Катерина шагала молча. Испуганной не выглядела, скорее озадаченной. Добрава, причитая и охая, топала следом. Лекарская располагалась на первом этаже в основном здании, недалеко от кухни.
Добрава осталась в коридоре, а нам навстречу вышел местный врач. При первом взгляде показалось, что он совсем молод, даже юн, но присмотревшись, я понял, что Гектору Савельевичу уже за сорок. Обманчивое впечатление производило тонкое изящное телосложение и длинные русые волосы, собранные в низкий хвост. На носу лекаря золотились тонкой оправой круглые очки.
Он протянул мне руку и представился. Улыбка лекаря оказалась дружелюбной и располагающей.
– А вы – Дмитрий Александрович? Наслышан. Будем знакомы. Так-так. И что у нас тут?
– В ученической из рамы вывалилось стекло, – пояснил я.
– Вот как… Здание старое, всякое случается. Ну же, Катерина, не прячь ладони. Я, конечно, не Хизер, но тоже кое-что понимаю, да?
Лекарь подмигнул и опустил очки на кончик крючковатого носа.
– Она говорила, что вы очень способный, – слабо улыбнулась девушка. – Даже несмотря на эту вашу медицинскую академию!
– Я закончил всего лишь фельдшерское училище. Но… Неужели? Так и говорила? – Врач неожиданно обрадовался, словно ему сделали невиданный подарок. – Ну надо же! Хизер была не слишком щедра на похвалу, правда? Я не знал, что она обо мне такого мнения! Но давай посмотрим…
Он внимательно осмотрел руки и шею Лепницкой.
– Неприятно, конечно, но стекла в порезах нет, кожа чистая. Надо промыть и сделать заживляющие примочки. Ну-ка, где у меня мазь… А ты пока промой порезы, Катя. Вон там, за дверкой. С щелоком!
Девушка послушно ушла.
– Я слышал, вам нездоровилось? —вспомнил я разговоры в гостиной. Но дружелюбный врач лишь махнул рукой.
– Всего лишь небольшая слабость, уже все в порядке. Наши дорогие Давыдовы любят преувеличивать.
Он улыбнулся, и я тоже. Гектор Савельевич умел располагать к себе.
– Кто такая Хизер? – спросил я. – Я уже слышал это имя.
Господин Франц, копающийся в огромном пузатом шкафу, полки которого заполняли разнообразные склянки и пузырьки, глянул через плечо. Очки болтались на самом кончике его носа и удерживались там лишь каким-то чудом.
– Местная мм… как бы это сказать. Хизер – знаток леса и трав. Она лечила всех местных жителей. Да что там. И из города к ней порой приезжали. Тайно, конечно.
– Знахарка? Шаманка? – удивился я. – В учебном заведении? Вы, верно, шутите?
Лекарь неторопливо накапал в стакан остро пахнувших капель. И сказал, не глядя на меня.
– Не судите о том, чего не знаете, господин Волковский. Вы человек новый, столичный. А здесь… тайга. Здесь все иначе.
Держа мокрые руки на весу, вернулась Катерина.
– Я не стала вытирать, – смущенно сказала она. – У вас там полотенца чистые, испачкаю.
– А вот мы промокнем, вот так. – Лекарь ловко обернул порезанные ладони девушки салфетками, протер и наложил мазь, а поверх – бинт.
– И так бы зажило, – поморщилась девушка.
– Заживет-заживет. А с мазью – быстрее. Больше порезов нет? Повезло-повезло! А если бы на голову? Страшно подумать! Успела отскочить? Ты же сидишь прямо возле окна, верно? Это старое здание… и погода! Портится. Видели, как стемнело?
Я оглянулся на окно и удивился. И правда! Душное утро сменилось грозовым сумраком. Небо бурлило почти фиолетовыми облаками, пенилось над елями.
– Громыхнет скоро, – со знанием дела произнес лекарь, когда мы покидали его вотчину. – А вы заходите ко мне, Дмитрий Александрович, заходите! Поболтать, чай попить… Если время найдется. У нас все по-простому, сами видите. Новостей никаких… новый человек – всегда в радость.
Я уверил, что обязательно загляну.
Добравы за дверью не оказалось, верно – побежала докладывать о происшествии Елизавете. Я окинул взглядом совершенно пустой коридор. Выходит, повезло. Мы с Катериной наедине, не этого ли я хотел совсем недавно? Только вот теперь плохо понимаю, что сказать этой девушке. Ученица молча топталась рядом и, кажется, собиралась сбежать. Ну уж нет! Когда еще представитcя случай поговорить без посторонних глаз и ушей?
– Катерина, думаю, тебе нужно отдохнуть. Давай я провожу тебя до башни?
– Отдохнуть? – глянула она с недоумением. – От чего это? Я совсем не устала! День только начался!
Я прикусил язык. Вот же дьявол! Снова промашка.
– Хотя… – зажегся лукавыми огоньками взгляд девушки. – Если вы отпускаете меня с занятий… Да, думаю, мне надо отдохнуть! Я очень… хм… это… испугалась! Надо как-то пережить это ужасное происшествие!
– Сомневаюсь, что ты вообще умеешь бояться, Катерина, – не сдержался я. – Кстати, я так и не поблагодарил за спасение в лесу, когда лошади понесли. Ты слишком быстро исчезла.
– Не знаю, о чем вы, господин учитель, – быстро проговорила она, и я улыбнулся.
– Пусть так. И все же прими мою благодарность. Катерина, я действительно хочу стать твоим другом. Не понимаю, почему ты столь враждебна ко мне.
