Родина – за нами!

На войне, как… — 12

Красноярск, порохо-патронный завод Наркомата обороны, 196… год

Валька открыл глаза. Уставился в потолок комнаты, следя за откуда-то снова приползшим пауком. Старый знакомый, вовремя прячущийся при уборке, большой, черный, с серыми полосками на спинке. Глупость, конечно, считать паука старым знакомым, но Валька почему-то уважал этого и хотел думать, что он именно «тот самый».

Лето случилось жаркое, мошкары развелось столько, что не отмашешься. Общежитие при заводе поставили на скорую руку, подняв стены в полтора кирпича и потом закрыв дранкой со штукатуркой. За пять лет, в морозы, ливни и две странных летних жары, в негодность пришла вся наружная часть. Ее латали, как могли, где-то замазывая целые корабельные пробоины. Мало кто жаловался, хотя и жить было неудобно. Летом лезла мошкара, зимой, выбираясь из подвала, в общагу густо ползли тараканы.

Валька, не призванный из-за здоровья, жил при заводе третий год. Комнату делил с земляками, с одной деревни, на два и три года старше.

— Валь!

— А?

— Вставай, проспишь еще опять.

Да, вставать нужно, Колян говорил правду. Время не ждет, как и работа. Завод переводили на работу в сверхурочные и никто не задавал вопросов. А кто задавал — частенько потом оказывался на выходе прямо у небольшой зеленой дверки без всяких надписей.

Общага просыпалась, позванивала сетками кроватей, потрескивала растоптанными полами и скрипела дверями. Валька сел, потер глаза и подмигнул календарю. Календарь купил в Новосибирске весной, не удержался из-за картинки и плевать, что почти полгода прошло. Такую красоту стоило повесить, а для дней недели отрывной есть.

Задорная сварщица, чуть расстегнув комбинезон, смотрела лукаво и посмеиваясь. Из-за нее над Валькой начали посмеиваться соседи, видя, как не тянет его к заводским девчонкам. И ладно бы, был Валька так себе, ни с лица, ни вообще… По здоровью-то не взяли на фронт из-за форменной чуши — почка одна у Вальки оказалась. Всю жизнь прожил да не жаловался, да и сейчас, в двадцать один почти год — никак не отзывалось. А вот, поди ж ты, заподозрили что-то врачи на комиссии и сюда, на учебу да потом к станку.

Валька, как поставили диагноз, от спорта не отказался. И в волейбол играл, и гимнастикой занимался, крутил «солнышко» на зависть всей общаге, и на лыжах бегал — не каждый угонится. Да и из себя очень даже… лицо чистое, русые волосы, густые, девкам на зависть, еще и вьются кудрями, если помоешь и сразу не вытрешь голову.

Клава, из контроля качества, даже сама приходила уже несколько раз. То в кино, мол, пошли, то на танцы в сад, когда тепло было. На танцы заводские ходили всем гуртом, иначе приходилось схлестываться с местной шпаной поодиночке, а потом в больнице лежи и не гу-гу. Шпана шла от длинной слободы за железкой, работая на заготовках и считая себя настоящими, не то, что новые городские, поселившиеся тут меньше десяти лет.

А Валька все смотрел и смотрел каждое утро на свою сварщицу, как привязанный и…

— Чай наливай! — бухнул Семен, самый старший из деревенских, комиссованный после ранения в ногу.

В столовку они уже опоздали, ладно бы обед не пропустить. В сетке за окном с вечера, уложив в стеклянную банку от птиц, лежали вареные яйца, а в тумбе у Коляна хранилось сало, спрятанное уже от мышей в такую же пузатую стекляшку. Топили в общаге будь здоров, больно ничего не сохранишь, пропадет.

— Валь, ты чего опять призадумался?

Валька, скатившись на пол, уже отжимался. Семену, с его протезом, приходилось заниматься на каких-то хитрых тренажерах, в зальце, пристроенном к заводской больнице. А ему и так сойдет, лишь бы мышцы не заплыли и кровь быстрее побежала.

— Он, видать, сон видел о своей крале, — хохотнул Колян, — так и вертелся с боку на бок, я ажно боялся, койка сломается.

— Бабу тебе нужно, Валька. — Семен, прихромав от окна, начал облупливать яйцо. — Чего ты просто так живешь-то? Я ладно, кому безногий нужен, этот зубоскал и то себе приглядел Наташку, а ты? Съедешь в отдельную комнату, вон, новое здание к лету точно поставят, для семейных. А, Валь?

Валька не ответил, зацепившись носками за кровать и занявшись прессом. Раз-два, раз-два…

— На прошлой смене нормы выработки смотрел, — поделился Семен, — сперва даже не по себе стало. А сейчас подумал — надо, значит надо.

Колька, жуя, молчал. Вальке отвечать особо снова не хотелось. Так-то прав Семен, куда деваться, если нужно? Война жрет все подряд, а уж патроны так тем более. Вот и вкалывают все три смены как проклятые, помогая отправлять на фронт цинк за цинком, ящик за ящиком. Валька даже радовался.

Кто знает, как отец погиб? Может, не хватило патронов, может, пришлось врукопашную идти? Война, сука, глотает в свою пасть все, нужное в бою и не давится. Сказано — выдать за час работы тысячу патронов с человека, так вынь да положь. И больше положь, если норму поставили, ведь там, на фронте, нельзя их считать. Тратить нужно, жечь не считая, если нужно. Каждый должен свою цель найти, даже если цель стена, из-за которой враг выползти не должен.

Клава, конечно, хороша… Только, как и со сварщицей, решил Валька, не время сейчас. Глупость? Да пусть себе думают. Война кончится, тогда и заживет.