– Дополнительные уроки? С… этим? Не пойду!
– Велено явиться!
Глаша развела руками, показывая, что она не виновата. Я со злостью сжала кулаки. Это что, новый способ надо мной издеваться? Что еще за дополнительные уроки? Мне и обязательных хватает!
Вот только деваться некуда. Глаша терпеливо взирала на то, как я избиваю подушку, представляя на ее месте лицо пришлого историка. Поняв, что это не поможет, я одернула платье и решительно вышла в коридор. Раз уж унижения не избежать, лучше с ним не затягивать!
Пансионат по-прежнему заливал дождь, и даже с зонтом я успела замочить ноги и подол платья, отчего в класс входила еще более расстроенная.
Историк уже ожидал. В темной ученической, освещенной парой масляных ламп, его лицо с резкими тенями показалось мне лицом дьявола. Такое же убийственно-красивое и опасное. Может, если осенить голову крестом, учитель исчезнет? Я попробовала, и темная бровь пришлого взлетела вверх, а сам он как стоял посреди класса, так и остался. Увы, не помогло.
– Катерина, с тобой все в порядке?
Было отлично, пока вы сюда не притащились, – так и хотелось ответить мне. Но препираться с учителями – себе дороже, к сожалению.
– Тебе ведь уже сообщили о наших уроках?
Я кисло кивнула.
– Замечательно.
Он указал на парту с раскрытыми учебниками и тетрадью. Я плюхнулась на стул, даже не пытаясь скрыть отвращения. В комнату ввалилась, пыхтя, Добрава и, устроившись в углу, вытащила моток пряжи и спицы. А учитель подвинул мне раскрытую книгу.
– Давай начнем, Катерина.
– Не понимаю зачем все это, – буркнула я, но господин Волковский и бровью не повел.
Не замечая моих терзаний, учитель указал на книгу.
– Скажи, тебя ведь пытались обучить?
– Да. – При одном взгляде на страницу книги в висках закололо. – Но ничего не вышло. Я это… дефективная. Или сумасшедшая.
– Кто тебе сказал такую глупость?
– Да все так говорят, что тут непонятного! Дикарка не может сложить в голове слова, вот и все! – безразлично пожала я плечами, пытаясь сдержать подступающие эмоции. Кажется, не получилось и я просто отвернулась к окну. Застарелая обида – на других за насмешки и на саму себя за странную немощь, снова ударила так больно, что сдавило горло.
Учитель некоторое время молчал. А потом вдруг подтянул стул и сел рядом. Я упрямо на него не смотрела. Да и что я там не видела? Как только учителя узнавали о моих особенностях, лица у них делались такие… гадкие. Презрение пополам с отвращением. Словно я какое-то животное! Словно нарочно путаю буквы, чтобы доставить им неприятности! А я ведь совсем не нарочно…
– Я пыталась научиться. Поначалу. – Бросила я, глядя на плачущее окно. В большой ученической по-прежнему нет стекла, так что занимались мы теперь в малой. Я не очень ее любила, здесь всегда было тесно и света не хватало даже в солнечный день. А в такой дождливый как сегодня и вовсе царил полумрак.– Но у меня не получалось, а учителя злились. Когда я поняла, что все бесполезно – и пытаться перестала. Что толку стараться, если мой разум не может воспринимать все эти написанные строчки!
Пришлый молчал, и не выдержав, я все-таки повернулась.
И удивилась. Никакого презрения на лице историка не было, как я ни вглядывалась.
– Кажется, я уже встречал что-то подобное, – задумчиво произнес он. – Служил в моем полку парень, очень сообразительный, но вот с буквами у него никак не складывалось.
– И что с ним случилось? – поневоле заинтересовалась я.
– Когда мы виделись последний раз, ему вручали нашивки унтер-офицера, – усмехнулся историк. – А ведь поначалу он не мог даже прочитать письмо из дома, все буквы у него путались и плясали, меняясь местами. Но он научился. И ты сможешь, Катерина.
– Но… как? – Я не смогла сдержать надежду. Сколько ни убеждала я себя, что моя особенность ничего не значит, да и не нужна грамота лесничему, желание увидеть на страницах мир, который доступен другим людям- – не покидало.
– Просто ему понадобилось больше времени, чем другим. И некоторые хитрости. Я покажу, что помню. У тебя обязательно получится.
Неужели это возможно? Я смогу научиться? Или пришлый врет?
Я с подозрением всмотрелась в его лицо, отметив маленький шрам на щеке и родинку. Наши взгляды встретились, и я увидела, как расширились зрачки в зеленых глазах. Сладкая истома вдруг прокатилась от макушки до пяток. Сладкая и…пугающая. Я едва сдержала желание сорваться с места и убежать, плюнув на обучение. И снова подумала, что этот мужчина совершенно не похож на учителя. Скорее, на того самого дьявола, которого я не к месту вспомнила.