Мы остановились возле узкого коридорного окна, уже сбрызнутого дождем. Темно-синие тени полосами окрасили все вокруг, даже ученическое платье и волосы девушки. И на миг мне стало нечем дышать, глядя на нее.
– Не представляю, зачем господину учителю дружба с ученицей, – хмуро сказала Катерина, и я поперхнулся.
Сказал бы я тебе, зачем…
– И вообще. Вы здесь надолго не задержитесь. Помяните мое слово.
– Вот как? Собираешься вредить? Снова украдешь мою одежду? Кстати, не хочешь ее вернуть?
– Да в сарае с вилами лежит, – буркнула негодяйка. – Под тюками. Нужна она мне больно…
– Тогда зачем стащила? Почему ты так хочешь, чтобы я уехал?
Я сделал шаг ближе. Пока лишь в буквальном смысле. В тесном пространстве не получалось разойтись, и мы стояли рядом.
Молния прошила грозовой сумрак, прогремел гром. И будь Катерина нормальной девицей, она бы испуганно вскрикнула, а я успокоил. Но Катерина девица ненормальная. Потому что бушующее за окном ненастье ее только обрадовало. Глаза девушки зажглись радостным предвкушением, кажется, она едва могла оставаться на месте, а не убежать под дождь.
Беседа со мной явно вдохновляла ее куда меньше разгулявшейся стихии!
Даже обидно как-то.
Перед глазами вдруг встала картина: Катерина Лепницкая, скачущая под струями дождя, хватающая капли губами. Мокрая ткань облепила ее тело и обозначила контуры – длинные стройные ноги, узкую талию, небольшую грудь…
Дыхание прервалось.
Вот черт! Не стоит об этом думать. Не сейчас.
За окном блеснуло, и на землю сплошным потоком полился дождь.
Раздраженно дернув плечом, девушка отвела взгляд от плачущего окна и посмотрела мне в глаза. И снова что-то сдавило горло. Такое сильное и острое чувство…
В узком закутке возле окна пахло грозой.
– Потому что, если вы останетесь, случится беда, господин Волковский, – тихо произнесла ученица. – И не спрашивайте, с чего я это взяла. Я знаю.
– И все же я спрошу.
– Вы не поймете.
– Попытайся объяснить. Я не такой дурак.
– Дело не в уме, господин учитель, – с досадой поморщилась она. – Просто вы из города. Вы…другой. Не понимаете. И говорить не стоит. Случится дурное, и вы пострадаете… Я знаю. Мне сказала… Хизер.
Имя она произнесла с легкой заминкой. Снова эта шаманка! Какое отношение она имеет к Лепницкой?
– Только имя? – уточнил я. – Мне уже не терпится познакомиться с этой Хизер.
Девушка отшатнулась и помрачнела еще больше.
– Хизер больше нет.
От досады я едва не завыл. Ну что за напасть? Почему что ни слово – то промашка? Я словно иду по траве, в которой спрятаны капканы! И в каждый наступаю!
Ведь и Давыдовы упоминали что-то такое… Мог бы догадаться.
– Она умерла? Прости, я не знал…
– Хизер забрал лес.
В словах девушки не было горечи, лишь грустное принятие. Словно она говорила о том, что солнце садится на западе, и как ни старайся, этого не изменить.
– Хизер говорила, что вы приедете.
– Я? Дмитрий Волковский?
– Мужчина. Издалека…
Не сдержавшись, я хмыкнул, скептически поднял бровь, и девушка воинственно сжала кулаки.
– Она знала, что говорила! Вы ничего не понимаете! Хизер видела больше других. И велела мне держаться подальше от пришлых гостей! И уж точно не заводить с ними дружбу.
Да уж, похоже, эта неведомая Хизер и правда кое-что понимала.
– Послушай, – я вздохнул. – Эта… Хизер, несомненно, желала тебе добра, потому и предостерегала от чужаков. Но, Катерина, ты не можешь прожить жизнь, прячась от всех на свете.
– Почему это не могу? – искренне удивилась девушка. – Закончу пансионат и стану лесничим, Арсентий мне разрешит!
– Арсентий?
– Мой жених, – кивнула она, и я поперхнулся. Жених-то откуда взялся? – Он приедет в конце лета, меньше месяца осталось. Как раз к окончанию моей учебы. А вы… вы лучше уезжайте, господин учитель. По-хорошему. Вам не место в тайге.
– Лучше по-хорошему? Ты что же, мне угрожаешь?
– Понимайте, как хотите, господин Волковский.
Небо разорвала молния.
– Я никуда не уеду, Катерина. Я останусь здесь, и тебе лучше со мной не воевать. Я искренне хочу, чтобы мы подружились.
Она вскинула голову. В синих глазах отразились обжигающие молнии.
– Вы врете.
– Вру?
– Да. Вы не хотите быть моим другом. Я не верю.
– А чего же я тогда хочу?
– Я… не знаю. Но мне это…не нравится. Уезжайте!
В ее глазах мелькнуло смятение.
Гром ударил совсем рядом, кажется, прямо возле нашего окна. Где-то в коридоре завизжала Марфа. И, резко развернувшись, Лепницкая ушла.
– Как невежливо, – задумчиво произнес я, глядя ей вслед. – Даже не попрощалась.
Посмотрел в мокрое окно, размышляя о той жажде, которую испытал, представляя Катерину танцующей под дождем. Такой мужской и понятной…хм…жажде. Что ж, девушка мне понравилась, пожалуй, даже слишком. И это должно бы меня обрадовать, ведь именно за этим я сюда и приехал. Но почему тогда мне так хочется выругаться?
И отчего от предсказания девчонки становится не по себе?
«Уезжайте. Беда будет…»
Это все гроза и глупые сказки, разбередившие душу. Тайга, чтоб ее…