Рюрикович 3

Глава 8

Я шел неспешно. Мне торопиться было как раз-таки некуда. Всё то, что должно произойти, уже произошло, поэтому осталось только занять места и наслаждаться шоу.

Другие ребята уже умчались вперёд. Каким-то чудом прослышав о нашем скандале, к ним присоединились и девушки. И надо сказать, что они тоже были недовольны Дворжецким.

Правда, не по той причине, по которой был недоволен я, но всё же…

— Ух, что будет! Что будет! — мимо меня промчался княжич Курбский. — Этот день войдёт в историю Царского училища!

Я только усмехнулся ему в спину. Может быть и войдёт. Позор всегда лучше всего остального запоминается.

И ведь он сам виноват! Я дал ему шанс на исправление, но… Вопли гордыни оказались громче голоса разума.

Если бы Дворжецкий поступил как мужчина и удалил интимную запись, то я мог бы его простить. Но он же помчался показывать её на ректорском собрании. То есть вообще — показывать посторонним людям наши с Бесстужевой ночные утехи!

А этого как раз допустить было нельзя! Княжне ещё замуж выходить, и желательно за выгодную партию. А скандал с честью и княжеским достоинством ей может выйти боком.

Может быть по молодости она и будет хорохориться, но уже к более старшему возрасту поймёт, какую ошибку совершила, позволив снимать себя в самом неприглядном виде. Да, именно позволив, ведь она не обезопасила свою комнату от проникновения постороннего взгляда. Так вот, чтобы эта ошибка не выплыла сейчас на поверхность, я и затеял весь этот спектакль.

— Ох, не опоздать бы! — послышался голос Батори.

Я на всякий случай подвинулся, чтобы тот не сшиб с ног. Виконт промчался горным ветром, высоко подкидывая колени.

Всё прошло как по маслу и теперь осталась только вишенка на торте. Я должен раз и навсегда отбить желание у тех, кто хочет сделать пакость для моих близких и тех, кто мне дорог.

Никто не смеет трогать моих людей! Никто не смеет касаться их грязными лапами или пытаться их огорчить!

Я даже усмехнулся своим мыслям — как же быстро определил Бесстужеву в разряд своих людей… А ведь вечером расстался с ней. Однако, как показывает практика — расстался правильно.

Ведь на место Дворжецкого обязательно придет кто-нибудь другой. И кому-нибудь другому захочется воздействовать на меня через близких. Ведь как ни крути, а я должен переживать за тех, кто находится со мной рядом, кто доверил свою жизнь веселому царевичу.

— Иван Васильевич, мы же можем не успеть! — подскочил ко мне Годунов.

Вот и ещё один из тех, кого я мог считать вхожденцем в «близкий круг». Но атак на него до сих пор не было потому, что все знали — его опекает приближенная к царю особа. Но когда со смертью отца пропала и Мария Никифоровна…

В общем, сейчас Годунова никто не опекал, так что могут и попытаться поковырять Бориску…

— Борис, вспомни анекдот про молодого и старого быка, которые стояли на холме и смотрели на стадо коров у подножья холма, — усмехнулся я в ответ. — Мы всюду успеем. Мы прибудем ни рано и не поздно, а как раз к раздаче слонов. Так что не суетись.

— Ух, Иван Васильевич, всё-таки я порой поражаюсь вашей выдержке. Это же надо вот так вот взять и разыграть партию. Прямо как в шахматах!

— Просто с гроссмейстером сел играть любитель, — вздохнул я в ответ. — А результат такой схватки всегда предсказуем…

Вскоре показался и актовый зал. Крики оттуда уже гремели по коридору. И в основном это были крики Дворжецкого:

— Я докажу! Я всем всё докажу! Я сейчас покажу, как у нас кое-кто занимается!

Мы с Годуновым прошли в зал. В просторном помещении сидели преподаватели, а «виновник шума и тревоги» чуть ли не подпрыгивал от нетерпения на сцене. Рядом с ним хмурился Михаил Селиверстович Снегов, чью презентацию так безобразно прервали.

— Вот! — Дворжецкий указал на меня пальцем. — Вот кто нарушает не только правила училища, но также и общечеловеческие понятия о чести и морали!

— Михаил Павлович! — крикнул я в ответ, чувствуя обращенные на меня глаза. — Княжич Дворжецкий! Прошу вас образумиться и прийти в себя! Нельзя же так бескультурно себя вести и отрывать от важных дел наш многоуважаемый преподавательский состав!

