Рюрикович 3

Глава 24

— И что, тут мы пройдём? — спросил Сахиб-Гирей, глядя в экран ноутбука.

— Да, по этим переходам не то, что вашу армию — в десять раз больше можно провести, — ответил Владимир Васильевич.

— Чувствую, что тут пахнет изменой! — проговорил казанский хан.

— Я исполняю свои обещания, — покачал головой русский царь. — Знаю, что придется отвечать перед Великой Нерожденной за возможный обман. При всём уважении, но её я боюсь больше, чем всю вашу орду, многоуважаемый Сахиб.

— Ну и зря! Моя орда может быть гораздо злее, чем Бездна! — хвастливо ответил Сахиб-Гирей.

Владимир Васильевич сдержался. Молодой хан слишком горяч и нетерпелив. С таким трудно вести дела. Однако, политика — тонкое дело, поэтому он проговорил:

— Сейчас на Оке только князь Хомяк Пеньков со своим каширским полком, молодой Бельский подойдёт немного позже, так что в это «окно возможностей» можно неплохо попасть и тогда вы сохраните основную часть своих войск.

— Но не всех? Мне бы хотелось как можно больше своих верных воинов вернуть назад, с победой и хорошим выкупом.

Если бы не договор с Бездной, то послал бы татарина на три буквы. А может быть привязал к четырем коням и пустил в чистое поле, как делали в старину. Татары же любят скакать навстречу ветру, вот и поскакал бы… Пусть и частями.

Но нельзя. Бездна не прощает обманщиков. И если не получит обещанных душ, то обложит Русь с разных сторон чередой Омутов, из которых полезут не мелкие существа, которых ведари за добычу не считают, а самые, что ни на есть страхолюдины, размером с многоэтажный дом. И останется тогда от Руси лишь воспоминание…

Поэтому и приходилось смотреть в это желтоватое лицо и слушать задиристые речи. И улыбаться в ответ. Ведь политика — штука тонкая…

— Господин Сахиб-Гирей, я знаю, что ваши воины способны на многое. И я очень благодарен вам за то, что вы сдерживаете их и не даете разгуляться в полной мере. Благодарен, что не разрушаете фабрики и заводы знатных бояр…

— Я не дурак, чтобы рубить шею золотой курочке. Если всё сожгу, то как мне дань будете платить? Ха? Нет, я умный. И мой брат умный, раз поставил меня во главе казанской славы! И только я смогу снова поднять на ноги Золотую Орду!

Опять пошло хвастовство. Владимир Васильевич был вынужден слушать татарского хана, вынужден слушать это пустое бахвальство. Ведь если не договор с Бездной, то русские войска смяли бы казанцев ещё до того, как подошли к Оке. А так… Приходилось задерживать, тянуть резину и бюрократией ослаблять своих же воевод.

Его лицо было непроницаемым, словно высеченным из мрамора, но в глубине глаз таилась буря эмоций. На экране похвалялся хан, одетый в богатые одежды, украшенные золотом и драгоценностями. Он говорил уверенно, с напускным дружелюбием, но каждое его слово резало царя, как острый нож.

Владимир Васильевич слушал молча, его взгляд был устремлен вдаль, будто он видел нечто, недоступное другим. Внутри него кипела ненависть, смешанная с презрением. Этот человек, болтающий перед ним, был врагом, человеком, который хотел захватить его земли, уничтожить его народ. Царь чувствовал, как кровь пульсирует в венах, как сердце бьется быстрее с каждым словом Сахиб-Гирея.

Но он сдерживал себя, зная, что любое проявление слабости может быть использовано против него. Его руки крепко сжимали подлокотники трона, пальцы белели от напряжения. Он знал, что этот разговор важен, что каждое его решение будет иметь последствия для всей страны.

Хан продолжал говорить, его голос звучал все громче и увереннее. Царя переполняло желание встать и бросить ему вызов, сказать, что он никогда не сдастся, что его народ будет бороться до последней капли крови. Но он оставался неподвижен, как статуя, лишь его глаза говорили о том, что внутри него происходит настоящая битва.

Наконец, хан закончил свою хвалебную речь. Царь медленно вдохнул, выдохнул и посмотрел на хана так, что даже самый смелый воин дрогнул бы. Его голос был холоден, как зимний ветер:

— Только из-за договора с Бездной я слушал вас так долго. Как только мы с ней рассчитаемся, так я не буду никому должен. И тогда я не буду слушать никого!

— Что? Ты мне угрожаешь? — тут же ощерился хан. — Да я до Москвы дойду! Я тебя лично на колени поставлю! Я тебя…

Владимир Васильевич прервал его:

— Предстоящий бой будет моей платой дани Бездне. После я не буду идти вам навстречу!

После этого он оборвал связь. Выдохнул, посмотрел на карту боевых действий, висящую на стене.

Старший сын главы боярской думы, Дмитрий Бельский будет жопу рвать на британский флаг, чтобы показать себя. Ему хочется хапнуть славы, хочется показать себя крутым военачальником, но… Его молодость, неопытность и горячность его как раз и сыграют на руку татарам.

Ещё и князь Андрей Старицкий, что находится рядом с Бельским, тоже захочет себя показать. Это же один из шансов попытаться подпрыгнуть к престолу поближе! И конечно же они станут вести себя так, как подсказывает им гонор. Вовсе не так, как говорят воеводы!

Конечно! Вряд ли они будут слушать более опытных воевод, поведут своё войско в лобовую атаку, а татары… Они россыпью возьмут войско в кольцо, да и порешат служилых. Когда подоспеют Старицкий с Бельским, то с Хомяком Пеньковым и его воеводами будет покончено.

