На новом месте расположились с комфортом, учитывая опыт прошлых стоянок. Тем не менее, все понимали — начался август, за ним осень. И даже не надо ждать зиму для понимания временности такого житья. Парамонов вспоминал рассказы и повести, прочитанные в детстве про партизан, и не мог припомнить подробностей зимнего быта лесных воинов. Добыча тротила из снарядов была описана подробно, а вот обустройство лагерей и способы добычи продуктов как-то авторы обходили стороной. Зато про схроны бандеровцев было рассказано подробно со схемами и чуть ли не инструкциями. Но уже в другое время и не в книжках.
Не их вариант, вернее, не для этой местности. Землянку выкопать можно, даже вполне навороченную, но продукты крестьяне таскать будут только родственникам. Или если их сильно запугать. Второй вариант называется бандитизм, не их метод. А первый вариант может сработать, если добраться до родной деревни Василия. Так что их временный лагерь — он буквально еще на пару дней. Надо до осени переезжать поближе к конечной точке маршрута.
Вот только уж очень медленно это получается, если двигаться по лесам. А по дороге ехать боязно. Так что лучший вариант, одобренный всеми членами общества — ночные броски по дорогам, предваряемые дневной разведкой по-пешему. Из одной такой разведки Алексей с Генкой вернулись возбужденные, сразу было видно, что они нашли что-то интересное. Оказалось — да. В стороне от наезженной дороги и в нужном, то есть восточном направлении им попался заброшенный хутор.
— Нормально всё там! — Ярился Генка, — всяко лучше, чем в лесу-то!
— Постройки брошены года два назад, видать ушли хозяева или их забрали. Утварь соседи приличную подрастащили, но не всё. И что дюже здорово, нет следов, не наведывается туда никто. — «Дополнил» рассказ Генки-торопыги Алексей.
— Да там даже колодец действующий, дядь Саш!
— Ну раз даже колодец, то надо брать.
— Чего?
— Говорю, надо заселяться на пару дней, а там видно будет, — уточнил Парамонов. Не всегда его шутки понимали товарищи, не на тех мультиках они выросли.
— Дорогу мы запомнили с Генкой, за ночь пройти можно будет, только в конце всё заросло. Надо было подчистить…
— Ни в коем случае. Увидит кто, тоже захочет навестить то место. Пролезем, раз вы говорите, что проскочим.
Что брать из старого лагеря? Кроме пулемета и посуды всё имущество и так на телеге. Ах да, личное оружие и одежду, сушащуюся на ветках, не забыть. И кое-какие продукты. Короче говоря, навалили целую телегу, так что ехать не получится даже их единственной женщине. И неудобно сидеть, и лошадку жалко. Пословица «Баба с воза, кобыле легче» витала в воздухе, никем не произнесенная.
Переброска подразделения через местность, занятую противником, по всем статьям проходит как боевая операция. Собрали имущество, поспали немного, накормили скотину, сами поели. Пулемет с заправленной лентой был установлен на корме, то бишь на задке телеги чисто на всякий случай. Его накрыли брезентом и закидали сеном так, чтобы по первой команде можно было привести к бою. Пользуясь ночным временем, личное оружие прятать не стали. Немцы в потемках сейчас не ходят по дорогам, а мирное население вряд ли начнет сильно возмущаться, увидев пятерых путников с винтовками за спинами или автоматами на груди. Курс обучения стрельбе и обращению с немецким пистолетом-пулеметом прошли все. Парамонов вдолбил им, что стрекотать МП-40 будет и от пуза, но, если охота попадать в цель, пользователь должен откинуть приклад и упереть его в плечо. А потом еще и прицелиться. И короткими очередями! И не держаться за магазин, дабы не случилось затыка при стрельбе. И чаще менять позицию, а не стоять столбом. Лучше вообще стрелять не стоя, а с колена или лёжа, если позволяет обстановка.
Хутор Парамонову понравился, он оценил его утром, когда проснулся. Шли почти всю ночь, учитывая, что ночи в августе не такие уже и короткие — устали. Не стали ничего обустраивать, только распрягли Дуняшу, стреножили и пустили пастись рядом с двором. А сами сняли с телеги большой пук сена, украденного по дороге из стога, и заснули вповалку в хате.
