Сделка

Глава 9

Взгляд учителя я ощущала лопатками. Всю дорогу пока шла, стараясь не сорваться на бег. И этот темный взгляд обжигал мне спину!

И лишь завернув за угол, я приподняла юбки и помчалась бегом, стремясь оказаться как можно дальше от господина Волковского. И все чудилось, что бесполезно. Что он все равно видит меня. Все равно рядом.

Я пронеслась по лестнице, оглянулась – никого, и выбралась через круглое окошко на козырек. Косые струи дождя полосовали черепицу, платье и волосы мгновенно промокли, что мне совсем не понравилось. Но мне надо подумать и… освежить голову. Почему-то она ощущалась слишком легкой, а тело – горячим. И все из-за разговора с учителем. Странные чувства тревожили. Поэтому я забилась в тесное укрытие и глубоко вдохнула прохладный, озоновый воздух.

Учитель будил во мне странные чувства. Ненависть?

Я прислушалась к себе и скрипнула зубами. Ненависти не было. Да и откуда бы ей взяться, ведь говоря по правде, новый историк не сделал мне ничего плохого. Это я стащила его вещи, нагрубила и едва не опозорила перед всем пансионатом. А он в ответ даже не накричал. Еще и руку поцеловал…

Я растерянно потерла кожу там, где она предательски хранила фантомный след поцелуя. Рассердилась и потерла сильнее – до красноты, пытаясь стереть тревожащее воспоминание. Зачем он это сделал? И почему он так беспокоит меня? Почему? Дело ведь не только в предупреждениях Хизер.

Перед глазами как наяву встало лицо Дмитрия Волковского и его темно-зеленые глаза. Где же я видела такие глаза? Не глаза… взгляд!

Нахмурившись, я снова потёрла руку, хотя та уже покраснела. И вдруг вспомнила! Три года назад случилась страшная буря и упавшее дерево придалило волка. Зверь оказался в капкане – не выбраться. И знал об этом. И когда мы с Хизер нашли хищника, у него был такой же взгляд…

Над головой ударила молния, и я забилась глубже под узкое укрытие нависающего парапета. Стучащий по кровле дождь вдруг напомнил то, о чем я старательно пыталась не думать. Как капли воды стекали по крепкому торсу и коже, отмеченной несколькими шрамами. Как не хотелось мне этого признавать, но вид голого историка что-то перевернул в моей душе. Да и буду честна: этот мужчина нисколько не походил на хлюпика Федьку или деда Степана. Он отличался от них так сильно, что я даже устыдилась за неверные сведения о мужчинах, когда-то выгодно проданные девчонкам. Я-то думала, что мужское тело лишь слегка иное. Подумаешь, плоское сверху да немного безобразное снизу! В целом-то ничего особенного. У Федьки кожа была тонкая и веснушчатая, у деда Степана и вовсе сморщенная, и оба они вызывали скорее жалость, чем уважение или тем более восхищение, как болтала глупая Марфа. Да что там! Громадный белый олень, которого я однажды видела в чаще – вызвал во мне гораздо больше восторга, чем эти самые мужчины.

Правда, тогда я не знала, что мужчины бывают разные. Я потерла лоб, пытаясь не вспоминать. Но в голову упрямо лезли непрошеные картины: широкие плечи, крепкие руки и рифлёный живот, словно пришлый историк всю жизнь не над книжками корпел, а сражался с медведями! Тело учителя оказалось… красивым. Мужественным и очень гармоничным. Не считая лопуха, конечно.

Вспомнив, как он стыдливо прикрывал пах, я не выдержала и все-таки рассмеялась. Рассмотреть, что скрывает лист, тогда не удалось, и это вызывало странный интерес и еще более странное смущение, которым я сроду не отличалась!

Да, Дмитрий Александрович оказался красивым. Неудивительно, что воспитанницы так всполошились. Новый историк вызывал непривычные эмоции. И потому будет особенно жаль увидеть его с разрезанным горлом.

Убедившись, что внизу никого нет, я все-таки спрыгнула с козырька и понеслась в лес, не обращая внимания на вмиг промокшую одежду.

***

Налетевшая непогода принесла с собой настоящее безумие. Дождь хлестал с такой силой, словно пытался перебить хребет, температура воздуха резко упала сразу на десяток делений и даже почудилось – с тяжелого свинцового неба вот-вот посыплется град. Я сунулся под окна пансиона, решив осмотреть землю в месте, где вылетело стекло, но, если там и были какие следы, их безжалостно стер ливень.

