В строгом кабинете шефа жандармов графа Бенкендорфа царила тишина, нарушаемая лишь сонным потрескиванием поленьев в камине. Граф, погружённый в чтение докладной записки, казался изваянием — сосредоточенным и неподвижным.
Тишину нарушила распахнувшаяся дверь. Без доклада, отворив её резким движением, в кабинет вошёл, словно тревожная тень, его заместитель — начальник штаба корпуса жандармов Леонтий Васильевич Дубельт. Лицо его было бледным, а в обычно холодных и проницательных глазах читалось напряжение. Бенкендорф почувствовал внезапный холодок под мундиром.
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, — голос Дубельта был сух и предельно официален. Александр Христофорович, знавший его как человека выдержанного, мгновенно уловил в нём скрытую дрожь.
— Что случилось, Леонтий Васильевич? — перо в руке графа замерло, оставляя кляксу на чистом листе.
Дубельт сделал короткий, отрывистый вдох, будто готовясь произнести приговор. — Александр Христофорович, на кортеж цесаревича совершено вооружённое нападение.
Словно от удара, Бенкендорф резко поднялся из-за стола, опираясь на него белыми костяшками пальцев. В глазах его вспыхнула мгновенная паника. Он уже раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но Дубельт, предвосхищая его, сделал шаг вперёд и, почти перебивая начальника, поспешил выложить самое главное:
— Нападение отбито! Негодяи обращены в бегство, потери среди них значительны. Его императорское высочество не пострадал! — Он сделал ещё одну паузу, чтобы подчеркнуть следующую фразу. — Более того, по донесениям, цесаревич лично участвовал в отражении атаки и показал примерную, выходящую за рамки всяких ожиданий, храбрость. Всё обошлось для него легкой царапиной.
Воздух в кабинете, секунду назад казавшийся ледяным, снова потеплел. Бенкендорф медленно, с облегчением выдохнул и опустился в кресло, проводя ладонью по лицу.
— Что значит «легкой царапиной»? — спросил Бенкендорф.
— Александр Христофорович, здесь все донесения по сему происшествию, получены с нарочным утром. — Дубельт бережно положил на край стола кожаную папку с истершимся тиснением герба.
Бенкендорф молча, почти нетерпеливым движением, притянул её к себе и раскрыл. Тишину вновь нарушило лишь шелестение плотной бумаги. Граф углубился в чтение, его лицо было подобно маске, и лишь чуть сдвинутые брови выдавали напряженную работу мысли. Дубельт, застыв по стойке «смирно», ждал, следя за малейшей переменой в выражении лица начальника. Спустя минуту Бенкендорф, не отрывая глаз от текста, отмахнулся рукой в сторону пустого кресла — разрешая сесть.
— Снова граф Иванов… — наконец произнес Бенкендорф, и в его голосе звучала странная, тягучая смесь досады и невольного уважения. — Словно злой рок, неотступно следующий за Александром. Стоит цесаревичу покинуть столицу, как эта тень материализуется из тумана, и непременно случается нечто… из ряда вон.
— Позвольте усомниться, ваше высокопревосходительство, — мягко, но настойчиво вступил Дубельт. — Что, если в данном случае мы имеем дело не с роком, а с ангелом-хранителем? Обратите внимание на рапорт ротмистра Малышева. Он недвусмысленно указывает, что отсутствие графа Иванова в свите могло бы повлечь за собой последствия самые плачевные. Нападение, несомненно, было бы отбито и без него, но… — Леонтий Васильевич сделал многозначительную паузу, давая словам нужный вес, — …вопрос, какой ценой?
— В данном же конкретном случае, — продолжил Дубельт, опираясь на спинку кресла, — нападение было отбито с потерями минимальными. И даже более того… — он слегка подчеркнул паузу, — цесаревич не только не уронил чести императорской фамилии, но и явил примерную храбрость, доказав, что дух в нём крепок. Подобная встряска, есть наилучшая прививка от иллюзий. Подлинный боевой опыт для наследника необходим.
Он вновь бросил взгляд на бумагу.— Что до потерь… Ротмистр доносит, что основной урон понесли казаки конвоя. По причине отсутствия того самого опыта и некоторой опрометчивости в действиях. — Граф махнул рукой, как бы отсекая несущественное. — В вашем же всеподданнейшем докладе его величеству я не вижу необходимости акцентировать на этом внимание. Сие — сугубо внутренняя, тактическая подробность.
— Что-нибудь ещё, Леонтий Васильевич? — спросил Бенкендорф после некоторого раздумья.
— Да, Александр Христофорович. Есть несколько рапортов, в которых действия полковника графа Иванова-Васильева, преподносятся в крайне негативном свете. Их оценка в вашей компетенции, ваше высокопревосходительство. Более, для доклада вам, ничего не имею.
— Вы свободны, Леонтий Васильевич.
— Слушаюсь! — Дубельт поднялся и поклонившись покинул кабинет.
Откладывать доклад его величеству не стоило и Бенкендорф ещё раз пересмотрев докладные и рапорта принялся писать свою бумагу периодически заглядывая в предоставленные сводки Дубельта.
Император пребывал в прекрасном расположении духа. Посетив свою пассию и в ожидании ужина, Николай знакомился с делами, связанными со строительством железной дороги Петербург–Москва.
— Ваше величество, генерал Бенкендорф просит аудиенции, — доложил Лоренц, адъютант императора.— Проси.
