Рюрикович 3

Глава 3

Вот с какого хрена мне приходится постоянно бегать? Потому что бег полезен для здоровья?

Да вот фигушки! Когда я догоню этого любителя подглядывать, то у него здоровья заметно поубавится. Вряд ли это будет ему полезно. Как и его зубам…

Может, потому что я постоянно выступаю в роли охотника, а убегающие являются моими жертвами?

Тоже не вариант! Я не нанимался за ними гоняться — они сами выбирают эту роль! И я не испытываю от этого невероятного удовольствия!

Так почему же мне приходится носиться, как коню?

Потому что меня никак не могут оставить в покое! Постоянно чем-то хотят ущемить, унизить, ужалить. И поэтому приходится постоянно пребывать в погоне за состоянием покоя.

Как белка в колесе, которая надеется увидеть конец бегущей дорожки…

И сейчас эта здоровенная белка несётся по ночным улицам за не менее здоровенной крысой! Как метафора, а? У меня ещё много подобного бреда возникло в мыслях, когда я бежал и прыгал за ловкачом.

А он реально был хорош! Я не знаю, что за приспособления этот урюк использовал, но его крючки с леской помогали не только перелетать с дерева на дерево, но также взбираться по отвесным стенам и мчаться по скользким от дождя крышам!

Я со своей ведарской выучкой едва поспевал за мерзавцем. Он взлетал в воздух встревоженным голубем, падал быстрым ястребом, взмывал кузнечиком и нырял рыбкой. В общем, редкий козел!

Нет бы остановиться и дать сломать себе руку… Нет! Он легких путей не искал!

Если бы не мой удачно брошенный огненный шар, то и вовсе мог бы смыться! Мерзавец такой! Как будто не понимает, что мне после бурных занятий сексом так влом бежать сломя голову сквозь ночь!

Шар влепился в щиколотку шпиона. Его нога соскользнула с края забора и… Я не без удовлетворения увидел, как радостно колыхнулись заросли крапивы. Стремящиеся вверх зеленые заросли быстро разошлись в стороны, а потом сомкнулись. Послышалось глухое урчание, а потом из крапивы выскочил беглец.

К этому времени на моей руке вновь возник огненный шар. Он потрескивал, крутясь в воздухе.

— Только дёрнитесь и я не больше не буду добрым! Шаг влево, шаг вправо считается побегом! Прыжок на месте — провокация! Попёрдывать можно, но через раз! — отчеканил я.

— Да хорош, царевич! — пробурчал беглец. — Чего я тебе сдался-то?

Беглецом оказался мужчина лет двадцати пяти. Крепкий, широкоплечий, русоволосый. Короткая бородка накидывала ему ещё лет пять-семь, но молодые глаза выдавали истинный возраст. Одет в коричневую водолазку, чья ткань обрисовывала крутые мышцы, свободного кроя штаны и удобные кеды. На руках широкие браслеты, похожие нацеплены на икры.

— Чего сдался? Вообще-то вы подглядывали за мной! — возмутился я в ответ. — Вас кто подослал?

— А это тебе знать не положено! — выплюнул беглец и сделал попытку дернуться влево.

Тут же асфальт рядом с его ногой вспыхнул алым пламенем, осветив бородку и заставив беглеца отшатнуться. Я снова создал огненный шар:

— Вы меня заставляете нервничать! А когда я нервный, то могу совершить ошибку…

— Я наслышан, царевич, наслышан… — кивнул беглец, глядя на меня исподлобья. — А также наслышан, что зря не убиваешь… Когда Февраля ликвидировал, то почти никто из пацанов не пострадал.

— Не понимаю — о чем это вы, — хмыкнул я в ответ.

— Другого я и не ожидал! Скромен и велик. Так это… Может устроим махач? Если победишь, то я всё расскажу, а если я побежу… то есть, победю… В общем, ты понял!

— А давайте! Только быстро, чтобы не привлекать внимание полиции, — посмотрел я вдоль пустынной ночной улицы. — А то я всё-таки немного не одет — не хочется сверкать задницей посреди города.

— Во как? Ещё и о чувствах горожан беспокоишься? Ну ты и тип…

Одновременно с этими словами беглец выбросил вперёд руку. Из его браслетов выскочили пять или шесть крючков на леске. Они серебристыми рыбками блеснули под лучами фонарей, стремясь ко мне.

Я крутанулся, уходя с линии атаки, а потом выброшенным огненным лезвием рубанул по леске. Крючки тоненько зазвенели по бордюрному камню за спиной.

— Неплохо! Реакция на высоте, — поджал губы шпион.

