Штатский

Глава 3 Трофейщики

По внешнему виду два мужичка, почти местный и смолянин, выглядели ровесниками москвичу. Но их лёгкая почтительность перед городским аж из самой Москвы давала ему как бы право как бы командовать. В некоторых мелочах. А еще Александр прикинул, что по такой жизни, какая тут во всю ширь разлилась, у каждого надо годков по пять минимум вычитать. То есть, видишь дядьку лет сорока, будь уверен — ему не больше тридцати пяти, а то и тридцатник. Просто отсутствие Блендамеда, Нивеи и Жилетта превращают лицо… в неэлегантную подошву. А скудное питание и покрой лапсердака делают фигуру несколько специфической. Рабочий человек — это звучит гордо, а выглядит и пахнет не очень.

Вывод какой? Им обоим чуть за тридцать, молодняк! Пластилин в руках опытного руководителя, марионетки, лёгкая добыча грамотного манипулятора. Да хотя бы его фраза, что Александр из Москвы, ведь поверили! А чему тут верить-то, какие мои доказательства? Лапсердак третьего срока носки да кирзовые сапоги. Ах нет, еще ремень справный из-под пиджака мелькает, так он и трофеем может быть. С настоящего москвича.

Ладно, это ерунда всё, если эти двое готовы воевать вместе со мной, то они ресурс. Ценный как не сказать что. Из ресурсов у него сейчас только нож и два мужичка. Но не просто мужичка, а побывавшие под штурмовкой с самолета, ученые то есть. Можно сказать, стреляные воробьи. А кто ничему не смог научиться, тот уже остыл на обочине.

— Мужики, вы тело обыскали, ничего полезного в карманах нет?

И сразу взгляды такие подозрительно-уважительные. Мол городской-то ушлый, на ходу подметки режет. Это, мол, хорошо, не пропадем мы с ним.

— Да какое там, малохольный был какой-то. Ни сидора с собой не нес, ни узелка. — Фраза в устах Василя прозвучала как эпитафия.

— А ваши сидора где?

— А твой?

— Так у меня корзинка!

— Шо, и всё? Тю-ю! А сказал, москвич. Сбрехал, поди?

Блин, только что Александр мысленно упрекал селян в простодырости, а они моментом реабилитировались. Да уж, с такими дело делать можно. А что еще удивляет: один со Смоленщины, второй из Минской области, а оба почти как братья. Плевать, что выговор разный, смотрят похоже, одеты как с одной свалки, движутся и то одинаково. Что значит из одного класса пацаны. Какие-то штаны пузырями на коленках, ботинки не ботинки, недоразумение на шнурках со спущенными носками, у одного косоворотка под убитым пиджаком некогда коричневого цвета, у второго сорочка, застегнутая до шеи под таким же почти клифтом. И кепки у всех — родные сестры его, Парамонова кепки.

Сходили за сидорами, у Алексея условно фабричного пошива весь в заплатках почти белый вещмешок, у Василя дерюжный мешок, завязанный за углы веревкой. Да уж, корзинка выпадает из ансамбля. Лучше уж было с чемоданом за грибами идти. Как в том мультике про дядю Федора. В котомках у крестьян не оказалось ничего путного. Из оружия только шило и кусок лезвия от опасной бритвы. Из еды пара луковиц на троих и горсть проса. По паре портянок у каждого, иголки с нитками. О! У Александра тоже портянки есть во внутреннем кармане пиджака. Он вытащил их и увидел, как на траву выпали две скукожившиеся сигареты без фильтра.

— Ого, москвич, да ты богатый на курево.

— Хорош обзываться, Александр я, говорил уже. А у вас что, курева нету.

— Нету, — со вздохом просипел Алексей, явно тяготящийся этой бедой.

— Ну и хорошо. Забирайте, это последние. Сейчас выкурите, и начнется у нас полезная для здоровья жизнь.

— А ты? Сам не будешь что ли?

— Война идет. Курево сейчас только помехой станет. Считайте, я уже бросил. А вы после меня.

Подобревшие лица, долгие затяжки голодных до никотина организмов, кстати, пальцы у обоих не желтые, значит не такие уж они запойные куряки. Голову на плаху за затяжку не положат.

— Добры тытун, заграуничны! Дзякую. — Сбился на белорусский язык Василь.

— Ага, и бумага тонкая какая. Откуда богатство, Александр?

— Так из Москвы, говорил уже. Было и нет. Больше не покурим.

— А пошукай еще по карманам, а?

Несколько табачных крошек не спасли отца русской демократии, зато нашлось три замусоленные спички. Тоже богатство, Василь с разрешения Александра присовокупил их в свой коробок. А зажигалку он не стал светить, мало ли. А то богатство затмит разум, убьют за американскую вещицу. Шутка.