Прикрывая голову, я бросился через двор и увидел, что в стороне голосит кухарка: курицы, напуганные непогодой, разбежались во все стороны, и поймать их у неповоротливой служанки никак не получалось. Не сбавляя скорости, я подхватил одну несушку, потом вторую, сунул их за ограду и тут же поймал еще двух. Дарья уже не причитала, а лишь охала.

– Ой, что ж вы, господин учитель, что ж вы, да я б сама! Промокните же!

Я лишь хмыкнул, собирая перепуганных птиц. Видел я, как она сама… стояла и кудахтала почище тех несушек! Да и промокнуть я успел еще под стенами, двух минут хватило.

– Держи. Это все? – сунул квохчущий перьевой комок в пухлые руки служанки и огляделся.

– Все, все! Как вы их ловко-то, господин учитель! Раз – и поймали! Словно волк, чес слово! Клац и в зубы! А быстро-то как! Никогда такого не видела! Вы точно учитель?

Я поморщился, решив, что стоит быть осторожнее, а то недолго и проколоться. Впрочем, вряд ли простодушная Дарья что-то заподозрила, на круглом лице горело неподдельное восхищение.

– И промокли-то целиком, я ж говорила! Возьмите хоть полотенце, чтоб обсохнуть, господин учитель? У меня есть, чистейшее! Вот тут я живу, рядышком. Руки помоете да оботретесь.

Я не стал спорить и уже через три минуты заходил в светлую дверь флигеля. Две комнаты – небольшие и опрятные. Охающая кухарка торжественно вручила мне вышитую холстину, и улыбнувшись, я протер лицо и шею. Толку от этого, конечно, не было, стоит выйти за порог и снова окажусь мокрым до нитки. Но тут Дарья догадалась:

– Может, чаю выпьете, господин учитель? С медком? Согреться бы вам, еще, чего доброго, захвораете?

Я удержал смешок. Вряд ли летний дождик может сказаться на моем здоровье, даже такой яростный. Мне приходилось бывать и под свинцовым градом, и даже там судьба миловала. Почти. Но возражать не стал, подумав, что кухарка может оказаться куда говорливее коллег.

И точно. Уставив стол пирогами и разогрев пухлый самовар, Дарья пристроилась напротив и тут же начала:

– Ох, хороший вы человек, господин историк! Я это сразу поняла, как вас в той бричке увидала. И потому скажу как есть. Ехали бы вы отседова. Прямо сегодня и ехали бы!

Интересно. Отпив ароматного чая, я одобрительно кивнул – вкусно. Потянулся в витому рогалику, откусил и на миг даже блаженно зажмурился. Все-таки готовит кухарка восхитительно.

Прожевал и лишь потом поднял взгляд.

– И почему же прогоняете, Дарья Игоревна?

Женщина покраснела, как гроздь смородины, замахала руками.

– Игоревна, надо же, чего удумал! Дарья я, без всяких там… а свои и вовсе кличут меня Долли, и вы так делайте, или по имени, мне так привычнее. И не гоню я вас, господин учитель. А… советую. Место у нас такое… особенное. Чужаков не любит. Вы ведь уже слышали о господине Морозове? Василий Карпович. До вас приезжал. На лицо смазливый, а нутро гадкое. Важный такой, надутый, как индюк. В бархате, с шелковым платком надушенным. Очочки свои все поправлял да губы поджимал, грязно ему везде было… И что же?

– Что? – чуть наклонился я вперед. Судьба моего предшественника и правда интересовала. – Орест сказал, что сбежал он?

– Да этот не сбежал, господин учитель…

Кухарка покосилась на закрытую дверь, словно решая, стоит ли говорить. Но видимо, природная любовь к сплетням и желание угодить все-таки переселили.

Навалившись объёмной грудью на стол, она понизила голос до шепота и выдала:

– Убили его. – И увидев мой недоверчивый взгляд, торопливо продолжила: – Вот вам крест, правду говорю! Да не просто так, а страшно! Ножом искромсали и шею – вжик! Кровищи было – жуть! Порезали так, что живого места не осталось!

Я задумчиво отхлебнул еще чая. Дела…

– Кто же его мог убить? У вас тут водятся маньяки-убийцы?

