Рыба моей мечты!

15. Рита

— Как это тю-тю? — возмутился я, — зачем вообще было их с меня снимать?

— Ты был без сознания, — сказала русалка, — и я не могла привести тебя в чувство. Лежать на камнях в мокрой одежде, в тёмном и влажном помещении, это плохая идея даже для здорового человека. Ты бы мог схватить воспаление лёгких, например. Поэтому я тебя раздела, высушила твою одежду на солнце и одела обратно. А трусы, в процессе всего этого, куда-то тю-тю! Поверь, это не специально, они, правда, потерялись.

— Спасибо! — смутился я, — наверное, нелегко было меня таскать, ворочать, переодевать.

— Нелегко, — согласилась русалка, — но приятно.

И она снова широко улыбнулась. Она вообще была очень жизнерадостной. Я, разговаривая с ней, всё время старался, чтобы взгляд не соскальзывал на грудь, но получалось плохо. Она же либо не обращала на это внимания, либо делала вид, что не обращает.

— А чего приятного-то, возиться с бесчувственным телом? — спросил я, усиленно стараясь смотреть ей в глаза.

— Можешь смотреть на мою грудь, мне не жалко… даже приятно, — расплылась в обаятельной улыбке русалка, — не мучайся.

— Хорошо, — сказал я, и уже спокойно взглянул ей на грудь.

Удивительное дело, но когда я перестал бороться с собой, то несмотреть на её грудь стало значительно проще. Мне заметно полегчало, потому что до этого момента ситуация была гораздо более неловкой.

— А насчёт бесчувственного тела… то, как бы это сказать… у меня острая нехватка тактильных ощущений, — слегка сомневаясь, стоит ли об этом говорить, всё же смущаясь, произнесла она, — из-за моего внешнего вида. Сам понимаешь, общаться с людьми мне довольно сложно. Ты первый, после очень большого перерыва… не считая Водяного, конечно, но это совсем другое. И там прикосновения сводились к избиениям в основном…

— Он тебя бил? — удивился я, — но зачем?

— Хотел подчинить меня себе, чтобы я работала на него, — сказала русалка, — но ничего не получалось. Я так понимаю, что он пытался сделать это при помощи гипноза или чего-то подобного, но со мной это не сработало. Не знаю почему, но у него не получалось, и он очень бесился из-за этого. Ему уж очень хотелось, чтобы я была его глазами и руками в акватории Москва реки.

— А ты не знаешь, почему его самого называют Водяным? — спросил я.

— Он частично, как я, — сказала русалка, — только не изменённый. Он остался в человеческом облике, но жабры у него есть. И плавает хорошо. В общем, что-то среднее, между мной и тобой.

— А у тебя есть жабры? — удивился я.

— Ага! — почему-то обрадовалась она, и махнула рукой куда-то себе за спину, — у меня двойная система дыхания, если можно так выразиться. Я не учёный, конечно, но сама это именно так понимаю.

— Но если он и сам чувствует себя как рыба в воде… извини, — я не был уверен, корректно ли так говорить при русалке.

— Нормально, я же, в самом деле, наполовину рыба, — обрадовалась она.

— Так если он сам как рыба в воде, зачем ему тогда ты нужна была? — удивился я.

— Зачем делать что-то самому, если можно заставить делать это кого-то другого? — сказала русалка.

— Логично! — кивнул я, — меня Алик зовут.

— Рита! — она протянула мне руку.

— Маргарита? — уточнил я.

— Да, но обычно меня всегда называли Рита… в прошлой, дорусалочьей жизни, — слегка загрустила она, наверное, впервые за всё время нашего разговора.

Я немного помолчал, собираясь с мыслями. Она терпеливо ждала, видя, что я формулирую что-то и подбираю подходящие слова.

— Послушай, Рита, — наконец решился я, — если этот вопрос будет не очень… как бы это сказать… этичным, что ли? Ты можешь не отвечать, так и скажи, что не хочу об этом говорить. Идёт?

— Идёт! — сказала Рита, и в её глазах зажёгся огонёк интереса.

