Признание каджита, торговца мехом

Завтра меня казнят. Тюремщик поинтересовался, что принести мне на последний в жизни ужин.

"Принеси мне бумагу, — ответил я, — перо и свечу".

Возможно, ярлу захочется прочесть мое признание. А я смогу скоротать время.

Когда гарем моего отца сгорел и богатство нашей семьи рассыпалось пеплом, нам с братом пришлось попрошайничать в трущобах Эльсвейра. Я никогда не забуду тот первый раз, когда мы украли кошелек путника. Это была почти случайность. Всего лишь легкое движение когтя — и кошель у нас в руках. В тот вечер мы ели, как короли. Мы спали в теплой кровати в первый раз за долгие месяцы.

В скором времени я и мой брат сдружились с ножами. Банда, к которой мы присоединились, обращалась с нами как с немытыми сиротами, впрочем, ими мы и были. Мы грабили, воровали, резали и бежали. Годы разбоя и тяжелой жизни не прошли бесследно: я потерял половину левого уха, схватившись на ножах с пьяным аргонианином.

Я хотел бросить все, но мой брат — он мечтал о большем, лучшем.

Брат хотел, чтобы мы отправились в Сиродил и стали законопослушными торговцами. У нас был план. Остался последний набег — караван шел на север и был, как говорили, битком набит драгоценностями.

План дал осечку. Мой брат не смог вовремя остановить лошадей, а я беспомощно стоял рядом и наблюдал, как повозка падает со скалы. Но стоило мне оглядеть обломки, огорчение сменилось возбуждением. Драгоценностей там не было, зато было множество роскошных волчьих и мамонтовых шкур, клыков хоркера. Более чем достаточно, чтобы оплатить дорогу в Сиродил. Я мог бы пойти по стопам многих из моего народа — странствующих торговцев, уважаемых всеми.

Я уже упаковал меха в сумку, когда увидел изувеченное тело брата. Его уши были еще теплыми, и я закрыл брату глаза — в последний раз. Я мог воплотить мечту брата. И он бы хотел, чтобы я воплотил ее. А чего хотел я сам… какая разница, приближались охранники каравана. Надо было бежать, но я не мог просто так оставить тело брата.

Мой брат подарил мне мою первую шкуру. Она должна была стать памятью. Но в темной комнате скупщицы краденого мною овладела алчность. Скупщица взглянула на шкуру брата и предложила в три раза больше, чем за любую другую. Тошнота подступила к горлу, но быстро прошла. Я понял, что кроется в такой запретной роскоши. Цена, спрос, уважение.

То, о чем мечтал я сам.

Потом я освоился. Темный переулок. Одна рука держит кляп, другая быстро перерезает глотку. Аккуратно придерживаю истекающее кровью тело. Я стал быстрым, а движения моего ножа — точными и плавными. Я срезаю шкуру одним движением, чтобы не испортить товар.

Я разбогател. Никому из моих родных и не снилось такое богатство. Но я не терял осторожности. Я обосновался в укромном, практически недоступном месте и нанял тех людей, на кого когда-то работал сам. Когда охотились в диких местах, мы ходили по заброшенным дорогам. Когда охотились в городах, мы крались по глухим переулкам, где раньше мне приходилось обитать. Я стал настолько богат, что мне больше не приходилось пачкать руки самому.

Пестрые шкуры лучше всего покупали босмеры. Аргониане предпочитали хорошо выделанные дубленые шкуры. Орки любили толстую, непромокаемую кожу аргониан. Люди чаще всего покупали хвосты и уши. Мне пришлось нанять алхимика и искусного ремесленника для выполнения пары странных заказов. Впрочем, я не задавал вопросов, когда на кону стояла гора золота.

В конце концов меня схватили. Может быть, я стал неосторожен. Может быть, я позволил слишком многим секретам просочиться наружу. Нападение на мою крепость превратилось в резню. Они схватили меня живым, это далось им с трудом. Ошибка — лучше им было убить меня, пока был шанс.

У меня есть одна отмычка. А кладка северной стены моей камеры еле держится. Завтра моя голова не полетит с плеч.

Я еще не закрыл свою лавочку. Покупатели будут всегда. Когда-нибудь я продам свою шкуру за огромную сумму, ведь мое имя — легенда. А твое сгниет в сточной канаве вместе с твоими костями.


Торговец мехами.

Загрузка...