– У нас тут чего только не водится, – буркнула женщина. – И лиходеи разные тоже случаются, места-то дикие, сами видите. На дороге в Йеск регулярно пропадают путники. Жандармы на пути в город даже пост ставили, да без толку… Верст-то о-го-го! В тайге краев не видно. Как за такой громадиной уследишь. Наши-то знают, что в одиночку тут лучше не шляться… Да дело в другом. Морозова-то покромсали не где-то на полянке в лесу. А в его комнате на втором этаже. Его тогда в угловой поселили, окном на старый ельник.

Я поднял брови, не зная, верить ли странному рассказу. Неужели здесь, в женском пансионате, возможно… подобное? Кто-то забрался в комнату Морозова и убил его? Да еще и варварски? Что за бред? Если, конечно, Дарья не приукрашивает. А то, может, историк по пьяни вывалился из окна да расшибся, а местные сочинили из того страшилку для новичков вроде меня. В подобных местах от скуки и не такое выдумывают.

– Вы сами видели убитого?

– Сама не видала, врать не буду. Кузьма рассказал, конюх наш. Его Лизавета первого и позвала, когда Морозова обнаружили…

Я неслышно хмыкнул. От вещей конюха ощутимо несло дешёвой выпивкой, да в лице кряжистого, уже немолодого, но крепкого мужика легко угадывался любитель заложить за воротник. А обмануть доверчивую Дарью, похоже, нетрудно.

– А что же полицмейстеры? Такой… случай не мог остаться без их внимания. Приезжал сыщик?

– А то как же. Был. Важный такой, усатый да толстый. Из самого города притащился. Выпил два кувшина холодного морса да слопал три десятка моих блинов. А потом и уехал. Знаете, что сказал? – Дарья хихикнула как девчонка. – Несчастный случай!

– Вы шутите? То есть Морозов сам упал на нож? Несколько раз?

– А то! Учитель, что с него взять. От многих знаний в голове каша случается, вот и происходит всякое…

Я задумчиво покачал головой, не зная, во что верить. Рассказ звучал малоправдоподобно. Скорее, и правда произошел лишь несчастный случай, а остальное выдумки скучающих кухарок да конюхов.

– Не верите мне, – догадалась женщина о моих сомнениях. – Но ваше дело, господин историк, я ж только предупредить!

– А тот, кто был до Морозова? С ним что случилось? Неужели тоже убили?

– Да нет, тот правда сбежал, – широко улыбнулась женщина. – Говорят, босой улепетывал, даже вещи свои оставил.

– Чего он испугался?

– Да кто же его знает. Может, увидал кого. Лешего приметил или какой оборотник в окошко заглянул.

– Оборотник? – отодвинул я чашку, не сдержав насмешливой улыбки. – Дух, принимающий вид то человека, то зверя или даже птицы?

– Знаете о них, господин учитель? Не ожидала.

– Кормилица была из этих мест. Рассказывала сказки. Да ведь это же лишь… сказки?

Кухарка грузно поднялась и принялась убирать со стола. Обиделась, что ли?

– Дарья, да вы не сердитесь… я ведь не местный, приехал из Петербурга, там оборотники не водятся, знаете ли.

Только пронырливые стряпчие, от которых вреда куда больше, чем от безобидной нечисти! Которой к тому же не существует.

–Во-во, все вы так: сначала хорохоритесь, а потом в одном исподнем дёру. А то и вовсе… как Морозов! – проворчала оттаявшая женщина. – В столицах ваших такого и не может быть. У вас же там эта… цивилизованность!

– Цивилизация…

– Вот я и говорю. А у нас тут никакой этой циви не прижилось. У нас Курган под боком.

Набежавшая тучка на миг погрузила комнату в сумрак.

– Вы его видели? Курган?

– Довелось. – Дарья снова опустилась на лавку. Круглые голубые глаза затянулись дымкой тревожных воспоминаний. – Давно. Ребятёнком еще была. Да век не забуду.

– И… что там? – поневоле я подался ближе.

– Страх там. Такой, что до костей пробирает. Огни сияют даже ночью, хотя не горит ничего. И песня… жуткая. Нечеловечья. И в то же время – манящая. Десять годков мне было, а век не забуду. Тогда недалеко от Кургана колея проходила, от нашей деревни в сторону Усть-Манска, так батя нас с братьями брал иногда, на торговый день или ярмарку… Сейчас той дороги и нету уже.

– Почему?

Дарья глянула косо.

– Не нравится Кургану, когда мимо него туда-сюда шастают. Разок накрыл всех проезжающих, никого в живых и не осталось. Так колею и забросили. В обход теперь тащатся, дольше, зато спокойнее.

