Печорская оказалась права.
На следующий день, прихватив букет ромашек, я нанес визит в их дом на Крестовском острове. Уединенное место славилось у жителей как отдаленный уголок почти девственной природы, далекий от каменных домов столицы. Дворяне и купцы, владеющие домами на острове, проживали здесь летом, наслаждаясь зеленью и пением птиц, а в морозы предпочитали центральные районы. Тихие улочки выглядели пустынными, двухэтажные дома и яблоневые сады спали, занесенные снегом. А вот Печорская предпочла остановиться именно в этом месте. Я понимал, почему.
Оставив шубу и перчатки, я прошел в гостиную и с негодованием увидел, что не один решил сегодня навестить уединенный остров. В центре комнаты на софе сидела Катерина, а вокруг сразу пятеро кавалеров! Я узнал братьев Туровых – они явились втроём, рассудив, что хоть кому-нибудь да повезет снискать девичью благосклонность, молодого наследника графа Белякова и Ивана Булыгина. Все как на подбор – молодые красавцы, любезные, учтивые и умеющие заговаривать девушкам зубы. Особенно таким неискушенным, как Катя. Стол ломился от огромных букетов, я опознал розы и орхидеи, остальные веники остались неузнанными – я не силен во флористике, но выглядели букеты куда роскошнее моих скромных ромашек. Присутствующие тоже это заметили и насмешливо оскалились.
Настроение мигом испортилось. И с чего я взял, что Катя любит ромашки? Лишь потому, что она не видела ничего лучше?
Кстати, то же можно сказать и обо мне. Это в тайге у девушки не было выбора, и я казался ей интересным. А сейчас выбора у наследницы Печорской хоть отбавляй. Красавцы всех возрастов и мастей!
– Граф Волковский, какая неожиданная встреча, – хмыкнул старший Туров – Григорий. – Вот уж не думал встретить вас… здесь.
Братья – с одинаковыми смоляными кудрями, блестящими темными глазами и обаятельными улыбками, переглянулись. Я попытался выудить из памяти сведения о наглецах. Информацию о всех представителях высшего света мне исправно поставлял Костя, вдохновенно рассказывая о них за ужинами. Я на это обычно кивал, радуясь, что брату этого достаточно. А вот сейчас эти вечерние рассказы пригодились. В семье Туровых трое братьев и несколько сестёр. Род древний, но вот финансовые дела в семье обстоят не так хорошо, как им хотелось бы. Впрочем, о банкротстве речь тоже не идет. Понижая голос до интригующего шепота, Костя говорил, что Григорий Туров водит дружбу не с кем-нибудь, а с самим цесаревичем. Сплетники даже утверждали, что как только наследник Михаил взойдет на трон, его приятель Туров тут же получит министерский пост.
Сейчас Григорий сидел ближе всех к Катерине и скалился во весь рот, вызывая у меня желание дать наглецу по шее.
Впрочем, такое же желание вызывали и остальные «женихи».
Братья Григория – Павел и Петр, Булыгин и Беляков – тонкий и смущенный парень, нервно краснеющий от чужих взглядов.
– Отчего же, – буркнул я, отдавая свой букет Кате. Она улыбнулась на мое приветствие, но тут же отвела взгляд. Внутри неприятно кольнуло. Похоже, девушка вовсе не обрадовалась моему визиту.
– Так говорят, вы со дня на день сделаете предложение княгине Ольге! – хитро прищурился Григорий. – Она уже и платье купила… все это знают.
Катерина нахмурилась и сунула мои ромашки в руки подошедшей Ядвиги Карловны. Бывшая смотрительница башни коротко и как мне показалось – сочувственно улыбнулась и ушла искать новую вазу. А Катя отвернулась и снова села на софу.
– Дмитрий Александрович – давний друг Елизаветы Андреевны, – сухо пояснила она. – И вероятно, пришел к ней. Увы, тетя Лиза уехала с визитом и вернется лишь к вечеру. Думаю, вам лучше навестить ее завтра…
– Думаю, я останусь. – Я сел в кресло, невольно поморщившись от внезапной боли в ноге. Тяжело оперся на трость.
Катя вдруг дернула колокольчик и велела заглянувшей служанке:
– Немедленно принесите горячий чай! С малиной…
– Но на столе есть чай, ваша светлость.
Все с недоумением уставились на пузатый чайник и чашки. Катерина побледнела и потерла лоб.
