Рыжий и черный

Глава 42 День пятый. Кусочек счастья

Шум на площади Воротничков затихал: все новые и новые отряды полицейских уходили в катакомбы — Ноа открыла множество входов в подземелья чуть ниже по склонам. В штольнях кера Клемента еще никогда не было столь многолюдно. Каеде пообещал, что разбредаться по всем катакомбам и тем более спускаться на нижние ярусы никто из горожан не будет. Он, с разрешения принца, активно принялся помогать полицейским. Анри в качестве временного жилья для женщин и детей предложил пустующие казармы на левом берегу Ривеноук за линией Меца.

Грегори прощался с Элизабет, обнимая при всех и что-то ласково шепча ей. Лизи была бледная и усталая, но как она светилась от счастья! Грегори на памяти Андре еще никогда не был настолько умиротворен. Или вымотан происходящим и потому легко переносил и не возмущался выходкам Лиз? Андре понимала — та переоценила свои силы, помогая сегодня ночью, но Грегори ничего ей не высказывал, хоть даже у Андре вертелись на языке несколько нехороших слов. Впрочем, он и самой Андре ничего не высказал по поводу эскапады с пламенем, только признался, что очень испугался за неё. Андре посматривала на брата и Лиз и не могла сдержать улыбки — ему повезло в этой жизни. Под грозным взглядом сержанта Алистера Арбогаста констебли сдерживались от смешков и свиста — обычной их реакции на подобные нежности. Паромобиль, приехавший от танцевального зала и терпеливо ждавший чету Блеков все это время, уже стоял под парами.

Андре вздохнула и отвела взгляд от брата — хватит греться в чужом счастье, ей есть с чем разбираться самой: она поискала глазами Анри и целеустремленно направилась к нему. Брендон безропотно следовал за неё тенью нахохлившегося ворона. Края его пледа, как крылья, хлопали на ветру. Безрассудство, проявленное им в пламени, уже улеглось, и что он опять себе надумал — он в этом был мастер, — Андре не знала. Нерисса Идо бросала на колдуна косые взгляды, явно возмущенная его неподобающим видом, и окружающие легко посмеивались над Броком — эту крепость ему придется осаждать долго и упорно, с его-то тягой к эпатажу.

Андре мягко сказала, замирая перед принцем — его охрана легко разошлась в стороны, чтобы не мешать:

— Я, кажется, не поблагодарила тебя.

Принц улыбнулся кончиками губ, чуть наклонил голову на бок, отчего стал выглядеть со своей вечно приподнятой бровью еще более иронично и привлекательно, чего уж скрывать — его не портила ни лысина, ни шрам:

— Поблагодарила, я точно помню. Я не только настырен, предприимчив и нагл, но и обладаю хорошей памятью.

Брендон, пристроившись за спиной Андре, не сдержал смешок. Анри проигнорировал его, хоть мог и возмутиться — Андре в который раз убедилась, что королевской спеси в нем нет. Она солнечно улыбнулась и прикоснулась к руке Анри:

— Тогда ты помнишь, что я твой механик в гонке Трех океанов. И позволь тебе представить Брендона Кита.

Взгляд Анри переместился за спину Андре. Принц приветливо кивнул Брендону — тот вышел из-за спины девушки, вставая с ней рядом:

— Приятно познакомиться, нер…

— Кер, — педантично поправил его Брендон. Анри был обладателем еще одной добродетели — терпением, хотя бы внешним:

— Кер Кит. Я ваш должник — вы вывели Андре из пламени.

Брендон снова поправил его:

— Это она вывела меня из пламени.

Андре вмешалась, перебивая их — ей сейчас хотелось одного: просто оказаться дома, хотя бы и в гостиничном номере — она очень устала и, чего скрывать, откровенно перетрусила в горящих трущобах:

— Анри, я лишь хотела спросить: на Леви во время гонки найдется место для… — Она нахмурилась — возможности Брендона она представляла слабо: — для доктора?

