Родина – за нами!

Глава двадцать шестая

'В случае необходимости решения, принимаемые бойцами

Должны быть полностью осознанными'

('Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49',

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)

— Эй, парень, как тебя зовут, запамятовал? — Отто любил поиграть своего, рубаху-парня, как говорят русские. Юнца звали Куртом, и родом он был с нижней Саксонии.

— Курт, господин ефрейтор! — Ишь, чуть не подскочил. Ничего, обтешется, притрется, сам капрал был таким же, правда очень давно. Почти пять лет, почти пять.

— Все нормально, не подпрыгивай, не на плацу. — Бернхоф положил руку парнишке на плечо. Свой, настоящий немец, высокий, крепкий, глаза светлые. Не то, что всякие приданные из отребья Европы. — Завтра свожу тебя кое-куда, хорошо? Любишь красивых фрейляйн?

— Так точно, госп… — Капрал прервал рапортование, еще раз потрепав парня по плечу. — Конечно… красивые фрейляйн?

— Всякие, немок, правда, очень мало. Польки, украинки, русские, есть даже какие-то туземки… татарки, что ли. Так что — завтра, рядовой.

Капрал откинулся на металл сиденья, улыбнувшись. Всего ничего, а молокосос теперь будет слушаться во всем. Так и должно быть, в конце концов он, Отто, второй после командира взвода. А, лейтенант то все слышал, вон, зыркнул глазищами из-под бровей. Что у нас тут вообще творится, в, если можно так выразиться, салоне?

Вон, Эмиль, отдавший термос юнцам из Тюрингии, недавно прибывшим сюда, начал копаться в карманах парки. Как пить дать, ищет свою гармошку, и, как всегда, найдет ее в нагрудном кармане. Целый ритуал, что и говорить. Хех, камрад, сколько уже было таких вылетов на двоих?

Офицер, который на самом-то деле и не спал, покосился в сторону музыканта. Было очевидно, что Хоффману хотелось курить и приземлиться. Вот лейтенант достал портсигар, заметно, что старый, из серебра с вставками какого-то камня. Достал тонкую сигарету, помял, понюхал. Перегнулся в сторону пилотов, закричал, стараясь перекрыть голосом звук двигателей. Отто насторожился. Не водилось у обер-лейтенанта Хоффмана привычки вмешиваться в работу летунов, неужели что-то почуял, старый волк?

А командир уже вскочил, нависнув над пилотскими креслами и всматриваясь в темноту за стеклом пилотского фонаря. Бернхоф подумал. И решил посмотреть вместе с ним. И быстро понял — что так заинтересовало Хоффмана. Внизу стреляли, из, скорее всего, чего-то крупнокалиберного, если судить по темпу стрельбы и мощным вспышкам. Где-то далеко внизу, на самом краю темноты, что позволяла что-то видеть. Как обер-лейтенант умудрился рассмотреть красные трассы?!!

— В этом квадрате не должно сейчас быть наших ребят, так? — Хоффман наклонился к пилоту.

— Да. — Худой и небритый гауптман почесал выступающий подбородок — Думаете, русские, лейтенант?

— Не думаю, уверен. У вас же полный боезапас?

— Именно. Хорошо… — пилот щелкнул тумблером на приборной доске. — Фриц, это Август, слышишь меня? Да, да, это я. Какая разница, что не на закрытой частоте, Фриц? Я сейчас в квадрате семьдесят пять, захожу на вираж, тут что-то непонятное. Да, со мной десант егерей. Все, Фриц, дальше передача по обстановке.

«Драккен» ощутимо качнуло, когда вертолет резко взял на правый борт. Отто вздохнул, понимая — предчувствия не обманули. Все-таки будет сегодня что-то не очень хорошее, как чувствовал. Машина дрожала, заложив сильный вираж. Капрал вцепился в поручень, глядя вперед через стекло, стараясь увидеть хотя бы что-то, понять. Только что?

