Родина – за нами!

Глава одиннадцатая

'Разведчики обязаны обладать силой воли,

Достаточной на самое сложное решение.

Но главным является выполнение задачи любой ценой.

Даже собственной жизни'

('Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49',

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)

— Ну… — она снова неуверенно замолчала. — Попробовать хотя бы сделать так, чтобы они ничего не вспомнили. Отключить их ненадолго, а когда проснутся — ничего не смогут рассказать.

— Да ты что? — он невесело усмехнулся.

Конечно, оно вполне понятно, её смятение и всё прочее. Сам переживал не меньше, но задание было не из тех, когда стоило пользоваться тем, что предлагала девушка. — Ох, и интересный у вас институт, товарищ профессор, ну очень интересный. Гипнограммы, ты только подумай, слово-то какое. Ты хоть раз что-то подобное делала вообще?

— Несколько раз делала, на специальных тренировках, правда…

— И как оно делается, расскажешь? — он понял, что его ирония разозлила девушку, но доказать ей ошибочность мнения было необходимо. Им идти дальше, а Куминову уже доводилось сталкиваться с тем, что возникает при недоверии и злости в группе.

— Мы разработали методику, тренировались. У меня получалось, правда, не вру. Только…

— Только? Только всё это было в ваших специальных лабораториях, да, Саша?

Та кивнула.

— И мы использовали какие-то препараты, позволяющие воздействовать сильнее.

— Вот так-так…

— Так… — она чуть прикусила губу, глядя на него блестящими глазами. — Коля… но они же наши, свои! Неужели ты сможешь?..

Куминов нахмурился, глядя на неё сверху вниз. Чуть качнул головой, скрипнул зубами.

— Смогу, Саша, смогу. Ты что думаешь, мне так просто? Четыре человека, наших, советских человека, которых должно не стать. И Петрович этот все уже понял, у таких нюх на смерть. Поэтому на улице сейчас сразу четверо ребят, чтобы и не подумали удрать. Но так надо, понимаешь? Мы с тобой, ребята, все отвечаем за много других жизней… так что смогу, Саша.

Она не ответила. Посмотрела на него, развернулась и молча пошла в дом. Сгорбившаяся, с пальцами, прижатыми к виску.

Куминов ещё постоял, глядя в очистившееся полностью небо. Глубоко дышал полной грудью, хватая холодный воздух, всё никак не решаясь войти следом за девушкой. Неожиданно захотелось взять у неё сигарету, затянуться покрепче, так, как никогда не делал. Или махануть спирта, грамм пятьдесят, отключиться на какое-то время. Повернулся к тёмной махине жилья и пошёл внутрь. Утро вечера мудренее. Может, что и стоит попробовать то, о чём говорила Саша.

Внутри ничего не поменялось. Только Воронков, закончив чистку автомата, перешёл к пистолету. Части оружия лежали на специально таскаемом сержантом с собой вырезанном куске брезента. Хозяин дома всё так же сидел за столом, попивая чай из кружки и глядя в пустоту.

В доме оказалось всего две комнаты и кухня. Зато оба жилых помещения просторные, есть где разместиться. В дальней комнате сейчас спала основная часть отдыхающих разведчиков. Саша, Расул, Воронков и сам Куминов остались в первой, что поменьше. Вместе с хозяином и его женщинами, сейчас не показывавшимися с печи. Саша лежала на небольшой кушетке у окна, укрывшись с головой своей тёплой курткой. Сам Куминов решил расположиться рядом, разложив на полу позаимствованный у хозяина тулуп. Расул притулился в дальнем углу, и сейчас мирно спал.

— Ложись, командир. — Воронков поднял оружие на уровень глаз и прищурился, разглядывая внутреннюю часть ствола на слабый свет керосинки. — Я подежурю, сменю ребят, разбужу Эйхвальда. Отдохни давай, ты же лыжи не любишь, я знаю.