– Да, конечно, – растерянно протянула она. – Не знаю, что на меня нашло… У Дмитрия Александровича болит нога, и я подумала… Не знаю, что я подумала… Это так нелепо… – Беляков смутился еще больше, братья Туровы многозначительно переглянулись, и мне захотелось схватить один из веников – пошипастее – и отхлестать их насмешливые морды!
– Вы очень внимательны, Катерина Юрьевна. И правы. Горячий чай должен помочь. Хотя пока еще никто не приносил мне в такие минуты чай, – мягко произнес я, и она вскинула взгляд, замерла.
– Может, вам стоит завести служанку, ваша светлость? Чтобы чай таскать! – Григорий явно напрашивался на неприятности. Средний Туров – Павел, предупреждающе шикнул на брата. А Иван Булыгин хмыкнул и улыбнулся, почему-то мне.
– Осторожнее, Гриша, граф Волковский известен своей любовью не только к чаю, но и к револьверам. Говорят, стреляет граф без промаха.
– Даже если пуля одна-единственная… – прошептала Катерина, и лицо ее сделалось таким бледным, что я всерьез испугался. Но в то же время и обрадовался. Неужели она вспоминает? Меня? Нас!
Но девушка встряхнулась, потерла виски и улыбнулась.
– Прошу простить. Сегодня я сама не своя, господа. Не привыкла к балам, вчерашние впечатления оказались слишком… яркими. Я плохо спала.
– А я не лю…люблю балы, – заикаясь и краснея, выдавил Беляков. – Они такие шумные! Предпочитаю проводить ве…вечера в тишине и покое нашего поместья в Петергофе. Конечно, зимой там слишком пустынно, но летом прекрасно! В мае под окнами ра…сцветает сирень…
– Ты, Аркаша, так и проведешь всю жизнь рядом с юбкой нянюшки, вкушая пирожки да любуясь цветочками, – насмешливо произнес Григорий. – Нет в тебе порыва, нет огня. Скука одна.
Беляков покраснел, как малиновое варенье, и ссутулился, словно пытаясь уменьшиться. На миг даже стало его жаль. Пока Катерина не пересела на диван рядом с Аркадием и не коснулась его ладони.
– Мне нравится сирень, – улыбнулась она. – В тайге ее называют персидской княжной. А еще верят, что там, где она растет, не водятся злые силы и нечисть.
Аркаша благодарно кивнул, а Иван Булыгин рассмеялся.
– Катерина Юрьевна, неужто вы верите в эти сказки? О разной нечисти?
Девушка промолчала, Аркаша боязливо глянул на Туровых и тихо сказал:
– А я вот ве…верю. Однажды я даже кое-что ви…видел у нас в поместье… Ма…матушка сказала, это был домовой…
– Правда? – Григорий сверкнул темными глазами и заинтересованно наклонился вперед. Аркадий истово закивал. Старший Туров перегнулся через подлокотник, придвигаясь еще ближе. – Домовой вылез из-под кровати и сделал… клац за бочок! – Григорий щелкнул зубами, и его братья покатились со смеху. Беляков сник.
Я вздохнул.
Старший Туров и Булыгин почти мои ровесники, да и остальные не дети, но почему-то я ощущаю себя в этой комнате как старик, заглянувший в комнату к подросткам. Даже брат кажется мне ребенком, а ведь разница в наших годах не так уж и велика. Может, права Печорская? Зачем Кате такой мрачный тип? Даже Аркадий вон заулыбался, Иван хохочет – заливается, не говоря уж о братьях. А мне не смешно. Сижу мрачный и злой, порчу атмосферу всеобщего веселья и ощущаю себя лишним. Не иначе – злой волк среди добродушных поросят. Может, Кате и правда будет лучше с кем-то другим? И с чего я взял, что ей хорошо со мной…
Женихи смеялись, даже Аркаша отошел и теперь веселился со всеми. Один я сидел мрачной тучей. Но, подняв голову, я наткнулся на взгляд Катерины. Она не смеялась с остальными, она смотрела на меня. Между темных бровей залегла озадаченная складочка, словно девушку мучила какая-то мысль. На миг всё исчезло – и шумные женихи, и залитая зимним солнцем гостиная, и Ядвига, читающая в углу. Остались лишь мы с Катей. И снова захотелось схватить ее в охапку, увести прочь ото всех… Остаться лишь вдвоём, как было там, под старым кедром.
Она вздрогнула и отвела взгляд.
– …говорят, этим летом, нас ждет не одна свадьба, – часть слов Павла Турова я пропустил, задумавшись, и услышал уже окончание. – Цесаревич женится! Наконец-то! Это будет великий день! Наша семья уже получила приглашения.