Откуда-то снизу неожиданно выросли в его сторону красивые красные точки, выравниваясь в одну линию. Она дергалась, хлестала из стороны в сторону, пытаясь зацепить тяжелое хищное тело «драккена». В ответ винтокрылый дракон огрызнулся, сразу с обоих пилонов, где крепились скорострельные пушки. Капрал чуть не упал, когда вертолет заложило в неожиданном падении. Вот черт, полностью пропало настроение…

— Солдаты! — рявкнул Хоффман. — К бою! Занять места у бортовых пулеметов, быть готовыми десантироваться!

Отто, оказавшись у встроенного МГ, оттолкнул одного из молодых.

— Посиди, дядя Отто немного разомнется.

Немец бил хорошо, но не мог навестись. Пронзительно-белые зажигательные укладывались вокруг платформы, дырявили снова полетевший снег, грозящий стать метелью. Длинные светящиеся линии шарашили вокруг, почти цепляя, но пока Эйхвальду и Сафину везло. Немец мазал, даря им секунды, и вот им-то их терять стало совсем нельзя.

Эйхвальд прекрасно понимал — что будет чуть позже.

Чуть позже, как-бы и чтобы не случилось, сюда слетятся со всех сторон немцы всех мастей, начнут рыть землю, отыскивая малейшие зацепки и следы. А рельсы со шпалами, как не желай, не спрячешь. По ним, в обе стороны, раскинут густую облавную сеть, стараясь добраться до начала и конца, выйдут на замаскированное убежище, давшее им пристанище… Да и черт с ним, свое дело кусок подземной дороги сделал, самое главное, чтобы сделал до конечного результата. А тот какой?

А только такой, при котором оставшиеся ребята доберутся ровно куда следует и закончат работу. Вот это и есть результат, и наплевать, получается, на смерть самого Эйхвальда. Хотя…

Эйхвальд выстрелил, протыкая стылый воздух рядом с вертушкой. «Драккен», уходя от попадания, завалился набок. Сафин ударил из своего, слишком маленького, калибра.

— За лентой следи!

Рустем кивнул, подтягивая короб.

Эйхвальд сплюнул, покачав головой. Все это лирика, дерьмо собачье! Бить надо, только умно и верно, пусть для этого самому погибнуть придется!

Немцы уже передали, что вступили в бой. Команды они выполняют четко, пунктуальность и педантичность, что поделать, сам такой. Местность у них поделена на квадраты, значит искать их начнут скоро. Локомотив тянет ребят здорово, и если пурга продлится, то до цели доберутся. А там… а там уж как выйдет. И помочь им Эйхвальд сейчас может только двумя способами: сбить сам вертолет и сбить на нем антенну дальней связи, закрепленную над одним из пилонов, не дать отправить последние координаты, подарить хотя бы немного времени остальным.

Толстая калабашка, вот цель, вот куда нужно попасть… И, если так, то придется дохнуть. Попасть, ночью, в снег, можно только в вблизи. Эйхвальд хмыкнул, заценив всю ситуацию. Однако, такого ему еще не доводилось делать вообще. В смысле, что собственноручно переть на смерть, да еще таким вот дуром. Играть в кошки-мышки с «драккеном», клекочущим винтом почти рядом, руку протяни.

Ну, а что остается⁈

Хоффман, всматриваясь в белое, видневшееся в стекле колпака, злился. Чертова радиостанция, доннер-веттер, не работала, чертова русская погода смогла справиться с настоящим «сименсом», не давала радиоволнам дотягиваться до своих.

— Может, уйдем, будем сопровождать сбоку? — возник в наушниках голос пилота.

Хорошая, верная мысль. Отвалиться вправо или влево от катящей под ними телеги, оборудованной крупным калибром и просто сопровождать, дожидаясь, пока перестанет нести снежные волны и атаковать снова. Все правильно, но…

Хоффман доверял чутью. А чутьё кричало — не отпускай, отпуская дрезину или даже моториссу, вдруг возникшую на старом пути. Хоффман не был идиотом и, прибыв сюда, тщательно изучал всю территорию, переданную под наблюдение его части.