А уже утром во время осмотра доставшегося по праву самосельцев дома и подворья определили — а ведь ничего так база. В таком можно и перезимовать, если запасы заготовить. И если никто не придёт с недобрыми намерениями. И стойло есть, и сарай для запасов, кстати, с подвалом. В самом доме тоже подпол имеется. Короче говоря, сделан хутор по уму и для себя. Из такого жилья по своей воле не уходят.
Новое место обитания сразу подняло вопрос планов. Василий один был кровно заинтересован в продолжении путешествия, но и он не готов был идти один через зону боевых действий. То есть в тылу врага, но по которому то и дело проходят разрозненные группы окруженцев, дезертиров и народных мстителей типа самого Василия.
Если честно, он и сам не понял, как оказался втянут в эту войну. То есть сначала его призвали, потом разбомбили, а потом уже какое-то необъяснимое желание поквитаться с теми, кто расстреливал из пулеметов их колонну на бреющем полете. И обида, что снова кто-то хочет творит с ним и его земляками всякое непотребство. Советская власть не сахар, но мужика всегда и все обижали, так что вроде не привыкать. А эти, народная власть и в самом деле не только хапала, а еще и что-то делала. Если верить старшим, то при помещиках жилось гораздо хуже. Не в плане пожрать, а за людей крестьян никто не считал. А еще, если верить тем же старикам, то немцы тоже за людей не считают, но уже не мужиков, а всех славян. Один дедок, вернувшийся из плена, много рассказал про условия содержания русских солдат в немецкой неволе. Если даже половина тех рассказов правда, то нет, не надо Василю этой новой оккупационной власти.
Единственный выживший его сын подался на учение аж в Тулу, вот тоже чудо — бесплатно учат ремеслу, кормят-поят-одевают. Жена давно обрыдла, да и поговаривают про неё в деревне разное. Братья, сваты, кумовья небось и без него как-то под немцев проживут. Во всяком случае, он им не помощник в том бедовании, какое всех ждет впереди. Если верить москвичу, а чего ему не верить-то, война ждет страну долгая, и оккупация продлится не один год. Может и в самом деле есть смысл остаться на хуторе с обществом любителей природы.
На том и порешили: с местными не якшаться, но и показательно не строить из себя ничего эдакого. Просто беженцы, просто заняли брошенный хутор, просто живут себе, никого не трогают. А все конфликты было решено гасить в зародыше. Потому как претензия у тутошних крестьян к обществу может быть только одна — у пришлых есть лошадь. Лошадь вполне достойный повод для насилия. Не станешь же объяснять, что народ на хуторе собрался не то чтобы злой, но вооруженный и под обстрелом побывавший.
— Что, просто жить будем, дядь Саш?
— Просто не получится, Геныч. Будет немножко сложно. Ходить придётся много и далеко.
— Куда?
— За скальпами. Фенимора Купера книжки читал?
— Ага! Там индейцы с убитых врагов волосы срезали и хвастались друг перед дружкой.
— Вот же гадость! — Скривился Алексей. — Наверняка жид какой-нибудь написал.
— Да нет, англичанин. Он уже помер давно. А книжка про американских индейцев и их войну с европейцами. Индейцы — это вроде как татары, только совсем дикие, которые еще сеять не научились. — Как мог объяснил ситуацию Парамонов. — Выражение «ходить за скальпами» означает охоту на врага.
— Только я не понял, почему далеко ходить будем. Фашистов кругом полно, куда не сунься — едут ироды.
— Так понятно, почему! Дураков нет под своими окнами гадить. — Пояснил товарищу политику Парамонова Василь.
— Именно так! Одни дома на хозяйстве сидят, другие идут в рейд. Кто спросит — за солью пошли, на курево выменивать.
И снова никаких постов, секретов вокруг базы или караульных вышек. Не располагает гражданский коллектив к таким строгостям. А еще людей нет, чтобы как следует сторожиться. Василий, походив по хате, по прочим постройкам, сказал, что чего-то не хватает, чувствует он. Парамонов не отмахнулся от странного поведения товарища, а наоборот начал его «качать» наводящими вопросами, мол чего тебе мил человек не хватает? Оказалось, что не хватило крестьянину разоренной ухоронки. Не должно такого быть, чтобы хуторяне ничего не спрятали.
