Штатский

Глава 17 Дороги, которые мы выбираем

Отдохнувшие бойцы под командой батальонного комиссара, равного в звании майору командного состава РККА, шли ходко. Командир их заранее известил, что идти будут весь день с двумя короткими привалами. Его бы воля, то и таких привалов бы не делали, но такая гонка еще хуже — посбивают ступни, забьют усталостью мышцы, считай, что обезножат.

А уже вечером у него состоялся разговор с единственным младшим командиром — старшим сержантом Ярым. Явно оба хотели поговорить про такую странную неожиданную и такую полезную, как оказалось, встречу.

— Я, товарищ батальонный комиссар, опросил бойца Анохина, как вы приказывали на привале. Коротенько так.

— И что он говорит?

— Ну так, — сержант показал ладонью, как, по его мнению, выглядел результат опроса. — Что-то боец подтвердил. Случай не то засады, не то стычки с группой немцев от роты до батальона, пересекающих водный рубеж при поддержке двух танков. Говорит, участвовал в том бою. В самом деле отряд ударил по ним из пулемета, расстрелял одну ленту на двести пятьдесят патронов, а когда ответили танки, председатель приказал отступить.

— Председатель? — Удивился Старостин.

— Да, его там все так называют. И изредка москвичом. Никогда по фамилии, фамилии в самом деле в отряде не в ходу.

— Шифруются, значит.

— Что?

— Ничего. Что еще подтвердил боец?

— Косвенно, что еще было несколько нападений на немцев. Включая то, где его спасли из плена. Факт захвата большой партии оружия Анохин не наблюдал. По его словам, когда он попал в группу, она уже была экипирована добре. К нему никто не приставал, никто не занимался проверками. В отличие от еще одного краскома.

— То есть? Почему мы его не видели?

— Вот тут интересно выходит. Освободили, опять же по словам бойца их троих. И так лихо, словно стояли и ждали. А потом просто перестреляли всех гансов, как они их зовут. Из плена были освобождены он, медсестра и лейтенант. Лейтенанта тут же допросили, а потом расстреляли. Когда он признался, что является немецким диверсантом. Даже боюсь представить, что там за допрос был.

— Да уж, необычное поведение для штатских, правда? И медсестра эта никакая не медсестра, а полноценный врач-хирург. Хорошо разбирающаяся в воинских званиях и специфике воинской службы. Видел я, как она бойцам первую помощь оказывала и какие вопросы задавала.

— То есть, товарищ комиссар, они не те, за кого себя выдают?

— Очень не те. Заметил, как их председатель со мной общался? Словно майор ему не ровня, а так, мелкая сошка.

— Вернемся и захватим?

— Пойдем дальше, товарищ старший сержант и будем молчать про ту встречу. И запретишь болтать на эту тему бойцам. Рассказывать, причем подробно, разрешаю только уполномоченным лицам на допросе. Это их епархия. Тут, мне кажется, не просто ядро партизанского отряда, тут повыше игра. Сам понимать должен, из Москвы по ерунде на захваченную территорию не засылают.

— А что, думаете, их недавно прислали?

— Они похожи на людей, давно скитающихся по лесам?

— Нет. — Помотал головой Ярый, — совсем не похожи. Чистые все, обстоятельные такие.

— А лагерь тебе как показался?

— Свежий совсем. Вокруг не вытоптано, не загажено. Меньше недели лагерю.

— Вот и ответ. А выводов мы с тобой делать не станем, не нашего ума дело.

Обсуждаемые засланцы из Москвы в это время разбежались парами в поисках нового места стоянки. На хозяйстве осталась только Ольга Ивановна, вооруженная немецким пистолетом-пулеметом и обученная им пользоваться. Ответственная женщина не пренебрегла средством индивидуальной защиты, все свои хозяйственные функции она осуществляла с оружием за спиной и подсумком с магазинами на поясе. Личная дисциплина для хирурга не пустой звук, а норма жизни. Сказано до ветру тоже с оружием — значит и в туалет с ним. Кстати, молодец председатель — заставил гостей вырыть новую яму под сортир, причём сильно дальше от лагеря. Их старая яма не была рассчитана на тридцать человек, мигом бы засра… заполнили.