Куминов кивнул. Подошёл к своему месту, положил автомат так, чтобы был прямо под рукой. Усталость понемногу накатывала, давая о себе знать всё ощутимее. Надо отдохнуть, тут сержант полностью прав. Сел, снял верхнюю часть маскировочного халата, куртку. Свитер из тонкой шерсти стаскивать не решился. Сделал себе «подушку» из рюкзака, лёг. Подумав, протянул руку, чуть тронув Сашу за плечо. Когда она обернулась, еле слышно шепнул:

— Попробуем…

Вытянулся на полу, почувствовав, как тело чуть расслабилось, и провалился в темноту. Последнее, что он увидел — пристальный и всё понимающий взгляд хозяина. За окном снова начал тихонько подвывать ветер, чуть проходясь по полу, пробиваясь через какие-то щели. Но на всё это Куминову стало уже наплевать, ведь сон взял своё.

Домишка не казался, был старым. Хранил в себе память, ненужную и страшную. Окунал в воспоминания, продирая во сне морозом от пяток и до ушей. Куминов плавал в тягучей патоке сна, хотел вырваться, но не получалось.

Комната, комод, Старое зеркало. Крики людей в соседней, хруст и чавканье, как когда рубят мясо на рынках. И разлившаяся повсюду кровь, обволакивающая приторно-соленой мелью своего запаха, знакомого до мелочей.

Во сне легко крутилась голова, ловила мелочь за мелочью, слушала хриплое ворчание и тихие женские слезы. Женщин тогда тут было мало, мужики поступили правильно, нечего бабам смотреть на эдакую-то пакость.

А сами мужики сопели, уже устав ругаться, креститься и не верить. Городской красный, обморок, перестал булькать развороченным горлом. Лежал, раскинувшись крестом, весь в кровянке. Все тут блестело ею, густо пролившейся на пол. В задней комнате, не дожидаясь, кончали старого с женой, мальчугану жахнули с винта в голову, вон, пятки белеют.

А эта…

Сивая нечисть, блестя ошейником с порванным ушком для цепи, мертво смотрела на мужиков. Лежала, раскинув иссиня-бледное поджарое блядское тело, с черными дырками в пузе, с разваленной шеей. Лежала и не умирала.

Тонкая, кажущаяся девчонкой со светлыми, почти белыми, волосами…

Топоры взлетали, пластая ее тело, дробя кости, застревали в теле, ставшем настоящим холодцом. И никак не могли превратить тварь, жрущую людей ночами, в разваленную на куски тушу.

А Куминова тянуло к зеркалу, как втягивало внутрь, не отпуская. И еще он вдруг стал маленьким. Совсем маленьким и сильно испуганным.

Зеркало. Большое зеркало в красивой раме, темной, всей в узорах. А зеркало испорченное, темное, Куминов себя различал еле-еле. И паутина же. Он смахнул ее рукой, заранее вздрогнув от неприятной сухости. И…

Пальцы кольнуло искристым леденящим морозом, как на кладбище. Холод только задел пальцы, а дрожь сразу побежала дальше. Зеркало дрогнуло, моргнув легкой волной, стало глубже, притягивало взгляд. Мутная глубина вдруг пошла дымкой, разбегавшейся в стороны, как будто кто ее смахивал.

Куминов, замерев, хотел отодвинуться. И не мог. С той стороны, бледнея снежной белизной, к его ладони прижалась чужая. Тонкая, с длинными пальцами, с виднеющимися острыми кончиками ногтей, торчащих почти на сантиметр. Куминов, совсем по-детски, пискнул. Мгла заволновалась, расходясь дальше.

Ладонь перешла в запястье, охваченное темной подвернутой манжетой, с рядом искристых пуговиц и прозрачным черным кружевом. Мгла отступала, выпуская обтягивающий рукав, на плече ставший шире, разросшись круглым валиком, скользнула к высокому воротнику, с выпущенным поверх тонким затейливо повязанным платком. К белому костяному кружочку на тонкой золотой цепочке. К шнуровке облегающего платья, расширяющемуся от пояса в длинную, в пол, юбку, из-под которой выглядывала еще одна, совсем черная. К острым носкам ботиночек, выглядывающих самыми кончиками.

Одежда, носки ботиночек, кружева рукава… серели легкой землей.

Как на кладбище, на могилках.

Куминов смотрел на них и не хотел, не хотел совсем-пресовсем поднимать глаза.

Но не удержался. Взглянул.

