Сделка

Глава 2

Оказывается, пансионат находился совсем близко.

Хотя назвать это место пансионатом язык не поворачивался. Потому что это был самый настоящий военный бастион, хотя очевидно давно не действующий и наполовину разрушенный.

Стоило свернуть за вековыми елями, проехать густой подлесок и выбраться на дорогу, как показалась красная стена ограждения, скрывающая основные здания. Тарахтя колесами, экипаж взобрался на выгнутый дугой деревянный помост. Под ним бурлила, пенясь, рыжая, почти багровая речка.

– В местной воде много железа, поэтому она такого цвета. Не пугайтесь, – пыхтя и безостановочно вытирая красное лицо, пояснил Еропкин, который ехал рядом с экипажем. У лошади под толстым учителем была такая несчастная морда, словно она мечтала скорее избавиться от живого груза. – Здесь раньше стояли приграничные укрепления, вы и сами видите. А когда границу перенесли дальше на восток, это укрепление стало ненужным. Одно время здесь вроде как обитал какой-то ссыльный князь, потом был госпиталь, а сейчас вот – женский пансионат.

– Вы давно здесь?

– Да уж десять лет. – Орест улыбнулся, показав широкую щель между передними зубами. – Да и сам из Йеска, места эти знаю. У нас почти все местные – так или иначе. Столичные гости – редкость. Ну вот, мы почти на месте.

Словно подтверждая слова толстяка, на витой ограде блеснула скромная и потемневшая от времени табличка. «Пансионат для благородных девиц “Золотой луг”».

Я окинул взглядом бесконечные деревья. Со всех сторон – одни деревья. Еропкин снова улыбнулся, верно истолковав мой взгляд.

– Мы привыкли, а вам наверняка неуютно. Такая глушь… На много миль лишь леса, озера да овраги. Или болота – с той стороны, что ведет к восточной границе. Дикий край, вы понимаете… Но здесь есть свое очарование. Правда, не все им проникаются, к сожалению. Простите за откровенность, но пришлые наставники у нас не задерживаются. За этот год выписывали дважды, да толку… Один наставник и вовсе не выдержал, сбежал ночью, оставив все свои пожитки. Даже исподнее не взял, представляете? Так торопился!

Краснолицый толстяк вдруг зашелся тонким, повизгивающим хохотом, подпрыгивая в седле и похлопывая себя по пухлым коленям. Лошадь под ним мученически вздохнула.

– Почему же? – Я снова обвел взглядом пейзаж.

Да, глушь несусветная, не поспоришь. Но в то же время – красиво. Все эти вековые деревья, мшистые камни, усыпанные цветами и ягодами поляны. Хотя это сейчас, летом. А вот зимой здесь, наверное, можно завыть от скуки и тоски. Хотя… Местность напомнила мой родной перевал и родовое поместье. Лесов там меньше, а скал больше, но по сути – такая же глухомань. Я там вырос. И это были лучшие годы в моей жизни.

– Так почему наставники сбегают? – повторил я вопрос.

Орест Валерьянович прекратил смеяться, как-то неопределенно хрюкнул и отвел взгляд.

– Так городским у нас трудно… непривычно, знаете ли! Ни дорог, ни общества… Ночи темные…

Я вежливо улыбнулся. Похоже, толстяк что-то недоговаривал. Но о чем он умалчивает? Что такого страшного может быть в благостном «Золотом Лугу», отчего наставники бегут отсюда, сверкая пятками?

Ощутив повисшую паузу, Орест дернул поводья, заставляя лошадь ускориться. Животное недовольно всхрапнуло, но затрусило быстрее, унося всадника к возвышающемуся зданию. Впрочем, продолжать разговор было бессмысленно, экипаж уже въехал в раскрытые ворота бывшего бастиона и остановился во внутреннем дворе. Трехэтажное здание впереди лежало выгнутой подковой, левая часть которой была явно заброшена. Из-под колес экипажа врассыпную бросились заполошные куры и разноцветный петух, недовольно мекнула в стороне коза. Я открыл дверь и ступил на местами побитую брусчатку. Ну почти на брусчатку. Нога угадила точнехонько в кучку навоза!

Поморщившись, я помянул добрым словом свою невезучесть и вытер о камни испачканную подошву, гадая, есть ли в этой дыре горячая вода. По всем печальным признакам выходило, что нет. Так же, как и нормального освещения или связи с внешним миром. Кажется, я начинал понимать, почему сбегали наставники.