Аркаша снова сник, видимо, Беляковых на венчание наследника империи позвать не удосужились. Зато Булыгин кивнул.
– Давно пора! Затянулась помолвка с южной принцессой! Я слышал, их обручили еще в детстве.
– Как и всех детей императора.
– Свадьбу обещали еще в ноябре, а случится теперь лишь летом. Интересно, отчего?
– Так захворала невеста, – пожал плечами Григорий. Его темные глаза блестели, словно смазанные куском сала каштаны.
– А может, наследник наш передумал жениться-то? Слыхал я, принцесса не так хороша, как нарисовал ее придворный живописец! Вот Михаил и тянет с венчанием как может! – хохотнул Иван, и Григорий склонил голову, став похожим на злую птицу. Булыгин увидел его взгляд и осекся. Верно, вспомнил о дружбе Турова с цесаревичем. – Но это конечно, лишь глупые домыслы дураков! – быстро добавил он. – А свадьба наследника – событие долгожданное и счастливое, это правда.
В моей голове промелькнуло воспоминание: вот я еду в Тобольск, схожу с поезда на маленькой станции, покупаю от скуки газету. Всю первую полосу занимает портрет цесаревича и сообщение о его скорой свадьбе. Иван прав, венчание обещали еще осенью. Тогда я не обратил внимания на событие, все мои мысли занимала лишь бесчестная сделка, в которую я угодил как в капкан. Я устал от долгой дороги в тайгу и мучился сомнениями, не зная, что ждет впереди. Я ехал, чтобы найти в тайге девушку… Та газета сгорела вместе со всеми моими скудными вещами, оставленными в пансионате. А вот сейчас перед глазами ясно встал портрет цесаревича и его будущей супруги – худенькой и черноглазой.
Что-то кольнуло мой разум – то ли еще одно воспоминание, то ли странная мысль, но додумать я не успел. Григорий – будь он неладен, вдруг вскочил и воскликнул:
– А поедем на каток! Здесь ведь совсем рядом, на западной стороне острова! Там и коньки можно взять!
– Но я не умею кататься, – качнула головой Катерина, а Беляков снова поник:
– А я боюсь…
– Да ты всего боишься, Аркаша! Бросьте, Катерина Юрьевна, это совсем не сложно! Я не позволю вам упасть! Ну когда еще доведется попробовать?
– Что такое… – начала было высунувшаяся из-за букетов Ядвига, но молодой Туров вдруг подхватил ее и закружил, взметнув серые юбки.
– А вас, дорогая Ядвига Карловна, мы возьмем с собой! Можем взять весь дом, если захотите! – Он снова рассмеялся. Бесшабашное веселье темноглазого парня оказалось таким заразительным, что строгая смотрительница сначала хмыкнула, потом покраснела, а после и вовсе заулыбалась. Я смотрел на это диво во все глаза. Мне Ядвига никогда не улыбалась, лишь недовольно зыркала поверх очков и губы поджимала. Сдается, доведись Григорию оказаться в тайге на моем месте, он очаровал бы всех в один миг.
– Ох, да отпустите же, негодник! Какой каток, какие коньки в моем-то возрасте!
– Вы свежи как майская роза, Ядвига Карловна! И наверняка дадите фору всем нам! Решено! Едем! Карету! Катерина, я мигом научу вас порхать по льду, вы будете в восторге, вот увидите!
Шумно переговариваясь и смеясь, все вскочили, засобирались, потянулись к выходу, разбирая теплую одежду.
Григорий обернулся.
– Прощайте, Дмитрий Александрович.
Прощайте? И сказано так… с намеком.
– Я еду с вами.
– На лед? – Братья дружно хмыкнули. – Не думаю, что вам там понравится. С вашей тростью, знаете ли…
Рассмеяться они не осмелились, но лица всех троих сделались довольными как у сытых котов.
Я молча забрал у камердинера свою шубу, натянул перчатки и шапку. Внутри свербела неприятная мысль, что на льду мне и правда делать нечего, зря я согласился… и по твердой земле хожу с тростью, а что буду делать на скользкой?
Но… все равно поеду. И будь я проклят, если позволю наглецу Турову забрать у меня Катерину! А ведь он именно этого и добивается.