Она теперь не казалась девочкой, став взрослой. И волосы вовсе не белые. Желтые, выцветшие, как залежавшаяся в глубине шкафа простынь. Волнистые, длинные, собранные в высокую прическу и только по бокам опускавшиеся до груди. Волосы не были белыми, белым оказалось лицо.

Бледное, как присыпанное мукой, с огромными черными глазами и бледными тонкими губами. Дрогнувшими, поплывшими в уже виденной лягушачьей улыбке, становящейся все шире и длиннее, как у Буратино, до самых ушей. А потом, сочно чмокнув, губы раскрылись. И она наклонилась вперед, звонко растянув зеркало разбежавшейся паутиной трещин.

Куминов вздрогнул, распахнув глаза и захрипев. Было плохо, а стало не лучше.

Спёртый воздух с трудом проходил в лёгкие. Темно, вязко, душно. Где-то в этой темноте вспыхивало яркими огоньками какое-то странноватое пламя с зеленоватым оттенком. В нём маленькими бенгальскими огоньками взрывались бирюзовые звёзды. От них во все стороны расползался тяжёлый и чуть сладковатый запах, заставляющий его хватать воздух широко открытым ртом, от чего дышать почему-то становилось ещё тяжелее. Мышцы наливались свинцом, не давая никакой возможности пошевелиться.

Вокруг что-то мягко топало, приноравливаясь присесть. Вот прошло совсем рядом, присело, недовольно фыркнуло и отодвинулось. Придвинулось снова, что-то лязгнуло, отброшенное далеко. Потом его почему-то начало трясти внизу, но недолго. Раздался негромкий стук, как будто на пол упало что-то тяжёлое. И почему-то капитану стало ясно, что это «что-то» есть не что иное, как его собственный «ТТ». Откуда-то донёсся то ли всхлип, то ли вздох, от которого внутри живота всё сжалось и провалилось вниз холодным комком. Куминов попытался проснуться и понял — не получается.

Кто-то забормотал недалеко, казалось, что прямо за стенкой, что-то жалобное и плаксивое, голосом маленького ребёнка. Потом всхлип стал громче, перейдя в хрип и бульканье. Чуть позже зачавкало, жадно, с хлюпаньем и вновь повторяемым ворчаньем. Мягкие шаги послышались снова, приближаясь. В этот раз Куминов не смог даже пошевелиться, как в прошлый. Зато почувствовал, как глаза еле-еле, но стали приоткрываться.

Света от лампы не было. Было лишь мягкое серебро неожиданно яркой луны, обволакивающее всю комнату. Глаза, которые наконец-то открылись, быстро фиксировали:

Тёмную, приближающуюся к нему странно согнувшуюся фигуру. Какое-то покрывало, лежавшее между комнатами на полу и почему-то пахнущее таким знакомым приторно-железным запахом крови. Блеск света на голой макушке Воронкова, завалившегося на стол и всё ещё державшего в руке уже собранный пистолет. Голову и плечи кого-то из ребят, белеющие тканью маскхалата. Они ритмично дёргались, исчезая в темноте дверного проёма. А фигура мягко и медленно приближалась к нему. И перед ней, в душном воздухе комнаты, двигалась вперёд волна того самого сладковатого запаха, который поначалу Куминов не смог узнать здесь, в обитаемом доме.

Густо и сильно, до спазмов в горле, тянуло трупом. Давним и зеленым, пробирая до самых печёнок.

От него становилось страшно, так, что хотелось забиться в дальний угол и хныкать как в детстве, как только что скулил там, за стенкой. Где всё продолжалось чавканье и сопенье. Тёмная сгорбленная тень шла к нему, медленно, по сантиметру, гоня перед собой смрад разложения. И он не мог пошевелиться, чувствуя, как по спине покатились холодные капли пота.