— Вот что, товарищи мои, а скажите-ка, кто из вас служил? Никто? Понятно, охотой промышляли?

— Я немного, пока ружьё не реквизировали, — отозвался Лексей.

— У вас леса знатные, небось не только по зайцу ходил, так ведь?

— Ну да, немного браконьерничал. А как иначе бывает?

— Да ладно, не тушуйся, не на собрании. А порося заколоть оба сможете небось? Или звали кого?

— Да зачем звать, нешто порося забить наука сложная! — Василий аж дернулся от такой глупости — чужого звать своего порося колоть. — Тока у нас принято ему горло резать. Чтоб крови в грудине не натекало. А ты к чему ведешь, москвич? Ой, Лександр, прости. Да, что пытаешь про охоту, про свиней?

— Мне знать надо, сможешь ты, к примеру, немцу в грудь нож воткнуть? А вишь, тебе сподручнее ему горло перерезать. Буду иметь в виду. А вот Алексей, там другой коленкор, он может солдата вражеского скрасть в лесу, ежели тот один будет.

— Это как это? Ты хочешь, чтоб мы с ножами на вражескую армию набросились? На пушки и пулеметы? Сдурел, москвич?

— Александр я. А бросаться на всю армию не надо. Немец он тоже человек. До ветру, скажем, они не повзводно же ходят. Хотя нет, эти как раз могут идти в нужник повзводно и ссать в указанном направлении пошереножно. Но не все, не всегда, не везде. Сами видели — втроём на телеге ехали. И нас трое.

— Ага, тока они с винтарями, а у нас един твой ножик на троих. Идти надо отсюда. Говори, раз такой умный, в какую сторону идти! До наших тикать надо. — Алексей уже даже встал, подтянулся, хоть сейчас готов валить до Красной армии.

— Хорошо бы. Только тут какое дело. Немцев видел?

— Ну.

— Баранки гну. Похожи они на разведку или передовой отряд, какой попреж всей армии идет в атаку?

— Да нет. Просто ехали по делам каким-то.

— Вот именно. Я вам так скажу, в тылу мы уже. В немецком тылу. И со всех сторон немцы. А промеж них как изюм в кутье окруженцы, бегунцы и дезертиры. До каких предпочитаешь податься? А, еще местные и эвакуированные.

— Выковыренные каким боком тут? — Василь не справился со сложным словом.

— Это кто убегал от фашиста, да не убежал, застрял в пути. Самые несчастные и бесполезные люди сейчас. Никому не нужны, никого не знают, ничего не умеют.

— Точно! А еще среди них полно евреев и жен ответственных работников. Местным им помогать без надобности, лишние рты, а робить не могут. — Что значит крестьяне, всё у них рассчитывается через пользу. Уважаю.

— Короче, предлагаю запастись провиантом, фуражом и оружием. Фураж отставить, у нас тягла нет.

— Умный ты. Где всё это собирать думаешь? Аль пограбить деревню нас подбиваешь? Часом ты не из урок?

— Умный я. Предлагаю идти вдоль дорог, искать места боестолкновений между немцами и нашими. Там могут оставаться брошенные сидора, оружие и прочее потребное нам. А то и машину найдем какую.

— Машина нам зачем?

— Машина — это груз. Ну и бензин. Да мало ли чего найти можно.

— Соображаешь, Ляксандр…

— Ой, только на свою мову не переходи, Василий, говори русским языком, согласен с моим планом?

— Согласен. Я что думаю, коли мы всё одно под немцем, можа ко мне домой подадимся?

— А где твой дом?

— Деревня Куты, от Могилева недалече.

— Это мне ни о чем не говорит. От Минска на запад или на восток?

— Могилев я знаю! Это южнее нас и на запад, — пояснил Алексей.

— То есть от Минска на восток? Получается, может твою деревню еще не взяли фашисты.

— Так может и не возьмут вовсе. Встанет фронт?

— Нет, Василий, возьмут непременно. Раз уж Минск взяли. Такая силища прёт, а у нас Красная армия со спущенными штанами. «На провокации не поддаваться». Вот и не поддались идиоты.

Если бы Парамонов был классическим попаданцем, он бы непременно вспомнил, какого числа пал Минск, окруженный со всех сторон, когда фашисты взяли Могилев, когда вышли к Смоленску. Он бы даже смог назвать фамилии генералов, дравшихся в окружении, объяснить их ошибки и просчеты. Но Александр был техническим директором фирмы, а не историком. Знание подробностей Великой Отечественной Войны ограничивалось самыми общими моментами типа «просрали начало войны в сорок первом, просрали наступление на Кавказ в сорок втором, Курская дуга, Сталинградский котел, битва за Кенигсберг и 9-е мая. А еще Саша не знал немецкого языка, кроме положенного советскому школьнику набора хальт- хенде хох-ауфштейн-цурюк». Зато он умел стрелять из всякого разного, не любил лишний риск и фашистов.

