Рюрикович 3

Глава 16

На территорию училища я вошел с неприятным чувством холодка в груди. Вот бывает порой такое чувство, что должно случиться что-то неприятное.

Один раз такое чувство у меня возникло перед тем, как войти в Серый Омут. Пришлось драпать оттуда сломя голову, потому что он был чуть ли не под завязку заполнен выбродышами.

Кто такие выбродыши? Редкая порода ублюдков Бездны, этакая ядреная смесь динозавра с медведем. Размерами не меньше экскаватора, но не больше частного самолета. И не ящер и не животное, но этот недостаток с лихвой компенсировался размерами, а также лютой злобой. Если подобный Омут открылся бы в густонаселенном городе, то по прошествии недели, когда твари полезли бы наружу, от города осталась бы дай Бог деревня. А то и вовсе всех подчистую сожрали бы вечно голодные твари.

Я как вошел в тот Омут, так чуть заикой не стал. Как на меня уставилась сотня морд, покрытых мехом и украшенных клыками, так я едва и не обосрался. Мигом выскочил наружу, едва не оставив половину ягодицы излишне прыткому чудовищу.

Повезло тогда, что Омут недавно появился и вбродыши ещё не успели отойти от перехода. Тогда понадобилось сорок два ведаря, чтобы полностью зачистить этот выброс Бездны. И то, вернулось меньше половины…

Вот и сейчас возник тот же самый неприятный холодок, скользнувший от задницы по спине. Я даже поёжился и на всякий случай проверил карту. Нет, вроде поблизости Омутов не открывалось. Хотя… Вот в трех десятков километров от нас появилось серое пятно. Значит, там был замечен портал.

Надо будет его навестить при случае.

— Чего вы такой смурной, Иван Васильевич? — спросил Годунов, идя рядом. — Нет, я не хочу сказать, что вы образец веселья и радости, но раньше на вашем челе не висела такая темная думка…

— Любовную литературу читал на ночь? — вопросом на вопрос ответил я.

— Да, но с чего вы взяли?

— Слишком вычурно выражаться начал. А это явное указание на то, что пытался скопировать текст романтического героя. Для ухлестывания за княжной Мамоновой стараешься?

— Ну… — смутился Годунов, а после с вызовом взглянул в ответ. — А если бы и да? Что в этом такого?

— А как же госпожа Карамзина? Или прошла любовь, завяли помидоры?

— Нет, не завяли, но… Если с ней не получается, то почему бы не попытаться с госпожой Мамоновой? Или вы против?

Я пожал плечами в ответ. Мы зашли в училище, раскланялись со знакомыми с потока. Пять человек о чем-то переговаривались, а при нашем приближении замолчали. Да, кивнуть кивнули, но вот то, что проводили нас взглядами… Это не могло не добавлять неприятного чувства холодка, бегущего по спине.

Возвращаться и спрашивать о причине столь пристального внимания было бы неэтичным. Всё равно, что хулигану на улице спросить прохожего: «Хули зыришь?» Поэтому я просто взял на заметку эти взгляды, чтобы при случае постараться узнать о них побольше.

Да, я стал слишком мнительным! Но если бы кого-то другого пытались убить так часто, то тот бы не только стал мнительным, а и вовсе превратился в параноика! Мои же нервы позволяют пока оставаться в твердом уме и ясной памяти.

— Ну, так если вы не против, тогда я и попытаться смогу, — всё не унимался Годунов.

— Да пытайся, но только помни, что ещё и Ермак тоже будет не против скрасить одиночество княжны, — улыбнулся я.

— Ермак? Этот неотесанный мужлан? Куда ему тягаться с человеком из высшего света, — тут же выпятил грудь вперёд Годунов.

— Кхм, не хочу вас обламывать, дражайшее существо из высшего света, но придется напомнить, что ваша покровительница пропала без вести, — кашлянул я. — А кто вы без неё?

— Жилец, лекарь и дворянин! — всё никак не сдувался Годунов.

— И у этих троих людей в одном флаконе даже нет возможности оплатить за обучение, — напомнил я.

— Да при чем тут это, — досадливо отмахнулся Годунов. — Тут же главное — чувства!