— А как ты стала русалкой, можешь рассказать? Просто некоторые люди изменились очень сильно, иногда до неузнаваемости. Некоторые изменились, но не внешне. Ты где-то в середине. У тебя и внешние изменения очень существенные, но в то же время ты человек, вне всяких сомнений. Тебя кто-то заколдовал? — спросил я.

— Никогда не думала об этом в таком ключе! — озадачилась Рита, — но думаю, что нет. У меня всегда была тяга к воде. Я плаванием профессионально занималась. Вода, это моя стихия… так я думала раньше. Когда случился магопокалипсис, я долгое время думала, что у меня нет ни дара, ни способностей к магии. А потом вдруг меня стало непреодолимо тянуть на берег Москва реки. И это была уже не та тяга, как раньше. Эта была какая-то болезненная, и с ней было невозможно бороться. Пару раз я не выдерживала и прыгала в воду. Но каждый раз выбиралась и возвращалась домой. Я даже стала бояться воды, потому что не могла понять, что со мной происходит. А этот зов, эта тяга становились всё сильнее и сильнее. Как-то раз я не смогла сопротивляться, долго бежала, пока не оказалась на набережной, и прямо оттуда сиганула в воду. Там быстро разделась и поплыла. Следующий месяц у меня как в тумане. Я всё время плавала, когда уставала, находила укромные места, чтобы вздремнуть, и снова плавала. Я сама себя толком не осознавала. А когда очнулась, у меня уже был этот хвост. Я была в невероятном шоке! Плакала, пыталась выбраться на берег… утонуть даже пыталась, что совсем уж глупо было. В итоге постепенно прошла все стадии вплоть до принятия. Было естественно отрицание, потом гнев, торг, мощнейшая депрессия и, в конце концов, принятие. Я приняла себя такой, какая есть и свою новую судьбу. Жить в воде не так уж плохо. Когда плывёшь быстро-быстро, можно испытывать настоящее счастье! Но есть большая проблема…

— Отсутствие социума? — попытался угадать я.

— Можно и так сказать. Можно проще. Одиночество! Мне так одиноко, что иногда просто разрывает изнутри. За всё время я общалась, хорошо если с парой человек. А потом появился Водяной, я ему поверила, думала, что у меня теперь хоть будет с кем поговорить… но ты знаешь уже, как всё обернулось, — Рита совсем сникла и задумалась.

— А когда ты обратилась? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Приблизительно год назад, — сказала она.

— Год? — теперь задумался я, — погоди, значит, ты уже перезимовала в таком виде? А как?

— Какой ты чуткий, Алик! — Рита улыбнулась, — я рассказала тебе свою историю, и первая же мысль, которая у тебя возникла, это как я смогла пережить зиму в воде! Удивительно!

— Ну, не знаю, — немного смутился я, — просто это же реальная проблема!

— Ну да, — кивнула Рита, — когда стало холодать, я начала замедляться. Стала медленно плавать, медленно соображать… тупить, в общем, стала. А потом, в какой-то момент, почти в полузабытьи, в состоянии, похожем на то, что у меня было, когда я обращалась, я забралась под какую-то корягу под водой и уснула. Думаю, что я впала в анабиоз и провела в нём всю зиму. Потому что когда я проснулась, была уже весна. И чем теплее становилась вода, тем активнее становилась я.

— Интересно! — я опять задумался, — знаешь, есть такая точка зрения, которую я разделяю, что любое колдовство можно обратить. Нет невозвратных заклинаний. Но, правда, это касается того, что наколдовали сами люди. Если изменение произошло само, тут уже задачка будет посложнее, но попытаться её решить будет можно. Хотя я не уверен, что получится, и не стоит заранее питать ложных надежд. Ведь ты же хотела бы снова стать обычным человеком?

— Ты хочешь мне помочь? — на глаза Риты неожиданно навернулись слёзы, и голос дрогнул, — почему?

— Ты спасла мне жизнь, почему я не должен попытаться тебе помочь? Я тебе обязан, — я вздохнул, — правда, эту фразу в последнее время я произношу слишком часто. Я набрал долгов и не уверен, что смогу с ними рассчитаться. Но я постараюсь.