— Погоди, Василь! Ерунду говоришь, что одни спрятали, то другие нашли и уже давно утащили.
— И где это?
— Что это? Сказал же, унесли давно.
— Дзе ухоронка была? Дзе яе сляды? — От волнения мужик опять сбился на белорусский язык. — Ци скажаце, што прыйшли назад тай усё акуратна захавали? Пусты схованку?
— Э-э-э, погодь, я в голове переведу на нормальный язык. Ага, понял. То есть тебя понял, а ситуацию нет. — Парамонов наконец просёк, что не нравилось Василию. — Значит, буем искать.
Ползали все, охваченные кладоискательской лихорадкой. Кто-то просто пинал носком сапога что- попало, другие прямо буквально ползали на карачках, вынюхивая признаки тайника. Удача улыбнулась Ольге Ивановне.
— Люди, а это нормально, что в подполе пол из досок? У нас земляной был. Как выкопали, так и утоптали. Доски еще на него тратить. С другой стороны удобно, слазил за заготовками и грязь в избу не потянул.
— Доски, говоришь?
Со стороны сцена смотрелась неоднозначно. В подполе стояла единственная в отряде женщина, а над ней сгрудились мужчины, бросающие вниз плотоядные взгляды.
— А вот сейчас мы и посмотрим, чего там под низом! Вылазь давай! — И Алексей протянул руку женщине.
Выдернули немелкую докторшу как пушинку и чуть было не нырнули туда всем кагалом. Председатель вовремя крикнул: «Стоять! Пусть Лексей один лезет». За неимением фомки, он воспользовался универсальным мужицким инструментом топором. Тот ко всему хорош, и в кашу вместо приварка, и в драку вместо кастета. А уж по хозяйству вообще не перечесть всех полезных свойств топора. Под досками оказалась земля, а под ней вполне не гнилой брезент. Стало понятно, почему простукивание досок настила не дало характерного звука ни обществу, ни тем, кто обыскивал хутор до них. А вот уже под брезентом и вторым слоем досок открылся тайник.
По сути, второй ярус подпола был заполнен кувшинами с разными крупами, кухонной посудой, кое-каким сельскохозяйственным инвентарем без деревянных ручек и инструментом. Кроме того там хранились несколько фотокарточек в рамках, двухстволка, запас пороха и дроби. Даже машинка для закрутки для снаряжения патронов нашлась.
— Да, братцы, так жить можно.
— Муки не хватает.
— Мука могла и не сохраниться, в ней быстро всякая гадость заводится, с пониманием люди запас составляли. Муку, небось, с собой взяли, когда тикали.
— Думаешь, ушли?
— А то! Не ушли бы, так их про тайник непременно бы выпытали и вскрыли.
— Кто?
— Те, от кого они убегали. Власти тутошние или НКВД.
— Ну и ладно. Пусть у тех, кто нам всё это добро приготовил, всё будет хорошо. Земля им ковром под ноги, — с легким поклоном сказала Ольга Ивановна.
— Ты на фотокарточки погляди! Белогвардейцы ж недобитые тут ховались! А ты им добра желаешь.
— А и пусть. Чай, тоже люди. Вон нам сколько от них полезного перепало. Жалко тебе добрых слов для людей, Василий?
На том и порешили. Что пусть прошлые хозяева нормально живут там, где они обретаются, а соседи чтоб не лезли на хутор. Вытащенная из подпола четверть самогона была проверена на предмет состояния содержимого и признана негодной в качестве дезинфицирующего средства. Большинством голосов «три против одной» при одном воздержавшемся, у которого нос не дорос во взрослые дела лезть. Приняли по чуть-чуть за новоселье все, кроме Генки. Что характерно, голосовавшая «против» тоже подтянулась с кружкой: «Наливайте, пьянчуги! Повод законный!» И чего тогда ерепенилась?
— Хорошо, конечно, но надо в уборочную впрягаться. — Весьма неожиданно выдал Алексей, допив свою порцию самогона. — А чего так уставились-то? Если тут зимовать, то запасы нужны. И нам чего-то в рот класть надо, и лошадке тоже. Война войной, а если жрать нечего, то и без немца помрем, от лени своей.
