Сделка

Глава 5

– Отвратительный гадкий мужлан! Страшное чудовище! – поведала я своему собеседнику. Тот глянул неодобрительно и продолжил свое важное занятие – разыскивать в илистом дне мелких лягушек и червяков. Ну а что еще делать еноту? Уж точно не утешать незваную гостью, притащившуюся на его полянку.

Я сбросила на землю ворованные вещи. Подумала. По правде, я бы с удовольствием растянулась прямо на чуть влажной траве, но из вредности решила подстелить преподавательскую мантию. Серая ткань неприятно царапала кожу, и на миг я даже посочувствовала учителю, вынужденному в ней ходить.

Но лишь на миг. Сочувствовать этому чужаку? Да чтоб он провалился в барсучью нору!

– Гадкий и отвратительный! – повторила я, но на этот раз енот даже не посмотрел в мою сторону. – Да я чуть не поседела, когда он полез на дерево! Нет, ну какой нормальный наставник полезет на дерево? Да еще и голышом? А этот – полез! Я думала, грохнусь с ветки, когда увидела. Мог бы как порядочный человек спрятаться в кустах и оттуда читать мне нотации. Так нет же… И вообще… странный он, этот учитель. Не похож на учителя. Странный и страшный! Глаза, словно горящие головешки, так и зыркает ими!

Енот зарылся лапами в ил. Содержимое озерного дна интересовало его куда больше моих причитаний.

Я сжала кулаки, снова переживая произошедшее. Поежилась. Темно-зелёные, как мох, глаза пришлого учителя виделись будто наяву. А еще – широкие плечи, сильные руки, четко выраженный рельеф мышц живота и крепкие длинные ноги. И лопух где-то посередине.

Не выдержав, я рассмеялась, пытаясь не хохотать на весь лес. Однако к веселью явно примешивалось какое-то иное чувство. Может, смущение? Хотя с чего бы мне смущаться? Голых мужчин я уже видела. Вот хотя бы дядьку Степана. Он как-то перебрал браги и носился голышом по двору, пугая кур и служанок.

Или Федьку, сына кухарки. Правда, ему тогда едва исполнилось семнадцать, и за мое любопытство матушка-настоятельница едва не оторвала мне уши.

Но мужчин без одежды я видела и даже выгодно продавала тайные сведения другим ученицам. А что? Мне нужны были монеты для покупки нового ножа, старый по моей глупости утонул в озере. А кухонные ножи совершенно не подходят для охоты, да и стыдно порядочному лесничему таскаться с поварским тесаком! А я лесничий и есть, Хизер говорила, что – лучший из всех на ее веку…

Вспомнив Хизер, я привычно сглотнула ком в горле. Но тут же встряхнулась. Она не хотела, чтобы я огорчалась. И я не буду.

Так что мне нужен был нож, а глупым девчонкам – детальное описание мужского устройства. Вот и пришлось подкараулить Федьку во время купания и все хорошенько рассмотреть. Правда, сам парень, заметив меня, покраснел как девица, и пока я деловито изучала особенности его организма, бормотал что-то о моих глазах и губах, а потом попытался меня поцеловать! Я вытерпела и это испытание, решив, что будет неплохо изучить мужскую особь и на ощупь. Чтобы, так сказать, предоставить ученицам полный отчет. Ну и стрясти с них побольше монет, все-таки хороший нож не отдают за бесценок! Жаль, что в момент изучения в комнату ворвалась Добрава и начала голосить на весь пансионат…

Я потрогала уши и поморщилась. Вот стоит вспомнить – и горят, как в тот день, когда все это случилось. Ох и досталось же мне тогда… Заперли почти на месяц.

А Федьку и вовсе сослали из пансионата, а ведь он и так был единственным молодым мужчиной в «Золотом Лугу». Зато мои тайные знания сразу выросли в цене! И нож я тогда все-таки купила. Отличный нож из белой стали, который привезли на осеннюю ярмарку заезжие торговцы.

Так что голого мужчину я видела и даже… ощущала в непосредственной близости!

Правда, было это давно. И объекты для изучения попались не лучшие… Дядьке Степану на тот момент стукнуло лет восемьдесят, смотреть на него совершенно не хотелось. Его тело покрывали седые-седые волосы, словно шерсть старого волка. А Федька без одежды оказался тощим, с длинными руками-ногами и светлым пушком ниже живота. Совершенно не страшным и даже каким-то трогательным. Словно цыпленок в загоне с курочками!

