтобы забрать лётчика всё меньше. Но других вариантов нет.
— Пошли в набор, — проговорил я по внутренней связи и поднял рычаг шаг-газ.
Прошли отметку в 250 метров. Кеша и Вазим смотрят по сторонам. Петров к тому же руку держит на панели автомата отстрела ловушек. В кабине становится всё жарче. Крутящиеся лопасти вентиляторов только нагоняют горячий воздух.
Тут мне показалось, что слева мелькнуло оранжевое полотно. Бросил взгляд на склон и отвернул вертолёт вправо, прекратив набор высоты.
Вертолёт сильно качнуло, а мой экипаж резко повело вправо. Кеша чуть головой в блистер не ударился. Нужно развернуться левым бортом, чтобы затащить парня.
— Камни, вон там, — указал я на склон.
Я вгляделся. Есть движение. Из-за небольшой скалы, махая руками, показался лётчик, которого мы ищем.
— Садимся, — ответил я и начал подходить ближе к горе.
Сесть здесь негде, так что будем «по старинке» — на одном колесе.
— 1-й! Работаем по колонне. Плотно стреляют. Прямо под тобой…
В эфире были сплошные помехи и треск. Камни на склоне начали крошиться под пулями и снарядами.
Вертолёт продолжал вибрировать, подходя ближе к склону.
— Вазим и Кеша, к двери быстро, — скомандовал я на смешанном русско-арабском.
Фюзеляж продолжал получать пробоины. От каждого попадания вертолёт содрогался.
Подвожу Ми-8 ближе к камням. Совсем ещё немного осталось.
— Близко! Ещё! — кричал по внутренней связи Вазим.
И тут я почувствовал, как левой стойкой упёрся в поверхность.
— Касание! Забираем! — прозвучал голос Вазима.
А внизу шёл бой. Два Ми-24 устроили настоящую карусель, заходя один за другим на колонну. Вся равнина погрузилась в чёрный дым и пыль. Только выпущенные тепловые ловушки и огонь горящей техники были видны сквозь эту завесу.
Прошло несколько секунд, и я почувствовал хлопок по плечу. Резко ручку отклонил вправо и начал пикировать вниз. Кеша успел влететь в кабину и начать отстрел ловушек.
Внизу мелькнули вспышки — стреляли пулемёты. Каждое попадание, будто удар по нервам и по голове.
А потом появилась «она»!
— Слева 1-й! По тебе пошла! — громко в эфир сказал Джанаб.
— Пуск, Саныч! — крикнул Кеша.
Его голос я даже сквозь шум и помехи в эфире услышал.
Ручку отклонил вниз, уходя как можно ниже. Затем влево и вправо. Внизу было ущелье, которое можно использовать.
Я снова отвернул влево. Да так резко, что сам чуть не вылетел через блистер. Вертолёт трясло. Кажется, что вся силовая установка и системы стонали.
— Асошки! Асошки! — приговаривал я.
И тут грохот. Вибрация по всему телу. В ушах зазвенело, но не более того. Слева увидел густой дымный след, который оставила ракета.
— Параметры в норме. Вверх ушла, — проговорил Кеша.
— Секундомер! Секундомер! — показывал направо Вазим.
Я только успел глянуть, когда мимо нас на предельно малой высоте пронёсся Ми-24. Кто-то из братьев буквально вдавил машину в ущелье, а затем резко взмыл вверх, делая очередной залп НАРами.
— Уходим за тобой, 1-й, — доложил Асул.
В зеркале я увидел, что один Ми-24 начал пристраиваться слева и чуть выше, прикрывая меня собой. А второй выполнял отворот, отстреливая ловушки.
Воздействие с земли прекратилось, но нервы были ещё натянуты.
— «Крыша», у вас как? — спросил я, вытирая вспотевшее лицо рукавом.
— Борт порядок, — доложил Асул.
— Аналогично, — вышел в эфир Джанаб.
— Вазим, спроси у гостя. Что с остальными?
Бортовой техник быстро сходил в грузовую кабину и оттуда, подключившись к радиоточке, доложил.
— Он сказал, что двоих сбили, и они не прыгнули. Ещё двое, как он слышал, ушли домой. Остальные о повреждениях не докладывали.
Выходит, что за один вылет сирийские ВВС потеряли двоих лётчиков и 5 машин.
— Вам передали большое спасибо. Говорит, что не думал, что можно вертолёт на одно колесо сажать, — сказал Вазим.
— Мир ему!
— И вам!
Вазим вернулся на место, а я решил приоткрыть блистер. Немного свежего воздуха всегда хорошо.
И тут, в русле высохшей реки, Кеша что-то интересное увидел.
— Вижу купол. Ещё один лётчик, — указал он пальцем.
Купол оранжевый, а сам пилот лежал без движения. Недалеко от него догорали обломки самолёта.
— «Крыша», снижаюсь. Внизу ещё один, — произнёс я в эфир.
— Понял, прикрываем. Только у нас почти пусто, — ответил Асул.
— Мы быстро, — произнёс я и начал заходить на посадку.
Вертолёт трясло, а клубы пыли застилали обзор. Начинаю проходить вперёд, чтобы не дать пыли нас полностью накрыть. Есть касание!
— Вазим и Кеша, вперёд! — скомандовал я, когда пыль немного осела.
Тут и рассеялся чёрный дым над обломками самолёта. Он был в 150 метрах от нас.
— Нет, стой! — остановил я Вазима. — Кеша, держи управление. Пойду я.
— Управление взял, — произнёс Иннокентий, когда я взял с пола автомат.
Петров не сразу понял, в чём дело. Но как только он посмотрел вперёд, то всё стало ясно.
Это был киль истребителя Ф-16 ВВС Израиля.