Штатский

Глава 5 Лагерные

Кто думает, что в лесу сплошь и рядом попадаются родники или ручьи, тот не очень далёк от истины. Всё дело в почвах, это Александр для себя уяснил давно. Если песчаная почва, то родники в ней «тонут», а если каменистая или глинистая, то она как бы выжимает воду наружу. Ну и сами места могут быть топкими по жизни. Приютивший общество лес был не топкий, но и не на песке вырос, так что ручей найти можно, для этого у него два помощника есть. Пока он нарубил веток для малой костра пехотной лопаткой, два товарища пошли за водой, не выпуская из рук винтовок. Таково было указание председателя общества любителей природы. Смешно звучит, ну и ладно, а то уж очень всем не до смеха.

Жалко, что грибы посеял вместе с корзиной, не до них было, подумал Парамонов, может сходить еще нарезать? Вот уж нет, один раз уже сходил, мало не показалось. Пустые фляги крестьяне тоже с собой взяли, а то поначалу с одним котлом намылились идти. Пока их не было, Александр выбрал себе наблюдательный пункт, чтоб не торчать на виду, да чуть не заснул в нём. Хорош бы он был, если бы его таким застали товарищи. А если чужие, то и того хуже бы вышло.

Товарищи, прибыв в лагерь, начали усиленно крутить головами, не находя своего соратника. Поставив полный котелок и положив фляжки, они поснимали винтовки и начали настороженно озираться, мол что творится, пропал председатель общества! Парамонов не стал долго тянуть, вышел из своей нычки, демонстративно разведя руки.

— Тихо-тихо, грозные воины! Не пальните с испугу! Вот вам первый урок: будьте всегда начеку, а не только когда что-то случилось. И сразу второй: если сидите на охране лагеря или еще какого объекта, делайте это так, чтоб вас было не видно.

— Ну да! А чего тогда в армии часовой всегда как поп на амвоне торчит? Не прячется нигде, всем виден.

— Потому что военные дураки. Не жалко им часового. Как его убьют, так сразу понятно, что-то случилось, надо тревогу поднимать. У военных бойцов много, им одного часового не жалко. А нас с вами трое всего, будем беречься.

— Не любишь ты военных. Видать, насолили сильно когда-то.

— Да ну. Просто злит, когда люди не по уму всё делают, а по уставу. Давайте кашеварить уже. Заодно расскажете, что в той стороне нашли.

— Так понятно, что в лесу можно найти. Овражек, по нему ручей течет. Что за оврагом, не знаем. — Доложился боец Вася. Александр сознательно не интересовался фамилиями и не называл свою. Меньше знаешь, меньше выболтаешь. Опять же, никто не знает, как дальше пойдет. Рано или поздно, если не убьют, придется к людям выходить. Сочинять себе биографию, а то и документы. С документами ладно, у них их ни у кого нет. А вот тутошнюю реальность он не знает совсем. Даже должность и контору себе так и не придумал.

— Ага. То есть с той стороны у нас естественная преграда, оттуда мы никого не ждем. Хорошо. Как ноги, как обувь? Никому не натирает?

— А всё-таки ты где-то послужил, Александр.

— Да просто голова на плечах есть. Ноги в лесу на втором месте после головы, нет ног — нет и человека.

— У меня добре сидят сапоги, и не скажешь, что с покойника сняты. Портянки справные, фланель такая, что хоть душегрейку из неё шей. Зимняя фланелька, аж жалко.

Так за разговорами приготовился обед, он же завтрак и ужин — два раз трапезничать сегодня не планировалось. Никто из товарищей не пытался завести разговор про гражданскую жизнь, никто не выпытывал у другого, что там, за спиной. Крестьяне поняли и приняли, что у этого сытого и лощеного горожанина что-то не так. Ну и пусть, он уже доказал главное: заботится о жизнях своих товарищей, умело бьёт немцев, не боится грязи и смерти. Такой городской, который в лесу не помрет, такого и вша не заест, и пуля облетит.

