Шайтан Иван 8. В тени двуглавого орла.

Глава 20

Разговор с Зоей и Артуром был для меня крайне важен. Я нуждался в них — а вернее, в ней. Я видел в их глазах молчаливое ожидание, но понимал: ни единым словом, ни интонацией нельзя выдать своей заинтересованности в Зое.

— Раз вы согласились на встречу, значит, предложение вас заинтересовало. Признаюсь, Зоя, ты стала для меня неожиданностью, — начал я, тщательно подбирая слова. — Перейду сразу к сути. Я расскажу, что вас ждёт, если мы договоримся.

Вы будете работать на меня. Взамен я предоставлю поддержку и защиту, используя все доступные мне возможности. От вас потребуются абсолютная преданность и честное исполнение поручений. Работа оплачивается. Вознаграждение зависит от сложности поручения. В перспективе — возможность получить личное дворянство.

Всё это — только если мы договоримся и если меня удовлетворят ваши способности. Контракт каждый из вас заключает со мной отдельно.

Вы вправе отказаться — без последствий и объяснений. Но в этом случае вы обязаны забыть обо мне. Навсегда. Даже если однажды опасность будет стоять у вас за спиной.

Тишина в комнате затянулась, став тягучей и звенящей.

— Как я понимаю, вы уже обсудили мое предложение, — наконец прервал я молчание. — Теперь мне нужно знать, на что вы способны. И я хочу услышать все в подробностях. Начнем с общего. Кто вы в действительности? Расскажите все о вашей семье. Даю слово, что это останется между нами.

Зоя обменялась с Артуром коротким взглядом и после небольшой, тщательно отмеренной паузы начала говорить. Её голос был ровным, но в нём слышалась скрываемая грусть.

— Всё, что можем сказать — мы Зоя и Артур Захаровы. Нашего отца звали Лавр Захаров. И это всё, что мы о нём знаем. Он никогда не рассказывал нам о наших корнях. Мать, Элана, умерла от болезни, когда мне было три, а Артуру — пять.

Нас вырастила бабушка, Элионора… Мы звали её баба Эла. Она была гречанкой. О ней, как и о матери, мы тоже знаем до обидного мало. И да, — Зоя сделала едва заметную паузу, — баба Эла была колдуньей. Или ведьмой. Я не берусь точно определить. Все мои способности, от неё. Всё, что я умею, — это её заслуга. У Артура тоже есть дар, но слабее моего. Бабушка рано поняла, что в нас есть нечто особенное, и стала развивать это.

Сначала мы жили в Ростове, потом перебрались в Одессу, а пять лет назад отец привёз нас в Тифлис. Баба Эла умерла три года назад, а через год не стало и отца. Мы остались одни. Нам помогал крёстный, Крох… А потом случилась та самая неприятность с Артуром.

Вот, пожалуй, и всё.

Зоя замолкла, и её прямой, испытующий взгляд упёрся в меня.

— Какое у вас образование?— Отец не скупился на учителей, — ответила Зоя. — Владеем французским в совершенстве, немецким — несколько хуже. Обучены танцам, светскому этикету. А я, в случае необходимости, могу быть кем угодно: крестьянкой, служанкой, мещанкой, дворянкой… да хоть королевой, — в её голосе прозвучала лёгкая усмешка.

— Твоя сила… Воздействие на людей. В чём оно заключается?— Я могу заставить человека запомнить меня на всю жизнь или, наоборот, отвести от себя взгляд. Подчинить своей воле… Но степень воздействия всегда разная. Всё зависит от того, на кого оно направлено.

— То есть, ты можешь заставить человека выполнять любые приказы?Зоя на мгновение задумалась, подбирая слова.— Если сильно постараться и соблюсти определённые условия… Думаю, да. С мужчинами — легче. С женщинами — сложнее, хотя и здесь возможны исключения.

— Артур, а чем можешь похвастаться ты? — я перевёл взгляд на юношу.— До Зои мне далеко, — он покачал головой. — Воздействовать на волю я почти не могу. Но я чувствую, о чём человек думает… Особенно за карточным столом. В картах я кое-чего достиг. Хотя до уровня отца мне ещё расти.

— Карты при тебе?— Конечно, — лицо Артура озарила улыбка, и колода будто материализовалась у него в пальцах из самого воздуха.

— Показывай. Только без дешёвых кабацких фокусов.Он кивнул, и колода в его руках ожила. Карты мелькали меж пальцев с виртуозной скоростью, сливаясь в сплошную ленту. Затем он нарочито неловко двинул рукой, и несколько карт веером упали на стол. Подобрав их, Артур стал перетасовывать колоду с таким неуклюжим видом, словно впервые взял её в руки. Его осанка, выражение лица — всё кричало о полной неопытности.