Старая железнодорожная ветка практически не использовалась из-за ветхости и, самое главное, тактической ненужности. Начиналась на основной магистрали, шла через село с взорванным сахарным заводом и обрывалась в деревне, где до сих пор не могли заново отыскать нефтяное месторождение.

Доклады первых партий, изучивших местность, Хоффман изучил до буквы и нигде не нашел хотя бы упоминания о подвижном составе, обнаруженном при зачистках местности. Никаких схронов и прочих убежищ, так любимых партизанами. Никаких следов доставки топлива или запасный частей подвижного состава. Ничего, ни одной гильзы или непонятного клочка, куска или обрывка мусора, не должного там находиться.

Сам Хоффман дважды справлялся с подобными задачами из-за мелочей.

Неподалеку отсюда, у городка Сызрань, ему самому бросилось в глаза странное несоответствие нескольких проплешин в траве у небольшого лесочка. Группа рыла носом землю, собаки жалобно визжали, когда ведущие уже начали бить их поводками. Но они нашли схрон и пятерых большевиков, упершихся и не сдавшихся. Убежище сожгли прибывшие огнеметчики, вместе с сопротивлявшимися.

А старый-добрый Отто, сейчас вцепившийся в МГ, куда раньше, в… в Подмосковье, как-то разглядел желтенький кусок бумаги, гонимый ветром по дачной улице. Всего бы ничего, кажется, но солдат сообразил догнать его, поймать, рассмотреть кусочки букв, видневшихся с краешку. Бумага оказалась от упаковки солдатской «mahorka», входившей в обеспечение РККА. Дачи оцепили, обложив двойной цепью все подходы и выкурили почти взвод диверсантов, ждавших времени для атаки на железную дорогу.

Сейчас Хоффман чуял тоже самое. И бросать упрямого русского, не подпускавшего вертушку дерзкими выстрелами, не собирался. Связь вот подвела, связь…

— Ну?

— Летим за ним, старайтесь попасть.

— Почему не обойдем? — не желал успокаиваться пилот.

Хоффман едва подавил желание дать тому добрую пощечину, чтобы не спорил. Пилот хорош, но хорош только в управлении своей машины. Снежная буря разошлась не на шутку, и потерять нитку железки, где катилась огрызающаяся русская колымага, это проступок.

— Они могут прикрывать еще кого-то! — отрывисто каркнул Хоффман. — В снег мы потеряем ветку, нам нужно сбить этих и идти над веткой дальше.

Пилот не стал спорить, лишь кивнул. А второй вернулся к своей работе, оживив авиационные пушки. Уже выпущенные два неуправляемых снаряда ушли в пустоту, потраченные просто так. И Хоффман приказал не тратить их больше, надеясь на настоящую цель впереди.

Снег мешал, забивал даже тепловой прицел, превращая картинку на небольшом экране в густую и постоянно менявшуюся пыль. Второй летчик бил без него, целясь лишь на ослепительно белые следы, тянувшиеся к ним снизу

Вертушка стала ближе, как и хотелось Эйхвальду. Ниже и ближе, выйдя на курс, должный снести их платформу к чертовой матери. Снаряды начали ложиться кучнее. Один из выпущенных НУРСов почти зацепил их, а Сафин коротко вскрикнул, откатываясь в сторону. Рустем вернулся, но Эйхвальд, сумев оглянуться на него, рассмотрел совсем белое лицо товарища. Зацепило, резануло до тела, выпустив кровь. На сколько теперь того хватит, а?

КПВТ не подводил, бил мощно и мерно, покачиваясь на станке и посылая снаряд за снарядом. Но не цеплял рычащую сволочь, прикрытую бронелистами, мотавшуюся среди снежного вихря. Летели, летели в ту сторону, но пока не попадали, черт его побери!

— Снижайся! — Хоффман не выдержал. — Снижайся и разнеси этого сукина сына!

За спиной, до сих пор молчавшие, зашумели егеря. Его парни, умевшие что угодно на земле, а сейчас вынужденные терпеть тряску, качку, подпрыгивание желудка до неожиданной блевотины и, самое страшное, того самого момента, когда, проткнув крупповскую сталь, внутрь все равно влетит раскаленная болванка, разносящая их на куски. Кому такого бы хотелось?