– И вы… знаете, что там? Внутри?

– Ведомо что, – буркнула женщина. – Дорога.

– Куда?

– Да не куда, а откуда.

– Откуда?

– Откуда, – со значением произнесла она. – Откуда все они и явились.

– Кто? – не сдержался я.

Она не ответила, лишь глянула со страной смесью раздражения и жалости. Так взрослые смотрят на детей с их глупыми и неуместными вопросами.

Некоторое время мы пили чай молча. Я размышлял о загадочном кургане, байки о котором слышны порой даже в Петербурге. Одни болтают что в насыпи похоронено языческое божество, столь могучее, что его сила и сейчас пробивается из-под земли. Другие верят в таежных шаманов, живьем закопанных под курган, дабы то божество сдержать. Третьи и правда болтают о пути на иную сторону. За грань. Или в саму Навь, кто его знает.

Хотя скорее все это лишь местные байки, надо же чем-то развлекаться вдали от столичной цивилизованности!

Я хотел расспросить еще, все-таки вопросов у меня накопилась целая гора, но тут дверь хлопнула, а на пороге застыл прямой и острый, как заточенное копье, силуэт.

– Дарья Игоревна, разве рабочий день уже закончился? – протяжно выдала Елизавета Андреевна, одним недобрым взглядом окинув и меня, и кухарку. На мне задержался, и в глубине темных глаз зажглись нехорошие, прямо-таки волчьи огоньки. – Дмитрий, не хочу прерывать ваше чаепитие… – сделала она многозначительную паузу, и я едва не подавился. – Но вынуждена напомнить, что вы приехали сюда в качестве преподавателя, а не для того, чтобы точить языки с работниками!

– Да мы ж на минутку всего, Лизавета Андреевна! Дождь же. Курицы! – начала пунцовая от возмущения и стыда Дарья, я коротко ей улыбнулся, останавливая.

Шагнул к разъярённой настоятельнице, изо всех сил сдерживая желание сказать колкость. Уроки на сегодня закончились и где я провожу время – ее уж точно не касается!

Однако я лишь кивнул.

– Непременно учту ваши пожелания, Елизавета Андреевна.

– Это не поже…

Она яростно взвилась, но осеклась, напоровшись на мой взгляд. Слова я-то сдержал, а вот все остальное не сумел. И что бы ни увидела в моих глазах настоятельница, это заставило ее не только прикусить язык, но и шагнуть назад, под дождь.

Развернувшись так, что взметнулись брызги, наставница удалилась.

Пока Дарья бормотала и краснела, я еще раз сердечно поблагодарил за угощение и ушел. Момент был испорчен, ясно, что кухарка больше ничего дельного не скажет.

Пансионат казался вымершим. Ненастье разогнало постояльцев по комнатам, как зверей по норам, в коридорах висел густой, наполненный запахом озона полумрак. В стороне учительской гостиной доносились голоса, но я туда не пошел, решив проверить слова Дарьи.

Угловая комната нашлась легко, но оказалась заперта. Немного подумав, я сходил к себе и отыскал забытую кем-то в углу шкафа спицу. Снова вернувшись к запертой двери, повертел спицей в замке и, усмехнувшись, вошел. Обстановка внутри была почти такой же, как в моих апартаментах: кровать, стол, шкаф. Пахло мылом и щелоком. И уже это заставило меня нахмуриться. Я-то знаю средства, которыми лучше всего выводить кровь с одежды, доводилось… И щелок как раз – одно из лучших, а главное, доступных.

Откинув покрывало кровати, я осмотрел голые доски – ни матраца, ни перины. Поскреб ногтем, понюхал. В углу остались белые крупинки, я лизнул одну – соль. Внимательно осмотрел доски под кроватью и помрачнел. Комнату тщательно вымыли, но я знаю, что искать, и знаю, как пахнет и выглядит замытая кровь. И здесь она точно была. Выходит, не придумал Кузьма, да и Дарья не соврала. Совсем недавно здесь натекла целая лужа крови. Занятно…

Я вернул на место покрывало, вышел из комнаты и снова щелкнул замком. Поднялся на третий этаж и сел на подоконник в конце коридора.

Происходящее нравилось мне все меньше, а вопросы лишь множились. Зачем столичный стряпчий заключил эту странную сделку? Кому все это нужно? Заплатить кучу денег за то, чтобы я совратил сироту в глухой провинции? Что за бред?