– Ох же, демоновы дети! А ну кыш! Кыш, кому сказала! – запричитала дородная женщина, выскакивая во двор. Махнула веником, разгоняя живность. Куры разбежались по двору, коза осталась стоять, задумчиво пережёвывая пучок травы.

– Глашка! – заорала женщина куда-то в сторону прилепившихся к увитой растительностью стене деревянных строений. – Глашка, мать твою за ногу! А ну, живо сюда!

Из низенькой пристройки выскочила девица лет двадцати. Увидела экипаж и меня, встала как вкопанная, тараща голубые глаза. А потом залилась румянцем и выпятила внушительную грудь.

– Глашка, чтоб тебя! – продолжила орать женщина. – Ты куда смотришь, зараза? Не по твою честь гости… А ну прибери скотину! Почему здесь куры? Я тебе что сказала?

– Так вы сами велели выпустить, теть Даш! – вытаращила и без того круглые глаза несчастная Глашка. И снова стрельнула взглядом в мою сторону. Многозначительно так стрельнула. И бедро отвела, чтобы предстать во всей красе.

Я понадеялся, что мое лицо выглядит достаточно бесстрастным, хотя на деле хотелось снова выругаться.

– Что я сама, что я сама? Вот я тебя, заразу!

Женщина замахнулась веником, Глашка сделала вид, что испугалась. Но мне уже надоел этот спектакль, разыгрываемый исключительно для одного зрителя – меня, в этом я нисколько не сомневался.

– Простите, но где я могу найти…

Договорить не успел. Из высоких дверей показалась высокая худая женщина, затянутая в строгое черное платье. С первого взгляда на ее осанку почудилось: женщина молода, но стоило увидеть лицо, как стало ясно, что она ровесница моего деда. Или прадеда… Голову незнакомки венчал пучок совершенно седых волос, лицо покрывала сеть морщин. Но темные глаза смотрели воинственно и цепко.

«Хозяйка», – мгновенно определил я.

Одним взглядом женщина окинула царящее во дворе безобразие. Тонкие брови-арки поднялись чуть выше. И всех спорящих, галдящих, кудахтающих, кокетничающих и недоумевающих – как ветром сдуло. Одна коза и осталась, видимо, на нее брови не действовали.

– Елизавета Андреевна Печорская, вдовствующая княгиня и действительная настоятельница пансионата, – сухо представилась дама. Осмотрела меня с ног до головы и выразительно скривилась. – Вы опоздали.

– Прошу простить, ваше сиятельство. – Я не стал ничего объяснять и протянул бумаги с золотым двуглавым орлом. – Мои рекомендации и назначение на место преподавателя.

Брови-арки снова взлетели, когда Печорская бегло просмотрела бумаги.

– Граф Волковский? Из Петербурга? Я ждала наставника, но…

Она осеклась.

– Мне ничего о вас не сообщили, господин Волковский, – буравя меня темными вороньими глазами, сказала настоятельница и поджала губы, выказывая неодобрение.

Словно это именно я был виноват в недостатке предоставленной информации.

– Выходит, меня ставят перед фактом, – недобро прищурившись, продолжила женщина. – Конечно, преподаватель нам нужен, и я настаивала на человеке благородном и достойном, с понятием чести, но… Хм. Прошу простить, но вы нам не подходите!

Я признаться, опешил.

– Не подхожу? И почему же?

– Пансионату нужен более… опытный наставник!

Я сдержал насмешливую улыбку. То есть захолустному заведению в тайге не подходит наставник-дворянин, да еще и закончивший столичную академию? Однако.

Сама Печорская, видимо, тоже осознала абсурдность своего высказывания, моргнула, но воинственность не потеряла.

– Вас беспокоит мой опыт? – безмятежно произнес я, и настоятельница снова поджала губы. Еще как беспокоит, дураку ясно. Только не опыт, а возраст и внешность. Странно, но, похоже, настоятельница была совсем не рада увидеть в своей вотчине молодого и привлекательного мужчину.

Интересно, почему?

– Этой весной мне исполнилось двадцать семь, – сказал я, не отрывая взгляда от лица женщины. – Так что мой возраст трудно назвать юным, Елизавета Андреевна.

Я заставил себя дружелюбно улыбнуться. Обычно это помогало и в ответ на мою улыбку женщины расцветали в ответ. Но только не действительная настоятельница «Золотого Луга»! Ее губы поджались так сильно, что почти исчезли с лица.