Второй пилот, весь в огне и желании дотянуться до огрызающегося скота, удиравшего по железке, не обращал никакого внимания на спор. Он стрелял, вцепившись во врага и, вроде бы, потихоньку добирался до того. Вроде бы…

Эйхвальд рыкнул сквозь зубы, когда пролетающий мимо снаряд пробил борт платформы. Заодно отлетевшим в сторону небольшим куском железа его резануло по лицу. Кровь выступила сразу, мешая прицеливаться, смахнуть ее было некогда.

Сафин молчал, молчал уже больше минуты. Что с ним было, жив ли или нет, лейтенант не знал. Насколько мог — растягивал ленту из короба, уже третьего короба, последнего. Платформа пока сохраняла скорость, аккумуляторов хватало, скорость не падала. Рустем, перед тем как сам Эйхвальд открыл огонь, заклинил переключение скоростей, чтобы не было поводов отвлекаться. Сначала лейтенант не понял этого поступка. Но потом, подумав, согласился. Самым главным было прикрыть отход ребят, не дать зацепиться за них немцам, и рискнуть, вызывая вертолет на бой.

Сейчас бой был им практически проигран. Лейтенант разведчик рычал, понимая, что вот еще немного, всего с десяток звеньев и все. Сначала вертолет расстреляет спокойно катящуюся платформу, потом пойдет дальше. Он дернул стволом, пытаясь хотя бы зацепить темный крутящийся силуэт очередью. Трассеры уходили мимо, мимо, если и задевая вертолет, то лишь чуть-чуть.

Когда, неожиданно, в небе расцвел цветок пламени, Эйхвальд не поверил. Он не верил еще несколько секунд, потом все это стало не важно. Вспышку от устремившегося вперед реактивного снаряда он не смог бы заметить, даже если бы захотел. Но, уже начав падать, пилот успел отправить к ним последний гостинец.

Громыхнуло перед самым лицом громилы лейтенанта. Борт дрезины встал на дыбы, не давая жидкому огню прорваться к нему, скрутился, мгновенно покрываясь сажей и копотью. Эйхвальд закричал, но не от боли, от радости. Он смог сделать то, что требовалось. Спустя пару ударов сердца огонь все же добрался до него. Разведчик успел заметить рыжие сполохи, закрутившиеся перед глазами, прежде чем упал в непроницаемую мглу.

Вертолет крутило, как будто им играли сумасшедшие ведьмы, летающие вокруг на метлах. Отто, не отпуская МГ, болтался взад-вперед, порой ударяясь о дырку в борте. Острый металл сразу прорвал ткань брюк, раскроил бедра, где-то даже добравшись до кости.

Кровь летела вокруг, горячая на выходе и тут же замерзающая, несколькими холодными каплями ударившая Отто по лицу. Ему перебило позвоночник, разворотило живот, а он почему-то все жил, намертво вцепившись в рукоятку и не видя, как завязки-утяжки рукава парки несколько раз обмотались вокруг нее и станка.

Последний поворот заставил его глухо замычать, сил на крик не оставалось. Отто впечатало прямо у пробоины, разодранные вкривь и вкось края вцепились крючками, как в рыбу, не отпускали. Так даже оказалось лучше, хотя и страшнее.

Отто уставился в ревущее белое за бортом. «Драккен» перестало швырять, выровняло и несло к земле, все быстрее и быстрее. Прямо на приближающийся сухой лесок, вдруг проглянувший в просвете снежной бури и подсвеченный чудом уцелевшим поисковым прожектором на пилоне.

Ближе, совсем близко… Отто захрипел, услышав еще чей-то стон, поднял голову, надеясь увидеть хотя бы одно знакомое лицо вместо ледяной русской пустыни, раскрывшей свою пасть и готовой сожрать еще сколько-то немцев.

Вместо Хоффмана, летунов или хотя бы кого-то из молодых, на него взглянула черно-красная маска смерти, текущая склизким и жирно чадящая. А потом остатки бронестекла встретились с белым и твердым, и Отто сдох.