— А чувства как у простолюдина, так и у дворянина — одинаковы! Та же любовь, та же печаль. Просто у дворянина есть больше возможности выражать эти чувства витиевато и с художественными изысками, потому что ему эту возможность дарит простолюдин своей тяжелой работой. И об этом никогда не стоит забывать.

— Что вы имеете в виду, царевич? Что человек с земли может испытывать те же чувства, что и высшее сословие? — поднял брови Годунов. — Эта чернь?

— Эта, как ты выражаешься, «чернь» — основа нашего государства, — жестко оборвал его я. — И знаешь… Без высшего сословия простолюдины как-нибудь выкарабкаются, а вот мы без них… Вот представь — попал ты на необитаемый остров и изо всех предметов у тебя только трусы. Что будешь делать?

— Сяду на берегу и буду ждать проходящий мимо корабль. Потом подам сигнал, зажгу на берегу костёр и спасусь. Делов-то, — самоуверенно хмыкнул Борис.

— Да? А если никакого корабля мимо не будет проходить долгое время? Тогда как? — спросил я едко.

— Тогда… тогда… помру, наверное, с голоду, — опустил голову Борис. — Или от жажды, если бы не нашел рядом пресной воды.

— Вот, а простолюдин сразу бы начал делать защиту от непогоды, от диких зверей. На корабль можно надеяться, но в свободное от насущных проблем время. И уверяю тебя, дорогой друг, что простолюдин прожил бы гораздо дольше тебя, вместе с твоей живицей, гонором и умением красиво толкать романтические речи!

Годунов почесал голову, а потом улыбнулся:

— Но всё равно смерть придет за обоими. И за мной, и за простолюдином! Тут уж что кому отмеряно судьбой!

Я улыбнулся в ответ. Рассказать бы ему про судьбу и про то, что мы делаем её сами. Про существ, которые обитают в космосе и ведут извечную борьбу за существование…

Но нет, пока не надо. Может быть когда-нибудь… Но точно не сейчас. Ещё не пришло время.

А мы как раз приблизились к аудитории «Предсказаний и пророчеств». Другие жильцы из нашей группы столпились возле плачущей госпожи Бесстужевой, которую в это время утешала её подруга.

— Не плачь, не плачь, найдётся твоё колье, — говорила Карамзина. — Может быть, куда-нибудь подевалось при уборке…

— Да куда оно могло подеваться? — всхлипнула Бесстужева. — Я уже всё обыскала. Везде заглянула.

— Может, горничная слямзила? А что? От этих засранок можно чего угодно ожидать, — проговорил Романов. — Пороть надо это отребье, чтобы неповадно было даже мысли о подобном допускать. Только пороть и никак иначе!

Я показал взглядом Годунову на Романова, мол, никого не напоминает? Годунов же просто сочувственно покивал. М-да, непрошибаемые ребята. Дети своих отцов…

— Я тоже думаю, что если холопов не пороть, то они слушаться перестанут. Вот у нас слуги ходят, как шелковые! Знают, чертово племя, что если что не так, то сразу в хлебало получат! — хвастливо заявил Бельский.

Большая часть моих однокурсников заулыбалась. Другие просто скривили губы, словно показывая своё согласие.

— Не буду же я Машу би-бить, — всхлипнула Екатерина Семёновна. — Это вы-выше моих сил!

— Зачем же вы тогда обучаетесь, Екатерина Семёновна? — холодно заметил Шуйский. — Если вы не будете бить своих, то вас и чужие бояться не будут!

— Но она у меня старенькая, и та-такая заботливая-а-а, — проревела Бесстужева. — Нет, это точно не она.

— А как давно пропало колье? — заинтересованно спросил Курбский.

— Я его видела неделю назад, а вчера… По-полезла достать сережки, открыла футляр, а там… пусто-о-о. Меня папенька за это колье убьёт! Это же память от матушки, я вообще не должна была его бра-а-ать…

— Екатерина Семёновна, — подал я голос. — А кто у вас в гостях за эту неделю был?

— Кроме того, кто спрашивает? — с ехидцей спросил Романов.

— У вас какие-то вопросы ко мне есть, Иван Петрович? — развернулся к нему всем корпусом.

Постарался, чтобы это выглядело мощно и внушительно.

— У меня? Это у вас был вопрос к госпоже Бесстужевой. У меня же просто уточнение. Может, я в поисках хочу помочь? — улыбнулся Романов.