— Сдаю!Он ловко раздал карты. Я открыл свои — четыре десятки. Он перевернул свои — четыре туза. Затем, после мгновенной перетасовки, следующая сдача — и четыре туза уже лежали передо мной.

— О чём я сейчас думаю? — неожиданно спросил я.Артур поднял на меня взгляд — не испытующий и напряжённый, а спокойный и даже доброжелательный.— Вы думаете о Зое. О том, что она ещё умеет.

— Почти угадал, — кивнул я.Хотя на самом деле в тот момент я думал об Артуре — и о том, какой скрытый потенциал таится в нём самом.

— Отлично. Будем считать, что мы договорились, — мои губы тронула улыбка.

— Разве не нужен контракт? — подал голос Артур. — Говорят, подобные сделки скрепляют кровью.

— Никаких бумаг, — я мягко отсек его вопрос. — Мне достаточно вашего слова.Я позволил паузе повиснуть в воздухе, давая им осознать простоту этих слов, прежде чем добавил:— Ибо, если вы нарушите наши условия, я найду вас. Где бы вы ни прятались.Мой взгляд, тот самый, от которого у опытных мужчин стыла кровь, медленно перешел с Артура на Зою.Юношу передёрнуло. Зоя же выдержала его с каменным спокойствием, не отводя глаз. Лишь легкая тень, скользнувшая в её взгляде, выдавала, что и её душа похолодела.

— Артур, оставь нас одних.Дверь за спиной юноши бесшумно закрылась. В комнате воцарилась тишина, густая и напряжённая. Я не сводил глаз с Зои.

— Ты пыталась на меня воздействовать. Каковы твои ощущения?Она не отвела взгляд, но в её глазах мелькнула настороженность.— Моя бабка разгадала бы вас с первого взгляда. Мне не хватает её умения. Я не могу… прочитать вас, как других. Вы кажетесь мне иным, совершенно другим.

— В чём это выражается?— Я не чувствую вас. Не то что воздействовать, даже прикоснуться взглядом не получается. Вы для меня… серое пятно. И чем пристальнее я вглядываюсь, тем оно становится темнее и плотнее, отталкивая меня.

— А как же наш разговор без слов? И на таком расстоянии? Я отчётливо слышал тебя.— И я вас. Но я не понимаю, как это вышло. Со мной такого никогда не случалось.По тому, как она выдавила эти слова, было ясно: она говорит правду.

— А других ты чувствуешь? Их мысли?— В большинстве случаев. Особенно если мне это нужно.

Я медленно поднялся и подошел к окну, повернувшись к ней спиной. Этот жест был больше, чем просто движение — демонстрация абсолютной неуязвимости.— Тогда запомни раз и навсегда, Зоя. Ты со мной до того момента, когда я посчитаю нужным. Другого пути нет.Я обернулся, и мой взгляд стал твердым и холодным.— И предупреди брата. Если он вздумает искать приключений в надежде, что я буду вечно вытаскивать его из дерьма, — он горько ошибается. В случае чего, я сам применю к нему меры. Возможно, последние в его жизни.Я сделал шаг навстречу, понизив голос до доверительного, но неумолимого шёпота. Наши лица оказались так близко, что я видел малейшие оттенки в ее глазах.— Не знаю почему, но я доверяю тебе, как никому другому. Не заставляй меня пожалеть об этом.Я не мигал, ожидая ответа. И он прозвучал — не вслух, а мысленно, четко и ясно, как тогда на балу: «Я с тобой. До конца.»Я резко откинулся и, не глядя на нее, бросил в пространство:— Артур, войди.

Юноша вернулся и уселся рядом с сестрой, инстинктивно ища в ней опору.— Что нам делать? И как жить дальше? — спросил он, и в его голосе слышалась тревога.— Живите, как прежде. Можете заниматься своим делом, оттачивая мастерство, но действуйте с умом и расчётом. Все мои текущие дела связаны с присутствием цесаревича. После его отъезда пообщаемся плотнее. Вам нужны деньги?— Да, ваше сиятельство. Мы сильно поиздержались. А в доверие к местному обществу, как вы и приказывали, пока не вошли, — с кривой усмешкой признался Артур.

— Аслан! Кошелёк.Аслан вошёл беззвучно, словно тень, и вручил мне матерчатый мешочек. Я достал пачку ассигнаций.— Здесь две тысячи. На первое обустройство. Распоряжайтесь ими с умом — до следующей встречи пополнений не будет. Деньги с неба мне не падают. В идеале — жить на свои, честно заработанные, — я усмехнулся. — В случае чего, оставьте записку в условленном месте в гостинице. Рад был сотрудничеству.

