Высокий, мощный, будто вырезанный из чёрного обсидиана.
Фигура — как у хищника. Каждое его движение было отточено, лишено суеты и наполнено внутренней силой.
На нём была чёрная форма строгого покроя без излишеств, но от этого ещё более внушительная. На плечах — серебряные эполеты, сверкавшие в полумраке зала как ледяные клыки. Строгие облегающие бедра брюки были заправлены в высокие сапоги.
Тишина накрыла зал мгновенно, словно кто-то разом вырвал звук из пространства. Музыканты затихли. Разговоры стихли. Даже бокалы перестали звенеть.
Все застыли.
Его лицо было суровым, с острыми скулами и крепким подбородком. Ни одной лишней эмоции. Губы сжаты. Под тенью длинных ресниц сверкнули золотистые, нечеловеческие глаза. Те самые глаза, в которые я — к своему ужасу — утонула. Они не смотрели, они прожигали. Высматривали суть. Не отпускали.
Я забылась. Забылась настолько, что даже дышать перестала.
Длинные тёмные волосы были аккуратно зачёсаны назад. Он не нуждался в ореоле власти — она жила в нём. И давила. Подавляла. Ставила на колени одним взглядом.
И отчего-то… он остановил свое внимание на мне.
В этом душном, пропитанном лживыми и лицемерными улыбками обществе, его появление стало глотком кристально чистой, холодной воды.
Словно кто-то распахнул окно в глухой камере, и в комнату ворвался ледяной воздух гор.
Я даже вздрогнула.
Он не нуждался в нарядной форме, в блеске камней или длинных речах.
Его форма была чёрной, строгой, почти аскетичной.
Но именно в этой сдержанности была настоящая мощь — прямая, не прикрытая, необъяснимая. Он не старался произвести впечатление.
Говорят, глаза — зеркало души.
И в этот миг, в этот крошечный, невыносимо хрупкий миг, я… перепутала.
Мне почудилось — на миг, на вдох — что это он. Мой генерал. Мой Борис.
Что это он стоит в чёрной форме, такой же высокий, такой же несокрушимый, такой же…
Он тоже подавлял своим присутствием. Тоже рождал ощущение, будто за твоей спиной вдруг выросли стены — и ты под защитой. Сильной. Молчаливой. Неоспоримой.
И я испугалась.
Испугалась того, как остро сжалось внутри.
Я думала, что могу научиться жить без своего генерала, но… это не так… Я оказалась плохая ученица. Всё рухнуло под весом одного единственного взгляда.
Я словно нырнула в прошлое — туда, где ещё могла чувствовать, надеяться, мечтать. Где было место слабости.
Но… Только жёлтые, хищные, нечеловеческие глаза напомнили: это не он.
Этот генерал — другой.
Не мой.
И всё же я не могла оторваться.
Что-то в этом взгляде держало меня, изучало, подчиняло…
Только мой бывший муженёк решился нарушить гнетущую тишину. Он встал, демонстративно вскинул подбородок и расплылся в приторной любезной улыбке.
— Добро пожаловать, генерал Равенхольт, — произнёс он, голос чуть дрогнул, несмотря на попытку казаться уверенным. — Рад, что вы почтили нас своим присутствием.
Генерал не ответил сразу. Он медленно обвёл взглядом весь зал, задержавшись на мне на полсекунды дольше, чем на остальных.
— Я ненадолго. Дела Империи не ждут, — глухо сказал он.
— Конечно, конечно… — забормотал мой бывший муж. — Вы стоите на защите наших жизней…
За спиной генерала стоял юноша в форме, державший в руках запечатанный подарок. Он передал его слуге, а затем сам отступил и покинул бал.
К генералу тут же подскочил слуга и вежливо провёл его к выделенному месту. Оно оказалось рядом с Лилией, мне он был очень хорошо виден. И это был очевидный знак, насколько высоко было его положение. Ведь сидел он рядом с самим хозяином вечера.
Когда подошла девушка-служанка, чтобы наполнить бокал генерала вином, он мягко остановил её движением руки. Она замерла, глянув на моего бывшего мужа. Тот чуть заметно кивнул и снова натянул улыбку. Но все уже заметили: генерал пить за свадьбу и счастье молодых не пожелал.
— Леди Элеонора, — вдруг обратился он ко мне. — Рад приветствовать вас. Удивлён увидеть вас здесь.