Недолгое обсуждение поступивших предложений, коих имелось два: идти в Могилев и искать поле битвы, привело к компромиссному решению — идем на восток, попутно собираем трофеи, мародерим трупы, лутаем мобов, ищем хабар. Александр был понят, невзирая на сложные отсылки, как оказалось, про трофеи, мародёрку и хабар народ в теме. А еще всем очень хотелось кушать, так что голод стал четвертым принявшим участие в голосование за план.

Идти вдоль дороги казалось не лучшей идеей — ноги то и дело рвались влево, туда, где кочки не создают лишних помех, а кусты не цепляются за одежду. Но встреченное ранее не позволяло мозгу идти на поводу у ног. Уши бродяг переместились со своего привычного места на макушки, чтоб вовремя дать сигнал о подкрадывающейся сзади опасности. Но идти по самому лесу было бы еще хуже — и скорость бы упала до минимума, и видимости никакой. Так можно всё ценное пропустить.

Горсть крупы, пара луковиц — неплохое подспорье тому, кто возьмется варить супчик. Пару птичек сбить или еще какой живности наловить, и даже без соли можно смести. Да хоть грибов кинуть для навара, если зайчат нет под рукой. Одна беда — без котелка вся эта кулинария невозможна. Солдат и без сапог солдат, как говорится в русской пословице. Без котелка он не солдат или очень недолго солдат. Штатским людям все эти заморочки про сапоги до лампочки, но котел, хоть один на всех в походе нужен обязательно.

— Тако же можно под котелок гильзу использовать, ежели калибра большого.

— Не, гильза с дырками от капсюля, утечет всё.

— А запаять можно, и ручку приделать. Вот тебе и котёл!

— Чем ты в лесу её за…

— А ну тихо! — Оборвал беседу на кулинарную тему Александр. Шли больше часа и ни одной иной темы не подняли, что значит голод по мозгам лупит. — Впереди просвет, и звук какой-то. Тихаримся, с дороги уходим.

И снова селяне подчинились, согласные как братья. А если подумать — оба они хоть и в разных республиках союзных живут, разными народами считаются, а по сути, соседи. Смоленская да Могилевская области граничат. Климат один, уклад один, разница только по документам. А и их нет, как выяснилось. Все документы в канцелярии неизвестно какого подразделения остались, когда народ от самолетов порскнул. Без документов, в гражданской одежде и патлатые, то есть не стриженные по-солдатски, они совсем не похожи на дезертиров. Да и по факту ими не являются. Присягу не принял — не воин.

С присягой у Парамонова были сложные отношения. Свою присягу он давал рабоче-крестьянской Советской армии и Советскому Союзу. В военном билете, где навсегда застыла недоуменная рожица школьника, стоит отметка о принятии присяги. Так вот, какой отношение имеет его присяга к российской Федерации? Другое государство, построенное на других принципах и ценностях. Ему объяснили — Россия правопреемница СССР, так что все права, обязанности, присяги, всё как бы по наследству перешло к России. И вообще, по нескольку раз мужчины не присягают, если это не украинцы. А самое смешное Александр вычитал в одном фантастическом романе про попаданца. Присяга, которую он принимал когда-то, на самом деле должна даваться. То есть с точки зрения истории и военных традиций она полный фуфел. Воин дает присягу, вождь, сюзерен или государь её принимает как клятву верности. А если солдат присягу принял, то кто её дал? Короче, все советские присяги просто чушь. А вот личное понимание долга перед Родиной, если оно есть, то не убежишь от этого чувства.

Пробираясь через поредевший лес на полусогнутых и пригнувшись, Александр с Алексеем на опушку практически выползли. А Василий, тот остался в чаще, не с его навыками в разведку ходить. Дорога не пересекала поляну посередке, а прорезала её почти с краю. И край тот был дальний с точки зрения наших путников. Так что телегу с лошадью они заметили не сразу. Сразу они увидели трупы солдат, валяющиеся в разных позах на большой поляне. Несколько серых и примерно с десяток наших зеленых. Новенькая невыцветшая форма в бурых пятнах крови. А среди всего этого ужаса расхаживали старые знакомые, те трое фашистов, которые проехали недавно мимо кустов, в которых прятались Парамонов с товарищами.

— Те самые, — прошептал Алексей.

— Вижу. Без дела не издавай звуков.

— Чегось?

— Молчи без нужды, говорю. Вдруг услышат.

На самом деле враги были далековато, чтоб расслышать шепот, да и были они заняты своим делом — собирали оружие и складывали в кучки. Потом и того шумнее, стали растаскивать убитых по разным местам. Своих отдельно рядком, русских тоже в ряд, но без почтительности.