Не зная еще толком друг друга, а самое главное, боясь объесть кого-то, решили есть не из одного котла, а раскидав кулеш по котелкам поровну. И снова москвич не удивил, ложка у него имелась. Хотя было бы глупо удивляться, раз у человека нож под рукой, значит ложка в сапоге. Ложка в пятерне — тогда в сапоге нож. Так или примерно так рассуждали Василий с Алексеем, гремя ложками по алюминию.

— Дяденьки, а дайте чего-нибудь похавать!

Звонкий голос подростка был неожиданным, как нож в спине. Еще никто ничего не понял, а котелок Александра уже лежал на траве, а сам он тоже лежал. Но совсем в другом месте и с винтовкой в руках, выцеливая врага.

— Ух ты, здорово! — Второй голос прорезался рядом с первым. — А вы партизаны?

Раздражители лесного спокойствия торчали на краю полянки, не прячась более, и явно не испытывая страха перед наведенным на них оружием. Им в голову не приходило, что взрослые могут пальнуть по ним просто на всякий случай или от страха. А еще от ненависти ко всему живому. А еще просто потому, что в их руках оружие, а у пацанов его нет. Короче, нестреляные пятнадцатилетние пацаны, безголовые и голодные.

— Кто такие, сколько вас? — Голосом Парамонова можно было морозить реку для организации переправы тяжелой техники.

— Двое нас! Мы Генка и Мишка. Из лагеря мы.

— Что-то не верится, молоды вы больно для лагерей.

Недоверие было общим. Александр сразу отмел лагеря для военнопленных — подростков туда явно не определили бы даже фашисты. А у селюков сработал другой стереотип, но и по их мнению для трудовых лагерей пацана летами не вышли, максимум — колония для несовершеннолетних.

— И ничего не молоды, наоборот, даже старые. Мы в первом отряде были, вот! Нас в пионерлагерь по знакомству взяли.

— Вон оно чего! Так вы из пионерского лагеря сбегли! А мы никак в толк не возьмём. — Алексей выразил всеобщее чувство облегчения.

— Так понято, из пионерского! — Василь сделал вид, что ему опять всё понятно.

— Дяденьки, а вы что подумали? Какой еще может быть лагерь? Не комсомольский же. — Святая простота, как Советский Союз ухитрялся выращивать таких наивных юношей в том навозе, который кругом раскидан? Во всяком случае Парамонов этого не понимал.

— Закончили болтать. Давно скитаетесь? Что с лагерем стало?

Пацаны повелись на суровый голос такого же неказистого мужика, как те двое. Хотя насчет неказистости, это они зря. Хоть и одетый в замызганную старую одежу, он возвышался как памятник Ленину на городской площади над всеми. Не столько ростом, сколько уверенностью. Ну и ростом, и плечами. И вообще, у него даже штаны с сапогами солдатские, а еще винтовка в руках. Один из троих с первой же секунды кинулся за оружием первым делом. Так только кадровые командиры делают, и то не все, небось. А только повоевавшие. В пустых головах двух подростков уже сложилось два и два, а потом родилась суровая романтическая история славного боевого пути того дядьки.

Парамонов всего этого не знал, у него в голове крутилось иное: пацанов кормить надо, пристраивать куда-то. А куда? Судя по тому, что он знал про эти времена и видел вокруг, нет сейчас такого места, где им было бы безопасно. А еще он вспомнил свои шутливые комментарии в кругу семьи после просмотра исторических фильмов. Когда сын спрашивал его, что было потом с героями, Александр непременно отвечал: «А потом все они умерли». И пояснял, мол дело-то давно было, все давно умерли от старости, даже кости сгнили. Он с детства в детях воспитывал понимание прозы жизни — все умрут, это нормально. Для охотника это вообще естественно, принимать ход вещей философски. Сегодня ты встретил косулю, завтра ты её скушал. А когда-нибудь потом тебя самого скушают червячки, если не сожгут в крематории. Он не переживал ни по поводу червячков, ни относительно печи крематория.

Так что Парамонов еще раз выдохнул и скомандовал:

— Василь, детей сведи на ручей, отмой. Алексей, готовь кашку, но жидкую. Хрен знает, сколько они голодают. Чтоб потом животами маяться не начали.

— Мы не дети!

— А можно сначала порубать, а мыться потом?