Слова были сказаны вежливо, но я поняла, что впервые обратиться он должен был к Лилии. Она ведь хозяйка вечера. Та моментально побледнела, потом залилась краской и прикусила губу. Только я захотела сказать, что не по своей воле сижу на этом пире, как в мою коленку вцепилась железная хватка моего бывшего мужа. Боль была резкой, я охнула.
— Вам плохо? — спросил генерал, хмурясь. Его жёлтые глаза словно насквозь прожигали пространство.
— Да… мне нужно выйти, — прошептала я.
— С ней всё в порядке, — резко вмешался мой бывший.
Генерал даже не повернулся к нему, просто сказал:
— Я сейчас обращаюсь к леди Элеоноре.
Я поняла, что это мой шанс. Пока он рядом, бывший не посмеет мне перечить. Я должна воспользоваться этим.
— Всё… в порядке. Только… я оставлю вас на время, — я посмотрела прямо в золотые глаза генерала и вдруг ощутила, что этого человека невозможно обмануть.
Встала, сделала шаг в сторону, собираясь выйти из-за стола, как бывший перехватил мою руку. Его голос звучал слишком тихо, слишком нежно — от чего становилось только противнее:
— Я буду ждать… твоего возвращения.
Я снова бросила взгляд на генерала. Тот стал ещё мрачнее. Я неопределённо кивнула и выдернула руку из его захвата. Высоко подняв подбородок, зашагала к выходу, каблуки звенели по мрамору.
Но даже уходя, я чувствовала на себе прожигающие взгляды…
Стоило за мной закрыться дверям, как я сорвалась с места и почти бегом направилась в свою комнату, поднимая юбки, чтобы не мешали.
В лифе у меня, к счастью, были спрятаны пара монет — подарок Берты. Сейчас было лучшее время, чтобы бежать.
Добравшись до спальни, я метнулась к шкафу, открыла его и стала перебирать вешалки. Остановилась на простом костюме: мягкий зеленый бархат, рубашка с широкими рукавами, плотный короткий жилет, обтягивающие штаны и высокие сапоги. Всё сидело идеально. Увидела темный плащ и набросила его на плечи.
На антресоли нашла небольшую сумку. Забросила туда запасное бельё, рубашку и бумагу о разводе, которая лежала на комоде.
Жалко, что у меня не было никаких удостоверений личности… но рисковать, обыскивая кабинет бывшего, я не могла.
Чёрт с ними. Что-нибудь придумаю. А если спрячусь в какой-нибудь глухой деревушке — быть может, никто и не спросит.
Я выглянула в коридор. Пусто.
Сборы заняли не больше пяти минут. Мне казалось, у меня был шанс успеть скрыться.
Я оглянулась, крадучись спустилась вниз по лестнице и, затаив дыхание, приготовилась пересечь холл. Лишь бы пройти незамеченной, лишь бы добраться до двери…
Но стоило мне ступить на последнюю ступень, как чья-то рука с силой вцепилась в мою. Меня дёрнули назад так резко, что вывернули запястье. Я вскрикнула от боли — сумка выпала из другой руки и со стуком упала на пол, рассыпав содержимое.
Прямо передо мной стоял он — бывший муж. Его глаза горели яростью. Он приблизился вплотную, навис, точно хищник, и зашипел, цедя каждое слово сквозь зубы:
— Сбежать надумала… сука?
Я не отвечала, только выпрямилась, хоть и дрожала. Сердце колотилось где-то в горле. Он сжал моё запястье так сильно, что я была уверена — на коже останутся синяки.
— Я тебя не отпущу. Не позволю. Поняла?
Он нагнулся ближе, дыхание его било мне в лицо, а голос был полон угрожающей нежности:
— Ты моя. И будешь со мной. Всегда.
Господи… да он же самый настоящий псих! Чокнутый повёрнутый на мне ублюдок!
В глазах Авелиана не было ни тени сомнения, ни капли раскаяния — только холодная решимость и какая-то извращённая собственническая жажда. Как будто я — не человек, а вещь, которой он так просто не позволит уйти.
— Ты думала, сбежишь, да? — шипел и выплевывал он мне в лицо. — Спрячешься где-то? Кто тебе поможет? Кто за тебя вступится?
Я рванулась, пытаясь выдернуть руку, но он только сильнее сжал её, заставляя меня вздрогнуть от боли.
— Пусти… — прошипела я в ответ, но он только усмехнулся.
— А если я тебя прямо здесь возьму, под лестницей, — прошипел он, — чтоб знала, чья ты.
У меня перехватило дыхание от страха. Но я была полна решимости сражаться до последнего.
И тут рядом раздалось властное:
— Отпусти её.