— Так может не будем больше её испытывать? Чего зря нервные окончания теребить?

— Ну ещё разочек, а?

Я слышал, как крючки тихонько царапали бордюр. Зрение Тычимбы показало, что крючки разворачиваются за спиной. Они как будто бы наводились на мою пятую точку.

— Я больше не буду давать шанс! Магниты? Интересно, — покачал я головой. — Если ты…

Зрение показало, что крючки взлетели в воздух. Я упал плашмя на тротуар. «Серебристые рыбки» просвистели над головой. Перекатился и метнул огненное лезвие следом…

Росчерк меча всполохом пронзил ночь. Он вонзился в асфальт между ног беглеца, в считанных миллиметрах от левой стопы. Асфальтная крошка застучала по штанинам.

— В следующий раз я швырну чуть дальше. Но думаю, что вы ещё намерены сделать детей в будущем, — хмыкнул я, вскакивая на ноги. — И достаточно разумны, чтобы больше не испытывать судьбу.

Шпион быстро взглянул вниз и побледнел. Крючки втянулись в браслеты, а те снова стали монолитными, без единой щелочки.

— Прошу прощения, царевич, больше я не буду нарываться, — покачал головой шпион. — Вижу, что моща у вас в поряде…

— Я победил, или мне ещё какой фокус показать?

— Победил, победил, — поднял руки шпион.

Что-то в его словах было такое, что сразу понял — требуется окончательный толстый намёк на тонкие обстоятельства. Этот стервец снова попытается либо слинять, либо атаковать меня. Это требовалось однозначно пресечь! Я взмахнул рукой. Повинуясь моей живице, лезвие выскочило из земли и зависло возле паха шпиона.

— Мне ваши слова показались недостаточно убедительными! — с угрозой произнес я.

— Ваше царское Высочество! Я приношу свои извинения и признаю вас победителем! — тут же поднялся на цыпочки шпион. — Я расскажу всё, что знаю…

Переход с «ты» на «вы» уже кое-что значил. Похоже, что жар между ног пронял стервеца! Он понял, что я не шучу.

— Вот и хорошо, — кивнул я. — Тогда я весь в предвкушении! Настало время увлекательных историй!

— Может, вы уберете свой меч? — шпион показал пальцем вниз.

— Может и уберу, — пожал я плечами, после чего шевельнул пальцами. — Но учтите — одно неловкое движение и этот меч окажется у вас между лопаток!

Огненное лезвие проплыло и застыло как раз за спиной шпиона, опасно покачиваясь в воздухе. Не буду же я говорить, что он удерживался при помощи Тычимбы. Пусть пока думает, что это я могу творить такое неприятное колдовство.

Однако, шпион не то чтобы сильно испугался. По крайней мере, он спокойно отошел к краю дороги и примостился на стоящей во дворе скамейке. На потрескивающий за спиной меч он как бы обращал внимание, но не больше, чем на назойливую муху. Вроде бы и есть, но если не получается избавиться, то пусть будет.

— Вот везёт всё-таки вам, обладающим Даром. Можете творить подобные вещи. Эх, если бы я обладал хотя бы толикой такого… Ммм, каких бы тогда дел смог натворить… Сколько бы тогда сумочек смог обнести… — мечтательно произнес шпион.

— И попасться на мелочи? — хмыкнул я, присаживаясь рядом и стараясь не обращать внимание на холодные доски скамьи. — Мелко мыслите, господин шпион.

— Так нам не судьба царские размахи иметь. Судьбой суждено под подошвами знатных персон суетиться, — горько усмехнулся шпион.

— На жалость будете давить? Говорить о судьбе горемычной, сиротской доле и вообще?

— Не буду, — покачал головой шпион. — Знаю, что вы тоже не золотых тарелок икрой шампанское заедали. Знаете, как живет обычный люд и чем промышляет.

— Знаю, — кивнул я в ответ. — Но, философские размышления о социальном неравенстве оставим до лучших времён, когда задницу не будет покрывать иней. Вернемся к нашим баранам. Кто вы? Кем посланы и с какой целью?

— Кто я? Ну, имя моё не столько, чтобы было известное рядом с вами. Звать Ермак Тимофеевич. Фамилии не имею, но прозвище Токмак. Оно вместо фамилии пойдёт? Оно же как… У вас, у богатеев фамилии есть, а у простонародья да нищебродья порой и фамилии не найдётся. А уж тем более для детдомовских сирот…

— Опять за сиротскую судьбинушку? Не стоит, всё равно не пожалею. Жалелку давно и с корнем вырвали… Как вы сказали прозвище ваше? Токмак? — поднял я бровь.