Кто в полной мере отдыхал, так это Дуняша. Её не обязали ходить с оружием, не определили в наряд по кухне или караул — лошадка просто отъедалась на травке с ежедневной прикормкой овсом. Пожалуй, до войны такому безделью удавалось предаться только зимой, так хорошо питаться до войны не получалось вовсе. А её новые хозяева понимали — ненадолго эти каникулы у кобылки, скоро опять ей придется тащить телегу по корням да ямам, прикладывая все свои лошадиные силы. Так что пусть отъедается и отдыхает скотинка.

Новый район дислокации, выбранный Парамоновым, отлично подходил для размещения лагеря. И лес был больше, и речка имелась какая-никакая, и никаких тропок через лес они не заметили, кроме звериных. Одна проблема — чтобы добраться до того леса, необходимо было пересечь достаточно большое пространство, свободное от леса. Не только поля, а еще и овраг, неудобья, кусок обводненного луга — классическое дефиле, так и просящееся под танковый полигон мирного времени. А еще дороги, целых две, еще и с перекрестком. И что-то подсказывало, что скоро на нём появится временный пост регулировки движения, а тогда пространство станет совсем непроходимым. Для русских людей, не сотрудничающих с оккупационными властями.

— Один день мы можем потерять, но тянуть нельзя, товарищи. Так что завтра у нас разведка, а потом будем организовывать переезд.

— Какая разведка, зачем? Вроде уже всё высмотрели, — запросил подробностей Василь.

— Видели группу берез на опушке? Я прикинул, там одна прямо великанша. Закинем туда Генку, день посидит, будет записывать, сколько и куда народу катается по тем дорогам. Надо понять, каковы наши шансы проскочить открытое место. А то может так быть, что они каждый час как поезда по расписанию бегают. Не хочу, чтоб нас увидели. И в темноте ехать не хочу, Дуняша ноги переломает, тогда придется самим телегу тащить.

На найденном листке, чистом с одной стороны, Парамонов нарисовал схему дорог, а точнее просто крест. Цифрами от единички до восьмерки он обозначил все направления возможного движения. Задача для Генки была проста — сидеть на дереве, смотреть на перемещающиеся колонны и транспорт, записывать примерный состав, обозначать цифрой направление и примерное же время следования. Особо обращать внимание на предмет пользования дорогами местным населением.

— Чего, председатель, снова хочешь дорогу заминировать?

— Да, Алексей, уж больно мне понравилось так воевать, когда фрицы на дороге мрут, а мы дома сидим да кашу трескаем. Жалко, что не видно само представление, но я готов потерпеть.

— То есть, наблюдать не станем? А раненых с контуженными тогда кто добьёт?

— Вот же ты жестокий человек, Лексей! Но правда в твоих словах есть. Хотелось бы подсыпать добавки супостатам.

Мониторинг транспортной обстановки, проведенной силами Генки, сидящего на березе, что твой ворон, дал информацию к размышлению. Во-первых, движение было небольшое, так что при небольшой доле везения можно было пересечь и дорогу, и голое пространство, обогнув язык топкой луговины. Всё-таки одно дело пройти вдвоём через поле, имея возможность упасть в любой момент в траву, и совсем другое — с подводой. Во-вторых, подросток за всё время наблюдения увидел всего одну телегу с условно местными мужиками. Во всяком случае, они были в гражданской одежде. Так что всё говорило в пользу и переселения, и перспектив минирования дороги.

Вот только то, что было плюсом, тут же шло в минус: ну какая польза от, скажем, одного подорванного мотоциклиста? А даже одиночный грузовик с двумя-тремя тыловиками и грузом портянок на жирный улов не потянет. Если уж взрывать, так что-то достойное. И чтоб заряд тола двойной-тройной, и чтоб рванул посередине маршевой колонны. Вот где бы пригодился радиовзрыватель. Ага, или залп из «Града», если уж фантазировать, то по-крупному. Вот не было в распоряжении общества ни радиомин, ни реактивных установок, ни чего-то иного столь же полезного. Мало того, кроме Парамонова никто и не думал о таких ништяках.