— Вот что, недети, здесь у нас не лагерь, здесь никакой дисциплины нет. Так что как сказал, так и будет. А то вон лес, в лесу бес. С нами не хотите, к нему идите.

Эта присказка старого охотника непонятно как всплыла в голове и пришлась очень ко времени. У того дедка много было прибауток да побасёнок, буквально на любой случай жизни. Смешнее всего выходило, когда после каждой трапезы в лесу, он приговаривал: «Поели, попил и, по…ли и спать легли!» Хотя ни половых развлечений, ни сна после еды не предполагалось. Собирали монатки и шли дальше.

Хорошо, когда можно не самому что-то делать, а поручать товарищам. Особенно, когда команды выполняются без споров, так думал Парамонов. С тем же были согласны Алексей с Василием, они уже давно для себя решили, что им проще брать на себя хозяйственные вопросы, пока этот москвич занимается организационными и боевыми. Всех всё устраивает. Целый день уже прожили совместно и до сих пор живы. Да еще и горячего поесть получилось. Это ли не славно! Обременение в виде винтовок за плечами было той ложкой дегтя в горшке каши, которая не мешала кашу глотать. Столичный человек, явно с пониманием происходящего кругом, если говорит ходить всегда с винтарем, даже до ветру — будут ходить. А вот еще, если этот москвич велит копать яму под нужник, тогда точно краском или белый офицер. И плевать, что молодоват для такого, мог же он притвориться или замаскироваться под тридцатилетнего? Мог. А самому уже сорок и вполне успел повоевать за белых. С оружием как обращается, так и красноармеец не смог бы.

Думки в головах не помешали споро сделать все намеченное. Александр за это время успел выдуть муравьев из своего котелка с кулешом и доесть. Он сильно отстал от крестьян по скорости поглощения пищи. Да и не удивительно — городской.

Рассказ пацанов, которые себя считали вполне взрослыми, перемежался мычанием, когда во рту оказывалась каша. Их голод соперничал с желанием высказаться взрослым, настоящим взрослым, про то, что они лично думают о происходящем, о планах Красной армии, действиях товарища Сталина, незавидной судьбе немецких фашистов, ответе немецких коммунистов… Короче ели, мычали, трепались и крутили лопоухими головами, не замечая ироничных ухмылок окружающих их мужиков.

С лагерем всё оказалось просто, глупо и грустно. Когда началась война, детям и начальству было велено сидеть ровно и ждать эвакуации. Потом случились пролеты непонятных групп самолетов над головами, а затем и бомбежка моста рядом с лагерем. Когда кончилась телефонная связь и нервы, начальник лагеря построил всех детей и взрослых и толкнул речь. А потом повел весь лагерь на железнодорожную станцию. Именно на станции ребятишки попали под бомбардировку и бежали во все стороны слепые от ужаса. Конкретно эти бежали куда-то три дня в уверенности, что бегут в Минск под защиту могучей Красной армии. Постепенно запал иссяк, как и прихваченные в разбитой продуктовой лавке продукты — конфеты и баранки. Парамонову импонировало то место в рассказе, где они сразу после бомбежки станции и непосредственно перед паническим бегством обшарили тот развалившийся киоск с баранками. Значит, паника у парней контролируемая, инстинкты нормальные, толк из них будет.

— Дяденьки, а вы партизаны? Вы как в гражданскую по лесам воюете, чтоб оказывать помощь Рабоче-Крестьянской Красной Армии? — Именно так звучало в их голосе каждое слово, с самой большой буквы.

— Мы общество любителей природы. Ходим по лесу, собираем гербарий, слушаем птиц. Заодно всякий мусор прибираем за другими путешественниками. Понятно?

— Да чего ж непонятного! Вы — наша разведка!

— Прямо таки ваша?

— Вы же советские! А значит вы наши.

Да уж, мысленно вздохнул Парамонов, раньше мы были сами по себе, а теперь мы ихние, наши то есть. Но в эту игру можно играть вдвоем.

— Нет, парни. Это вы наши. Мы советские. Взрослые и умные. А вы наши помощники. Так понятно? — Он передразнил Василия, — А раз понятно, то берете котелки и идете к ручью отмывать посуду и ложки. Песочком. А потом споласкивать. Чтобы что? Правильно, чтобы потом не обдристаться. Приступить к выполнению!