Вспомнилась Аня. Время шло, и уже надо было думать о том, чтобы вернуться к ней и проверить как дела. Я был уверен в том, что мама к ней не вернётся, и девочку нужно было забирать из пустой квартиры и куда-то пристраивать. Может быть, в это убежище, если оно примет её надолго. Ведь может же такое быть? Я, кстати, не знал, на детей ограничения по времени распространяются или нет. Может быть, и нет. Тогда это был бы неплохой вариант. Тем более что проблема убежища должна была быть решена, ведь Водяной, скорее всего, погиб во взрыве.

— Ты мне ничего не должен, — сказала Рита, грустно улыбнувшись.

— Хорошо, — кивнул я, — так даже лучше. Мой долг, это моя проблема. И я сам буду решать кому и что я должен, и как и когда этот долг возвращать.

— Дело твоё, — Рита пожала плечами.

В процессе разговора настроение у неё заметно ухудшилось. Если сначала она была очень жизнерадостной, даже может быть чересчур, то теперь начала грустить. Разговор со мной навеял ей множество грустных мыслей, с которыми она, видимо, постоянно боролась, не допуская их в своё сознание. А тут пришёл я и насыпал соли на все её душевные раны.

— Сколько я пролежал без сознания?

— Четыре дня, — спокойно сказала Рита.

— Сколько? — я вытаращил на неё глаза, — четыре дня? Все меня уже, наверное, давно похоронили! Мне нужно срочно в убежище!

— В убежище? Это вряд ли получится, — сказала Рита.

— Почему? — удивился я.

— Там в последнее время что-то происходит. Что-то плохое. Большое зарево, постоянный шум. Не знаю что именно, на землю ведь я выходить не могу. Но издалека всё это выглядит страшно, — сказала Рита.

— Это что же получается, Водяной выжил? — удивился я.

— Понятия не имею, — сказала Рита, — я наблюдаю за этим всем издалека. Но что-то там происходит, и это что-то вряд ли хорошо.

— Тогда мне тем более нужно туда, — сказал я.

— Побудь со мной ещё! — сказала Рита, — ты столько времени был без сознания, представь, что ты ещё в него не вернулся. Как будто бы ты лежишь, не приходя в себя. Ты же говорил, что мне должен? Вот побудь ещё здесь и считай долг уплаченным.

— Там люди могут погибнуть, — сказал я, — если ты думаешь, что я хочу от тебя избавиться, хочу тебя бросить, то это не так. Я вернусь… если буду жив, конечно. Жив и в сознании, — уточнил на всякий случай я.

— Но ты можешь погибнуть, и тогда я снова останусь совсем одна. Я и так останусь одна, но просто не торопи события, не бросай меня так быстро! — сказала Рита.

— Когда я тебя увидел, вот буквально десять минут назад, и мы только начали разговаривать, знаешь, что меня поразило?

— Хвост? — вставила Рита.

— Нет, то, что ты удивительно жизнерадостная! Ты такая лёгкая и позитивная, что это кажется просто невероятным, учитывая всё то, что с тобой приключилось.

— Да уж, радости по самые уши, — в глазах Риты снова блеснули слёзы, а губы дрогнули, — извини! — сказала она и соскользнула в воду.

— Да уж, какая же сложная ситуация! — вздохнул я.

Ситуация была в самом деле аховая. Если вокруг убежища что-то происходит, мне надо срочно туда. За четыре дня чёрт-те что могло случиться. Но если оно ещё держится, то хорошо. Это Водяной продолжает свои атаки, или кто-то из его сторонников? Что же им всё-таки надо? Необходимо срочно туда попасть.

Но как я могу бросить спасшую мне жизнь русалку? Она имеет все основания сомневаться, что я вернусь. Ведь я, в самом деле, могу погибнуть, и тогда она снова будет совсем одна. А то, что верить можно далеко не всем, Рита уже успела убедиться.

И что мне делать?

Ещё и тело всё ломит, да и голова начинает раскалываться!

Ладно, пока её нет, я всё равно никуда не двинусь отсюда. Я устало повалился на свою лежанку, так заботливо собранную для меня русалкой. Я обратил внимание, что это была за трава, на которой я лежал. Она была ещё зелёная, но уже подвявшая. Значит, Рита рвала её вдоль берега, специально, чтобы соорудить мне постель. И работа была проделана огромная, и, скорее всего, проделана руками. Ну вот как я её сейчас брошу?