Переезд случился штатно. На зорьке, пользуясь утренней негой и немецкими уставами, предписывающими первым делом завтрак и построение, заранее свернувшие лагерь герои подполья спокойно и без суеты перетекли в новый для себя лес, не оставив следов. Во всяком случае так хотелось думать. Диверсии и мелкие укусы, производимые обществом любителей природы, были основанием для гордости членов общества, но никак не отразились на боеготовности Вермахта, Люфтваффе и Кригсмарине. Более того, их действия вполне соответствовали почерку разрозненных групп окруженцев, постепенно перевариваемых в желудке оккупационного организма. Так что никакой карательный отряд не был сорван с передовой, чтобы «выжечь каленым железом» этот враждебный микроорганизм.

Парамонов не мог утверждать, что так и будет, но надеялся на это. Он вообще теперь многое планировал и осуществлял исходя из этого несерьёзного чувства. Надежда на авось всплыла в его характере весьма неожиданно и больше походила на фатализм человека, уверенного, что выжить вряд ли получится. Да и какой смысл выживать в этой страшной войне, если потом страну и всех её граждан ждет не менее страшное послевоенное восстановление. Человек, проживший более десяти лет среди благ двадцать первого века, ни за какие коврижки не захочет жить в послевоенное время. Как в том анекдоте про коммуниста, готового отдать жизнь за Родину, такую жизнь отдать не жалко.

Примерно пятнадцать кило тротила в самодельных шашках по шестьсот грамм давали ложное чувство уверенности, вот только со взрывателями было сильно не очень. Уже в новом лагере, пока Алексей с неутомимым Генкой отправились на охоту, а Василий вместе с Ольгой обустраивали быт, Парамонов занялся запалами от гранат. Нормальных, то есть подходящих для минирования их было всего пять штук. То есть даже один испортить экспериментами было нельзя. А еще очень не хотелось, чтоб он рванул в руках. Мелочь, но пальца или глаза можно было лишиться.

Вместо тисков пришлось использовать специальным образом расковырянное полено, оно обеспечивало фиксацию трубки запала вместе с рычагом. Самый тонкий момент — вытащить чеку так, чтобы колпачок запала Кавешникова не подпрыгнул вверх, освобождая ударник. Получилось? Тогда самое время вставить туда нештатный кусок проволоки с большой петлёй наверху. Вынув первый запал из желоба в полене и не услышав характерный хлопок, Александр понял — получилось. Теперь у него в руках находился импровизированный взрыватель противопехотной и противо-любого-транспорта мины. Вставляй в тротиловую шашку, закапывай в грунт дороги и смотри, кто сдернет петлю, присыпанную пылью. А чтоб больше радости было, смотай в одну стопку сразу три шашки! Почти два кило тротила дадут весьма внушительный взрыв, который даже танк выведет из строя. Четырехсекундная задержка? Она помешала бы подрыву одиночного мотоцикла, а если взорвется в колонне, то и пускай. Небось за четыре секунды даже танк не сбежит. Или сбежит? Парамонов начал прикидывать в уме и завис в очередной раз с запалом в левой руке. Впрочем, его товарищи уже привыкли к такой особенности председателя. Сидит, смотрит в никуда, шепчет что-то беззвучно? Значит, снова какую-то гадость для гансов выдумывает!

«Двадцать кэмэ в час, это пять метров в секунду, за четыре секунды четырехметровый танк уедет на шестнадцать метров от эпицентра и не пострадает. А еще он может не только вырвать чеку из запала, но и сам запал из шашки. Нет, танков нам не надо!» — сделал вывод взрывотехник-самоучка. Словно от его желания что-то зависело. Но кое-что он сделать мог, а раз мог, значит стоило попробовать.

На какой дороге пробовать — сомнений не было. Потому как самой загруженной была из двух та, что вела на восток. И движение на ней было поинтенсивнее, и колонны пожирнее. Так что чего проще — ночью заложил заряд под дорогой, протянул проводную взрыв-машинку и… понял, что никакой машинки нет. Создавай другой план, думай дальше. А чего думать? Посадил Генку на березу, научил каркать вороном, сам лежи себе в траве, жди сигнала. Один раз каркнул — кто-то едет, тихарись отчетливо. Два раза каркнет — на горизонте жирная колонна, беги закапывай мину, а потом вали со всей скоростью. Тем более, что и распадок мелкий уже присмотрен, где можно затаиться. То есть, лучше убежать совсем, то есть в лес, но если не судьба, то лежи там, уважаемый минер. Долго лежи, пока ночь не случится.