– В полку… значит, вы служили? – спросила я, чтобы хоть как-то развеять сгущающееся напряжение. Покосилась на Добраву, но та, кажется, задремала, сдавшись убаюкивающему перестуку дождя.
– Довелось, – равнодушно произнес историк.
Добрава вдруг громко всхрапнула, и мы с учителем поневоле обменялись улыбками. Лицо историка, и без того привлекательное, преобразилось: разгладилась хмурая складка между бровями, и сам он сделался моложе. Интересно, сколько ему лет? Кажется, моложе, чем был Морозов…
Вспомнив предыдущего учителя, я резко отвернулась и сжала под партой кулаки. Какое мне дело до этого мужчины? Он исчезнет из Золотого луга, как и все до него. Хорошо, если живой…
И улыбнулась я случайно, конечно!
– Давай все же… приступим. – Учитель потянул ворот своей рубашки, словно ему вдруг нечем стало дышать.
***
Все оказалось сложнее, чем я думал. И в то же время проще, если вспоминать о моем задании. Направляясь в «Золотой луг», я готовился к встрече со страшилищем, а встретил девушку, которая вызывала… странные чувства.
Катерина сидела у окна, и сумрачный свет окрашивал ее волосы и глаза сизым, словно безуспешно пытался стереть яркие краски ее лица. Я устроился рядом и, пользуясь близостью, смог подробнее его рассмотреть. Несомненно, девушка привлекательна. Но я видел много красавиц. В Петербурге мне довелось побывать на светских мероприятиях, благодаря родословной меня часто приглашали, хотя я и не мог понять, в чем смысл этих столичных увеселений. На балах я безумно скучал, покерные партии под дым сигар вызывали стойкое отвращение, а бесконечные разговоры о новых автомобилях или породах лошадей – зевоту. И все же я таскался на эти приемы, надеясь укрепить связи или присмотреть для Кости достойную невесту. Сам я не собирался связывать с кем-то свою жизнь, довольствуясь приятными минутами в компании случайных белошвеек.
В моей жизни случались… женщины. Недолговечные романы и мимолетные знакомства, необременительные и приятные во всех отношениях. В Петербурге я увидел и узнал немало красавиц. Ухоженных, холеных, изысканных. Парящих в облаках духов и роскоши. Страстно желающих познакомиться поближе, несмотря на мой старомодный камзол. У меня они вызывали такую же скуку, как и разговоры о лошадях. И уж точно ни одна из них не вызывала у меня таких странных чувств.
Я даже не понял сначала, что именно испытываю. Смотрел в лицо Катерины, потом перевел взгляд на руки. Костяшки покраснели, словно девушка колотила ими тюфяк. Ученица нервно сжимала пальцы и, кажется, даже не осознавала этого. Снова вернулся к лицу. Носик вздернут, губы изогнуты, словно лук. Несколько веснушек, заблудившихся на носу, слегка удлиненный разрез серо-синих глаз. Никакой аристократичной бледности, девчонка с радостью подставляет щеки солнцу. Брови вразлет придают слегка удивленное выражение. Черты привлекательные, но весьма далекие от столичных идеалов. Та же Мещерская гораздо лучше вписывалась в принятые каноны красоты, чем Катерина. Вот только Еленой хотелось лишь любоваться как картиной, а глядя на сидящую рядом ученицу, я ощутил, как свело горло, а горячая волна ошпарила тело. Оно отреагировало так мощно, что я почти испугался. Хотя должен был обрадоваться, все же так гораздо проще приступить к своему заданию. Но нет. Я испытал почти панический ужас, понимая, что забыл и о том, где мы, и о том, что не одни.
Что еще миг – и наклонился бы, пробуя на вкус губы Катерины. Дернул бы ее ленту, растрепав тяжелые каштановые кудри, обхватил затылок, привлекая к себе. Раздвинул губы языком…
И уже через пять минут тащился бы в сторону ближайшей станции, погоняемый в спину плевками разъярённой княгини.
Вот дьявол!
Кажется, и сама ученица что-то почувствовала, потому что взгляд ее изменился и она снова насупилась.
Я уставился в книгу и заставил себя сосредоточиться на тексте. Буквы расплывались, так что мы с Катериной сейчас были почти в одинаковом положении. Кое-как я взял себя в руки, пришлось вспомнить погибших друзей и взрывы, бросающие в лицо куски земли и мяса. Отпустило. Я сосредоточился и, вспоминая опыт своего сослуживца, неторопливо прочел строку, а потом попросил Катерину повторить. Она выпалила скороговоркой, легко и быстро запомнив фразу.