Явно трофейная команда, присовокупившая к своим обязанностям еще и функции команды похоронной. Трофеи, они всем нужны, но Парамонову больше, он нигде на довольствии не состоит, его командование не покормит. Так что фашисты неправы, нефиг было им на эту поляну лезть, не их территория. Даже в локальном масштабе не их. Вот только идти доказывать свои права и отстаивать свою точку зрения аргументов у Александра не имелось. Все аргументы или висели за спинами немцев, или лежали на поляне.

— Что будем делать, а?

— Да понятно, что. Полежим чуток, потом поползем взад. Не с чем нам на этих рыпаться.

— Понятно, что нечем. Обидно просто. Давай хоть вокруг обойдем. — Алексей и лезть дуром не хотел, и есть хотелось сильно. А тут телега, немцы, трофеи. Кто знает, чего у них там припасено.

— Слушай тогда, сейчас вертаешься за Василием, и аккуратно крадетесь по правой руке вокруг поляны. Встречаемся в районе лошади.

Парамонов даже сам удивился себе. Откуда эти словечки полезли типа «вертаешься»? Что за словесные обороты «в районе лошади»? Никак начал подражать не-пойми-кому. «Иже паки херувим» еще бы сказал. Он городской по легенде и по факту, пусть эти подстраиваются под грамотную речь, а не наоборот.

На карачках, посапывая по-ежиному он полз вокруг поляны в сторону дороги, пока не наткнулся на еще одно тело. Боец красной армии уползал со смертельным ранением подальше с глаз, ведомый инстинктом или пытаясь занять удобную позицию? А уже неважно. Главное он сделал — утащил свою винтовку, не дав её затрофеить врагу.

Если бы немцы более внимательно обошли поле боя, если бы они смотрели под ноги… Но у них была чёткая цель — собрать оружие, чтоб не валялось, вывезти погибших камрадов, зафиксировать местонахождение убитого противника и количество трупов. Потом пригонят местных, они закопают тела. Непорядок, если трупы будут валяться везде как попало, эпидемия может случиться и вообще. На новой немецкой территории будет такой же порядок, как в фатерлянде, пусть не сегодня.

«Спи спокойно, братишка» — шептал Александр, вытягивая из-под тела ремень с подсумками. Сидора рядом с покойником не было, а по карманам лазить Парамонов счел невозможным. С точки зрения учета погибших это бесполезное дело в масштабах той бойни, какая сейчас разворачивается в Белоруссии. Да и кому он понесет собранные солдатские книжки?

Лежа на боку, Парамонов вытащил затвор, посмотрел на просвет ствол — есть свет в конце тоннеля! Патроны тоже есть, так что… а что? Уработать троих солдат противника, так или иначе обученных, с такой дистанции может помешать только их нежелание служить мишенью. Не побегут, так упадут на землю, прятаться станут. А еще они могут начать отстреливаться. Что значит могут — точно станут!

И что теперь? Теперь, когда в его руках винтовка, такая знакомая, почти как собственная, только подлиннее и довоенного выпуска, а значит качественная, теперь затаиться? И ждать другого противника, слабого, не готового к бою, а лучше спящего? А эти будут делать своё дело, нести орднунг в русские земли, собирать трофеи, закапывать своих. Стой! Так они же вояки типа Василя, это бывшие нестроевые наверняка, третий сорт не брак, как раньше говорили. Может и стрелять толком не умеют.

Парамонов уговаривал себя, а сам обустраивал позицию, прикидывал, как будет переносить огонь. В лесу стрелять не то, что на равнине, тут твоему желанию довести оружие может найтись помеха. И вместо верного выстрела по кабану выйдет черте-что, когда ветка не даст тебе сдвинуть ствол на нужный угол.

Дальний стоит, смотрит куда-то, он будет первой целью. Это двое сейчас дотащат свою ношу в рядок, встанут передохнуть. Дистанция плёвая, ежели разом упадут в траву, придется с колена добирать их. Тогда вот за это дерево встану, тут кусты не мешают, обзор не загораживают.

Магазин винтовки Мосина у Александра выстреливается где-то секунд за десять. И это прицельно, по ростовой мишени на сотку метров, без отнимания приклада от плеча. Второй магазин, если обойма приготовлена и под рукой набивается секунд за пять. И еще десять секунд плотного огня. Приличная масса тела, почти сто кило веса в бугае, отдача винтовочного патрона такое тело при правильной вкладке практически не телепает.

В этом времени небось так не стреляют. И по сто килограмм не весят люди, не на чем им отъедаться. Сколько патронов сожгли эти немцы за свою службу? Небось меньше, чем выпуливал Александр за один день пострелушек. Накрутил себя? Можно начинать!