Назвать трогательным злого Дмитрия Волковского было совершенно невозможно. От одного лишь воспоминания мне становилось не по себе! Он был… яростным. Сильным. Слишком сильным для учителя. Быстрым. И… пугающим? Пожалуй. Даже от его имени внутри становилось темно. И хотелось оглянуться через плечо, чтобы убедиться, что новый наставник не крадется из-за деревьев.

Я и обернулась. На всякий случай. Хотя и знала, что тихо пробраться на огороженную терновником полянку совершенно невозможно!

Задумавшись, я сунула в рот сочную травинку, сжала зубами. Увидь это матушка-настоятельница или Ядвига – не избежать мне очередного наказания. Но к счастью, здесь только я и енот!

Последний зарылся в траву почти целиком, показав мне мокрый полосатый хвост.

Я бы тоже хотела куда-нибудь зарыться и ни о чем не думать. Особенно о новом преподавателе истории.

– Будет же теперь в кошмарных снах сниться! – поворчала я, доставая привязанный к ноге нож. Подбросила его и ловко поймала за лезвие. И передернула плечами, вспомнив, как Волковский полез за мной на дерево. Жуть какая! Да когда за мной медведь гнался, я и то не испугалась. А тут подумаешь – человек… Всего лишь человек. Ни когтей, ни клыков. Еще и эти, как их… моральные принципы! У всех учителей, которых я знала, они были. Такие огромные и тяжелые моральные принципы и всяческие глупые правила, которые сильно мешают и осложняют жизнь. Мне тоже с раннего детства пытались их внушить, но я оказалась плохо восприимчивой ко всяким глупостям. Слабый разум – он такой. Морале-невосприимчивый. Аморальный, одним словом. Мой оказался не способен уразуметь ценное множество этих правил. Вот например – нельзя жевать травинки. Почему? Потому что нельзя. Нельзя валяться на берегу озера. В одежде и тем более – без нее. Нельзя носиться по лесу и с визгом нырять в воду.

Нельзя любить ножи и мастерить самострелы. Нельзя прыгать по веткам дерева и скакать по крышам. Нельзя носить штаны вместо платья. Нельзя болтать с енотами. Нельзя иметь хороший аппетит и петрушке предпочитать мясо с кровью. Нельзя хохотать. Нельзя ругаться. Нельзя колотить других учениц, даже если они достали своими насмешками! Нельзя, нельзя, нельзя!

Я расстроенно почесала макушку, в которой застряли листья.

Кстати, чесаться тоже нельзя. Даже если тебя покусала стая слепней! Надо терпеть!

Стоило подумать о слепнях и зачесалось все тело. Их я терпеть не могу. Даже сильнее, чем кошек.

А самое главное – нельзя глазеть на мужчин. Нельзя с ними разговаривать. И тем более – приближаться. Как я приблизилась к прежнему наставнику, господину Морозову…

Спине и плечам стало холодно, и я обхватила себя руками.

А еще нельзя говорить об отношениях мужчины и женщины, это и вовсе – ужасное, жуткое табу! А если на крыше сарая, что как раз напротив ученической, облезлый кот делает свое грязное дело с местной кошкой, надо отвернуться и прочесть молитву. Два раза!

Но я, к счастью, оказалась слабоумной. Так что все эти «нельзя» просто не уживались в моем бедном разуме!

И что-то подсказывает, что пришлый учитель тоже не слишком отягощён всеми этими моральными устоями. Вон как рванул ко мне… А ведь едва не поймал! А если бы поймал?

Я поежилась и выплюнула пережеванную травинку. Енот наконец выловил со дна вожделенную добычу и убежал. Я помотала головой, пытаясь выкинуть из нее образ злого мужика. Эти его плечи, руки, живот… Шрам на ноге. И глаза – темно-зеленые. И капли воды на теле!

Бр-р-р. Просто кошмар!

От воспоминаний снова стало не по себе, кожа покрылась мурашками.

А главное – что делать дальше?

– Убирайтесь из моего леса, господин учитель! – пробормотала я, вгоняя нож в землю. – Убирайтесь! Иначе…

Что иначе – я говорить не стала. Хотя рядом никого, некоторые вещи ни стоит произносить вслух.

Лишь еще раз с силой проткнула мягкий влажноватый дерн.