— Нет! Ты думаешь, что на тебя не найдётся управа? А вот и найдётся! — чуть ли не бабьим голосом завопил княжич. Он затряс телефоном словно поп крестом перед изгоняемыми бесами. — Я сейчас всем всё докажу! Я покажу такое… Такое… Ты не только себя покрыл позором, но также ещё и…

Я видел, как Бесстужева спрятала лицо в платок. Вот-вот прозвучит обвинение и тогда…

— Княжич!!! — гаркнул я так громко, что оконные стёкла звякнули в ответ. — Ещё раз призываю вас взять себя в руки! Не стоит ничего показывать!

— Ага, испугался? — злорадно расхохотался Дворжецкий. — Следует бояться, царевич…

Последнее слово он произнес так, словно оно обожгло ему рот горячей картошкой.

— Что происходит, Иван Васильвич? Извольте объясниться? — повернулся ко мне Еремей Григорьевич Савельев.

— Наш однокурсник слегка повредился в уме от перенапряжения! — тут же ответил я. — Похоже, что нагрузка Порфирия Валентиновича вызвала небольшой шок. Мы пытались удержать Михаила Павловича, пытались успокоить его, но… Похоже, что стресс очень сильно прошелся по княжичу, если он ошибся раздевалками и ворвался в женскую!

— Да-да! Он был у нас! — раздались нестройные женские голоса. — И был весьма в неприглядном виде! Можно даже сказать, что срамном!

Глаза Дворжецкого едва не вылезли из орбит, когда я произнес свой спич. Он явно не ожидал от меня подобного. Он думал, что я буду умолять его, что упаду на колени и начну ползать, но… Да вот хрен ему во всё княжеское рыло!

Мой очередной удар попал точно в цель, а девушки сработали как надо. И ведь ничего не попишешь — не стоило самому соваться в женскую раздевалку! А то хотел и рыбку съесть и…

— Да вы… Да вы… А ты!!! — по виду Дворжецкого в самом деле можно было подумать, что он сошел с ума. — Ты всё это подстроил!!! Ну ничего!!! Я сейчас!!!

Он кинулся к проектору, который продолжал бесстрастно транслировать таблицы на белый прямоугольник экрана. К нему дернулся Снегов, но яркое пламя на ладони Дворжецкого заставило его отпрянуть.

— Назад! А ну назад или я за себя не ручаюсь! — прокричал Дворжецкий. — После того, что было сегодня, мне уже терять нечего!

— Княжич! Вы теряете лицо! — постарался я перекричать его. — Не стоит ничего показывать! Не нужно! Просто сядьте, отдохните! Всё наладится! Всё будет хорошо!

Мои крики только распалили его. Он ожидаемо сыграл от противного. В научном мире это называется реверсивная психология — запрети ребёнку что-нибудь делать и получишь совершенно обратный результат.

Как же прост оказался этот человек, считающий себя главным интриганом. Как же им легко манипулировать. У меня даже закралась мыслишка, что это вовсе не он сам решил подослать Ермака, а его надоумили!

И те, кто надоумил, скоро очнутся от оцепенения!

Ух, надо было их на подольше парализовать!

Но нам и так времени хватило. Подскочивший к проектору Дворжецкий быстро заменил шнуры и вывел на полотно экран своего телефона. Нашел нужный файл и…

Бесстужева гордо выпрямилась. Прямо как идущая на казнь императрица. Ничем такую не прошибешь! Пусть и раскраснелась, пусть ресницы хлопают, не пуская наружу слёзы, но… Держалась отлично!

— Вот сейчас! Сейчас будет открыто нутро нашего царевича! — громогласно заявил Дворжецкий, нажимая на иконку видео.

— Михаил Павлович, где вы? — раздался голос Курбского. — Вы тут? Нам уже можно прятать вещи?

На экране было видно, как совершенно обнаженный Дворжецкий подобрался к княжичу и начал танцевать перед ним. Дикий танец племени тумба-юмба вызвал смех в зале.

Мои однокурсники начали хохотать во всё горло, видя тот самый эпизод, который я снимал украдкой в раздевалке. Переслать его на телефон Дворжецкого было делом одной секунды. А уж заменить его на нужный файл…

Этим занимался Тычимба, пока я поднимал шухер и отвлекал внимание на себя.