Смеясь, все расселись по экипажам. Ехать оказалось недалеко, за домами открывался заснеженный простор и вид на Малую Неву. Чертов Григорий оказался прав, недалеко от пристаней организовали каток, рядом светилось огнями здание, где можно было выпить горячего чая и взять обувь для катания. Вдоль берега неторопливо скользило несколько пар и наворачивали круги тренирующиеся конькобежцы.
Деятельные Туровы снабдили всех лезвиями, показали, как надо двигаться. Аркаша отказался, со скорбным видом заявив, что лучше переждет в кафе. Это вызывало новый приступ смеха и подначек. Ядвига Карловна, кутаясь в теплую шаль, качала головой, с сомнением поглядывая на каток. Строго наказав Кате не удаляться от флажков, она тоже зашла в тепло здания. Я мрачно осмотрел ужасные ботинки с лезвиями на подошвах. Зря я это затеял, зря… Поймал быстрый взгляд Катерины. И решительно натянул коньки. Покачнулся. Даже на земле стоять оказалось почти невозможно. Что же будет на льду?
Иван Булыгин и веселые Туровы уже спустились и легко неслись по скользкой поверхности. Катя тоже ступила на лед, ее подхватили, закружили. Несколько минут девушка осваивалась, потом рассмеялась и поехала, раскинув руки. Я остановился, любуясь. В белой шубке и шапочке, с румяными от мороза щеками, Катерина была особенно красива. Она улыбалась, синие глаза зажглись восторгом. Поехала она почти сразу, легко и красиво, словно и не касаясь льда тонкими лезвиями. И я хотел бы быть тем, кто показал ей эту забаву, но увы. Рядом крутились Туровы, а я стоял у ограды, не решаясь сделать шаг.
Катя остановилась, обернулась. И я разжал ладонь, стиснувшую деревянные перила.
– Дмитрий Александрович? – в ее голосе прозвучало беспокойство, и я поморщился. Отлично. Сочувствие и жалость – худшее, что может вызвать мужчина у юной девушки.
– Всё в порядке, – уверил я. – Сейчас догоню вас.
Она глянула с сомнением, но ее снова закружили веселые братья. Их черные распахнутые шубы летели по ветру, словно Туровы и не ощущали кусающего мороза. Несколько минут, и вся компания скрылась за поворотом катка.
– Ты просто идиот, Волковский, – пробормотал я, делая осторожный шаг. ноги разъехались, мышцы дрожали. Старая рана, конечно, стала ныть еще сильнее. Я сжал зубы и поехал, ощущая себя отвратительно. Мимо пролетел конькобежец, обдал потоком холодного воздуха, едва не разрушив мое шаткое равновесие. Всмотрелся в начавшуюся снежную круговерть: Туровы и Катерина виднелись уже на границе ярких флажков и фонариков. Я вдруг ощутил беспокойство. Какого черта они уехали так далеко? Братья держатся на льду так, словно родились в коньках, но Катя сегодня встала на них впервые… вдруг не устоит? Вдруг упадет и ударится?
Тревога заставила забыть о боли в ноге и ускориться. Погода портилась, ясное с утра небо затянуло серыми тучами, и повалил снег. Доехав до границы флажков, я завертел головой. Белая шубка в окружении черных виднелась недалеко, и я с облегчением выдохнул и махнул рукой обернувшейся Катерине.
Компанию заволокло пеленой снега. И сама девушка, кажется, тоже почувствовала неладное, потому, что-то сказав, поехала в обратную сторону. Ко мне. С ней развернулся Булыгин, выглядел Иван рассерженным. Павел и Петр Туровы засмеялись, завертелись вокруг тонкой девичьей фигуры. Меня снова охватило беспокойство. Что-то внутри звенело как натянутая струна, что-то, связанное с темноволосыми братьями. И это была не ревность, как я подумал вначале. Что-то иное.
Иное…
Я не успел додумать. Катя была уже совсем близко, когда Павел, подхватив ее на руки, сделал пируэт. Девушка сердито приказала немедленно отпустить ее, вырвала руку из цепких пальцев.
Злость подстегнула, и я сделал длинный скользкий шаг.
– А ну отойди от нее! – выкрикнул я.
Рядом мелькнуло лицо Григория. Он стремительно покружил вокруг меня, в темных глазах вспыхнул красный огонек, словно загорелась черная спичка, кончики пальцев без перчаток лизнуло пламя. И на меня дыхнуло раскаленным сухим жаром, да так сильно, что я отшатнулся. Лед под ногами вмиг сделался вязким, а потом хрупким. И лопнул с треском.
Я услышал, как закричала Катя.
И провалился под лед.