– Что до моего образования… Я обучался в Петербурге и надеюсь, моих знаний окажется достаточно, чтобы преподавать в вашем пансионате.

Я подчеркнул голосом слово «вашем», и Печорская глубоко вздохнула. Может, она опасается соперничества? Того, что я претендую на ее место? Я бы рассмеялся от такого предположения, если бы мог.

– У нас нечасто бывают подобные гости, – все еще сухо произнесла она. – Тем более… такие, как вы! Простите, но я буду настаивать на своем. Вам лучше покинуть пансионат, а мы…

Я протянул еще одно письмо с печатью. Его содержания я не знал, но видимо, мое назначение невозможно было оспорить. Даже при всем желании настоятельницы. А то, что единственное ее желание – спровадить меня куда подальше, ясно и без слов.

Интересно, почему.

Я вежливо улыбался. От этой вежливой мины у меня уже сводило челюсть.

Бумаги настоятельница изучала пристально, даже достала из поясного мешочка толстую лупу и проверила подлинность печати. Казалось, еще немного – и она сунет край бумаги в рот, чтобы пожевать и проверить на вкус. И то, что путник устал и жаждет отдохнуть или хотя бы выпить с дороги стакан воды, Печорскую нисколько не беспокоило. Впрочем, я ждал терпеливо, изо всех сил сохраняя на лице выражение доброжелательной вежливости и рассматривая строгий пучок из волос на затылке настоятельницы. Да уж, с этой мегерой точно будут проблемы.

– Знаете, мне всегда были любопытны сказания этих земель, – произнес я, решив, что такое увлечение может расположить ко мне неприятную особу. Историк, интересующийся таёжным фольклором, что может быть безобиднее? – И подумал, что мне будет полезно провести некоторое время в этих краях.

Женщина поперхнулась. И закашлялась. Я глянул кисло, размышляя, надо ли стукнуть суровую наставницу по хребту – или это будет слишком невежливо?

Но женщина успокоилась сама. И глянула с уже явным раздражением.

– Распространение языческих сказаний не одобряет наша церковь и сам император. Вам ли этого не знать, господин Волковский! В наш просвещённый век стыдно болтать о таких глупостях, не так ли?

Я прикусил язык. Да уж, попытка понравиться мегере бесславно провалилась.

– Ну не то чтобы я их собирал… Скорее, надеялся проникнуться духом…

Язык надо было прикусывать основательнее. Елизавета Андреевна смотрела на меня примерно так же, как я на испачканную навозом подошву несколько минут назад.

– Проникнуться духом? Видела я уже подобных любителей. Как бы этот дух не встал вам поперек горла!

Она хмуро глянула сначала на меня, потом на топчущегося извозчика и вздохнула, наконец сдаваясь.

– Значит, граф.

– Верно. Но увы, без средств. И потому мне нужна работа, ваше сиятельство.

Она снова тяжело вздохнула.

– Кажется, ваши бумаги в порядке, – с сожалением, которое она даже не соизволила скрыть, произнесла княгиня. – И у меня нет никакого основания вам отказать… Ну что же. Идемте, покажу ваши комнаты. И еще… Воздержитесь от титулов. Здесь это лишнее. Дарья! – негромко позвала она, и из-за сарая тут же выглянула дородная прислужница. – Позаботься о госте и лошадях.

Резко развернувшись, госпожа Печорская устремилась к ступеням.

За крепкими дверьми оказался неожиданно широкий и светлый холл. Сквозь высокие окна струился солнечный свет, заливая помещение золотом. Здесь царила ленивая прохлада, и я вздохнул с облегчением. Летний полдень уже изрядно напек затылок!

Не останавливаясь, настоятельница пронеслась через холл, взлетела на второй этаж и повела меня чередой длинных коридоров.

– Мы не пользуемся левым крылом, господин Волковский. Там давно прогнили доски и ходить стало небезопасно. Если не желаете переломать ноги, а то и шею – не суйтесь туда. Этому зданию ужасно много лет, знаете ли. Зато в правом крыле вполне сносно. Два года назад мы заново перестелили крышу и отремонтировали лестницы, вон те, видите? Ну и комнаты… Здесь вам будет удобно.

Она распахнула дверь и помедлила на пороге, словно еще решая, стоит ли пускать нового постояльца. Я невозмутимо ждал, и со вздохом Елизавета все же отступила.