Анри согласно кивнул:

— Конечно, если у Кита есть лицензия.

Тот замер, не понимая, при чем тут он:

— Простите, воскрешать мертвых — запросто. Лечить живых — не очень. Убивать, чтобы потом возвращать к жизни — так себе медицинская практика.

Андре не собиралась сдаваться:

— Тогда… Коком?

Анри уже с интересом посматривал на Брендона. Тот снова отказался от «чести» служить на Леви:

— Я отвратительно готовлю.

Андре прищурилась — отступать она не собиралась: да, плавание на Леви совсем гипотетическое и, возможно, оно никогда не состоится, но вытащить Брендона из-под колючей шкуры хотелось здесь и сейчас. Он должен понять, что нужен и не только ей. Или она не права и зря настаивает? Ему там под шкурой хорошо и удобно. Она знала свой грех — не умела останавливаться. Может, Брендону стоит оттаивать самому или рядом с совсем другой девушкой. Её-то ждет война — она понимала, что после сборки голема, если она будет удачной, она поедет на испытания на Вернийско-Ондурский фронт. Возвращение оттуда ей никто не обещал — там прикрытия Каеде не будет. Андре сделала последнюю попытку, давая себе зарок, что больше не будет кошмарить Брендона:

— Эм… Матросом?

— Не имею такой квалификации, — не сдавался тот.

Анри веско сказал, приходя на помощь Андре:

— Юнгой. Тут вы возразить не сможете. — Он заметил, как полыхнули алым руны на лице Брендона, и добавил: — Юнгой — в смысле младшим матросом, а не в плане возраста.

— Откажусь.

Андре подавила рвущиеся из неё слова — тут и сейчас она сделала все, что могла. Дальше уже некуда. Больше она ничего не может сделать.

Брендон вздохнул и все же признался:

— Изначально я кузнец. Рунный. Так что от приглашения на Леви не откажусь.

Андре, оживая, радостно заметила:

— А штурманом Грегори попросим, если он к тому времени не обзаведется дикими количеством детей, которые не пустят его в плавание. И, Анри, прошу прощения, но нам пора: Грегори уже проводил Лиз до паромобиля, а мне нужно быстрее бежать, пока один рыжий демон не вспомнил обо мне и не наградил какой-нибудь пакостью.

Она взяла Брендона за руку и уверенно потянула за собой под задумчивым взглядом Анри — кажется, тот решил, что шанс у него еще есть. Брендон не сопротивлялся, только заметил на ходу:

— Я полагал, что пакостью от рыжего демона стал я.

Андре рассмеялась, поворачиваясь к Брендону и осматривая его с головы до ног: грязного, чуть мокрого, нахохлившегося, немного пролеченного от поверхностных ожогов и, наверное, все же нужного здесь и сейчас:

— Ты не пакость, ты ужас какая прелесть — я помню, ты кокет.

— Не кокет, — поправил её Брендон. — Испуганный иглобраз.

Он остановился, заставляя и Андре замирать, притянул её к себе, ладонями обнял за лицо и осторожно поцеловал. Его губы были шершавые и сухие, впрочем, Андре полагала, что она ничуть не лучше. Их дыхание смешалось, становясь общим, и Андре крепко обхватила руками Брендона за плечи. Плед трепетал на ветру и рвался в полет. Кто-то неугомонно свистнул за спиной, и тут же раскрасился алым эфиром временного проклятья. Пару дней на любовном фронте тому ничего не светило. Брендон был мстительным.

Оторвавшись от Андре на миг, Брендон твердо сказал, смотря ей прямо в глаза:

— Это не из-за принца. Не потому, что он смотрит. Не потому, что смотрят другие. Не веришь — спроси Викторию Ренар, она подтвердит, что дело не в принце и не в ревности.

— Зачем мне чужие слова? Я верю тебе. Готовься утром к серьезному разговору — Грег все видел.