И почему убили Морозова? Выходит, мой предшественник кому-то мешал? Как… мешаю и я? Настоятельница явно не рада моему приезду и готова на все, чтобы меня отсюда вытурить. Может, это она и прирезала беднягу историка?

Странные дела творятся в Золотом лугу.

Однако это не меняет того, зачем я сюда приехал. Время идет, а я пока ни капли не продвинулся к своей цели. Новая идея возникла в голове под блеск молнии, правда, для ее осуществления понадобится одобрение настоятельницы. Тяжело вздохнув, я отправился на ее поиски.

Долго искать не пришлось. Елизавета Андреевна стояла у окна учительской гостиной. На небольшом диванчике, словно попугаи- неразлучники, расположились супруги Давыдовы. Рядом с кружкой чая улыбался Гектор Савельевич.

В кресле напротив устроилась Елена. Свет зажжённого камина выгодно оттенял ее золотистую кожу, плясал в карих глазах и подчёркивал изгибы стройного тела. Мещерская словно не просто сидела, а позировала для невидимого живописца. Красивая женщина…

– А вот и наш Дмитрий Александрович! – с преувеличенной радостью выдал Модест. Его жена тоже засияла, кажется, у этой парочки где-то хранился неиссякаемый запас оптимизма. Елена кивнула, улыбнувшись. Настоятельница сохранила каменное выражение лица и, кажется, стала еще кислее.

Я изобразил на лице всевозможную доброжелательность и повернулся к ней.

– Как раз хотел с вами поговорить, Елизавета Андреевна! По поводу уроков.

– Слушаю внимательно, – процедила карга.

– Я оказался в щекотливой ситуации, узнав, что одна из учениц не обучена грамоте. Речь о Катерине, конечно. Не знаю, почему так вышло, и отчего в стенах вверенного вам пансионата девушку не обучили должным образом, – я сделал паузу, позволив себе насладиться скрипом зубов настоятельницы. – Но уверен, на то были веские причины. Однако я не могу оставить это без внимания. И готов сегодня же приступить к дополнительным занятиям с Катериной. Думаю, при должном старании…

– Нет! – княгиня отреагировала так резко, что мои брови удивленно взлетели. Поняв, что все смотрят на нее, настоятельница сделала глубокий вдох и даже выдавила подобие улыбки. Зря, конечно. Потому что это больше напоминало оскал. – Ваша инициатива совершенно… ни к чему! Катерине не нужна ваша грамота!

Я поднял брови еще выше. Очевидно, и сама настоятельница сообразила, что ляпнула глупость.

– Послушайте, Дмитрий. – Отчество она упустила. – Вы у нас человек новый, и вероятнее всего, долго не задержитесь.

Ого, это угроза?

– А мы работаем с девочками годами. Катерину пытались обучать, но ничего не вышло. У нее врождённое неумение сосредоточиться на буквах, вы понимаете?

– И все же я хочу попробовать и помочь ученице. В конце концов, для этого я сюда и приехал.

Елизавета снова хотела возразить, но осеклась. Присутствие других наставников сыграло мне на руку, при них она не могла просто выставить меня вон. Это было бы еще более странно, чем то, что она не желала обучить Катерину. Хотя и это выглядело более чем мутно.

– Конечно, вы можете сами присутствовать на наших уроках. Чтобы убедиться в моих способностях и квалификации.

Тьфу-тьфу. Надеюсь, у настоятельницы найдутся другие важные дела. Однако аргумент оказался убойным, и Елизавета явно не могла придумать возражений.

– А что, хорошая мысль! – слегка смущенно сказал Гектор. – Пусть Дмитрий Александрович попробует! Вдруг получится…

Елизавета едва удерживалась от грубости, но, так и не найдя разумных доводов, чтобы меня послать, неохотно кивнула.

– Что ж, попытайтесь, Дмитрий. Конечно, эта затея провальная, но кто я такая, чтобы возражать! – Последнее прозвучало с явной издевкой.

Вот и договорились. Я кивнул и тут увидел взгляд Глафиры. Женщина улыбалась, но в глазах притаилась злость. Похоже, учительница географии совсем не обрадовалась моей просьбе. Может, боится соперничества? Но я ведь совсем не претендую на ее место! Впрочем, пожилые Давыдовы не знают о моих намерениях и могут неверно истолковать инициативу.

Однако главного я добился и решил начать уроки с Катериной сегодня же.