Я вышел в дверь, которую Аслан придержал для меня. Паша, мой второй охранник, на прощание пристально, оценивающе посмотрел на брата с сестрой, прежде чем бесшумно закрыть дверь.

В наступившей тишине Артур сглотнул.— Такое чувство, что в услужении у него не люди, а черти в человеческом обличии.Зоя медленно выдохнула, и её шёпот был полон странного спокойствия:— Не удивлюсь, если это окажется правдой.Артур с явным испугом посмотрел на сестру.

***

— Куда, кама́ндэр? — спросил Аслан.— Поехали к Ашоту.

Когда бы я ни приезжал к Ашоту, неизменно возникало ощущение, что он только и ждал моего появления.— Здравствуй, дарагой! Очень рад тебя видеть! — его голос звучал тепло и хлебосольно. — Проходи, дарагой гость, всегда радость! Сначала поужинаем, потом гаварить будем.

Мы уселись за щедро накрытый стол. Я почувствовал волчий голод при виде изобилия блюд и дразнящего, согревающего душу запаха. И вспомнил про Пашу и Аслана, мотавшихся со мной весь день без отдыха.

— Не переживай, твоих людей накормят. Ешь спокойно, друг. Я обо всём позаботился, — Ашот посмотрел на меня понимающе, словно прочитав мои мысли.— Тьфу ты, ещё один экстрасенс, — подумал я про себя.

— Как дела, Ашот? — спросил я, уже после ужина, осторожно прихлёбывая обжигающий кофе.— Всё слава богу, — отозвался он. — Идут потихоньку. Но ты ведь не за этим приехал? — в его глазах мелькнула привычная лукавинка.— Ты знаешь Худовердяна из Тифлиса? — спросил я, отбросив всякие предисловия.

Ашот замер на миг, затем с преувеличенной аккуратностью, почти церемонно, поставил чашку. Фарфоровое блюдце звякнуло, нарушая тишину. Лицо его стало каменной маской, но я успел поймать предательский вздрагивающий нерв в уголке глаза — тонкую паутинку трепета на смуглой коже.— С чего ты вдруг спросил о нем? — откликнулся Ашот вопросом на вопрос, по старой, как мир, уловке.

— Ты слышал о покушении? О том, что меня ранили.Ашот лишь медленно кивнул. Его молчание было красноречивее любых слов; он отступал в глухую оборону, выжидая.

— Мне достоверно известно, что один из стрелков нашел крышу у некоего торговца Худовердяна. Тот помог ему исчезнуть.— Ты… уверен в этом, Пётр Алексеевич? — Ашот тяжело вдохнул, будто в комнате не хватало воздуха.

— Уверен без тени сомнения?— Да, я его знаю. Давно. — Ашот отхлебнул из чашки, хотя кофе, должно быть, уже остыл. — У нас был … серьезный спор. Но мы нашли решение. У него своя доля, у меня — своя. Мы не пересекаемся. Что ты хочешь от меня?

— Ашот, с твоей помощью или без, Худовердян всё мне расскажет. Всё, что знает, и даже то, о чём боится подумать. Я не хочу прослыть среди вашего брата кровожадным мясником, но ты меня знаешь. Такое я не спускаю.Ашот уставился в потёмки за окном, его пальцы бесцельно водили по краю стола. Я не мешал ему взвешивать мои слова на невидимых весах.

— Чем я могу помочь? — наконец, выдохнул он, и в этих словах прозвучала капитуляция.— Дай ему понять. Напиши, что молчать и лгать мне — смерти подобно. Выложит всё, никто не пострадает. Ни он, ни его дело.

— Нрав у него скверный, жаден до звона монеты…, но в делах честен, — Ашот нахмурился, говоря как о трудном, но ценимом деловом партнере. — Хорошо, я напишу. Но ручаться за его благоразумие не могу. — Он отвёл взгляд и тихо, как доверительную тайну, добавил: — У него, знаешь ли, четверо детей. Маленьких.

— Ашот, — мой голос упал до опасного шёпота, от которого он невольно съёжился. — Я не прощаю тех, кто поднимает на меня руку. Мой враг умрёт. А те, кто ему помогал, лягут рядом. Без скидок на семейное положение.

Ашот резко крикнул слугу, веля подать перо и бумагу. Нацарапав несколько строк, он сложил лист вчетверо и протянул мне. Кончики его пальцев подрагивали.— Ты не спросишь, что я написал? — голос его сорвался.— Зачем? Надеюсь, он человек умный и сумеет прочитать между твоих строк.