— Здравия желаю, ваше императорское величество! — Чётким военным шагом Бенкендорф вошёл в кабинет. — Сегодня получена срочная почта. На кортеж цесаревича совершено вооружённое нападение.
Император резко поднял голову, но Бенкендорф, не давая ему вставить слово, тут же выложил главное:— Сразу довожу до вашего сведения: с его императорским высочеством всё в полном порядке.
Лишь тогда, сделав небольшую паузу, генерал продолжил, выкладывая оставшуюся часть доклада:— Скажу больше, ваше величество. Александр Николаевич, презрев опасность, встал в строй, как простой воин, и принял активное участие в отражении нападения. Атака была отбита с большим уроном для противника. Тем самым цесаревич явил окружающим воинам пример мужества и храбрости, вновь доказав, что он, достойный наследник и продолжатель дел императорской фамилии.
Император, сперва растерянный, постепенно осмысливал сказанное. Первоначальный испуг сменился интересом, а затем вспыхнувшим гневом, который государь тут же в себе погасил.
— Александр Христофорович, — тихо, но твёрдо произнёс он. — Повторите всё сначала. И что это за манера — докладывать в таком оглушительном темпе?
Бенкендорф молча принял замечание императора и в более размеренном темпе повторил суть происшедшего.— А вот и докладная записка о случившемся, — генерал положил перед императором папку с обобщённым докладом.
Николай быстро пробежал глазами по документам.— Теперь подробности, Александр Христофорович. Те, что в доклад не вошли, — император пристально посмотрел на Бенкендорфа и стал внимательно слушать, изредка задавая уточняющие вопросы.
— Именно по этой причине я не хотел отпускать его в эту поездку, — задумчиво произнёс Николай, откладывая папку в сторону.
— Ваше императорское величество, другого способа получить жизненно важный опыт просто не существует. Теперь же мы лишний раз убедились, что наследник обладает сильным характером и отменно проявил себя в опасной ситуации. Отзывы о его действиях — в превосходных тонах. А знаете, кто их произнёс? Полковник граф Иванов-Васильев. Вам хорошо известен его характер — он не из тех, кто станет лебезить и льстить кому бы то ни было. Тем не менее, именно он вышел с ходатайством о награждении его императорского высочества золотым оружием «За храбрость», которое наследник проявил в бою. Зная ваше отношение к графу хочу дополнить, ваше величество.
Получив разрешающий кивок императора, Бенкендорф продолжил. — Ротмистр Малышев докладывает, что благодаря вмешательству полковника Иванова — Васильева, кортеж цесаревича изменил порядок следования. Его императорское величество был окружён тройным кольцом защиты. Личной охраной, бойцами отряда ССО и полусотней пластунов. Это позволило без потерь отбить нападение бандитов. Дальнейшее следование только в таком порядке. В противном случае последствия нападения были бы куда трагичнее.
Император молчал и было непонятно как он оценивает действиях графа Иванова. Наконец, он встал и подошёл к окну.
— Признаюсь вам, Александр Христофорович, — тихо произнёс император. — Порой меня пугает присутствие графа Иванова-Васильева рядом с Александром. Ни как не могу решить для себя: благо это или угроза?
Не получив ответа от Бенкендорфа, император продолжил, обращаясь скорее к самому себе:— Мы слишком приблизили к себе графа. Его независимость, решительность и… чересчур вольные взгляды на многие вопросы государственного управления заставляют меня задуматься: правильно ли мы поступаем, доверяя ему формирование и руководство столь влиятельной структурой?
— Ваше величество, моё мнение на этот счёт неизменно, — твёрдо ответил Бенкендорф. — Таких людей, как он, необходимо держать при себе и, желательно, на своей стороне. В противном случае… он способен нанести Империи урон, масштабы которого я даже не берусь оценить.
— В том-то и суть моих сомнений, Александр Христофорович. Если дело дойдёт до крайности, нам нечего будет ему противопоставить.
— Ваше величество, но зачем же допускать развитие ситуации до подобной крайности? Устранить его физически мы сможем в любой момент. Но упускать возможность использовать его уникальный потенциал — это, простите, государственная близорукость.
— А его влияние на Александра? Оно крепнет с каждым днём.
— Я уверен, цесаревич обладает достаточно твёрдым характером, чтобы не позволять никому влиять на свои решения. В будущем, как и любому государю, ему потребуются верные и умные соратники, на которых можно будет опереться в годы правления. А таких людей, ваше величество, как вам известно, не так уж и много.
— Что же, будем надеяться, что Александр благополучно вернётся в Петербург. Полагаю, сейчас он как раз должен выступить из Тифлиса?
— Так точно, ваше величество. Мы тщательно отслеживаем все перемещения цесаревича. О любом происшествии вам будет доложено немедленно.
Кивком головы Николай дал понять, что аудиенция окончена.
Выйдя из кабинета, Бенкендорф вновь погрузился в мысли о полковнике. Он не раз анализировал эту непростую фигуру и всякий раз приходил к одному и тому же выводу: в текущий момент такой человек, как Иванов, необходим. Именно ему под силу выстроить новый орган разведки — действенный, гибкий и проницательный, способный подняться на качественно иной уровень в сравнении с нынешней громоздкой и архаичной структурой, безнадёжно отставшей от требований времени. Для этого был нужен свежий взгляд и совершенно новый подход, и Бенкендорф возлагал все свои надежды на организаторский талант полковника графа Иванова-Васильева.