– Нет, не так, – улыбнулся я. – Повторяй, но при этом смотри на строчку. И не торопись, давай потихоньку, слово за словом. И смотри внимательно, запоминая написание.
Девушка глянула со смесью недоверия, опаски и чего-то еще. Может, надежды? На миг показалось, что Катерины вспылит и убежит, но нет. Сделав глубокий вздох, она послушно повела пальцем по строчке.
Как я и предполагал, алфавит она знала, но буквы в ее голове путались, отчего слова не желали складываться в понятные смыслы. Но если текст был уже знаком, то чтение удавалось. Поначалу она смотрела недоверчиво, явно сомневаясь в странном методе, но попытавшись повторить, вдруг охнула и широко распахнула свои невероятные глаза.
–Получается? – почти благоговейно прошептала она.
Я кивнул, все еще мало доверяя своему голосу.
– Запомнила, как выглядит эта фраза? Как она пишется? А теперь попробуй отыскать такие слова вот здесь.
Я перевернул несколько страниц.
Катерина с таким вниманием смотрела в книгу и так сильно сжимала на краю парты пальцы, что костяшки ее рук побелели. А мне стало до боли жаль девушку.
Я тихо прочистил горло.
Ученица неуверенно провела по строчкам и указала на строку.
– Вот… здесь? Царь Иван Свирепый?
– Верно! Надо поискать для тебя книгу попроще учебника, – кивнул я, не сдержав довольной улыбки.
– Я что же… смогу? – она смотрела с такой горячей и искренней надеждой, что захотелось ее обнять. Конечно, я этого не сделал.
– Не сразу, но со временем ты запомнишь не буквы, а целые слова и предложения, их написание перестанет путаться в твоей голове. Детей учат складывать буквы, словно нанизывая бусины на нитку. Разные бусины для разных слов. И тебя обучали так же. Но у тебя так не работает, тебе надо запоминать не бусины, а целые связки. Небольшими кусочками или словосочетаниями. Это сложнее и, вероятно, дольше, но это не приговор, Катерина, и ты обязательно справишься.
Она судорожно вздохнула, прижала сжатые ладони к груди. Глянула на меня. И снова обожгло это проклятое горячее чувство. Я отшатнулся и встал, желая хоть немного увеличить между нами расстояние. Почти с досадой обернулся на сопящую Добраву – тоже мне опекунша! Могла бы быть и понастырнее! Мешать как-то, отвлекать меня от накатывающего волной желания…
Черт.
Когда истек положенный час, я сбежал из класса едва ли не быстрее самой ученицы.
***
Ужин я решил пропустить. Не хотелось видеть никого из обитателей пансионата, да и пироги Дарьи обеспечили приятную сытость. Вернувшись в свою комнату, я устроился в громоздком старинном кресле с учебником истории, решив уделить внимание предмету, который должен вбивать в неокрепшие умы учениц. Открыв книгу, я погрузился в чтение.
… проснулся рывком.
Очевидно, история снова меня победила, и я уснул прямо так, сидя. И благополучно дрых, пока выпестованное годами чувство опасности не заставило открыть глаза. Комната тонула в ночном мраке, за окном все еще стучал дождь. Лампа, которую я зажег, не горела. И прямо передо мной из тьмы медленно выступала… нежить. Нечто черное и бесформенное, разлетающееся тьмой словно призрак. Я заморгал всматриваясь.
Светящийся зеленоватым светом череп скалился, приближаясь. Горели жуткие кости, из провалов глазниц смотрела пустота.
– Убирайся отсюда… – донесся свистящий потусторонний шепот.
Недолго думая, я резко двинул головой, целясь лбом в нос нежити. С противным хрустом и очень уж живым воплем «мертвяк» отшатнулся, а потом бросился наутек. Я швырнул в него учебник истории, и тяжелый груз знаний знатно впечатался в спину скелета, вырвав еще один испуганный вопль. Вскочив, я бросился следом, и… позорно рухнул на пол, зацепившись за край ковра занемевшей со сна ногой! Вскочив, я крутанулся и… ошарашенно замер.
Колючая ветка молнии разорвала небо и осветила окно, за которым повисло… нечто. В короткий миг света я увидел клубок перьев, скрученные птичьи когти, вцепившиеся в оконный проем, тело и лицо? Морду? Я не знал, как описать увиденное. Огромные совиные глаза, то ли клюв, то ли нос, рот ниже… Я подумал бы, что вижу филина, но эта тварь была размером с мое окно! Да она ростом с человека!
Свет молнии погас, комната погрузилась во тьму.
Очнувшись, я рывком бросился к стеклу, дернул створку. Пусто. Лишь дождь хлещет. Зарычав с досады, я рванул к двери, надеясь перехватить мертвяка, который, конечно, не стал ждать и растворился в темноте пустых коридоров. Некоторое время я метался по ним – бесполезно. Пансионат тонул во влажном мраке, потоки дождя отражались на стенах, заставляя их плакать. Редкие лампы по углам не освещали длинные переходы и лестницы, а кажется, делали их еще мрачнее.