— Я готов к его недовольству…

Она рассмеялась:

— Дурашка… Он будет тебя отговаривать. Я ужасна и непостоянна, докаписта и не умею останавливаться.

Он взял её за руку и повел к паромобилю:

— Возможно, иная и не достучалась бы до меня.

Паромобиль предательски быстро доставил их к гостинице. Элизабет перестала храбриться, в тепле паромобиля потеряв последние силы, и Брендон, сказав водителю, что до инквизиции доберется сам, подхватил Элизабет на руки и отнес её в номер — в номер Грега, укладывая её на кровать. Андре сунула Брендону ключ от своего номера:

— Прими душ, пока я помогаю Лиз лечь спать.

— Я могу…

Андре грозно сверкнула глазами:

— Руны смазались, я боюсь представить последствия этого. Будь добр — смой их, тем более что в трех рунных цепях я безумно ошиблась. И покопайся в моих вещах — там есть пара подходящих свитеров. Поверь, от меня не убудет.

Брендон вышел молча — Андре оставалось надеяться, что он не сбежит, не дождавшись её. В любом случае, что-то изменить она не могла. Она могла согреть, но держать возле себя — у неё нет такого права.

Лиз попыталась возмутиться, что справится сама, но Андре была неумолима:

— Еще одна не умеющая принимать помощь… Пепел опасен, так что я помогу тебе принять ванну, потом уложу спать. Возражения не принимаются. И к Мюраю, и его воспитательными подходами апеллировать не надо, Лиззи.

Она помогла снять шикарное вечернее платье, которое теперь оставалось только выбросить, и расшнуровала корсет. Пока Лиз занималась прической и украшениями, Андре сделала ванну и долго отмывала с ослабевшей Лиз пепел. Потом, закутав её в полотенце, довела до кровати — рано Грег забрал Лиз из госпиталя, она храбрилась конечно, но была сейчас слабее котенка.

Укрыв одеялом уже почти спящую Лиз, она тихонько вышла из номера и замерла перед дверью своего. Боясь обнаружить пустоту — из номера не доносилось ни звука, она все же решительно открыла дверь.

Брендон при свете одинокой лампы на столе задумчиво рассматривал пару свитеров — в одной его руке висел белый, в другой розовый. И какой больше возмущал Брендона, Андре так и не поняла.

Мужчина уже помылся. Короткие волосы были мокрыми, с них тихонько капала на полотенце на плечах вода. Нарисованные руны на груди смылись не до конца, но теперь за них не было страшно — такие уже не активируются. Штаны он привел в порядок не иначе как магией — они были рваные, но отчаянно чистые.

Андре закрыла дверь на ключ и уверенно шагнула к мужчине:

— Брендон…

Он вскинулся и решительно выбрал белый свитер, бросая розовый на стул:

— Я уже ухожу, Андре.

— А зачем уходить?

Он не нашелся, что сказать. Андре сама подошла и поцеловала его. Он смог втянуть колючки и не отпрянул, жалея об одном, что у них с Андре так мало времени: всего пара дней до его отъезда. Он постарается превратить их в праздник.

Брок, провожаемый напутствием Грега, что может не возвращаться, проводил нериссу Идо до дома. Через ставни первого этажа пробивался свет — её тут ждали и беспокоились. Впрочем, тут весь квартал не спал — шутка ли такой пожар!

— Нерисса Идо…

Она замерла, положив руку на ручку двери и не открывая её:

— Можно обращаться по имени…

Брок грустно улыбнулся, вспоминая её возмущенный взгляд, брошенный на Брендона в пледе. Знала бы она, что вытворял сам Брок, случайно, но вытворял же:

— Шарлотта, спасибо за разрешение. Я бы очень хотел быть вашим другом, но понимаю, что у вас свои сложившиеся взгляды о допустимом и недопустимом. Я часто шокировал…

Она мягко перебила его, рассматривая его исподлобья — серьезный, даже грозный взгляд:

— Я читала газеты с заметками и про подвал Особого отдела, и про вашу ночную пробежку…

Брок понятливо кивнул, поправляя налетевшую на лоб шляпу:

— Что ж, в чем-то вы правы, в чем-то я заслужил ваше негодование, как и Брендон.