— Ага, колотушка, — пояснил Ермак Тимофеевич. — Упрямый я очень, оттого так и прозвали.

Ну, что упрямый и своевольный я уже успел заметить. И ведь ни грамма страха в серых глазах. За спиной меч плавает, одно движение и он труп, а вот поди же ты… В самом деле — токмак и есть!

— А по чьему наущению посланы, Ермак Тимофеевич?

Тот посмотрел на меня с усмешкой. Я покачал головой:

— Не стоит пытаться дергаться — меч будет быстрее.

— Да я и не дергаюсь. Мысля шальная залетела в буйную головушку — вот её сейчас и душу, заразу такую.

— Мне повторить вопрос?

— Не надо, я и с первого раза всё расслышал. Заказал меня ваш одноклассник, Михаил Павлович Дворжецкий. Знаете же такого?

Как не знать. Невысокого роста, худощавый, с родинкой на правой щеке и быстрыми глазами. Последнее время всё больше якшается с Романовым и Бельским. Может быть, они его и надоумили нанять Ермака, но… У Дворжецкого своя голова на плечах, и он в неё не только есть должен, но также и мысли всякие запускать. Пусть и шальные, как у Ермака, но всё же мысли.

— Что же он тебе наказал? Видео сделать? Так я же сейчас его и уничтожить могу, — хмыкнул я.

— Нет, видеозапись запустить. В общем, были вы, Ваше Царское Высочество, в самом что ни на есть прямом эфире. Правда, смотрел вас всего лишь один человек, но он мог вести запись, я за него ручаться не буду… Вот камера, отдаю всё честь по чести. Сейчас она не ведёт запись. Я при побеге выключил, чтобы настройки не сбивать.

Ермак вытащил из внутреннего кармана небольшую плоскую коробочку со стеклянным глазком на ребре. Отдал мне. Я открыл, в самом деле сейчас запись не велась, а сохранения наших сексуальных утех не было. На всякий случай запустил очистку памяти, а потом подумал — отдавать камеру или нет?

Если запись передавалась Дворжецкому, то он наверняка её сохранил. Что же, это повод наведаться к нему. Но также в голове мелькнула мысль о мести. Такой мести, чтобы неповадно было в будущем на царевича зуб точить… И тут мне камера могла пригодиться.

Но это в будущем, а пока что надо решить вопрос с Ермаком. Не зря же я почти голый пробежал по холодку!

— М-да-а-а, неприятно то, что вы сказали, — вздохнул я и взглянул на шпиона. — Ну что же, дело плохо, но ещё хуже, что я пока не знаю, как с вами поступить. Значит, есть проникновение на частную территорию, несанкционированная съёмка, нападение на особу царских кровей… Тюрьма вам светит, многоуважаемый Токмак. А может даже каторга… Или вообще казнь. Как решать будем? Надеюсь, вы поняли, что на жалость давить не стоит — только ещё больше разозлите?

Ермак смотрел на меня открыто, не опуская глаз. Вот же наглец, а? Дерзкий, резкий, как понос, и не сгибаемый. Как будто и не боялся, что сейчас его жизнь может прерваться.

— Ваше Царское Высочество, я сам из клана Ночных Ножей, — наконец произнес он. — А что касается нашего предводителя…

— Кудеяра? — на всякий случай выказал я свою осведомлённость.

Ну да, Ночных Ножей кто-то крышевал очень властный, если клан до сих пор существовал и даже наводил страх на разные регионы. По велению сверху выпускались из тюрем душегубцы, убийцы, висельники. Нет, самых отъявленных отморозков казнили, конечно, но вот тех, кто мог пригодиться, выпускали на волю. Может быть, даже поэтому с Ночными Ножами не хотели связываться судьи, а также надзиратели. Всё-таки и у первых и у вторых есть семьи, за которых придется волноваться, если что выйдет не так.

— Да-да, Кудеяра, — кивнул Ермак. — Так вот, что касается Кудеяра, то ведь никто никогда его не видел. Только слух идёт, что он во власти одна из самых больших шишек. И что тоже отчасти служит на благо Отечества, хоть и со стороны ночи.

— Позволяет грабить и убивать? — хмыкнул я в ответ. — Или это вы так хотите тему перевести?

— Нет-нет, я никакую тему не перевожу, — покачал Ермак головой. — Только это… В общем, если Кудеяр прижился у кормушки, то и я хочу также. Хочу служить вам, Ваше Царское Высочество! Я нутром чую, что вы трон займёте, а я уж как-нибудь рядышком приткнусь.