Комната оказалась на удивление комфортной. Мебели было немного, но имелось все необходимое: удобная и широкая кровать, крепкий стол, шкафы для книг и одежды, даже кресло возле окна.

– Удобства в конце коридора. На этом этаже также проживает Орест Валерьянович, вы с ним уже знакомы. Он преподает у нас изящные науки.

Я сдержал улыбку. Значит, толстый плешивый Еропкин учит музыке, танцам и живописи? Более неподходящего учителя трудно даже представить.

– Сколько в пансионате преподавателей? Когда я смогу приступить к урокам? Не терпится познакомиться с ученицами.

– Освежитесь и разложите вещи, Дмитрий Александрович. Через полчаса жду вас внизу, в зеленой гостиной, там мы сможем поговорить. Я попрошу кого-нибудь вас проводить…

– Я найду.

– И все же я пришлю прислугу, – упрямо поджала губы Печорская.

Да, с ней точно будут проблемы.

Дверь захлопнулась. Я поставил дорожный саквояж, скинул проклятую мантию и подошел к окну. Из него открывался вид на угрюмую черную башню, которая мрачным перстом торчала в углу бастиона. Сооружение было высоченным, казалось, с его крыши можно шагнуть прямиком в обитель языческих таежных богов. За башней и красной стеной, густо облепленной мхом, стоял лес. Бесконечный, до самого горизонта.

Глухомань, одним словом.

Я вздохнул. А ведь глядя на темные сосны и древнюю башню, можно поверить даже в нечисть из старых сказок. Ту самую, о которой рассказывала старая кормилица, заменившая мне мать. Она как раз была родом из этих мест. Я прикрыл глаза, на краткий миг возвращаясь в прошлое. Туда, где Костя еще совсем маленький и кормилица рассказывает ему сказку. В комнате темно, на столе тускло мерцает огонек лампы. В воздуховоде гудит метель, колючий ветер царапает стекло. Я сижу рядом с камином и делаю вид, что не слушаю нянюшку, ведь я уже взрослый, мне почти десять… Но на самом деле жадно ловлю каждое слово старой сказки… У кормилицы напевная речь, она льется как сладкое молоко… Костя уснул, но няня делает вид, что этого не замечает и продолжает рассказывать. Словно все еще для брата…

Я потер переносицу. От воспоминаний снова разболелась голова и заныла затянувшаяся рана на ноге.

Посмотрел за окно. А ведь и правда, глушь. Кажется, всмотрись внимательнее – и увидишь прячущегося в зарослях волка-оборотника, или какую-нибудь болотную кикимору.

Я улыбнулся отворачиваясь. Конечно, все это лишь старые сказания, а из нечисти здесь только коза да пегие куры. Ну и еще, возможно, настоятельница Елизавета Андреевна. Она как никто походит на чудовище, готовое показать все свои клыки и сожрать незваного гостя!

Снова хмыкнув, я достал из саквояжа чистые вещи. Под ними лежал фамильный перстень, который я не решился оставить Косте, газета, купленная от скуки на железнодорожной станции, и книга – «Искусство войны и мира». Ее я доставать не стал, лишь тронул прохладную даже в жару обложку, провел пальцами по серебряному тиснению на черном срезе. Потом взял из шкафа свежее, пахнущее травами полотенце и отправился искать уборную.

Горячая вода, к счастью и удивлению, все же была. Да и в целом ванная комната производила приятное впечатление. В ней стояла глубокая ванна на чугунных ножках, в углу – раковина, а за отдельной ширмой имелся клозет. На полке нашлись зубные порошки и несколько кусков мыла. Так что я с удовольствием смыл дорожную пыль и переоделся в чистые брюки и свежую рубашку. Последняя оказалась слегка помятой после дороги, но я решил, что этот недостаток удачно скроет преподавательская мантия.

Когда я вернулся в комнату, у двери уже топтался тощий глазастый мальчишка лет десяти.

– Я Антипка, господин учитель! Матушка-настоятельница велела проводить вас в зеленую гостиную! – отрапортовал прислужник, хлопая неожиданно длинными ресницами. И глядя на эти ресницы, я почему-то подумал о ловкаче, прыгающем по веткам и крышам.

– Слушай, я встретил в лесу одного парня… вот такого роста, – подумав, указал себе по плечо. – Лет восемнадцати на вид… в замшевой коричневой куртке. Не знаешь его? Может, видел в пансионате? Он из прислуги? Может, помощник конюха или лесничего?