— Брендон? А при чем тут он? — Идо задумчиво смотрела на него, и от её взгляда хотелось стать лучше и спокойнее, рассудительнее и респектабельнее.

— Вы смотрели на него так негодующе, Шарлотта.

Она горячечно сказала:

— Естественно, я негодовала — он так наплевательски относится к своему здоровью! Это… Недопустимо, если честно. А окружающие ему потакали, как и леру Хейгу! Тот даже отказался признавать себя пострадавшим.

Брок тихо рассмеялся:

— Значит…

Она спокойно сказала:

— Не судите и не будете судимы. Не оценивайте чужие чувства по себе, умейте спрашивать, если что-то не понимаете. — Она задумалась и добавила: — впрочем, я тоже неправа — надо было настоять на отправке кера Кита и лера Хейга в госпиталь.

— Шарлотта… — Брок не успел ничего сказать, дверь открылась сама — на пороге стояла возмущенная Ирма:

— Все, все, хватит тут целова… — она обвела взглядом подпаленного Брока, посмотрела на Идо, замечая, что лиловому вечернему платью пришлось несладко, и фыркнула: — Мюрай, вернув нериссу в таком неподобающем, потрепанном виде, каждый настоящий лер просто обязан срочно жениться.

Идо очаровательно покраснела, а Брок ничего не успел ответить — Ирма продолжила выговаривать:

— Вы знаете, который час? Уже давно пора спать! Нерисса Идо, пойдемте, а ты… Вы… Мюрай… — она скривилась и пробормотала: — в комнате Вилли есть свободная кровать — перекантуешься тут до утра. Не хочется потом переться на опознание твоего трупа — по ночам тут пилотками не рады. Входите в дом, нечего его выстужать.

Ноа в длинной фланелевой ночной рубашке, доказывавшей, что удрала она от нериссы Эйр в тайне, радостно прыгала по Эвану, точнее по его животу:

— Доброе-доброе утро!

Остужать её энтузиазм возмущением не хотелось, и Эван, садясь в кровати, просто прижал её к себе:

— И тебе доброе утро!

Солнце за окнами еще не встало, хоть в камине уже плясал огонь. Где-то на кухне уже во всю готовили еду. Джон старательно гладил газету. Поттер в своем кабинете проверял меню на день. Николас уже покинул дом, а леры-детективы только готовились к этому. Эван, проверив снова доступным ему эфиром дом, остался доволен — все было, как обычно. Все было хорошо, жаль только спать хотелось ужасающе, но для этого придумали душ и кофе.

Ноа свернулась удобным комочком на его коленях — Вики, тоже проснувшаяся, рукой позвала к себе замершую в дверях Полин:

— Иди-ка сюда…

Та тут же устроилась на её коленях, прижимаясь к груди. Вики чувствовала, как под её руками быстро бьется легкое, как птичье, сердце девочки. Теперь можно не бояться, что Полин навсегда, на вечность останется ребенком…

Эван заинтересованно спросил у Ноа:

— И что же такого важного случилось, что ты так рано встала?

Ноа хитро заглянула ему в глаза:

— Яблоко — это фрукт?

— Несомненно, Ноа.

Она поделилась с ним планами на день — глаза её при этом откровенно смеялись:

— Мы сегодня идем с Полли на ярмарку. Покупать уточек.

— И во сколько же вы запланировали это?

— В полдень. Раз яблоко — фрукт, то яблоки в карамели разрешены.

Эван возразил:

— А вот это не одно и тоже!

Ноа притворно хлопнула ресницами:

— Но, папа, ты разрешил яблоки! Это нечестно.

— Нечестно так обходить запрет, Ноа.