Как только я принял горизонтальное положение, так мысли стали отлетать, а сам я проваливаться.

— Сон, это здоровье! — пробормотал я и отключился.

Оно и не удивительно, после серьёзной травмы и длительного пребывания без сознания, вряд ли я вот так в один момент взял и исцелился. Хотелось бы, но нет.

Я проснулся снова в темноте. Хотя не помню, чтобы гасил светоч. Это любопытно! Я раньше никогда не засыпал с горящим светочем. Просто в голову не приходило попробовать так сделать. Получается, он сам погас? Или перейдя в состояние сна, я перестал его подпитывать энергией, и он иссяк?

Эти, в общем-то, пустые мысли про светоч, вдруг прервались другими, вызвавшими у меня паническую атаку. Убежище! Там что-то происходит, уже давно, а я до сих пор сижу здесь! Сонный туман в голове начинал постепенно рассеиваться, и реальность накатывала всей своей массой, грозя раздавить.

Пожар этой паники тут же начали гасить другие мысли.

Почему я так переживаю о людях, с которыми знаком всего ничего? Только Алису я знаю несколько дольше, но и она мне не сказать, что близкий родственник. Что это за мессианство, пытаться спасать всех? Зачем мне это? Почему я постоянно навешиваю на себя всё новые и новые обязательства? Где мой здоровый эгоизм?

Я задавал себе эти, по сути простые вопросы, но не хотел на них отвечать. Я не хотел слушать доводы разума и устраниться от ситуации, от помощи людям, которые её, вне всяких сомнений, заслуживают. И это было выше меня! Почему? Ответ пришёл мне в голову. Он, может быть, был немного пафосным, немного наивным, но он был.

В основной своей массе люди исповедуют нормальные человеческие ценности. Неважно, декларируют они их или нет. Но они хотят жить в нормальном мире, с нормальной маралью. Это отдельное желание большого числа людей сливается в одно большое коллективное желание. И это коллективное бессознательное всегда побеждало. Как там говорил убиенный мной профессор? Ноосфера? Можно и это слово использовать.

Сложность для каждого отдельного человека в том, что нужно выбрать сторону. Потому что у этих весов есть и вторая чаша, и нужно не дать ей перевесить. И даже если ты один, и никому ничего не должен, её всё равно нужно выбрать. Кто ты, в этом коллективном бессознательном? На созидательной ты стороне, или на разрушительной? Ты хочешь воспользоваться ситуацией и добиться каких-то личных привилегий, или хочешь сохранить в себе зерно человеческих ценностей? Ведь чем больше людей его сохранят, тем больше будет их вес в этом самом коллективном бессознательном, и тем больше будет у человечества шансов на нормальное возрождение.

Да, дорога эта будет трудной, с поражениями и потерями, но мы можем возродиться. А раз так, то нужно выбрать сторону. Я свою выбрал давно, но иногда этого мало. Есть основная масса, которая исповедует общечеловеческие ценности пассивно. Она база, она фундамент, без неё никак. Но чтобы реализовались хоть какие-то начинания, нужны активные игроки. Кто-то должен прилагать усилия, предпринимать действия, а не только исповедовать человеческую мораль. И, похоже, что я становлюсь таким игроком. Зачем? Видимо, это просто судьба. Цепочка событий ведёт меня в определённом направлении, не особо давая мне выбор. Точнее, выбор есть, но он всегда обусловлен отказом от принципов. А на это я пойти не могу!

Я подумал обо всём этом, и некоторое время лежал переваривая. И чем больше я думал, тем глупее мне всё это казалось. Что-то слишком большое и непроверяемое. Есть ведь обычная жизнь, обычные желания, обычные поступки. Да, я делаю то, что считаю нужным. Но если я считаю нужным именно это, зачем всё усложнять?

— Пафос! Излишний и никому не нужный пафос! Бред травмированного мозга! — вздохнул я и снова начал погружаться в сон. Попытался удержаться в сознании, но не смог, — ладно! Ещё полчасика вздремну, — успокоил я себя и начал погружаться в сон. Потом вдруг резко открыл глаза и сказал, — Рита? — но мне никто не ответил. Наверное, что-то померещилось. И я, уже не сопротивляясь, соскользнул в небытие.