— Вы? В поисках? Сколько же будет стоить ваша помощь? — мило улыбнулся я в ответ.

— Господа, может уже прекратите ссориться? Или делайте это в другом месте, — поморщилась Собакина.

Мы с Романовым смерили друг друга взглядами. Каждый постарался вложить в свой взгляд как можно больше яда. Нет, что ни говори, но сколько бы я не коммуниздил этого хлыща, он никак не уймётся. Давно бы пора было дать заднюю, но он никогда не упустит случая уколоть.

Может, сломать ему ногу? Чтобы хотя бы временно не приходил на учёбу?

Нет, вряд ли. У нас хорошие лекари, перелом за пару дней вылечат. А потом говна не оберешься. Снова дуэли, опять обиды, траты… Придется с этим повременить. Сломаю потом, как-нибудь…

— Простите, Марфа Васильевна, — кивнул я Собакиной. — Я был несдержан…

— Ой, а ведь у нас только вы с княжичем в гостях были, — удивленно распахнула глаза Карамзина. — Больше никого и не было. К косметологу и парикмахеру мы сами выезжали. Только вы с господином Годуновым… помогали нам подготовиться к урокам.

На последнем предложении она чуточку покраснела. Бесстужева же всхлипнула и тоже уставилась на меня.

— Екатерина Семёновна, клянусь честью — я никогда бы не опустился до кражи, — проговорил я. — Лучше сдохну голодным, чем возьму чужое!

— Ха! Если бы после таких клятв отпускали воров и убийц из зданий суда, то наши тюрьмы были бы пусты! — не смог удержаться Романов.

— Моя честь в первую очередь дорога для меня! — проговорил я. — И я своими словами попусту не разбрасываюсь!

Мы смерили друг друга презрительными взглядами. Меня так и подмывало сунуть ему в пятачину, чтобы хоть на пару минут сбить спесь с этого полудурка.

— А нам недавно стало известно, что вы испытываете в некотором роде финансовые затруднения, — поддержал друга Бельский.

— С каких это пор вас волнуют наши финансовые дела, княжич? — хмыкнул я в ответ.

— Я тоже слышал, что после смерти царя Василия Владимировича, а также после пропажи госпожи Оболенской, прекратился денежный поток в сторону господина Рюриковича и господина Годунова, — холодно заметил княжич Шуйский.

— Я уже поклялся честью, но если у кого-то есть сомнения в моей правдивости, или незамутненности чести, тот может с помощью оружия развеять свои подозрения, — отрезал я.

Мне оставалось только выпрямиться. Сейчас взгляды моих однокурсников были направлены точно на меня. Не на Годунова, а на меня. Однокурсники понимали, кто в нашей паре является верховодом.

— А нет никаких подозрений, — покачал головой Шуйский. — Есть только констатация факта.

Как-то так получилось, что мы одновременно шагнули друг к другу. Я даже успел подумать — не из-за этого ли у меня был холодок?

— Господа, господа! — вклинилась боярышня Собакина. — Не стоит сейчас разводить ссоры. Иван Васильевич, а вы почему-то уже второй раз повышаете голос.

— Не люблю, когда на меня возводят напраслину, — буркнул я в ответ.

— А никто и не возводит! Мы просто пытаемся разобраться в ситуации, — хмыкнул Шуйский. — И надеюсь, что виновный понесет наказание!

— А чего мы с вами тут кусаемся? — раздался весёлый голос Курбского. — Мы же с вами идем на «Предсказания и пророчества»? Вот давайте у Марины Алексеевны и спросим — кто украл колье? Или, что я тоже не исключаю, оно могло куда-нибудь затеряться?

— Хорошая мысль! Заодно и проверим — что из себя представляют эти самые пророчества и предсказания? — раздались веселые голоса. — Вдруг и в самом деле какая-нибудь сорока утащила блестящий предмет, а мы тут догадки разные строим?

На многих лицах появились улыбки. Висевшее в воздухе напряжение заметно спало. Как раз в это время открылась дверь аудитории, на пороге появилась наша преподавательница. Она блеснула на всех очками, а после произнесла:

— Заходите, господа. Я предвижу, что вы что-то хотите у меня спросить? Буду рада вам ответить на волнующие вопросы.