А потом и самих князей ткнут мордами в конский навоз. И повезет им, если останутся в живых. Тогда на Бельского найдется ещё одна управа — ещё одна ниточка, которая крепче привяжет главу боярской думы к ножке престола. А с лояльным начальником над боярами легче будет править.

М-да, много людей погибнет под Коломной. Много… Достаточно для того, чтобы откупиться от Бездны. Чтобы насытить Великую Нерожденную хотя бы на время достаточное, чтобы успеть достойно править и встретить старость на троне.

Владимир Васильевич взглянул в своё отражение в зеркале напротив. А если другой выход? Чтобы сохранить большее количество народа, нужно пожертвовать меньшим. Или же превращать Русь в выжженную пустыню от Омутов Бездны. Есть ли другой выбор?

— Нет, другого выбора нет, — проговорил он своему отражению. — Всё решено! А сейчас…

Он свернул карту, убрал её подальше. Царь нажал на клавишу коммуникатора и сказал:

— Прошу пригласить господина Телепнева-Оболенского.

— Да, Ваше Величество, — послышался голос секретарши.

Через полминуты уверенной походкой вошел князь. Он выглядел довольным жизнью, никакого следа озабоченности на лице. Как будто был уверен в завтрашнем дне. Только одного князь не знал, что миловидная секретарша не просто так предложила чай с бубликами, чтобы скрасить ожидание царского приглашения.

Владимир Васильевич сдержал ухмылку. Так как никаких сигналов от секретарши не поступало, то это могло означать только одно — князь выпил чай с небольшой дозой заветного эликсира до дна. А может быть ещё и прибавку попросил.

— Вызывали, Ваше Величество? — спросил князь Телепнев-Оболенский.

— Вызывал, князь, вызывал, — благосклонно кивнул царь. — Присаживайтесь, посидим — поболтаем о делах наших насущных.

— А что о них говорить? Их делать нужно, — улыбнулся князь. — И мы вроде бы всё делаем. Всё, что вы приказываете, и даже больше!

«А в опочивальню к моей матери тоже по моему приказу шастаешь?» — хотел было спросить Владимир Васильевич, но сдержался.

Может быть потому, что шастает и ощущает себя таким защищенным. Как-никак царица заступится за своего полюбовника.

— Даже больше, вы говорите? Ну что же, тогда поговорим о «большем». До меня дошли слухи, что по вашему приказу из острога освобождены три душегуба из Ночных Ножей. Позвольте поинтересоваться — с какой стати им такие привилегии? Они же главарями банд были, им же прямая дорога на кол, а их выпускают и едва ли не под белы ручки в машины садят. А стражники говорили, что в машинах тех уже голые бабы дожидались арестантов… Это что за выверты, Иван Фёдорович? Или тот самый знаменитый Кудеяр — это вы?

— Ну нет, Кудеяр это митрополит Даниил, а я даже и близко к этому не стою, — всё с той же улыбкой проговорил Телепнёв-Оболенский, а потом вытаращил глаза, вскочил с кресла и зажал руками рот.

Царь улыбнулся в ответ:

— Напрасно митрополит вас в свои тайны посвятил! Такие секреты до самой погибели выдавать не нужно. А вы…

— Царь-батюшка, не вели казнить! — бухнулся на колени князь. — Не со зла я… У меня же жена, у меня же дети… И если бы я не приказал, то всех бы приговорил митрополит. Всех бы под один нож поставил…

— Жена, говорите? Дети? — царь покачал головой. — А ты о них думал, когда в спальню моей матушки повадился ходить? Думал о своих родных? Думал, а?

— Не кричите так, Ваше Величество! Думал я о детях. И о вас с Фёдором Васильевичем думал! Вы же тоже как-никак моими детьми являетесь. Ой, да что это со мной? Что я такое несу? — вскричал князь, пытаясь заткнуть себе рот руками.

— Что? — медленно проговорил царь.

Владимир Васильевич встал, обошел стол и взял за отвороты пиджака из дорогой ткани. Приподнял князя и заставил его встать на ноги. Пиджак затрещал от натяжения. Владимир Васильевич заглянул прямо в глаза князя Телепнёва Оболенского. Такой информации он даже не думал получить, когда подливал в воду для чая зелье.

Он-то надеялся узнать по поводу легендарного предводителя Ночных Ножей, а вышло…

— Что ты сказал, тварь? — процедил царь.

— Не могу остановиться, Ваше Величество. Не могу сдержать слов. Вы с Фёдором Васильевичем на самом деле сыны моего семени. Грешны мы с вашей матушкой… Грешны, Ваше Величество. Но ничего не могли с собой поделать. Любим мы друг друга уже давно. Через эту любовь окаянную и двое сыновей у вашего батюшки появилось…

— А Ванька? — грозно спросил Владимир Васильевич. — Ванька?

— А Иван Васильевич — настоящий царский сын. Знала его мать про нашу с Еленой Васильевной связь, и могла сказать не ко времени. Знала, потому и пришлось её со свету сжить, отравить, а Ваньку в ведари определить. Думали мы, что сгинет он, если не на учёбе, то на очередной вылазке, а оно вон как получилось… — продолжал выдавать информацию князь Телепнёв Оболенский.

— Вот, значит, как… — медленно проговорил царь и отбросил князя Телепнёва прочь.

Князь ударился о стол, сполз на пол и испуганно задрожал, заморгал. Он в ужасе пытался закрыть себе рот, чтобы не ляпнуть чего лишнего, но почему-то слова лезли наружу, а язык не сдерживал их.

Царь мрачно слушал его. После того, как князь замолчал — смог овладеть предательским языком, царь вызвал стражу и приказал бросить князя в темницу. Царю предстояло ещё много чего обдумать.