— А ты не охренел? — вырвалось у меня.

— Ну вот, это по-нашенскому, а то всё «вы» да «вы», словно я какая барышня кисейная, — расплылся в улыбке Ермак. — Так что, возьмёте на службу? А уж я не подведу!

— Так же, как Дворжецкого? — склонил я голову набок.

— Ну нет, Дворжецкий что? Он всего лишь мальчишка, за которого отцовы деньги всё решают. А вот вы персона помощнее будете. Чую, что на дела великие вы способны, а мне рядом с таким человеком вообще не зазорно будет встать. А то ведь… как вы сказали? Мелко мыслю? Могу на мелочи попасться? Вот и не хочу за мелочь пулю словить. Мне лучше за какое великое дело свою голову подставить!

— Врёте же, Ермак Тимофеевич?

— Вот зуб даю, Иван Васильевич! — щелкнул себя ногтем по зубу Токмак. — Я вашим личным телохранителем буду. А то чего это — другие себе набирают охрану, а у вас и порядочного защитника нет.

— Так я и сам вроде как могу, — я кивнул на парящий за спиной Токмака меч.

— Знаю, что можете, — чуть погрустнел Ермак. — Но тем не менее… Я если что могу от вас всяких непрошенных гостей отвадить, а заодно объяснить всему ночному миру Белоозера, что вас точно трогать не стоит.

— Эх, если бы вы просто ко мне днём пришли, да всё как на духу выложили, — вздохнул я. — Тогда, может быть, я бы и подумал.

— Не мог я, — покачал головой Ермак. — Ночные Ножи бы тогда не отпустили. Моё задание было Последним Приказом, чтобы выйти из их рядов. Иначе бы и не смог уйти.

Так вот почему он всё рассказал и сдал заказчика. Это было его последнее задание. Ладно хоть такое, без жертв. Мне приходилось слышать, как те, кто уходил из Ночных Ножей, должны были совершить Последний Приказ. И порой этот приказ был последним в полном смысле этого слова — уходящий попадался и его убивали.

— Но это всё слова. Как я могу вам поверить? — спросил я Ермака.

— Могу дать Клятву Боли! — поднял голос Ермак. — Вот прямо сейчас и дам!

Он резко развернулся и схватился за горящее лезвие меча рукой. От неожиданности Тычимба дернул оружие на Ермака. Однако, цепкие пальцы держали крепко и не дали лезвию продвинуться дальше и вонзиться в широкую грудь.

Правда, я услышал скрежет, как будто старый меч с трудом выходил из ножен, продираясь сквозь накипь ржавчины. И ведь Ермак ничуть не скривился от боли, хотя лезвие было достаточно острым. Да ещё и нагрето пламенем…

— Даю Клятву Боли, что никогда не предам царевича Ивана Васильевича Рюриковича! Всегда буду служить ему верой и правдой! Всегда буду рядом в трудную минуту и всегда буду защищать его до последней капли крови!

После этих пафосных речей он отпустил меч. Тычимба неуверенно покачнул им в воздухе, едва не выронив. Ермак же убрал руки в карманы, как будто там были кубики льда, чтобы утихомирить боль. Я смог разобрать еле слышный шелест. Короткий и быстрый. И он шел явно не от одежды.

— Снова ваши устройства? — спросил я.

— Они, родимые, — кивнул Ермак, после чего улыбнулся и показал ладони.

На мозолистой коже не было и следа от ожогов. Зато через мгновение выдвинулись тонкие узкие пластинки, которые удобно устроились на внутренней поверхности ладони. Они даже имели сочленения в местах сгиба пальцев. А заканчивались все острыми навершиями, которые темнели даже при фонарном свете.

— Яд?

— Парализующий, — пожал плечами Ермак. — Я же не убийца какой. Но на случай опасности имеется и не только парализующий. Не надо так смотреть — времена сейчас очень неспокойные.

— И сами всё придумали? — показал я на браслеты.

— Да, люблю механикой заниматься.

— Ну что же, думаю, что такие люди могут пригодиться. Вы приняты, Ермак Тимофеевич! Оплаты хорошей не обещаю, но вот приключений будет до самой макушки, а может и выше. По рукам?

— По рукам, Иван Васильевич! — протянул руку Токмак.

— А в бубен? — спросил я, показывая глазами на острия пластинок.

— Пардоньте, от счастья по мозгам шибануло, — нимало не смущаясь, ответил Ермак.

После убирания пластинок мы скрепили наш устный договор крепким мужским рукопожатием