И почти взрослые пятнадцатилетние парни пошли по известному маршруту мыть посуду.

— Это, Александр, у нас еды почти и нет. Чем их кормить будем?

— Да ладно, это дело третье, Василь. Москвич, ты лучше другое скажи: неужто этих тоже к войне приспособишь?

— Обязательно. Под бомбежкой побывали, так что, считай, обстрелянные бойцы. Сами видели, не пришибленные. А что погибнуть могут — без нас они и так загнутся через месяц. Ты их глаза видел? Первый же немец, которому они в лицо выскажут всё, что думают о нём, пальнёт в голову. А то и из местных кто ушлый прибьёт. Что, нет у вас таких, кто с Советской властью посчитаться мечтает?

— Полно. Но чтоб пацанов убивать, зверей нет.

— Запомните, мужики, человек всегда страшнее зверя. Запомните и не верьте вообще никому. Сейчас такое время, когда веры незнакомым нет никакой. Только мне верить можно.

— О как! А ты, получается, не обманешь?

— Мне в том надобности нет. Я знаю, в какой мы замес влипли. Как таракан в тесто. Будем в пироге заместо изюму печься.

— Думаешь, помрем?

— Совершенно обязательно. Только не знаю, когда и с какой целью.

— Да какая может быть цель в смерти? Заговариваешься, Александр.

— А вот нет. Можно просто копыта отбросить, а можно с пользой для товарищей. В бою или еще как, да просто забрать с собой побольше гадов всяких -уже не зря. Хотя лучше по-другому, когда ты живой, а все враги померли. Только так не бывает. Не пуля, так хворь какая. Не хворь, так в болото провалишься.

— Ага, не в болото, так от старости на печке — продолжил за Парамонова Алексей. И засмеялся. — Складываешь хорошо, как образованный. Не из комиссаров? Хотя нет, те через слово про партию. Непонятный ты человек, москвич.

— Боишься, так иди, Алексей. Я ж не держу возле себя.

— Погожу. Мне с тобой по пути, ты вот двух немцев положил, да почитай, трех. А я ни одного. Мне так пакостно было от их самолетов с пулеметами бегать, что есть желание помстить им. А с тобой это вернее получится, я чую. А ты как маракуешь, Василь?

— Я не знаю. Вроде до дома не так далече. Мы ж вроде туда собирались путь держать? А по пути чего бы не посчитаться с нехристью этой. Я их до себя не звал. Александр верно говорит, лихое время, как не хоронись, а в любом месте можно наткнуться. Лучше пусть я наткнусь с заряженной винтовкой, чем с пустыми руками.

Василий замолчал и сразу словно уменьшился в росте. Выглядело это так, словно из человека выпустили воздух. Или он сказал гораздо больше, чем собирался, будучи непривычным к длинным речам.

Когда вернулись парни, они застали какую-то серьёзную атмосферу на полянке, отличную от того шалмана, из которого уходили.

— Дяденьки, а чего случилось? — Генка более шустрый и к тому же рыжий, а рыжие все с особинкой, бросился выяснять обстановку.

— Да вот думаем, принимать вас в нашу организацию или домой отпустить.

— Какое, домой, товарищи! Где дом, а где мы! Примите нас, вы не пожалеете!

От этого крика даже кобыла подняла уши, перестала щипать траву и слегка взоржала. И непонятно было, не то она посмеялась над таким предложением, не то одобрила его.

— Мы не дети уже. — Солидно встал и заговорил более молчаливый Мишка. Мы Ворошиловские стрелки.

— Не свисти, — оборвал его Алексей.

— Не Ворошиловские. Но нас в лагере учили обращаться с винтовкой Мосина и пулеметом «Максим». Мы и плавать умеем. Во всяком случае, я. Мы юные защитники Родины.

— Кто же вас обучал обращению с пулеметом? — Уточнил Парамонов. Ему очень сомнительно было, что пацанов подпустят к такому серьёзному аппарату.