Генка был проинструктирован, заучил последовательность действий, научился каркать так, чтоб летающие кляксы приняли за своего. Потом долго и нудно Парамонов убеждал его, что валить с дерева нужно не когда юноша насладится зрелищем гибнущих фашистов, а сразу после подачи двойного звукового сигнала. Но явное неприятие в глазах подростка заставило Парамонова выдать самый козырный аргумент:

— Ген, пойми ты, кроме тебя никто такой подвиг совершить не сможет. Сгинешь по ерунде, я во второй раз не смогу тот же фокус провернуть. Тебя не очень жалко, Родина еще героев вырастит. А вот для пользы дела будет урон. Понимаешь?

— Да чего мне сделается?

— Ничего. Разве что заметят, как начнешь слезать. После диверсии немчура злая будет, аж жуть! Выставят наблюдателей, начнут прочёсывать близлежащие кусты. А тут ты такой по березе ползешь! Со всех стволов начнут лупить, пока не свалишься. Хорошо, если убьют, а ну как раненый попадешься. Тогда всем нам кранты.

— Я не выдам никого, не бойтесь!

— Да ладно! Начнут пытать как следует, запоёшь соловьем.

— Думаете, я хуже вас боль терплю?

— Так и я под пытками всё скажу, я тоже человек. Это нормально, сломаться от боли. Так природа устроена. Так что давай договоримся, два раза каркнул — и вали оттуда подальше! И до ночи таись в старом лесу. Встречаемся потом в новом лагере. Добро?

— Добро.

Почему именно береза? Так самая высокая. Почему каркать? Вороны имелись в данной местности, большие черные, внушающие уважение. И Парамонов надеялся, что до подхода колонны ему хватит время не только закопать гостинцы, а и сбежать подальше. Для экономии с раннего утра им заранее были выкопаны ямки в полотне дороги, а напротив них положены ветки для удобства поиска. Даже если засыпет подготовленные ямы, откопать их из пыли много времени не нужно. Первая по ходу ямка была сделана со смещением от оси дороги. По словам Гены, мотоциклы катаются строго посередине дороги, вот и пусть у них будет шанс не зацепить мину на два кило тротила.

Вторая ямка расположилась в двадцати метрах впереди слева от оси почти на обочине. Парамонов подумал, что после первого подрыва кто-нибудь догадается не идти по середине тракта. Или просто колонна будет обходить воронку и подорвавшихся товарищей. Третью мину от прикопает еще через пятнадцать метров справа. Закопал бы ближе, но есть опасность детонации или срыва чеки из-за взрывной волны. Три раза по два килограмма — хоть кого-то да утащат в ад. И очень хотелось надеяться, что этих «хоть кого-то» будет человек десять-двадцать.

«Эх, подловить бы роту на марше, вот бы веселье началось!» — фантазировал не жестокий по натуре попаданец. Но Маркс прав, нельзя находиться в обществе и быть от него свободным. Тем более, если ты оказался среди предков, чьим подвигом ты гордился все эти годы. Это почитай, как в Валгаллу живым приняли.

Солнышко еще не начало припекать, а два смелых охотника уже сидели в засаде, один высоко на березе, другой в приямке, выбранном в качестве лёжки. Перекусили овсяными лепешками с салом и водой, один перед тем, как залезать на дерево, второй уже возле дороги.

Два отдельных мотоцикла с колясками были проигнорированы, колонна из трех телега под управлением немецких солдат — тоже. Двухкратное карканье ворона донеслось до Парамонова уже после полудня, в тринадцать-десять, как машинально отметил он по своим часам. Первый порыв отряхнуться от пыли был остановлен — пыль помогает маскировке. Так что вперед, вдоль дороги к первой ямке! Тройные тротиловые шашки бьют по спине, лежа в сидоре, взрыватели разложены по карманам, завернутые в бумагу. У него не так много времени, а надо и ямку разгрести, и тротил заложить, и взрыватель воткнуть. Потом еще и замаскировать, засыпав пылью. И так три раза, а потом бежать быстро и далеко. Если увидят, могут заподозрить неладное. Хотя вряд ли кто подумает, что бежит через поле диверсант, заминировавший дорогу. Скорее примут за дезертира. Ага, особенно если разглядят трофейный автомат, болтающийся за спиной.