Антипка заморгал часто-часто и выпалил скороговоркой:

– Знать не знаю, ничего не ведаю, никого никогда не видел, господин учитель! Зуб даю!

Я поморщился и махнул рукой. Похоже, мальчишка врал. Или нет? Кто его разберет… Допытываться не стал.

– Ладно, веди в эту гостиную. Зеленую.

Настоятельница уже ждала – восседала за столом, попивая чай из тонкой чашечки. Я коротко осмотрел комнату. Никакой роскоши, но чисто и светло. Пышнотелая прислужница ловко сервировала обед: тарелку с запеченным кроликом и фасолью, свежий хлеб, масло и ледяной морс в высоком стакане.

– У нас здесь простая еда и простая жизнь, Дмитрий Александрович, – строго сказала госпожа настоятельница, поглядывая поверх чашечки. – Столичного меню нет, как видите.

– Благодарю за гостеприимство, – произнес я, надеясь, что еда не отравлена. А то с этой мадам станется. – О, это невероятно вкусно!

Простое блюдо и правда оказалось божественным. Впрочем, я давно уже не привередничаю в еде. Мне случалось есть и гнилую чечевицу, и почти протухшее мясо, так что местное кушанье показалось поистине великолепным. Когда я насытился и приступил к морсу, настоятельница в своей сухой манере ввела меня в курс дела. Я слушал молча, потягивая густой кисловатый напиток и размышляя.

Итак, в пансионате постоянно проживало несколько наставников. Уже знакомый мне Орест Еропкин, супруги Глафира и Модест Давыдовы, обучающие географии и арифметике, Елена Мещерская – учитель домоводства. Еще был отец Серафим, отвечающий за церквушку в углу бастиона и божье слово. Шестым теперь был я – преподаватель истории. Сама настоятельница заменяла заболевших преподавателей, если возникала такая необходимость, но ее основная обязанность была руководить жизнью пансионата и решать все бытовые вопросы. В общем, обычная школа для небогатых девушек, которые после выхода за стены пансиона станут гувернантками, домоправительницами и экономками при богатых хозяевах.

Учениц было тринадцать.

– Обычно у нас обучаются до трех десятков девушек, но в начале лета большинство из них сдали предварительный экзамен и разъехались по домам. Сейчас остались те, кому некуда возвращаться, или девушки, заканчивающие в этом году обучение.

Переварив обед и информацию, я откинулся на спинку стула. Значит, стряпчий не соврал, и Катерина действительно не имеет родственников. Или лишь думает, что не имеет? Может, нашелся предок, пожелавший оставить девице состояние? Ведь для чего-то нужно неведомую девицу скомпрометировать?

Нет, не сходится. Я нахмурился. Дав клятву, я никому не смогу рассказать о том, зачем приехал в «Золотой Луг», не смогу рассказать о Катерине. Но и стряпчий дал такую же, а значит, задание навсегда останется между нами и никогда не выплывет наружу. Нарушитель клятвы обязуется выплатить столь внушительную сумму золотом, что даже самый богатый стряпчий мира на это не согласится.

Так зачем все это нужно?

Сколько я ни думал, ответ так и не нашел.

– К своим обязанностям приступите завтра, занятия у нас начинаются в восемь. – Елизавета Андреевна постучала пальцем по столешнице, прерывая мои размышления. – После у учениц свободное время, которое они посвящают шитью и домашнему хозяйству. Мы предпочитаем учить девочек на практике, это лучший способ овладеть необходимыми знаниями.

Я понятливо кивнул, уже попивая чай, сладко пахнущий травами и медом. От пряного аромата даже слегка закружилась голова. Или это от свежего воздуха, который втекал в окна родниковой водой? Или я просто устал.

Настоятельница, видимо, поняла, что гостю все-таки необходимо отдохнуть, и поднялась. Я тоже встал, проявив вежливость.

– Ох, мы здесь без церемоний, – досадливо махнула рукой женщина. – Отдыхайте, Дмитрий Александрович, набирайтесь сил. Утром вас проводят в классы.

– А где проживают ученицы? – опомнился я.

– В северной башне. Но как вы понимаете, мужчинам туда вход запрещен. Даже преподавателям. Трапезничают девушки в основном здании, у них отдельный вход с другой стороны, это удобно и для учителей, и для самих учениц.

– Конечно. – Я склонил голову, надеясь, что выгляжу достаточно смиренно. – Я лишь хотел узнать, где мне можно прогуляться, чтобы ненароком не нарушить местные правила и не смутить девушек своим появлением.