Куминов судорожно сжал пальцы, чувствуя, что они всё-таки слушаются. Потянулся рукой к карману рюкзака, понимая — ну, не сможет отстегнуть кнопку на кобуре и не дотянется до автомата. Потому что не было ни того, ни другого. Кто-то, идущий к нему замер, шумно принюхиваясь. Свет из окна упал на качнувшуюся в сторону тихую смерть. Облил голубовато-мертвенным светом лицо, показал того, кто двигался к разведчику. Дочь жены Петровича, так и не показавшаяся надолго и сразу уползшая куда-то на печи. А вот сейчас, понимая, что он уже пришёл в себя, девушка замерла. И не от испуга, это было ясно. Вот она повернула голову, потом повела ею назад, показывая себя полностью

Пористая кожа лица, мертвенно-бледная, туго обтягивающая кости. Волосы, редкие и практически полностью выпавшие. Сейчас, без туго намотанного платка на голове это было хорошо заметно. Белёсые бельма глаз, которые сейчас видели всё, следя за каждым движением Куминова. Тёмная полоса губ, приоткрытых, показывающих острые кончики зубов, слишком сильно торчащих между ними. На мгновение мелькнул чёрный язык, облизываясь. В это время за спиной Куминова застонала Саша. «Дочка», или кто она там была, наклонилась в их сторону, чуть качнувшись вперёд.

Пальцы Куминова наконец нашарили нужное, потянули на себя. Слабость, накатившая с такой недюжинной силой, понемногу отпускала. Подушечки большого и указательного пальцев почувствовали ребристую крышку картонного цилиндра. Рука выстрелила вперёд, направляя ракетницу в сторону непонятной скотины. Вторая быстро схватила за шнур.

Тварь зашипела и прыгнула вперёд, выставив перед собой худые и длинные руки, заканчивающиеся поблёскивающими остриями ненормально вытянувшихся ногтей.

Куминов дёрнул за шнур, направив ракетницу прямо в оскал морды. Успел за мгновение до того, как «дочка» смогла бы дотянуться до него. Комнату окрасило алым пламенем, стрельнуло искрами. Тварь дико заорала, схватившись руками за голову. На Куминова брызнуло горячим. Тёмная фигура выгнулась и упала, с костяным звуком стукнувшись о доски. Ракета, прошедшая через голову насквозь, воткнулась в стену напротив, продолжая гореть.

Со звоном вылетело окно сбоку, в него просунулся ствол МП, дёргаясь из стороны в сторону. За стенкой хлюпанье и чавканье прекратилось. Вместо него мелко-мелко застучало по полу, и тут же застучала короткая очередь. В ответ по ушам ударило волной высокого крика, заставившего Куминова зажать уши руками. С грохотом ударила по стене дверь, ведущая в сени. Ещё одна тёмная фигура одним прыжком оказалась за столом, пригнувшись к полу. МП в окне коротко рявкнул, пули со стуком вошли в брёвна стены, не попав в фигуру. Стрельба замолкла, разведчик догадался, что может попасть в не пришедшего в себя, либо уже мёртвого Воронкова. А Куминов неожиданно понял, что сейчас тот, кто прятался за сержантом, пойдёт на него.

Ракета, зашипела, выбросив последний сноп красных брызг. Комнату заволокло дымом, вдобавок к тому, что вошёл вместе с пулями из окна. Остро пахло сгоревшим порохом и кровью. Тварь под столом громко клацнула зубами, зашуршала, сдвигаясь по полу в сторону капитана. Снаружи с грохотом пытались выбить дверь. Окна в доме были слишком маленькими, чтобы пропустить человека. За стеной вой коротко прервался ещё одной очередью, прогремевшей теперь уже изнутри. Существо под столом показалось чуть больше, ползком пробираясь к капитану, пытающемуся найти хотя бы что-то в качестве оружия.

Сзади в ладонь Куминова ткнулась холодная рукоять автомата. Саша!!! Тварь зашипела, и низко припав к полу, быстро-быстро перебирая руками и ногами, бросилась к ним. Но Николай успел первым, выбрав пальцем спуск. Автомат ожил в руках, выплёвывая вперёд пули. И ещё у разведчика уже хватило сил встать и двинуться к тому, кто пытался его атаковать.

Выстрел-выстрел-выстрел… тварь взвыла, откинутая очередями в угол. Взвыла обречённо. Рядом сухо кашлянул пистолет пришедшего в себя Расула, помогая уничтожить непонятное существо. Куминов, шатаясь, дошёл до угла, где хрипя и суча ногами, умирало нечто. Приставил ствол к голове и выстрелил ещё раз. Вспышки автомата успели осветить перекошенное и странно поменявшееся лицо «хозяина», прежде чем пули калибра семь шестьдесят два разнесли голову.