Крыть такое было нечем. Одно смущало, они здесь как бы на птичьих правах, прилетели-улетели. Как посмотрят местные, когда увидят на «своих» полях каких-то незнакомых пришлых? И пойди потом доказывай, что пришлые такие же советские люди, имеют на колхозный урожай ровно столько же прав, что и те, кто его сажал. «Ты пшеницу сеял? А я тебе плуг ковал! Смычка города с деревней» Ага, аргумент шикарный, особенно с учетом того, что эту смычку производили с винтовками в руках по принципу: у кого пулеметы, тот и власть.
— Так чего, может тогда по ночам жать будем? — Предложил Парамонов.
— Ну… так тоже можно. Серпы у нас теперь есть, если луна будет, то можно и ночью. — Алексей был готов хоть сегодня.
— Да чего вы этих куркулей боитесь! У нас винтовки, у нас автоматы! Мы сами сила! — Генка выкрикнул и еле увернулся от подзатыльника.
— Сила? Когда они немецкой администрации нас сдадут, да приплетут сорок бочек арестантов, будешь потом думать. Мужикам силу покажем, а от немецкого взвода с пулеметом не отобьёмся.
— Это что, они на нас фашистам жаловаться станут? Советские люди же!
— Советские. Дома под одеялом ночью. И то не все. Прекращай, Геннадий, мыслить статьями из газет. Суровая реальность кругом. И мы в ней не самая большая рыба.
— Так понятно, что не самая. А этот, — Василий показал пальцем на Генку, — этот вообще пескарик. Силой нельзя против мужика. Надо с умом. Я согласен, ночью поедем, и подальше отсюда. Небось уже всю округу разведали. И с оружием.
— Про оружие и так понятно, без него никуда. А кстати, порядок отправки естественных надобностей при оружии предлагаю отменить. А то кто нас тут увидит по двору шляющихся с винтарями, неправильно поймут. Оружие держим всегда под рукой, но не на виду.
— Это как?
— А надо думать. Может, стоит винтовки приготовить в сарае да на конюшне. Чтоб стояли чем-то прикрытые всегда заряженные. Случись что, а ты знаешь, куда бежать за оружием. Опять же чужим будет невмочь подумать такое: зашел человек в сарай без оружия, значит его у него нет при себе. Попробует кто напасть — нарвется на неожиданность.
— Думаешь, кто-то нагрянет с худом?
— Не сегодня, не завтра, но увидят движение, придут посмотреть. Да и ты бы пришел узнать, кто у тебя под боком поселился, Василий, так ведь? Вдруг польза от новосельца или вред какой. — Согласился с председателем Алексей.
Врачиха и подросток больше помалкивали, стараясь не встревать в разговор взрослых мужчин. Те уже доказали своё умение выживать в непростых условиях и планировать действия наперед. Особенно велик был авторитет председателя, который вроде никогда ничего не приказывал, а только предлагал. Но так, что пойди откажись. Всегда дело, всегда с пояснениями. Так что никого принуждать не было нужды. Тем более с его присказками про добровольность их организации. Мол, не нравится — свободен! Словно кто-то свободен по своей воле покинуть корабль в бушующем море. Дураков нет, какие были, все утопли уже.
Посовещавшись на не очень трезвые головы, общество решило не пороть горячку с жатвой. Сначала на разведку вдвоем идут Александр с Генкой, если всё путём, то в ночь на уборочную идут уже трое: Василий, Алексей и Дуняша. Кобыле винтовку не давать, остальные при оружии. Вряд ли сейчас вызовет подозрение подвода с двумя вооруженными мужиками. А кто плохое удумает супротив, на некотором отдалении спереди и сзади сопроводят те же Александр и Геннадий. Не те времена, чтоб без охраны оставлять важный ресурс в виде лошади.
— Что жать будем? Куда пойдем?
— Пшеницу. Белого хлеба хочется. Хоть какого, но белого прямо совсем! — За всех решил Василий. И все согласились, что значит демократия.
— А молоть на чём?
— Смелем. У нас теперь ручная мельница есть, чай не нищеброды стали. — Улыбку Алексея можно было мазать на хлеб вместо мёда, только хлеба не было. Пока не было.