Сейчас княжич пытался выдернуть штекер из телефона, но… Тычимба и в этот раз постарался, заклинив провод в одном положении.

— А я вот он! — запел Дворжецкий на экране, кривляясь перед виконтом Батори. — Вот он я!

— Где вы? Я вас не вижу! — подыгравший Батори снова вытянул руки.

По залу в очередной раз прокатилась волна хохота. Особенно сильна она стала, когда Дворжецкий выскочил из раздевалки, а потом прозвенел женский визг и раздались удары.

— Вот видите, я не врал, когда говорил, что господин Дворжецкий слегка помутился разумом! — подал я голос.

— Да ты… ссссука-а-а! — провыл княжич на сцене.

Я же на экране быстро скомандовал:

— Быстро к двери! Запускаем нашего беднягу и накидываем поле! Иначе нас порвут, как щенят!

— Видите, я даже хотел помочь нашему однокурснику! И до сих пор хочу! — выкрикнул я в зале.

В это время на экране в мужскую раздевалку ввалился покоцаный Дворжецкий и запись прервалась. Ну да, дальше следовало передавать её на телефон Дворжецкого и сделать всё по красоте.

Что одна фраза была упущена… Так не всё и не всегда должно доходить до начальственных ушей, особенно, если это война.

А то, что Дворжецкий сейчас перешёл именно в такое состояние, говорило его состояние, близкое к апоплексическому удару. То есть, ещё бы немного и его «кондрашка» хватила. Ручонки подергивались, коленки постукивали друг о друга.

Он осознал, в какую ловушку сам себя загнал!

Поэтому он так затравленно озирался по сторонам, надеялся найти выход из сложившейся ситуации…

Кругом были только улыбающиеся лица. Кто-то сдерживал себя, а кто-то ржал как конь.

— Что же, господин Дворжецкий, — неторопливо проговорил ректор училища. — Если вы хотели показать нам именно это видео, то я поставлю вопрос об вашем отчислении. Не должен воин, приближенный к царю, вести себя подобным образом! Это позорит не только «крылатых всадников», но также всю армию в целом!

— Я… Я не… Это всё Рюрикович! Будь ты проклят, царевич! — завопил обманутый в своих ожиданиях княжич.

Ну да, он-то хотел меня выставить на посмешище, а Бесстужеву опозорить, но сам оказался по уши в дерьме. Только что я приобрел заклятого врага, но он ещё мог покаяться, мог попытаться обернуть всё в шутку!

Хотя нет, после демонстрации видео вряд ли ему простили бы подобную выходку…

До него это тоже дошло. Терять ему и в самом деле сейчас стало нечего, так как приказ об отчислении мог появиться в любой момент. И вряд ли деньги его отца смогут как-нибудь сгладить подобный хулиганский закидон.

Поэтому ярость блеснула в глазах утренними звёздами, и княжич прямо со сцены бросился на меня с поднятым кулаком. Этот кулак ещё в полёте превратился в ледяной ком. На меня пахнуло холодом. Кто-то из девчонок успел взвизгнуть, а потом…

Дворжецкий оказался лежащим на полу. Рывок вверх и удар обеими ногами заставил его распластаться на плоской поверхности.

— Осторожно! — раздался крик Собакиной.

Я подпрыгнул. По полу пролетела морозная коса. Синеватый иней покрыл место пролета этого оружия. Ещё бы немного и…

Второго удара Дворжецкий не успел сделать. Я не мог ему позволить навредить кому-то ещё, поэтому атаковал огненным смерчем, прижавшим его к полу разверстой воронкой.

Иней тут же испарился, как растаяла морозная коса. Дворжецкий силился выбраться, но я крепко держал его под своей магией.

— Не стоит дергаться, вы делаете себе только хуже! — попытался докричаться до затемненного яростью разума. — Господин Дворжецкий! Успокойтесь!

— Михаил Павлович! Миша! — раздались женские голоса. — Не надо! Умоляю вас! Возьмите себя в руки!

Я покосился на преподавателей, а те… Они совершенно спокойно смотрели на копошащегося Дворжецкого. В их глазах не было никакого интереса по отношению накосячившего кавалера. То есть вообще ничего.

Для них он уже был списанным материалом. Даже Еремей Григорьевич был безучастен, хотя раньше улыбка почти не покидала его губ.