Видимо, мое лицо выражало предельную степень искренности, раз суровая настоятельница соизволила улыбнуться. Если кривоватую ухмылку вообще можно назвать улыбкой.

– Ах, гуляйте где хотите. А к девочкам вас все равно не пропустит Ядвига Карловна, она присматривает за ученицами и отвечает за башню. Если возникнут вопросы – обращайтесь ко мне, бытовое может решить Дарья Игоревна, она у нас за кухарку и домоправительницу и лишь с виду бестолковая. И еще…

Елизавета помедлила, сверля меня взглядом.

– Я беру вас на испытательный срок. Скажем, на три недели. Или на две. И если хоть что-то пойдет не так…

Недоговорив, настоятельница окинула меня еще одним недобрым взглядом и стремительно покинула зеленую гостиную.

Некоторое время я задумчиво жевал сдобную булку, почти не чувствуя вкуса. Отпущенный мне месяц сократился до размеров испытательного срока. И насколько длительным он будет, знает лишь хозяйка пансионата. А она по каким-то непонятным причинам невзлюбила меня с первого взгляда. Значит, у меня все меньше времени на то, чтобы очаровать незнакомую девицу, проживающую в этом негостеприимном месте. В таком случае – не стоит терять ни минуты.

Одернув преподавательскую мантию, я вышел в безлюдный коридор. Пройдя его насквозь, обнаружил еще одну гостиную – поменьше, и музыкальный зал, в котором пылился старый рояль. Прогулявшись по натертому воском паркету, вышел к складским помещениям и кухне. Здесь что-то булькало и кипело под присмотром кухарки, так что я лишь заглянул и двинулся дальше – к выходу.

Экипаж, привезший меня, стоял под навесом, уставшие лошади благодарно жевали овес и попивали воду. Возчика видно не было, наверняка его кормят где-то в помещении для слуг.

Я пошел вдоль стен, увитых плющом и диким виноградом. Мимо пробежал прислужник с ведром воды, запнулся, увидев незнакомца, но тут же помчался дальше, не выказав никакого удивления. Впрочем, это и понятно. В таких местах новости о чужаках разносятся со скоростью лесного пожара. Наверняка все уже в курсе, что в «Золотой Луг» пожаловал новый наставник.

За внутренним двором потянулись хозяйственные постройки и несколько домов, потом небольшой сад с яблонями, дальше – конюшня, в денниках лениво обмахивались хвостами три смирные кобылки. За полуразрушенной стеной бастиона лежало поле. Над травами лениво жужжали шмели, солнце горстями плескало на землю свет, словно разливало жидкий мед. Тянуло в тень, под яблони. Лечь у шершавых стволов, скинуть уже опостылевшую мантию, прикрыть глаза. И лежать так до самого вечера, впитывая в себя ароматы земли и трав.

Я качнул головой, поймав себя на столь неподходящих мыслях и желаниях. И с чего бы мне мечтать о таком ленивом и бесполезном времяпровождении?

Усмехнулся. Вот что глушь делает с человеком! Не успел приехать, а уже…

Ощущение чужого взгляда кольнуло затылок. Да так остро, словно еще миг – и в спину полетит пуля.

С трудом удержав инстинкт и не пригнувшись, я резко обернулся и одним взглядом осмотрел кусты, тонкую речушку, край построек и стену основного здания. Показалось – или в одном из окон шевельнулась занавеска? Неужто суровая настоятельница приглядывает за гуляющим чужаком? Вот только почему тайно? Нет, Печорская не из тех, кто прячется за занавеской, скорее, она встала бы так, чтобы худую фигуру настоятельницы было видно даже с другого конца сада!

Тогда кто?

Да кто угодно.

Я повернул голову, делая вид, что лениво исследую окрестности, и поглядывая краем глаза на интересующее окно. Всему этому было простое и понятное объяснение, а за тяжелыми шторами может стоять любой обитатель «Золотого Луга». Мальчишка-разносчик, кто-то из учителей или та самая Глашка! Этот кто-то просто увидел незнакомца, вот и проявил любопытство. А потом спрятался, постеснявшись его же.

Вот только почему у меня все еще сводит спину, словно в предчувствии хорошо наточенного ножа?

Нет, за тяжелой портьерой стоял не прислужник. А тот, кто был совершенно не рад приезду нового наставника.

Но сколько я ни всматривался в темное стекло, никого за ним больше не увидел.