Выйдя наружу и тут же промокнув, я обошел здание и нашел свое окно. В ночном мраке едва ли можно было рассмотреть хоть что-то, пришлось достать спичку и пару раз чиркнуть, оберегая крохотный огонек. У самой стены лежало длинное полосатое перо – почти чистое и сухое. Я повертел его в руках, не зная, что и думать.
То, что пожаловавший в комнату «мертвяк» был ряженым, я нисколько не сомневался. Кто-то из обитателей пансионата нацепил черный балахон и нарисовал на нем светящийся череп и кости. И я обязательно найду этого паршивца! Надеюсь, удалось расквасить ему нос. Этот гость вызвал лишь усмешку.
Но то, что было в окне… Матерь божья, ЧТО это было? Я видел тварь лишь секунду, но и этого хватило, чтобы ощутить суеверный ужас. И это при том, что меня сложно напугать хоть чем-то. Что за чудовище смотрело на меня из мрака ночи?
«Нет у нас тут столичных цивилизаций, – ехидно протянула в голове Дарья. – У нас Курган рядом»
– Бред какой-то, – потер я лоб, стирая дождевые капли. Может, мне привиделось спросонья?
Вот только я привык доверять своим глазам и своему разуму. В окне кто-то был. Хотя вернее – что-то.
Я закинул голову, осматривая темные окна пансионата. Похоже, все давно спят, лишь на первом этаже в стороне кухни дрожит в стекле крохотный огонек. Может, Дарья ставит тесто для своих излюбленных пирогов…
Обернулся. Темный двор, набухшие от дождя деревья, черная громадина возносящейся к небу башни, флигели и сараи, тонущие во тьме ночи. Без света солнца «Золотой Луг» уже не казался пасторальным и безопасным. Где-то наверху зашелестело, и я запрокинул голову. Лицо тут же залило потоками воды, я заморгал. И лишь чутье позволило увернуться, когда сверху упало что-то огромное и хищное. Совсем рядом мелькнули совиные крылья и длинные черные когти, метящие в глаза. Я дернулся в сторону, по щеке мазнули жесткие перья. Раненая нога прострелила острой болью, ступня поехала, и я рухнул коленями в грязь. Вскочил тут же, вскинулся осматриваясь. И никого не увидел. Пустота и непроглядная темень. Да какого черта? Куда делась тварь? Мне ведь не показалось…
Еще одна вспышка молнии залила двор коротким светом и расчертила тенями. И почудилось, что в каждой сидит чудовище, скалит зубы, рассматривая застывшего у стен пансионата чужака. Острое чувство чужого недоброго взгляда резануло так сильно, что рука против воли нырнула в перевязь за револьвером.
Только оружие лежит на дне моего саквояжа, во двор я выскочил, не прихватив даже томик истории. И кажется, зря, потому что…
– Эй, ты чего там?
Из-за колючих зарослей высунулась темная фигура. Я напрягся, а потом опознал деда Кузьму, похоже, в пансионате он был и за сторожа.
– Ваш благородие господин учитель? Вы, что ли, там ходите? Не спится, что ли? – удивленно протянул Кузьма и я с досадой потер мокрый лоб. И скривился – руки были липкими от земляной жижи.
– Не спится. Ты никого здесь не видел?
– Когда?
– Сейчас. Только что.
– Дык вас вот вижу, ваш благородие, – чудится или в голосе деда звучит насмешка? – Что это вы надумали бродить среди ночи?
– Гуляю! – едва не зарычал я.
– Так чтот погодка-то неподходящая, ваш благородие! – Кузьма застыл возле кустов. Лица деда я не видел, лишь размытый силуэт в каком-то огромном мохнатом тулупе и кудлатую шапку с торчащими в стороны ушами. Голос Кузьмы звучал глухо. – Льет же, как будто в небе дыру проткнули! Вы уж того… не околейте. Гуляючи.
– Уже нагулялся, – буркнул я, поворачиваясь к сторожу спиной и направляясь к двери.
Окончательно продрогший и злой, я вернулся в пансионат. Смыл грязь в уборной, и в одном полотенце на бедрах двинулся в свою комнату, к счастью, никого по пути не встретив. Сунув помятую и грязную одежду в корзину, голышом залез под одеяло и, закинув руки за голову, попытался обдумать произошедшее.
Но ничего не придумав, уснул.
… я думал, что приснится тварь в совиных перьях, но ничего подобного. В моем сне я снова сидел в классе и смотрел на синеглазую девушку рядом. И в отличие от реальности, этот урок закончился совершенно иначе…