— Царевич, вам нужна помощь? — неожиданно спросил Порфирий Валентинович.

Я перевёл взгляд на Дворжецкого, а тот неожиданно начал подниматься. То есть его всё также прижимал к полу мой огненный вихрь, но… Он поднимался.

Мало того, что он поднимался — Дворжецкий начал преображаться!

Снова раздался девичий визг. Девушки расширившимися глазами смотрели на расширившиеся плечи княжича, на его неожиданно ставшими волосатыми руки. Рубашка затрещала на увеличивающемся теле, а потом посыпалась лохмотьями на пол.

Ботинки треснули от выросших лап. Черные когти вырвались наружу и оставили глубокие борозды на каменных плитах. Дворжецкий начал поворачиваться комне…

— Он убил своего тотемного зверя! — раздался чей-то крик. — Спасайтесь кто может!

А вот это очень плохо! Аристократы в последнем бою могут убивать своих тотемных животных, забирая их силы себе, но… После такого они превращаются в берсерков, крушащих всё на своём пути.

И остановить их может только смерть…

Неужели Дворжецкий настолько ненавидел меня, что…

— Агррррх! — прорычал бывший княжич, поворачивая ко мне волчью морду.

— Выводите женщин! — крикнул я.

Однокурсники среагировали точно, выставив перед собой силовой купол и начав пятиться к дверям актового зала. Собакина порывалась прийти мне на помощь, но Курбский оттаскивал её в сторону. И правильно, в такой ситуации она могла только помешать!

— Атакую справа! — рявкнул Еремей Григорьевич, выбрасывая перед собой копьё из молний.

Копьё ударило точно в грудь Дворжецкого. Молнии брызнули по волосатому телу во все стороны, электрическими разрядами воздействуя на мышцы.

— Захожу слева! — крикнул Михаил Селиверстович, бросая в сторону растущего оборотня кучу мелких черных шариков.

Эти шарики подпрыгнули, ударившись об пол, а затем из них во мгновенье ока выросли тонкие шнурки виноградной лозы. Эти шнурки начали сноровисто опутывать могучее тело княжича. Он зарычал, попытался вырваться, но я приложил ещё усилий, прижимая его к полу.

— Держите его, царевич! — скомандовал Порфирий Валентинович. — Ещё немного!

Я напрягся изо всех сил. Пот заливал глаза, дышать становилось всё труднее. Мышцы трещали от напряжения, когда по ним протекали магические потоки живицы.

Ведарь юлой подскочил к волчьей морде, увернулся от взмаха когтистой лапы и шлепнул перед мохнатым носом ладонями. Из ладоней вырвалось зеленоватое облачко, окутавшее морду.

Оборотень от неожиданности втянул воздух ноздрями. Забрехал-закашлял. Потом посмотрел покрасневшими глазами на ведаря. Порфирий Валентинович сделал шаг назад:

— Я знаю, что вы меня слышите. Где-то глубоко внутри, но вы ещё есть! Михаил Павлович, смирите зверя! Не берите грех на душу…

Дворжецкий завыл, задергался, но новый удар молний парализовал его конечности. Он рухнул на колени. От удара содрогнулись стены. Шнурки лозы снова активизировались, сковывая мощное тело. Мой вихрь тоже добавил усилий по смирению.

Я чувствовал, что мы побеждаем и что нужно ещё одно усилие, ещё одно напряжение…

— Я так и знал, что он окажется слабаком! — раздался презрительный голос Романова.

Во как! Очухались и явились?

Прямо-таки вовремя!

Оборотень тоже услышал голос Романова. Он повернул к нему лохматую голову, оскалился, а потом…

Харкнул!

Вот прямо взял и плюнул на княжича! Если бы не защитный купол, то умываться бы Романову окровавленной слюной, но…

Слюна стекла по защитному куполу. Дворжецкий проследил, как она коснулась пола, а потом рухнул ничком. Словно вместе со слюной его покинули силы.

Шерсть втягивалась в уменьшающееся тело. Дворжецкий становился меньше в объёмах, а под ним… Под ним расплывалась темная лужа мочи.

— Маммм-ма, — плаксивым голосом неожиданно заявил лежащий княжич. — Я хочу к мамм-ме… Где моя ма-ма-а-а?

— М-да, и как же мы всё расскажем его отцу? — почесал голову стоящий над княжичем Савельев.