— У нас в пионерском лагере был кружок «Юный пограничник». Нас там и противогазом пользоваться учили, и ленту в пулемет закладывать, и целиться из него давали. Мы даже обслуживали свой учебный «Максим», неполная разборка, смазка, чистка. Водой заправляли два раза.

— Ну раз даже поили его, тогда вопрос снимается. Верю. Тогда будете в нашем…

— Отряде?

— В обществе. Да, будете ответственными по пулемёту.

— А у вас он есть? Правда⁈

— Нету. У нас и вас еще недавно не было, а без вас зачем нам пулемет нужен? Сами подумайте, какая польза от него без пулемета. Без пулеметчика — это как без патронов.

— А патроны хоть у вас есть? А то мы слышали — где-то стреляли.

— Есть. И стреляли мы. Учились пользоваться оружием. Сейчас вот и вас учить будем.

— Да мы уже ученые! Вы нам винтовки дайте, мы покажем!

— Так берите. В телеге лежат. Только кобылу нашу не напугайте.

— Что, правда можно⁈

— Угомонись, Генка. Не видишь, они над нами шутят. Так тебе и дали настоящую винтовку в руки. Да и где они её возьмут? Разве что как грибы под деревьями.

— Ну, почти угадал. Не под деревьями, а в травке да в кустах их ищут.

Александр подошёл к телеге, раз молодежь ленится лишний раз пройтись, положил кепку на сено и сунул под него правую руку.

— Нет, эту вам нельзя, она немецкая. А вот эта подойдет.

На глазах изумленных пацанов он достал из-под сена настоящую винтовку Мосина, обдул с неё былинки и начал работать затвором, выщелкивая патроны. Да так ловко, что они вылетали один за другим прямо в заранее положенный кепарь. Это походило на цирковой фокус. И винтовка из сена, и настоящие желтенькие патроны, дисциплинированно прыгающие на своё место.

— Пока я не убедился, что вы умеете обращаться с оружием, патронов не вам не дам.

— А винтовку?

— Держи. Владей. И не забывай ухаживать. Принадлежности получишь у Василия.

Генка вцепился в оружие так, что стало понятно, силой у него теперь мосинку не отнять. А потом оттянул затвор, показал, как загружаются в колодец патроны, дослал затвор и произвел холостой выстрел.

— Только, товарищ командир, штыка тут нет. А то бы я вам и штыковой бой показал.

— Штык — это лишнее, прошлый век. Если до штыковой дошло, значит командир дурак. И кстати, я не командир, а председатель общества любителей природы, запомните.

— Как это? Вы ж военные!

— Мы сугубо штатские люди. Вот как вы с Мишкой. Всё у нас делается по уму и по согласию. Вот вы, вы же согласные были идти мыть котелки?

— Согласные! — Пробасил Мишка. — А если бы нет?

— То и шли бы себе в любую сторону. У вас в лагере ребята кружки выбирали по собственному желанию?

— Ну да. Только не всех брали, особенно в «Юный порганичник».

— Вот и мы берем по желанию, да не всех. Вас взять готовы, если слушать старших будете.

— Мы будем. А всё-таки, как это штык бесполезен, если всех красноармейцев учат штыковому бою.

— Ну да. Суворов говорил: «Пуля дура, штык молодец». Слыхали про Суворова?

— Слыхали! В школе по истории проходили!

— Вот. Почти двести лет прошло, а некоторые всё еще как в царской армии воевать норовят. Потому как головой думать не приучены.

— Красная армия самая сильная!

— Это точно! Поэтому сейчас она под стенами Берлина карает наглого агрессора.

— Да⁈ — Пацаны так хотели верить в силу и мощь родной армии, что скажи Пономарев «Да», они бы наверняка поверили. А вдруг, пока они маются по лесам, уже всё здорово, вдруг красная Армия решительным контрударом…

— Немцы Минск взяли, Могилев скоро возьмут. Потом Смоленск…

— Врете вы всё! Вы контра! — В лицо Парамонову нацелилась винтовка Генки.

— Понятно всё, — он развернулся спиной к пацану и пошел к телеге. — Мишка, ты оружие получать будешь?

На выходных писать не стану, а значит и выкладывать. Прошу прощения, но надо и мне отдых иметь