Она выпрямилась и заглянула ему в глаза, ладошками хватая за лицо:

— Клубника — фрукт?

— Ягода, — поправил её Эван.

— И значит, нельзя? — в её голосе притворно клокотали слезы.

— Это значит — можно. Клубнику можно.

— И молоко можно?

— И молоко.

— И сливки?

— И сливки, — согласится Эван, еще не понимая, куда она клонит. Вики тоже не понимала, а Полин, соучастница заговора, молчала, ожидая ответ.

— И лед не под запретом? — коварно уточнила Ноа.

Эван рассмеялся — Ноа была упорна в попытках найти лазейку в наказании:

— Мороженое — под запретом.

Она скуксилась:

— Ну хоть яблоко разрешииии…

Эван сдался, понимая, что Ноа в её прошлой жизни пришлось нелегко:

— Только из-за ярмарки. Яблоки в карамели можно, но больше не нарушать запрет, Ноа!

Она радостно вырвалась из его объятий:

— Полли, помчались будить нериссу Эйр! Нас ждет ярмарка, яблоки в карамели и уточки!

Когда черный ураган, тащивший за собой радостную Полин, скрылся из спальни, Эван встал:

— Надо будет распорядиться Поттеру, чтобы выделил деньги нериссе Эйр на прогулку.

Вики, зевая и потягиваясь в кровати, сказала:

— И поднять ей жалование. Раза так в три.

Эван, стаскивая так предусмотрительно надетую по утру ночную сорочку и направляясь в душ, заметил уже в дверях уборной:

— И предупредить, что уточки имелись в виду резиновые, а не живые. — Он не стал закрывать дверь, чтобы можно было продолжать разговор.

Вики вздрогнула:

— Ты думаешь, она попытается притащить живых?

Эван, включая воду, встал под горячие тугие струи:

— Я бы точно попытался.

— Вот такого я от тебя не ожидала совсем…

Он принялся намыливаться:

— Всем свойственно ошибаться, — и кого он имел при этом в виду: себя или Вик, — было неясно.

— Придется нанимать гувернантку построже, чтобы воспитать Ноа.

Эван вынырнул из струй:

— С пучком розог в руках?

Вики обиженно посмотрела на мужа, и тот предложил новый вариант:

— С такой суровой, чопорной маской на лице, от которой киснет все молоко в округе?

— Эван! — не выдержала Вики.

Он вышел из-под душа, принимаясь энергично растирать кожу полотенцем. Она тут же краснела, особенно многочисленные шрамы, о происхождении которых Эван никогда не рассказывал Вик.

— Я бы её вообще не воспитывал, — признался неожиданно он. — Ноа — прелесть, которая просто обязана обрушиться небесной карой на одного зарвавшегося лиса. Да, он дал каждому щедрые дары, но ни единая минута беспокойства Грега и Брока за жизнь Элизабет того не стоит. Ни одна минута переживаний Лео о грозящей ему каторге того не стоит. Каеде заслужил Ноа, такую, какая она есть.

Вик вздохнула и тоже направилась в душ — Эван, натянувший на себя приготовленное Джоном с вечера чистое нижнее белье, принялся чистить зубы:

— Ты заметил, что Каеде сказал: Ноа заслужила спокойное детство?

— Угу… — только и выдавил из себя Эван — его рот был полон зубного порошка.

Вик мрачно сказала, на миг выныривая из теплых струй душа:

— Ноа вырастет и станет обратно лоа. Она заслужила детство, а не жизнь.

Эван закончил с чисткой зубов и замер с полотенцем для Вик в руках:

— Вот поэтому я и сказал, что Ноа воспитывать не нужно. Пусть потом радостно портит жизнь Каеде. Луна без сладкого для него слишком слабое наказание.

Вик вышла из душа и замерла в объятьях Эвана. Он тихо спросил её, прижимая к себе:

— Планы на день?

— Прижать к стене нера Чандлера.

— Глобально!

— Боюсь, неосуществимо…